Вариации при доместикации
растениеводы, с которыми мне случалось говорить или чьи сочинения
мне приходилось читать, твердо убеждены, что различные породы, с которыми они имели дело, произошли от такого же количества различных
аборигенных видов. Спросите, как я это делал не раз, у какого-нибудь
известного селекционера герефордского скота, не могла ли его порода
произойти от длиннорогого скота пли обе породы от общей родоначальной
формы, и он подымет вас на смех. Я не встретил еще ни одного любителя
голубей, кур, уток или кроликов, который не был бы глубоко убежден,
что каждая основная порода произошла от особого вида. Ван Монс (Van
Mons) в своем сочинении о грушах и яблонях высказывает решительное
сомнение в том, чтобы различные сорта их, например Ribston-pippin
или Codlin-apple, могли когда-либо произойти от семян одного и того же
дерева. Я мог бы привести бесчисленные другие примеры. Объяснение.
я полагаю, крайне просто: вследствие продолжительного изучения специалисты слишком увлекаются различиями между разными расами;
и хотя они очень хорошо знают, что каждая раса слегка изменяется, так
как сами же получают призы благодаря отбору таких слабых различий.
отказываются от всяких обобщений, в частности от суммирования в уме
слабых различий, накапливавшихся на протяжении многих последовательных поколений. Натуралисты, знающие о законах наследственности
гораздо менее, чем животноводы, и так же мало, как они, о связующих
звеньях в длинной родословной, тем не менее допускают, что многие наши
домашние расы происходят от общих предков; не почерпнут ли эти натуралисты отсюда урока осторожности, когда глумятся над идеей, что
и виды в естественном состоянии — прямые потомки других видов?
Принципы отбора, принятые с древнейших времен,
и их последствия
Рассмотрим вкратце теперь, какими ступенями шло образование
домашних рас от одного или нескольких близких видов. Некоторая часть
этого результата может быть отнесена на долю прямого и определенного
действия внешних условий жизни и какая-то — на долю привычки;
но было бы слишком смело приписывать этим влияниям различия между
ломовой и скаковой лошадью, между борзой и ищейкой, почтовым голубем и турманом. Одна из самых замечательных особенностей наших
домашних рас заключается в том, что мы видим у них адаптацию, конечно,
не на пользу самого животного или растения, а к потребностям или прихотям человека. Некоторые полезные для человека вариации, вероятно,
возникли внезапно или путем одного шага (step); так, например, многие
ботаники полагают, что ворсовальные шишки с их крючками, с которыми
не может соперничать никакое механическое приспособление, являются
разновидностью дикого Dipsacus и что такой величины изменение могло
возникнуть внезапно у сеянца. То же самое произошло, по-видимому,
с собакой из породы turnspit, а по отношению к анконской овце это достоверно известно. Но когда мы сравниваем ломовую лошадь со скаковой,
Принципы отбора 41
дромадера с двугорбым верблюдом, различные породы овец, приспособленные либо к культурным полям, либо к горным пастбищам, с шерсчью,
пригодной у одной породы для одного, у другой — для другого назначения; когда мы сравниваем многочисленные породы собак, полезные для
человека в самых разнообразных направлениях; когда мы сравниваем
бойцового петуха, столь упорного в битве, с другими совершенно миролюбивыми породами, с «вечнонесущимися» курами, которые не хотят быть
наседками, и с бантамкамп, такими маленькими и изящными; когда мы
сравниваем друг с другом легионы сортов полевых, огородных, плодовых
и декоративных растений, столь полезных для человека в различные времена года и для различных назначений или только приятных для глаз.
я полагаю, что в этом надо видеть больше, чем простую изменчивость.
Мы не можем допустить, чтобы все породы возникли внезапно столь совершенными и полезными, какими мы видим их теперь; действительно,
во многих случаях мы знаем, что не такова была их история. Ключ к объяснению этого — способность человека к кумулирующему отбору: природа доставляет последовательные вариации, человек присоединяет их
в известных, полезных ему направлениях. В этом смысле можно сказать,
что он сам создал полезные для него породы.
Могущество этого принципа отбора не гипотетично. Не подлежит
сомнению, что многие из наших выдающихся животноводов даже в течение одной человеческой жизни в значительной мере модифицировали
свои породы рогатого скота и овец. Чтобы вполне дать себе отчет в том,
что ими достигнуто, почти необходимо прочесть некоторые из множества
сочинений, посвященных этой теме, и инспектировать животных. Животноводы обычно говорят об организации животного как о чем-то пластическом, что они могут лепить почти по желанию. Если бы я располагал
местом, я мог бы привести многочисленные выдержки в этом смысле из
самых компетентных авторов. Юатт (Youatt), знавший, вероятно, лучше,
чем кто-либо, эту область сельского хозяйства и сам очень хороший
знаток животных, говорит о принципе отбора как о средстве, «позволяющем животноводу не только модифицировать черты своего стада, но и
совершенно изменять его. Это волшебный жезл, при помощи которого
он вызывает к жизни любые желательные формы». Лорд Сомервилл (Somerville), упоминая о том, чего животноводы достигли по отношениюк овце, говорит: «Кажется, будто они начертили на стене форму, совершенную во всех отношениях, и затем придали ей жизнь». В Саксонии
важность принципа отбора в применении к мериносам до такой степени
общепризнана, что есть люди, сделавшие себе из этого профессию: овец
помещают на столе и изучают, как знатоки изучают картину; это повторяют три раза через промежутки в несколько месяцев, причем каждый раз
овец отмечают и классифицируют, так что окончательно только самые
лучшие отбираются для размножения.
Результаты, достигнутые английскими животноводами, всего лучше
доказываются громадными ценами, уплачиваемыми за животных с хорошей родословной, которых вывозили во все концы света. Вообще улучшение вовсе не достигается скрещиванием различных пород; все лучшие