Данные, свидетельствующие о сохранении определенной степени сензитивности в течение нескольких месяцев

Хотя к шестимесячному возрасту большинство младенцев, воспитывающихся в семье, обнаруживают поведение привязанности, у некоторых детей его еще нет; так же как оно отсутствует у большинства детей, которые растут в детских учреждениях. Поскольку можно считать установленным, что у большинства из этих детей привязанность действительно возникает позднее, ясно, что в какой-то степени сензитивность сохраняется, по крайней мере, на некоторое время.

Одно из исследований Шаффера отчасти освещает этот вопрос. Целью Шаффера (Schaffer, 1963) было установить, как влияют на появление поведения привязанности длительные разлуки в середине первого года жизни. Все двадцать наблюдаемых малышей находились в двух детских учреждениях в течение десяти (или более) недель. Там у них не было возможности для формирования избирательной привязанности. Затем все малыши, которым уже было от тридцати до пятидесяти двух недель, вернулись к себе домой. Поскольку после возвращения они уже достигли возраста, в котором можно ожидать избирательного поведения привязанности, было интересно установить, насколько этот процесс задержался из-за разлуки с близкими людьми.

Шаффер обнаружил, что к годовалому возрасту у всех детей, кроме одного, имелось поведение привязанности. Различия в длительности задержки появления этого поведения у разных детей были очень значительными — от трех дней до четырнадцати недель. У восьми детей появление поведения привязанности отмечалось к концу двухнедельного пребывания дома; другим восьми детям для этого понадобилось от четырех до семи недель; а трем остальным — от двенадцати до четырнадцати недель.

Из множества факторов, которые, очевидно, обусловливали эти различия, можно легко выделить два: 1) условия в детском учреждении и 2) опыт, полученный после возвращения домой. Как ни удивительно, но ни продолжительность отсутствия детей дома, ни возраст, в котором они возвращались, не оказались значимыми.

Детей разделили на две группы. За одной группой, включавшей одиннадцать детей, ухаживали в больнице, где они были ограничены как в социальной, так и в других видах стимуляции. Матери имели возможность видеться с ними, но к большинству детей они приходили только один раз в неделю, и лишь к некоторым — четыре-пять раз. Вторая группа состояла из девяти малышей, которые содержались в доме ребенка с целью исключения их контакта с носителями открытой формы туберкулеза. Хотя этих девятерых детей матери никогда не навещали, с ними часто общались няни, которых было довольно много.

После возвращения домой у младенцев, находившихся в доме ребенка, поведение привязанности к матери сформировалось значительно быстрее, чем у детей, лежавших в больнице. У всех детей, помещенных в больницу, кроме одного, привязанность появлялась не раньше, чем через четыре недели. В то же время все младенцы из дома ребенка за исключением двоих, стали проявлять привязанность уже в течение двух недель после возвращения. Один годовалый малыш, выписанный из дома ребенка после тридцати семи недель пребывания, уже на третий день нахождения дома стал проявлять признаки привязанности.

Исходя из этих данных, можно с уверенностью сказать, что, если ребенок получает достаточно социального взаимодействия в середине и во второй половине первого года жизни, у него быстро развивается избирательная привязанность при наличии соответствующих условий; в то же время без такой социальной стимуляции у него значительно медленнее будет формироваться привязанность. Когда общий уровень социальной стимуляции низок, ясно, что редкие визиты матери недостаточны, чтобы улучшить положение (хотя это все же лучше, чем ничего).

Безусловно, самая интересная часть исследования Шаффера касается вопроса о том, как быстро развивалась привязанность у детей, находившихся в доме ребенка. Семеро из девятерых обнаруживали ее в течение двух недель после возвращения домой; еще у одного из двух других причина задержки наверняка заключалась в том, что после возвращения домой он получал слишком мало внимания со стороны окружающих. Это был мальчик в возрасте тридцати шести недель, вернувшийся домой после двенадцати недель пребывания в доме ребенка. За ребенком ухаживал отец-инвалид, а мать работала, поэтому малыш мало ее видел. Хотя оба родителя очень любили ребенка, в этот период никто из них не уделял ему много внимания, и поведения привязанности у него не наблюдалось. Однако через два с половиной месяца мать оставила работу и посвятила себя семье. В течение нескольких дней ребенок, которому к тому времени исполнился год, начал проявлять сильную привязанность именно к матери.

Эти данные показывают, что если имеются хотя бы минимально необходимые социальные условия, готовность к образованию привязанности может сохраняться у некоторых младенцев, по меньшей мере, до конца первого года жизни. Тем не менее многие вопросы остаются без ответа. Во-первых, что подразумевается под этими минимально необходимыми условиями? Во-вторых, является ли привязанность, которая развивается позднее, чем обычно, такой же сильной, стабильной и надежной (т.е. дающей ощущение безопасности), как привязанность, которая развивается в более раннем возрасте? В-третьих, как долго на втором году жизни может сохраняться готовность к формированию привязанности? Каким бы ни был предельный срок, ясно, что после шести месяцев условия для развития привязанности обычно становятся менее благоприятными. Главная причина этого в том, что возрастает готовность возникновения реакций страха и их интенсивность.