Гаага, 20 марта 1913 года

Мне нужно будет поговорить с вами, мои дорогие друзья, о теме, которая в настоящее время может быть важной для многих, может быть важной для всех тех, кто каким-нибудь образом стремится не только сделать духовную науку теорией, но принять ее в своё сердце и душу, так, чтобы она стала действительным содержанием их жизни, чтобы она стала чем-то, что вливается во все их человеческое бытие, бытие современных людей.

Не только для эзотерика, но и для каждого, кто хочет принять в свои душевные силы антропософские мысли, будет важно узнать кое-что об изменениях, которые претерпевает вся человеческая сущность благодаря тому, что человек либо выполняет такие упражнения, как описано в моей работе «Как достигнуть познаний высших миров?» или как они кратко обобщены во второй части моего «Тайноведения», либо просто благодаря тому, что человек всем сердцем и душой превращает антропософские мысли в свои собственные. Антропософия, которой занимаются эзотерическим или экзотерическим образом, но занимаются серьезно, просто вызывает определенные изменения в общей организации человека. Благодаря антропософии человек становится другим, - это можно смело утверждать, - он преобразует всю свою человеческую структуру. Как физическое тело, так и эфирное и астральное, как и собственная самость человека преобразуются определенным образом благодаря тому, что человек действительно принимает внутрь себя антропософию. И те изменения, которые эти оболочки человека претерпевают под влиянием эзотерики или антропософии, которой серьезно занимаются экзотерическим образом, следует обсудить по порядку.

Особенно трудно говорить об изменениях физического тела, по простой причине, потому что эти изменения физического тела человека в начале антропософской или эзотерической жизни хотя и важны, значительны, но некоторым образом их часто приходится называть неясными, незначительными. С физическим телом происходят важные, значительные изменения, но они все же незаметны внешне, для какого-нибудь внешнего знания. Они не могут быть заметными по простой причине, потому что физическое - это то, над чем человек менее всего властен, потому что сразу же появились бы опасности, если бы эзотерические упражнения или антропософские занятия были организованы так, что физическое тело претерпело бы изменения, выходящие за пределы того, с чем человек в состояний справиться. Изменения физического тела удерживаются внутри определенных границ, однако важно, чтобы человек узнал кое-что об этом, чтобы он мог себе это уяснить.

Если подытожить обобщающим словом изменения, которые претерпевает физическое тело человека, то следует сказать: это физическое тело человека становится подвижнее и внутренне более живым. Более подвижным, - что это значит? В обычной жизни человека мы имеем перед собой человеческое тело таким, что его отдельные органы состоят друг с другом в коммуникации, что его отдельные органы определенным образом связаны друг с другом. Действия отдельных органов переходят друг в друга. Благодаря тому, что на человека серьезно воздействует эзотерика или антропософия, отдельные органы становятся более самостоятельными, более независимыми. Все отдельные органы становятся более независимыми друг от друга. Общая жизнь организма определенным образом затихает, а собственная жизнь органов усиливается. Хотя степень затихания и усиления собственной жизни органов ужасно мала, следует все-таки сказать: благодаря влиянию эзотерики и антропософии вообще сердце, мозг, спинной мозг, все органы становятся более самостоятельными, более живыми и более независимыми друг от друга, внутренне более подвижными. Если бы я хотел говорить по-ученому, мне пришлось бы сказать: органы переходят из состояния стабильного равновесия в состояние лабильного равновесия. Этот факт нужно хорошо знать по той причине, что человек очень легко склонен к тому, чтобы, если он ощутит что-то от этого другого состояния равновесия своих органов, приписать это недомоганию или заболеванию. Он не привык так ощущать подвижность, независимость своих органов. Человек чувствует органы, ощущает их только тогда, когда они функционируют по-другому, нежели в нормальном состоянии. Теперь, когда человек ощущает, хотя сначала очень незначительно, превращение органов в независимые друг от друга, это можно посчитать за наступление недомогания, за приближение болезни. Итак, вы видите, что нужно быть осторожным, именно когда речь идет о физическом теле человека. Естественно, что одна и та же вещь может быть однажды заболеванием, в другой раз просто сопровождающим явлением внутренней антропософской жизни, то есть тем, что все равно находится в совершенно нормальном ходе развития человечества. В древние времена развития человечества отдельные органы были еще более зависимыми друг от друга, чем это есть сейчас, а в будущем они будут становиться все более независимыми. Так же, как каждому, кто выбирает антропософию, приходится определенным образом всегда предвосхищать в самых различных областях жизни более поздние ступени развития, которые приблизятся ко всему человечеству лишь в будущем, так ему следует, так сказать, примириться и с этой ступенью развития, что его органы становятся более независимыми друг от друга. Это может выражаться тихим, мягким образом в отдельных органах и системах органов.

Я хочу привести особый пример. Всем известен тот факт, что оседлый человек, то есть, если он не разъезжает много в связи со своей профессией, в определенной степени срастается со своей землей. Отправьтесь в деревню к крестьянам, там вы узнаете, что еще в большей мере, чем у нынешнего городского населения, которое часто выезжает за город, люди срослись со своей землей, со своим климатом, и что им бывает трудно акклиматизироваться, если из-за тех или иных обстоятельств они переезжают в другую местность или в другой климат; что тоска по земле, с которой они срослись, живет в душе в форме часто непреодолимой тоски. Это должно лишь указать нам на то, как необходимо человеку, - что мы можем обычно заметить, когда он приезжает в другую местность, - приспособить весь свой организм к этой местности, к этому климату. В нашей обычной жизни действительно происходит приспособление внутри всего человеческого организма. Все определенным образом затрагивается, все страдает, когда мы переезжаем из долины в горы, когда мы переезжаем в несколько удаленную местность. У эзотерика или у того, кто серьезно занимается антропософией, это становится заметным, что теперь страдает не весь организм, а что кровеносная система отделяется, и что циркуляция крови как бы отделяется от остального организма, и циркуляция крови испытывает большее влияние, когда человек переезжает из одной местности в другую. И тот, кто приобретет определенную чувствительность к этим вещам, тот может видеть, что действительно по пульсации своей крови, по тому, как бьется его пульс, заметно, когда он просто, путешествуя, перемещается с одного места в другое. В то время, как у человека, который, так сказать, не пропитан эзотерикой или антропософской жизнью, необходимая акклиматизация еще сильно затрагивает нервную систему, у того, кто, так скапать, пронизывает себя эзотерикой или антропософией, нервная система очень мало затрагивается, она уходит на задний план, тесная связь между нервной и кровеносной системой отступает, размыкается в результате антропософской внутренней жизни, и кровеносная система определенным образом становится более чувствительной к влияниям климата и земли, зато нервная система становится менее зависимой от этого.

Если вы хотите получить этому доказательства, вы должны искать эти доказательства самым естественным образом, каким их можно найти: а именно, когда вы сами оказываетесь в похожем положении, когда вы сами оказываетесь в другом месте. Постарайтесь проследить за собой, тогда вы увидите, что вы найдете подтверждение этого известного оккультизму факта. Чрезвычайно важно обратить на это внимание, потому что этот факт постепенно превращается в совершенно определенную способность восприятия. Тот, кто в своем сердце стал антропософом, заметит по своей крови характер чужого города. Ему не потребуется много заниматься чем-нибудь другим: уже по своей крови он может заметить, насколько отличаются друг от друга местности Земли. В сравнении с этим нервная система выделяется из всего организма по-другому. Тот, кто при указанных условиях наполняется антропософией, постепенно заметит, что он, например, ощущает различие четырех времен года, а именно различие лета и зимы, совершенно по-другому, чем другой обычный современный человек. Обычный современный человек чувствует на своем собственном физическом теле, в принципе, зачастую только разницу температур. Тот, кто сделал антропософию, как было указано, своим душевным содержанием, тот ощущает не только разницу температур, но, кроме этого, у него имеется еще особенное переживание в нервной системе, так что, например, для него становится легче формулировать определенные мысли, которые связаны с физическим мозгом, летом, чем зимой. Не то, чтобы зимой было невозможно формулировать те или иные мысли, но можно ясно понять, что летом это легче, чем зимой, что они, так сказать, легче текут летом, чем зимой. Можно также заметить, что зимой мысли легче становятся абстрактными, а летом легче образными, более наглядными. Это происходит оттого, что инструмент для физического плана, нервная система, тонким образом вибрирует вместе с изменением времен года, внутренне колеблется более независимо от всего организма, чем это имеет место обычно.

Однако основное изменение в физическим теле человека - этот то, что человек вообще начинает, - что может принимать довольно рискованные формы, - чувствовать свое физическое тело более сильно, чем прежде; оно некоторым образом становится более чувствительным к бытию души, оно менее терпимо. Чрезвычайно трудно полностью понять это, однако представьте себе стакан, в котором находится вода, и в ней растворена соль, так, что получилась мутная жидкость. Представьте себе, - для нормального состояния человека, - его эфирное тело, астральное тело и его самость как жидкость, а физическое тело растворено в них как соль. Теперь мы дадим жидкости в стакане слегка остыть. Тогда соль станет медленно отвердевать, станет более тяжелой благодаря тому, что она становится более самостоятельной. Так из общей структуры четырех членов человеческой сущности вытверживается физическое тело, оно сморщивается, хотя и в незначительной мере. Это следует понимать совершенно дословно. Оно некоторым образом сморщивается. Только не отдавайтесь этому представлению чересчур, т.е. не следует бояться, что из-за антропософского развития человек приобретет самые глубокие морщины. Это сморщивание представляет собой уплотнение в самом себе. Однако лишь благодаря этому оно показывает себя, собственно, как нечто, что тяжелее нести, чем прежде. Сюда добавляется, что другие члены теперь легче двигаются. Так человек ощущает то, что прежде, собственно, когда оно было совершенно здоровым, совсем не ощущал в себе, к чему совершенно спокойно обращался, как к своему Я, это позднее ощущается как нечто, что носят на себе, как ставшее более тяжелым, что начинают ощущать в его целостности. И в особенности начинают чувствовать в своей жизни все те включения, которые, так сказать, ведут внутри этого физического тела определенное, с самого начала самостоятельное бытие. И здесь мы встречаемся с вопросом, который можно полностью понять только в этой взаимосвязи, - но, естественно, здесь не ведется агитация, а только представляется истина, - мы подходим к вопросу о мясной пище.

Здесь мы должны, поскольку мы имеем дело с физическим телом, заняться описанием сущности мясной и растительной пищи, пищи вообще. Все это должно составить эпизод при обсуждении влияний антропософской жизни на оболочки человека, что можно охарактеризовать так, что оно называется дополнением, регенерацией этого физического тела извне через то, что он принимает в себя в виде внешней субстанции. Отношение человека к его пищевым продуктам правильно понимают тогда, когда учитывают отношение человека к остальным природным царствам, сначала к растительному царству. Растительное царство, как царство жизни, возводит неорганические вещества, безжизненные вещества, до определенной организации. То, что происходит становление живого растения, предполагает, что безжизненные вещества определенным образом, - как в живой лаборатории, - перерабатываются до определенной ступени организации. Так что в растении мы имеем перед собой живое существо, которое приводит безжизненные продукты природы до определенной ступени организации. Человек, как физический организм, организован таким образом, что он в состоянии воспринимать организационный процесс там, до какого места довело его растение, и затем продолжать его с этой точки, так что возникает более высокий человеческий организм, если человек продолжает организацию того, что до определенной степени организовало растение. Вещи относятся друг к другу именно так, что, собственно говоря, имеется полная непрерывность, когда человек срывает и ест яблоко или лист дерева. Это абсолютная непрерывность. Если бы все обстояло так, что можно было бы делать самое естественное, тогда можно было бы сказать: самым естественным было бы то, что человек просто продолжает процесс организации там, где растение его остановило, то есть принимает органы растения так, как они предлагаются снаружи, и оттуда продолжает организацию в самом себе. Это дало бы прямую линию организации, которая нигде бы не прерывалась: от безжизненной субстанции до растения, до определенной точки организации, и с той точки до человеческого организма.

Теперь сразу возьмем самое грубое: человек ест животную пищу. В животном мы имеем перед собой живое существо, которое тоже продолжает процесс организации дальше, чем растение, ведет его до определенной точки выше организации растения. Так что мы можем сказать о животном, что оно продолжает процесс развития растения. Предположим, что человек ест животную пищу. Тогда определенным образом происходит следующее: человеку теперь не требуется применять из внутренних сил те, что ему пришлось бы применить для переработки растения. Если бы ему пришлось начать организовывать пищевые продукты там, где прекратило растение, тогда ему пришлось бы употребить определенную сумму сил. А когда он ест животное, эти силы остаются неиспользованными, потому что животное уже довело процесс организации растения до некоторой более высокой точки, теперь человеку нужно начинать лишь здесь. Итак, мы можем сказать: человек продолжает организацию не там, где он мог бы продолжить ее, а он оставляет силы, находящиеся в нем, неиспользованными, и продолжает организацию позднее, он позволяет животному выполнить часть работы, которую ему пришлось бы проделать, если бы он ел растение. Однако благополучие нашего организма состоит не в том, чтобы он совершал как можно меньше, а в том, чтобы он действительно приводил в действие все свои силы. Когда человек употребляет животные продукты, он поступает с теми силами, которые развили бы органическую деятельность, если бы он ел только растения, нечто подобное тому, как если бы он отказался от своей левой руки, привязал бы ее, так что ею нельзя было бы пользоваться. Так человек, когда он ест животных, привязывает внутренние силы, которые он вызвал бы, если бы ел только растения. Следовательно, он приговаривает определенную сумму сил в себе к бездействию. Все, что в человеческом организме приговаривается к бездействию, не используется, оно парализуется, отвердевает. Так что человек убивает или, по меньшей мере, парализует часть своего организма, когда ест животное. Эту часть организма, которую человек так отвердевает в себе, ее он несет с собой по жизни как чужеродное тело. Ото чужеродное тело он в обычной жизни не чувствует. Однако когда организм становится внутренне подвижным и его системы органов становятся более независимыми друг от друга, как это происходит в антропософской жизни, тогда физическое тело, которое и так уже, как мы охарактеризовали, чувствует себя неуютно, начинает чувствовать себя еще более неуютно, ведь теперь в нем находится чужеродное тело.

Как было сказано, мы здесь не проводим агитацию, а только представляем истину. И мы познакомимся еще и с другими воздействиями животной пищи; в этот раз мы будем вынуждены подробно обсудить эту главу. Поэтому случается, что прогресс во внутренней антропософской жизни постепенно вызывает некое отвращение к животной пище. Не то, чтобы нужно было запретить антропософам животную пищу, но инстинктивная жизнь, прогрессирующая здоровым образом, постепенно защищается от животной пищи и не находит в ней удовольствия, и это намного лучше, чем когда человек становится вегетарианцем по какой-нибудь абстрактной причине.

Лучше всего, если антропософия приведет человека к тому, чтобы испытывать некое отвращение к мясной пище, и не так ценно для того, что можно назвать его высшим развитием, если человек отвыкает от мясной пищи другим образом. Так что можно сказать: животная пища вызывает в человеке нечто, что становится гнетом для физического тела человека, и этот гнет ощущается. Это оккультные обстоятельства с одной стороны.

Мы охарактеризуем их еще и с другой стороны. Я хотел бы, в качестве другого примера, упомянуть еще алкоголь. Отношение человека к алкоголю также подвержено изменению, если человек внутренне, живо и серьезно, проникается антропософией. Алкоголь представляет собой нечто совершенно особенное, так сказать, в царствах природы. Он показывает себя не только создателем тяжести в человеческом организме, он оказывается создателем оппозиционной силы, власти в человеческом организме. Ведь если мы рассмотрим растение, то оно приводит свою организацию до определенной точки, - за исключением виноградной грозди, которая доводит ее выше этой точки. То, что остальные растения приберегают лишь для юного зародыша, всю ту движущую силу, которая приберегается только для юного зародыша и не проливается в остальное растение, у винограда это определенным образом выливается в мякоть плода, так что путем так называемого брожения, путем преобразования того, что вливается в виноградину, что доведено в самой виноградине до высочайшего напряжения, производится нечто, что в действительности имеет силу внутри растения, которую оккультно можно сравнить с властью, которую Я человека имеет над кровью. Итак, что возникает при производстве вина, что всегда образуется при производстве алкоголя, это то, что в другом природном царстве, растительном, производится то, что должен производить в себе самом человек, когда он из своего Я воздействует на кровь.

Мы ведь знаем, что между Я и кровью существует глубокая связь. Ее можно охарактеризовать уже внешне тем, что если Я ощущает стыд, лицо человека покрывает краска стыда, он краснеет, если в Я ощущается страх, человек бледнеет - Это воздействие Я на кровь, которое имеется всегда, оно в оккультном смысле совершенно похоже на то действие, которое возникает, когда процесс растения обращается вспять, это когда то, что находится в мякоти плода винограда, или вообще все, что приходит из растительного царства, преобразуется в алкоголь. Как было сказано, обычно Я должно совершенно естественным образом производить в крови совершенно похожий процесс, - говоря оккультно, а не химически, - тому, какой производится химическим путем при производстве алкоголя. Следствием этого является, что с алкоголем мы вводим в организм нечто, что с другой стороны действует так, как Я действует на кровь. Это значит, что в алкоголе мы приняли в себя анти-Я, Я, которое является прямо-таки борцом против деяний нашего духовного Я. Алкоголь производит на кровь с другой стороны именно такое воздействие, какое производит на кровь подлинное Я человека. Так что мы, следовательно, развязываем внутреннюю борьбу, и в принципе обрекаем на бессилие все то, что исходит от Я, если мы противопоставляем ему соперника в виде алкоголя. Это оккультные обстоятельства. Тот, кто не пьет алкоголя, обеспечивает себе свободную возможность воздействовать из своего Я на кровь; тот, кто пьет алкоголь, тот поступает как некто, кто хочет снести стену, и бьет с одной стороны, а на другой стороне ставит людей, которые бьют навстречу ему. Именно так употребление алкоголя уменьшает воздействие Я на кровь.

Поэтому тот, кто делает антропософию элементом своей жизни, ощущает работу алкоголя в своей крови как прямую борьбу против своего Я, и поэтому просто естественно, что истинное духовное развитие лишь тогда может происходить легко, когда ему не создают этого противодействия. Именно на этом примере мы видим, как то, что обычно и так уже имеется, из-за измененного равновесия, возникающего в физическом теле, может стать для эзотерика или антропософа воспринимаемым.

И во многих других отношениях отдельные органы и системы органов человеческого организма становятся самостоятельными, и это обретение самостоятельности мы можем охарактеризовать также тем, что спинной и головной мозг становятся намного более независимыми друг от друга. Мы еще будем говорить завтра о питании, об оккультной физиологии питания; сегодня я хочу больше остановиться на теме приобретения самостоятельности. Эта самостоятельность спинного мозга от головного может проявиться в том, что действительно, благодаря внутреннему пронизыванию души антропософией, человек постепенно становится способным ощущать в своем физическом теле, как будто этот физический организм приобретает все большую самостоятельность. Это может, в свою очередь, привести к очень неприятным ситуациям. Поэтому тем более необходимо, чтобы об этом знали. Например, может обнаружиться, что в то время, пока человек в основном владеет собой, как это обычно называют, тот, кто продвигается дальше, внезапно замечает по себе, как он говорит какие-то слова, не имея по-настоящему намерения сказать эти слова. Он выходит на улицу; внезапно он замечает, что он произнес слово, которое, возможно, является его любимым словом, которое он бы не произнес, если бы он не проделал бы это приобретение самостоятельности, которым называют приобретение самостоятельности спинного мозга от головного. То, что обычно подавляется, превращается в рефлексивные явления из-за приобретения спинным мозгом самостоятельности по отношению к головному. Однако в самом головном мозгу одна часть приобретает самостоятельность по отношению к другой части, а именно внутренние части мозга становятся более самостоятельными по отношению к внешним, окружающим частям, в то время, как последние больше сотрудничают с внутренними частями в нормальной жизни. Это обнаруживается посредством того, что для эзотерика или истинного антропософа абстрактное мышление становится более тяжелым, более трудным, чем прежде, постепенно мозг начинает ему сопротивляться. Думать образно, так сказать, больше представлять себе имагинативно, это становится более легким для развивающегося антропософа, чем думать абстрактно.

Это нечто, что у некоторых особенно рьяных антропософов очень быстро становится заметным. Проявляется предпочтение к антропософским занятиям. Люди начинают более охотно читать и думать только в антропософском направлении, и не только по той причине, что они прилежные антропософы, а потому что им становится легче входить в эти более спиритуальные представления, которые, если рассматривать физический план, нагружают средние части головного мозга, в то время, как абстрактное мышление нагружает внешние части головного мозга. Именно этим и объясняется антипатия некоторых чересчур рьяных антропософов к абстрактному мышлению и абстрактной науке. Поэтому же некоторые антропософы с некоторой грустью замечают, как хорошо они прежде могли думать абстрактно, и как именно это абстрактное мышление начинает даваться труднее.

Так отдельные органы становятся в самих себе более живыми и самостоятельными, и даже отдельные части органов становятся более живыми и самостоятельными. Из этого вы можете увидеть, что, так сказать, в человеке, который проделывает это, должно наступить нечто новое. Раньше добрая природа без его помощи устанавливала нужную связь между его органами; теперь эти органы становятся более самостоятельными, их отношения друг с другом становятся более независимыми. Теперь он должен иметь больше внутренней силы, чтобы снова призвать органы к гармонии. Этот призыв органов и их частей к гармонии достигается тем, что при каждом правильном занятии антропософией постоянно подчеркивается то, что способствует повышению господства человека над своими, ставшими более самостоятельными, органами. Почему, собственно, внутри нашей литературы играет такую большую роль нечто, о чем некоторые люди просто говорят: ах, но это же ужасно трудно! - Мне приходилось уже много раз давать весьма своеобразный ответ, когда говорилось: ну, для начинающих книга «Теософия» ведь слишком трудна. - Мне приходилось говорить: она не должна быть легче. Если бы она была легче, то люди, хотя и восприняли бы внутрь себя некоторые антропософские истины, которые действуют, даже вплоть до приобретения самостоятельности отдельными частями головного мозга, однако книга имеет такую структуру мыслей, что и другая часть головного мозга тоже постоянно принуждается к упражнению, она не должна, так сказать, отставать. Это то своеобразное, которое при таком движении, основывающемся на оккультном, вынуждает не только обращать внимание на то, что является правильным в абстрактном смысле, и просто любым образом провозглашать это; но необходимо также провозглашать это здоровым образом и обращать на это внимание честно, чтобы эти вещи провозглашались не ради популярности, чтобы они не могли нанести вреда. В антропософии важно не просто то, что соответствующие истины сообщаются в книгах и речах, а здесь важно, как они написаны и как о них сообщают. И тем лучше, если те, которые хотят стать носителями такого движения, ради популярности не останавливаются перед тем, чтобы осуществлять то или другое. Более чем во всякой другой области, здесь речь идет о том, чтобы исповедовать чистую и честную истину. И именно если занимаются такими вопросами, как изменение человеческой оболочки путем антропософской жизни, тогда лишь замечают, как необходимо правильно показывать миру антропософию.

Я хотел бы только заметить, что доклады, которые я буду читать, необходимо воспринимать как целое, и что поэтому какое - либо сомнение, что могло при первом докладе возникнуть в той или иной душе, будет устранено.