Иван-Царевич и Сыр-дремучий Бор

Присказка

Ноне было или встарь,
Жил во стольном граде Царь.
Православного народа
Был он верный Государь.

Чтил священнический чин,
Все вокруг считались с ним,
Был в делах своих отчетен
Лишь пред Господом самим.

У него Иван-сынок —
Восемнадцатый годок.
О женитьбе ему думать
Выпадает самый срок.

Вот про это будет сказ,
Задержу надолго вас,
Не серчайте, что побаски
Приукрашены подчас.

Прощание

Хороша царева хата — в сажень рублена палата,
Высоко стоит крыльцо. В зоревое утрецо
Вышел Царь-отец с Царицей, и благой своей десницей
Сына в путь благославил — во дорогу снарядил.
Собирал Иван с собой лук разрывчатый-тугой,
Куль железных сухарей, связь сушеных окуней,
Нож-кинжалище булатный, колонтарь из меди скатный,
Да икону древней школы: Мирликийского Николы.
Чудотворец зело чудный, помоги в дороге трудной!

Враз тут все перекрестились, златой церкви поклонились.
Мать тихонечко всплакнула, Имя божье помянула.
И покинул дом сынок на неведомый всем срок.

Иван-Царевич и сокол

Не тяжелый труд ходить, легче сказы говорить.
Вышел он во чисто поле, попытать судьбину-долю.
Клал каленную стрелу на тугую тетиву.
Поглядел в лазурну высь — там два сокола неслись.
«Дай-ка счастья попытаю — в сера сокола стреляю».
Поднял вверх разрывчат лук, но послышалося вдруг:

— Не губи меня Иван, знаю я не мало стран
За горами, за лесами, за широкими морями.
Право чуден белый свет, но нигде прекрасней нет
Василицы-мастерицы, что у Змея во темнице.
Змей-похитчик деву ту выкрал в лонешнем году.
И поганое зверье домогается ее.
Был я возле той темницы, видел облик царь-девицы
Службу верно сослужу, и дорогу укажу.

Лук Царевич опустил: — Бог с тобой; — проговорил.
— Коли сокол мне открылся, значит жребий мой свершился.

Сокол по небу летит, Ваня по полю спешит.
Вот взбежали на курган, сокол молвил: Знай Иван,
Силу надо разуметь, змея так не одолеть.
Чтоб главы его отсечь, кладенечный нужен меч.
Где раскосая рябинка потайная есть тропинка,
Той тропой упрешься в лес, что не взвидишь и небес.
Кроны густо раздаются, корни в мхах ползут-плетутся.
То болотина, то кряж, где сидит коварный страж.
Он болотно мутит тесто, и укажет это место.
Только ты не торопись — водяного стерегись.
Торопью погубишь дело, коль полезешь неумело.
А добудешь чудо-меч, не моги тогда прилечь.
В царство Змея путь узнаешь, там и силу испытаешь.
Пусть избавится земля от поганого зверья.

Тут Иван с ним распростился, на тропинку становился.
В свой заоблачный удел сокол тут же улетел.

Иван-Царевич и Сыр-дремучий Бор

За овражиной степною лес раскинулся стеною,
Сыр-дремучий чудо-Бор — не окинет разом взор.
Словно древний богатырь он повел плечами вширь,
А косматы шелома воздвигал под облака.
То ли хвойная дружина, что никем не одолима,
Опочила станом здесь и заводит гулко песнь
В гуслях ветра-непогоды про былинные походы,
Что в дубовый тай-ларец скрыт заветный кладенец.

Наш Иван остановился, в пояс лесу поклонился:
— Гей, ты, Сыр-дремучий Бор, отвори мне свой затвор,
В зелен терем пропусти, потайные вскрой пути.
Во каких твоих глушицах меч неведомый таится?

Возмахнул кудрями Лес, и уста свои отверз:
— Не ошибся ли ты часом, — молвил кряжестым он басом.
— Много витязей лихих, пеших, конных-верховых
Кладенец сыскать пытались, только все не возвращались.
Видно крепко меч и щит от нечистых рук сокрыт.
Коль задумал ты худое, оком глядя на чужое,
Или хочешь ты как тать злато-серебро пытать,
Грады, веси, села грабить, суд кровавый в мире править —
Кладенец не обретешь, только смерть свою найдешь.
Время есть еще очнуться и обратно возвернуться.

Добрый молодец в ответ: — За душой худого нет.
Весть от сокола я слышал — лютый Змей на волю вышел.
Жгет он церкви и поля — содрогается земля.
Губит люд огнем геенским, пышет пламенем страшенским,
И берет себе в полон дев крестьянских и княжон.
Для того и меч ищу я, для того и путь держу я,
Дабы Змея погубить— отчий край оборонить.

— Встать за Русь — святое дело, ополчись на Змея смело,
Лишь тебе я услужу — тайный кладень укажу.
В глухомани есть поляна, кругом сосны-великаны,
Под одной сосной кондовой ключ струится родниковый.
Коль испьешь из той криницы, то услышишь по глушице Шорох лиственных кустов, рык звериных голосов,
Гомон всей ватаги птичьей про животный их обычай,
Про лесные сказы-песни. Заночуй на этом месте.
Древний сказ уразумеешь и мечом тем завладеешь.
С ним же непробой ный щит, Ангел пусть тебя хранит.
На врага в степи раздольной налетишь как ястреб вольный.
Покрестясь, мечом махнешь — ему головы снесешь,
Царство змеево порушишь, люд полоненный отпустишь.
Супротив меча того устоять не мог никто.
Длань свою я подымаю — путь-дорогу открываю.

Лапник хвойный Лес поднял, средь стволов открыл прогал.
Ветви расплелись тугие, корни спрятались крутые.
И чуть слышимой стопой царский сын идет тропой.
Замуравилась дорожка, заколодилась немножко,
Так и кажется порой: крепь сомкнется пред тобой.
В нос ударил дух бодяжный, на грибных настоях влажный.
Под шатром нависших крон Полумрак со всех сторон.
Та дремучая застава Богом ставлена на славу,
Чтобы орды басурман Не губили христиан.
Защищает славный Бор Русь святую с давних пор.

Волшебный Родничок

Сколько времени прошло — знать не ведает никто.
Шел Царевич долобком, липняком, березничком,
То болотинка, то падь. День изволил вечерять.
Ясно солнышко с небес затворилось в темный лес.
Сень густая осмеркалась — ночь на землю надвигалась.
Тут и вынесло Ивана на былинную поляну.
Вот кондовых сосен строй, ключ с волшебною водой,
Мурава постелью льнет — Отдыхай-ка от забот.
Подостал Иван припас, все сжевал в единый раз,
Немудреный ужин свой ключевой запил водой.
В сон молитвы прочитал, Крестик свой поцеловал,
И как в царскую кровать лег на землю почивать.

Вот в небесное окошко звезд осыпалася крошка.
Велики творенья Божьи — свет зари померк на всхожье,
И раздумье вековое грезит в соснах про былое.
Ели грозны, многолики в дебрях вытянули пики.
Тишь отверзлась, лишь криница шепчет ласковой водицей.

Вдруг послышалось Ивану: глас раздался на поляне.
Голосок чудесный, тонкий, колокольчик будто звонкий.
— Что за напасть бесовская человека здесь пугает?
То душе моей не мило. С нами Бог и крестна сила.
Назови себя скорее, разрублю в куски злодея.
Сжал десницей рукояту своего ножа-булата.

А в ответ ему раздайся:
— Эй, царевич, не пугайся,
То волшебный родничок, серебристый быстерок.
Коль испил моей воды, будешь всюду слышать ты:
Всякой твари их язык, поднебесной птицы крик,
Шелестенье ветерка, лопотанье ручейка.
Не дивись, в лесной глушице всяки бродят небылицы.
Витязь-бор мне весть оставил, что тебя ко мне направил,
Да б открыть тебе тайницу, где чудесный меч хранится,
Есть про то оружье славне стародавнее преданье:
Семь веков тому назад с черных гор явился гад.
Всяк живот губил нещадно, адский дух горел в нем смрадно,
И такое зло творил — описать не хватит сил.
Собрался народ на вече, ходоки пошли далече,
И призвали миром все Илью Муромца себе.
А Илья то был хитер, с дуру на рожон не пер,
Хоть и лапотник-мужик, все же был не лыком шит.
Знал, чтоб ворога посечь, кладенечный нужен меч.
В том конце земного края есть кузница золотая.
Там глава Небесных сил свят-Архангел Михаил
Отковал оружья много, что в чертог благого Бога
Змей-губитель не проник. Грозный страж Архистратиг Для святой Руси спасенье, он имеет помышленье,
И за помощью к нему все направили Илью.
Там в нехоженых пустынях, в неизвестных палестинах
Посещает богатырь Фиваидский монастырь.
И с горячею молитвой пред великой страшной битвой
Подле образа стоял и к Архангелу взывал:
— На кровавый поединок, как простой смиренный инок
Ниц паду перед тобой, Ты же меч свой боевой
Из сокровищницы чудной мне подаждь на подвиг трудный.

Трое дней не ел, не спал — на икону он взирал.
Вдруг небесный свод открылся, свет нездешний излучился,
И громам подобный глас возвестил:
— В нелегкий час
Я тебя благословляю, бранный меч с небес вручаю,
Смело выступи на бой, да пребудет Бог с тобой!
А вокруг на небоскате встали Ангельские рати,
И как, быстра молонья, засверкала их броня.

Родничок примолк немного, озарилась темь над логом,
И как искра от костра закатилась в тартара.

— Вот и он, Горыныч лютый, бродит огненною смутой,
И с добычею живой пропадает под землей.
В то бывалошнее время Муромец повывел змея,
Только злые силы тьмы с тем смириться не могли.
И опять летает нечисть, убивает и калечит.
Меч лежит в глуши лесной, жребий же свершился твой.
Там на лешевом болоте в запечатанной колоде,
Средь невылазных трясин, мхов и высохших осин
Камышом поросший остров, но дойти туда непросто. Болотняник-водяной и кикимор жуткий рой
День и ночь вокруг плутают, погубить любого чают,
Тайны тропы стерегут, тины в чарусах плетут.
Многи в тех бездонных водьях упокой себе находят.
Я же в помощь дам клубок: он укажет долобок,
Ты с дороги не вертайся и в болотах не теряйся,
Хоть огонь кругом гори, ты же, знай себе, иди,
Лишь молитвой поминая чудотворца Николая.
Этот маленький клубец и укажет кладенец.
Злого ворога-злодея тем мечом и одолеешь.

Тут плеснулся родничок, моховой метнул клубок:
Клуб в еловую яругу покатился как по кругу.

— Ты, Иван, не торопись, почивать пока ложись.
Утром тот клубок встряхнется и обратно возвернется.
Растворись дремуча муть, и подай вам добрый путь.

Утро

Овидь неба над лесами озарилась будто пламя,
Верховые облака подрумянили бока.
Птичий хор в листве древесной боголепной грянул песней,
Славить — радовать рассвет и пречудный божий свет.
Солнца маковка златая, багрецом своим играя,
Показалась над леском и ладошкою-лучом
Ту поляну осветила, росы в травах заискрила,
Растворила полумрак, очервонила сосняк.
Добрый молодец проснулся, богатырски потянулся,
В роднике омыл свой лик, берестой утерся в миг.
Тут совет ему открылся, птичий голос прояснился:

«Отродясь таких затей, как выводит соловей,
Словно певчий в Божьем храме сладкогласыми устами
Славу вышнему Царю в благодатную зарю.
И жемчужная травинка или малая хвоинка,
Зверь рыскучий-лесовой, шмель летучий-луговой На заутрени своей льют восторженный елей,
Славят вышнего Творца — нам единого Отца».

Тут царевич умилился, как на образ покрестился:
«Бог дарует новый день, Отче, даждь нам хлеб и сень,
И прости нам долги наши — все грехи за день вчерашний.
Дай нам силы всех прощать, гордость буйную смирять.
И свою благую Волю мне яви в лесной юдоли.
От меня бесов отринь.... Не остави мя. Аминь!»

Так Иван, шепча, молился, в дальний путь благословился,
Моховой позвал клубок, и стопы направил в лог.