Глава шестнадцатая. Смерть сталкера, рождение сталкера

— Федька!.. Фёдор! Что с тобой? Ты жив?! — Голос брата долетал до меня словно сквозь толстый слой ваты.

Я хотел ответить ему, что, конечно же, нет, что невозможно оставаться живым, будучи разорванным на кусочки. Но сказать я ничего не смог. И то, как бы я это сделал, если мои легкие — или что там от них осталось — отделяли от гортани десятки метров?

Странным, правда, было то, что я продолжал ощущать боль во всех растерзанных частях моего тела. Или это была… как ее там?.. фантомная боль?.. Но разве душа может воспринимать в принципе какие-либо ощущения бывшей своей физической оболочки?

Я попробовал открыть глаза. В конце-то концов, подумал я, душа ведь тоже должна что-то видеть. Иначе я категорически против такой «жизни после смерти» — неподвижной, слепой, да еще и наполненной болью. Причем вечной болью. Это что же получается, я попал в ад? Когда же я успел так нагрешить?.. Вероятно, уже здесь, в Зоне… Ах, да, действительно, я ведь убил этого гада Мурзилку…

Мне стало ужасно обидно, что из-за какого-то бессовестного негодяя я должен теперь испытывать вечные муки. Настолько обидно, что я застонал и открыл глаза. Правда, я тут же вновь захлопнул веки от резанувшего по глазам света и головокружительной мутной карусели, саданувшей по мозгам острой болью. Вроде бы я успел заметить в этой яркой мути склонившееся надо мной грязное лицо двоюродного брата.

И точно, я опять услышал его голос, тревожный и радостный одновременно:

— Живой!.. Анна, сюда, быстро! Федька жив! Вколи ему что-нибудь срочно!..

На какое-то время я вновь провалился в беспамятство. А когда очнулся снова, с удивлением осознал, что, оказывается, вовсе не умер. Мало того, я понял, что по-прежнему представляю собой единое целое. Очень болезненное, но единое. Правда, следующей моей мыслью было вспыхнувшее в мозгу сомнение: так ли уж я цел, как мне представилось? Вдруг не хватает руки, ноги, или еще какой отнюдь не лишней для моего молодого организма детали?.. Невзирая на боль, опасаясь открыть глаза, я принялся лихорадочно ощупывать себя. Вроде как все было на месте. Правда, до ног ниже колен я дотянуться не смог. Пришлось все же раскрыть глаза и приподнять голову. Я увидел мои родненькие ножки и, застонав и от боли, и от радости вместе, опять уронил ее на землю.

— Что? Что такое? — засуетился сидящий возле меня на корточках Серега.

Я хотел было пожаловаться брату на боль, но вспомнил вдруг то, от чего эта боль показалась мне такой ерундой, такой мелочью, что она и впрямь почти что исчезла. Крепко зажмурившись, я простонал:

— Я… утопил вездеход…

Я ожидал всего чего угодно — крика, обидной ругани, даже ударов, но только не того, что услышал:

— Чей?.. — изумленно спросил брат. — На тебя напал кто-то еще, кроме этой раздавленной твари?..

— Эта тварь, — сказал я, — когда на меня напала, еще не была раздавленной. А вездеход я утопил наш.

— Не наговаривай на себя, — услышал я голос подошедшего Штейна. — Тебе это, видимо, привиделось, когда ты был без сознания. Вездеход на месте. Правда, я никак не могу взять в толк, каким образом ты так его умудрился изгваздать?.. По болоту, что ли, на нем гонял? Так он вроде для этого не предназначен…

Окончательно забыв от изумления про боль (скорее всего, подействовали и введенные Анной лекарства), я резко сел и огляделся. Вездеход и впрямь стоял на том самом месте, где его остановил Штейн. И он действительно был грязен. Полностью, «с головы до пят» он был облит подсыхающей уже болотной жижей. Этой же грязью, впрочем, было залито и все остальное вокруг, на что сразу указал и Серега:

— Посмотри, изгвазданный не только вездеход. Вряд ли такое было Федьке под силу.

— Может, прошел какой-нибудь локальный грязевой дождь?.. — высказал предположение ученый. — Хоть я о подобном и не слышал, но от Зоны всего можно ожидать.

Я уже собрался с духом, чтобы рассказать все, что тут случилось, догадавшись, что вездеход столь удачно выбросило из болота силой взрыва, как Штейн спросил вдруг:

— А кто убил кровососа? Те же, кто избил тебя? Странно, что они не тронули вездеход… Дядя Фёдор, кто это был? Куда они подевались?

Он стал настороженно оглядываться, а я, в свою очередь, спросил у него:

— Кровосос — это то самое чучело с щупальцами вокруг рта? Он что, действительно кровь сосет? Ими?..

Ученый перестал озираться и кивнул:

— Ими и сосет. Действительно. Причем так, что от людей потом лишь кожаные мешочки остаются с костями внутри.

— А!.. — сказал я. — Тогда это я его убил.

— Дядя Фёдор, — с укоризной посмотрел на меня Штейн, — ты, конечно, хороший парень, и я прекрасно понимаю, что тебе хочется реабилитироваться перед нами за прошлые… г-мм… прегрешения, но все-таки, знаешь ли, лгать нехорошо. Тем более когда эта ложь очевидна. Так ты… э-э-э… дискредитируешь себя еще больше.

Я аж подскочил.

— Где это я солгал?!

— Ты не мог убить кровососа. Прости, для такого новичка, каким являешься ты, это попросту нереально. С ним справится далеко не каждый даже самый опытный сталкер. Признаюсь откровенно, лично я справлюсь вряд ли. Мало того, что эта тварь чрезвычайно сильна и живуча, так она еще умеет становиться невидимой. Я скорее поверю, что ты и впрямь искупал в болоте вездеход, не утопив его при этом, чем что ты в одиночку справился с кровососом.

— Я убил кровососа, — отчеканил я дрожащим от обиды голосом. — И я в самом деле искупал в болоте вездеход. Можете не верить, но я сделал это. Если хотите, могу рассказать как. Но мне бы тоже хотелось, чтобы вы рассказали, чем закончилось дело у вас. Вы нашли Вентилятора? И где Анна? — закрутил я головой. — Она же вроде была здесь… Или мне это показалось в бреду?.. Неужели она… — Я внезапно почувствовал пробежавший меж лопатками холод. Никогда бы не подумал, что смогу так беспокоиться за эту девчонку.

— Анна в порядке, — сухо сказал Сергей. — Она в вездеходе, занимается Вентилятором, он тяжело ранен. Так что у нас пока есть немного времени, чтобы послушать тебя. И я очень надеюсь, что твой рассказ будет правдивым.

— Хорошо, — кивнул я. — Только можно я сяду?.. Голова что-то кружится…

На самом деле у меня не только закружилась голова, но и ко мне опять стала возвращаться боль. Казалось, что и впрямь болит все тело. Впрочем, учитывая силу взрыва и то, что пролетел я, прежде чем грохнуться о землю, не менее двух десятков метров, удивительно, что я не только остался жив, но даже, судя по всему, ничего себе особо не сломал. Разве что ребра, которые и впрямь ныли больнее всего, так и те скорее не от взрыва, а от удара о рычаги.

Серега заметно смутился. Видимо и впрямь в горячке забыл, как я только что валялся перед ним «бездыханный».

— Конечно, конечно садись! — запрыгал он вокруг меня. — Чего ты вообще вскочил-то?

— Вскочишь тут, — буркнул я, опускаясь на землю, — когда тебя лжецом ни за что обзывают…

— Я не обзывал! — вскинулся Штейн. — Но это и впрямь невоз…

— Погоди, — оборвал его Сергей. — Пускай сначала расскажет. Выводы будем делать после.

И я рассказал. Абсолютно все и исключительно так, как оно было на самом деле, не сглаживая и не приукрашивая даже те моменты, где я вел себя, откровенно говоря, не лучшим образом. По-моему, я, и сам не заметив как и когда, дал себе новый обет: всегда теперь говорить только правду.

Когда я замолчал, тишину никто не прерывал еще, наверное, с минуту. Но по выражению Серегиного лица я видел, что он мне поверил. Лицо же ученого выражало более противоречивые чувства.

— «Мыльный пузырь»… — первым нарушил он затянувшееся молчание. — Что-то я не слышал о такой аномалии… — В голосе ученого сквозило явное недоверие.

— А ты их знаешь все досконально? — хмыкнул Сергей. — Ты же сам только что говорил, что от Зоны всего можно ожидать.

— Так-то оно конечно… — заскреб в затылке Штейн.

Серега снова хмыкнул.

— У нас в сорок пятом воевал один старшина из-под Полтавы, Катков Николай Николаевич. В годах уже был мужчина, мы его Дедом звали. Тоже вот так выражаться любил. Говорил: «Так-то оно конечно, а случись какое дело — вот-те и пожалуйста!..» И я думаю, дело-то как раз и случилось. Именно то, о каком рассказал Федька. Лично я склонен ему верить.

— Пожалуй, так и не соврешь, — осторожно улыбнулся ученый.

— Вот и ладно, — сказал Серега и посмотрел на меня с непонятным выражением в глазах. — Поздравляю, братишка, теперь и ты стал настоящим сталкером. Держать так и дальше!

Честно признаться, у меня от этих слов даже в глазах защипало и ком встал в горле. Я снова вскочил и чуть было не выпалил «Служу Советскому Союзу!», но вовремя вспомнил, что никакого Союза больше нет, да и вообще подобное выглядело бы сейчас очень глупо. Поэтому я быстро нашелся и сказал:

— А теперь вы расскажите, как у вас все прошло.

— Да прошло вот… — выдавил и поморщился брат. — И поспели вовремя, и силы оказались равными, а Вентилятора не уберегли…

Серега снова поморщился. Насколько я успел его узнать, в случившемся он винил в первую очередь себя. Но, судя по его рассказу, виной всему был всего лишь случай.

А рассказал Сергей вот что. Поскольку дорогу он уже перед этим разведал, двигалась группа довольно быстро. Правда, чтобы не навести на след возможную погоню, Серега потратил несколько лишних минут на то, чтобы перед выходом к дороге сделать небольшой крюк. Но они все равно успели вовремя — только залегли, чтобы осмотреться, как из ворот заброшенного завода вышли пять человек. В бинокль брат хорошо рассмотрел, что четверо из них, с автоматами в руках, вели перед собой пятого, безоружного. Серега передал бинокль Анне, и та подтвердила, что этим пятым был ее знакомый, Вентилятор, а в четверке его конвоиров она признала членов группировки «Свобода».

Люди двигались прямо в их сторону, поэтому Сергей велел своим подопечным лежать тихо и ничего не предпринимать без его команды. Он рассчитывал, что когда группа минует их, можно будет легко напасть на «свободовцев» сзади и, возможно, даже обойтись без перестрелки. Так бы все, вероятно, и вышло, но тот самый «его величество случай» спутал все планы моего двоюродного брата. Когда идущего впереди Вентилятора отделяло от них уже всего шагов десять, тот вдруг метнулся с дороги и ломанул напрямик к заболоченной речке. На что рассчитывал сталкер из Питера — непонятно. Укрыться от преследователей там все равно было негде, в лучшем случае он бы увяз и утонул в трясине. Хотя еще и спорно, что лучше — погибнуть от пули или захлебнуться вонючей грязной жижей.

Но Вентилятор побежал, а его конвоиры, не задумываясь, начали дружно стрелять ему вдогонку. Сергей даже не успел дать команду открыть огонь, как по «свободовцам» начала палить Анна. Не ожидавшие нападения люди посыпались точно кегли — промахнуться с такого расстояния опытная сталкерша не могла. Никто из «свободовцев» не сумел даже выстрелить в ответ, с ними все было кончено. Но и Вентилятору досталось очень сильно — две пули вошли в спину, одна застряла в бедре.

Назад питерского сталкера пришлось нести на себе. Хоть погони сразу и не было — на заводе если и услышали выстрелы, то приняли их, вероятно, за звуки планируемого расстрела, — Сергей понимал, что рано или поздно пропавшую четверку людей их товарищи хватятся, поэтому он снова использовал хитрости из своего арсенала фронтового разведчика и сделал так, чтобы преследователи остались уверены: неизвестные пришли по дороге, с юга.

Как только брат закончил свое повествование, я сразу спросил:

— А за что Вентилятора собирались расстрелять, он рассказал вам?

— Он почти сразу потерял сознание, — нахмурился Серега. — Сказал лишь, что его заставляли вступить в группировку. Мол, это и подразумевалось, когда кто-то из них обещал устроить ему экскурсию по Темной долине. А Вентилятор их, мягко говоря, послал. И, вероятно, не только словами. Ну, те и обиделись… К тому же приняли его за шпиона «Долга», или просто нашли таким образом себе оправдание, ведь с «долговцами» у «свободовцев» издавна открытая война.

— А танк?.. Он рассказал вам, где находится танк?

Брат посмурнел еще больше.

— Не успел. Одна надежда, что Анне удастся его привести в сознание.

Будто услышав его слова, из кузова вездехода вышла Анна. Девчонка была перепачкана в крови, а лицо было искажено такой гримасой страдания, что нам сразу все стало ясно.

И все-таки Серега спросил:

— Умер?..

Девчонка кивнула и резко отвернулась, наверняка пряча от нас брызнувшие слезы. Штейн дернулся было к ней, но брат жестом остановил ученого: пускай, дескать, выплачется. А потом негромко сказал:

— Надо бы похоронить мужика. Есть чем копать?

— Под сиденьями в кузове есть пара лопат, — кивнул Штейн. — Сейчас принесу.

Он деликатно обошел стороной плачущую девчонку, забрался в кузов и вынес оттуда ломик и пару лопат — штыковую и совковую.

Я, покряхтывая, поднялся. Боль то ли стала чуть тише, то ли я к ней уже попривык.

— Лежи! Куда вскочил? — прикрикнул на меня Серега, но я отмахнулся, подошел к Штейну и взял у него ломик.

— Не геройствуй, — проворчал брат. Но настаивать на том, чтобы я лег, не стал, сказал лишь: — Возьми уж тогда совковую лопату, будешь землю после лома откидывать.

Он отобрал у меня ломик и пошел выбирать место для могилки. Остановился возле кустов, поплевал на ладони и начал, хэкая, долбить ломом землю. Мы со Штейном направились к нему и тоже стали копать.

Хоть почва оказалась и довольно мягкой, копали мы долго — думаю, не меньше часа. Что удивительно, тяжелый физический труд пошел мне на пользу — теперь больше болели мышцы рук, которые, говоря откровенно, отвыкли работать подобным образом. Да что там отвыкли — они, почитай, за все мои девятнадцать лет ни разу так интенсивно и долго не трудились.

Выкопав могилу, мы подошли к Анне, которая что-то делала с двумя палками, которые, видимо, только что вырубила. Приглядевшись, я увидел, что она связывает их проволокой в виде креста. Более короткая палка была стесана посередине и там, на белом ровном дереве, виднелось уже вырезанное ножом: «Вентилятор». Только тогда до меня дошло, что Анна и делала не что иное, как крест для могилки.

— Зачем крест? — вырвалось у меня. — Лучше бы звездочку!..

— Нарисуй ее себе на… — буркнула девчонка, не закончив, впрочем, начатой фразы.

— Дядя Фёдор, не мешай, — дотронулся до моего плеча Штейн. — Она все правильно делает.

Я решил не спорить. Не столько потому, что признал их правоту, сколько из-за того, что понял: звезду из палок все равно не сделаешь, а оставлять могилу безо всего тоже было бы как-то не по-людски.

Серега забрался в кузов и вынес оттуда окровавленное тело Вентилятора. Я посмотрел на своего земляка с искренней жалостью. Это на самом деле был уже мужчина в годах — довольно крупный, с мясистым носом, с начинающими редеть темными, зачесанными назад волосами.

А ведь на самом-то деле он моложе меня, подумал вдруг я. Мысль же, пришедшая следом, и вовсе заставила меня вздрогнуть: этот мужчина вполне мог быть моим сыном!..

Признаюсь, кожа у меня мгновенно покрылась мурашками. Мне вспомнилось, что Анна называла его настоящую фамилию, но она давно вылетела у меня из головы. Впрочем, если бы это была моя фамилия, я бы сей факт, конечно, запомнил. Тем не менее я спросил, превозмогая свою неприязнь:

— Ань, как, ты говорила, его фамилия?..

— В Зоне фамилии ни к чему, — буркнула девушка.

— И все же, — настойчиво попросил я.

— Чеботарев. Михаил Чеботарев. Но здесь он навсегда останется Вентилятором.

У меня слегка отлегло от души. Впрочем, мне тут же стало за это стыдно. Ведь мой земляк из будущего все равно был чьим-то сыном, а может, он и сам был чьим-то отцом… Да и вообще, он был человеком — хорошим человеком, если верить Анне. А почему мне ей, собственно, не верить? То, что мы с ней питали друг к другу неприязнь, по большому-то счету ничего ведь в ней не меняло.

— Пусть земля будет ему пухом, — выдавил я, удивляясь себе все больше и больше. Ничего подобного раньше я ни за что бы и не подумал сказать.

— Погоди, еще не закопали, — сказала Анна. Но в ее голосе я услышал такие нотки, какие в мой адрес никогда еще не звучали из уст этой девчонки. А потом она подняла на меня покрасневшие заплаканные глаза и спросила вдруг: — Это ты убил кровососа?

Я был почти уверен, что уж если Штейн мне не сразу поверил, то Анна не поверит тем более. Но оправдываться или, тем более, что-то выдумывать я не собирался. Поэтому, ожидая услышать презрительную, обвиняющую в обмане колкость, я все же кивнул.

— Молодец, сталкер, — сухо обронила девчонка.

Я не сразу поверил своим ушам. Но в обращенных ко мне глазах Анны я не увидел ни обычного пренебрежения, ни усмешки, ни малейшей тени недоверия. Напротив, в них промелькнуло то, чего я не ожидал от нашей наставницы по отношению ко мне никогда, — уважение. Правда, девушка сразу отвернулась, но мне хватило и того мимолетного мгновения, чтобы почувствовать себя почти счастливым. Почти — потому что мой взгляд тут же наткнулся на сделанный Анной крест и я вспомнил о погибшем Вентиляторе.

Мне подумалось, что я как будто бы стал его преемником: один сталкер умер, а другой вот родился. Ну почему так бывает, что очень хорошее и очень плохое зачастую идут вместе?!..