Захлопываю блокнот. Противно. Болезнь поколения – вседозволенность. Зачем эта история, о ком она? Интерес пересиливает отвращение.

Анафема

"В 16.09 мы откинулись на спинки обтянутых синей искусственной кожей кресел. Люди всегда казались мне чудаковатыми существами, абсолютно не приспособленными к жизни. Не удивлюсь, если человечки вокруг такого же мнения обо мне - истерично-хохочущей красотке.
Давлюсь смехом, когда сыны Адама пытаются заглянуть мне в глаза. Чего они добиваются? Предположим, я выдержу эту десятисекундную пытку и они заглянут мне в душу, увидят всю мерзость, что скрывается за идеальной оболочкой. Моя кожа действительно бесподобна, чтобы сиять ей не нужно солнце. Я так прекрасна, что люди должны молиться на меня: нести золото и девственниц к моим безупречным точенным ножкам. Проводить часы перед божественным образом, воздвигать чудесные храмы и задаривать избалованную богиню дарами, подкрепляя их жертвами. Люди должны проникнуться моим совершенством.
Глупцы смотрят на меня. Кролики. Их члены пылают огнем, а я смеюсь своими огромными карими глазами и думаю какие они, эти Адамовы цветы, идиоты.

Из горла вырывается громкий смех, на лицах женщин неприкрытая ненависть. Сучки. Дурнушки презирают скромнейшую из богинь. Для всех них – этих мелких жертв рекламы, я - сногсшибательная шизофреничка - угроза номер один. Обведенные золотым карандашом веки контрастируют с темно-коричневыми тенями. Взираю на мир свысока, больше всего мне хочется купаться в лучах славы, плескаться в чужих словах, наслаждаться вниманием. Люд радуются, когда о нем говорят. Неважно что, главное – внимание.
Мы строим мнения по фрагментам долетевших сплетен, которые мозаикой складываются в цельную картину, пробелы заполняются воображением. Мозг сам достраивает недостающие кусочки, зачастую полностью искажая суть: аккуратно, приклеивая пазл к пазлу вечным клеем моментом. Потребность занимать место в умах. Обо мне, вероятно, молчат и, потому растёт моё личное страдание. С каждым годом хворь крепнет, а людишки злятся. Невозможно достучаться до богов, они дружно молчат, наблюдая за жалкими попытками достигнуть поставленной в полубреду цели».

История, записанная на измятой временем бумаге, пропитанной надеждами и мольбами, была найдена в самолете "Аэрофлота". Разбирательство ни к чему, и так понятно кто это все затеял.
Страница за страницей… каждая из них – напоминание, попытка , морально уничтожить меня.
Чувствую себя жуком, раздавленным детским ботинком. Полуживое месиво из дергающихся усиков, обездвиженных ножек и комков нервов.
Несмотря на внутренние противоречия, перелистываю страницу.

Запись 2.
"В самолетах время обычно не летит, а тянется. Густая, расплавленная мера движения материи. Каждый раз, поднимаясь по трапу самолета, я впадаю в панику: ладони покрываются кристалликами мутного пота, воздух попадает в легкие то мелкими подачами, то огромными глотками. Неконтролируемый панический страх. Таких, как я сотни. Мрачная болезнь социопатов, затевающих мелкое пакостничество.
При аэрофобии психологи советуют поработать со своим сознанием и, представив катастрофу во всех красках, попытаться найти выход. Если выход не найден, то покрепче впиться в подлокотники и пофилософствовать на тему жизни и смерти.
Подросшие сперматозоиды таращили на меня глаза. Я же, сжав флакон бальзама, безудержно смеялась. Если вникаешь в процессы, начинаешь соображать, отчего делается только страшней. Поэтому советы психолога - неприкрытое издевательство.
Летать одной для меня - настоящее испытание. Вжавшись в кресло, достаю бутылочку цветной жидкости. Мой способ спасения, попытка сбежать от действительности, теряясь в собственной голове. Кошки-мышки.
Неверное, подсознательно метод "эвакуации внутрь себя", как я его позже окрестила, присутствовал всегда. Образ жизни моих родственников не мог не оставить отпечатка. Выросшая в небольшой деревеньке, я с детства наблюдала как мой отец и дед пьют. После тяжелого дня в поле, устроившись на веранде, они посылали мать в подвал за самогоном и начинали отдыхать. В их мире отдых - это две стопки, закуска и сон после вечера черного пьянства. Дикари. Ничего не стоящие эмоции беспомощного чада, которому неприятно, хоть и привычно помогать матери будить мужиков, получать тумаки и слышать неразборчивую брань. Ребенком я презирала алкоголь. Это было так давно...
Миниатюрная отрава проникает внутрь, эритроциты вместо того чтобы отталкиваться начинают слипаться, кровь сворачивается хлопьями. Внутри тела образуются маленькие гроздья винограда. Вернемся к истории. В 1861 ученные дали название эффекту склеивания эритроцитов, дарящем миллионам свободу от внешнего мира. Именно они наградили именем процесс разрушения, схожий с эйфорией. Когда я проснусь, побегу мочиться собственными мозгами».

Следующая страница неаккуратно прикреплена степлером. Агрессивные черные буквы закрывают продолжение истории о самолете. Передо мной выбор: проигнорировать и отодвинуть клетчатую бумагу и продолжить основную линию или прерваться.
Я откусила яблоко и оступилась.

«Небольшой дом. Город Петра. Центр.

Два подростка, хихикая и заговорчески переглядываясь, подбегают к парадной. Назвав ключевое слово «почта», пробираются внутрь.
На подоконниках ютятся чахлые растения с бледными листьями, соседствующие с банками от консервов, заполненных сигаретными бычками. Стены украшены облупившейся краской и заборными надписями. Свет еле проникает через маленькие окошечки, от этого помещение кажется еще более гадким.
Парень нажимает на кнопку лифта, девчонка улыбается.
-Будет весело, - щебечет она, поправляя юбку.
-А то! - бросает мальчишка и открывает дверь, - залазь.
Радостная девчушка королевой заходит внутрь, юнец протискивается за ней. Кабинка трогается, ленивой гусеницей ползет вверх.
-А ты уверен, что получится? - беспокоится спутница.
-Я уже так не раз делал, - бросает парень и, растянув губы в подобии улыбки, нажимает на затертую кнопку «стоп».
Внутри тесно и противно, запах мочи мешается с чем-то еще более мерзким. В углах наклеены жвачки, стены разрисованы маркерами. «Убирайся» - гласит одна из надписей над криво прикрепленным зеркалом.
Малец сует руку в карман.
-Дай прикурить, - пискляво просит малолетка, - сам курит, а я жду, видите ли.
Ухмыльнувшись парень нагибается и девочка, важно пыхтя, прикуривает.
Кабинка заполняется дымом.
-Ладно, хватит, дышать нечем. Бросай.
-Еще хочу.
-Еще будет потом, - обрывает подругу мальчишка и, выхватив из костлявой руки сигарету, топчет ногой.
-Идиот, - злится подросток. Ну ладно, надеюсь, ты загладишь свою вину.
-Смотри в зеркало, пока я делаю это. Я хочу, чтобы ты видела.
Не сказав ни слова, девчонка разворачивается и, изогнув спину, упирается ладонями в стену.
Привычным движением пацан расстегивает ширинку, спускает штаны и резко задирает не глаженную юбку.
-Эй, поаккуратнее, не порви ее! – возмущается юная красотка, исказив смазливое личико гримасой злости.
-Порвали тебя еще год назад, - заявляет тринадцатилетний парень и вставляет член в ровесницу».

Какая-то ненормальная. Может выбросить и забыть все это, пока не стало поздно. Зачем мне проблемы. Чужие тайны и скелеты – лишние заботы. Но, все же, безумно интересно что произойдет дальше с этой тронутой.

"Когда все осточертело, беги - мое кредо", мысль, застрявшая в мозгу занозой. Изучай, дивись, наполняй свою светлую головушку новыми впечатлениями и людьми. Быть может, что-то зацепит. Остальное сожрут мухи. Находясь в центре Санкт-Петербурга, я чувствую себя оторванной и ненужной. Никто не будет горевать, если я исчезну. По сути, для всех, кто меня искренне любил или ненавидел, меня не существует. Я просто растворилась, не оставив даже крохотного пятнышка-зацепки.

Новая съемная квартира угнетает с первого дня. Чтобы успокоиться и привести мысли в порядок, забираюсь в ванную. Сидя в джакузи, наблюдаю за пузырьками. Поднимаясь со дна, они как будто лопаются, пытаюсь мысленно окрасить их в красный цвет. Стакан крови, опрокинутый в воду. Зачем все это? Нагнетая обстановку, я сама себя пугаю. Заглядываюсь в окно на свое отражение. Прямо напротив сидит точная копия меня, сглатываю слюну, пытаюсь улыбнуться. Фальшивка тоже скалит зубы, от этого зрелища становится только страшней. Принимать ванну при свечах - не самое мудрое решение. Гранаты, разрезанные пополам и залитые воском, фитиль посередине. Свечи - мой фетиш. Способ расслабиться. Часами сижу и выковыриваю сердцевины из фруктов, чтобы отключиться от мира и уйти в себя.
Тяну руку к пробке. Появляется воронка, засасывающая воду в трубу. Подношу свечку к сильно уменьшенной копии Бермудского треугольника. Лучше не думать обо всем этом и, задув свечу, включить свет.
Вода струями стекает по телу, скрываясь в черноте трубы. Километры канализации подо мной. Каждый день я хожу по земле, закатанной в асфальт. Темные, прогнившие, источающие омерзительный запах трубы.
Мои глаза закрыты, от этого ощущение, что кто-то за мной наблюдает, становится острее. Капли воды и горящие глаза, отражающиеся в зеркале. Сумасшествие не похоже на состояние, в котором я пребываю. Скорее одержимость, не Бесом, но Богом, точнее идеей о его смерти.
Смотря в окно, я мечтаю прервать цепь, покончить с такими же, как я - пережравшими молочными поросятами с гладкой идеальной кожей. Представляю животных, откачавших жир через трубочки или сидящих на диетах. Толстяков, подогреваемых мечтой о стройности в своих спортзалах и Vipшных фитнес-клубах.
Подруга утверждала, что во мне слишком много ненависти. Больше мы с ней не общаемся. Друзей почти не осталось. Спасаюсь как могу. Та девчонка была не права, как раз ненависть я обуяла первой. Трансформированная в холодный расчет мечта без ответа. Отсутствие плана осуществления.
Выдавливаю пасту из тюбика, чищу зубы, пытаясь не смотреть в зеркало, висящее напротив меня. Глаза опущены, сплевываю и выключив воду, выхожу.

-Не заглядывай ни в зеркало, ни в окно, чтобы не увидеть отражений, которые могут испугать тебя, - шепчу про себя. Звук собственного голоса пугает. Слишком уж страшно в этой огромной квартире. Неплохая идея занавесить отражающие поверхности - проходы в параллельные миры, чтобы не ходить вот так, опустив глаза.

Мокрыми ногами иду по полу, оставляя в коридоре влажные следы. Тапочки, как обычно, оставила у кровати.

-Дурёха, завтра полы придется мыть, - упрек самой себе. Когда не на кого ворчать, начинаешь разговаривать со стенами. Сажусь за стол и, скрестив ноги, включаю телевизор. Необходима эмоциональная разрядка.

Изображения меняются одно за другим. По инерции щелкаю каналы. Так ни на чем и не останавившись, продолжаю думать о своем.

В каждом из нас изначально заложено предназначение, ниспосланное, конечно же, свыше самим Великим отцом или кто там этим распоряжается?

Конкретно на до мной, там - наверху, решили пошутить. Я это знаю, потому что он сам говорит об этом. Раздражающие голоса в голове толкают стать посланницей божьей, но у меня другие планы. Таракашка начинает думать, у рыбки включается мозг, крыска бежит по тоннелю пока свиньи хрюкают.

По "ящику", который уже давно превратился в тоненькую панель, показывают "В мире животных". Щелчок. Разрешаю мозгу включить внутренний монолог.

Может им там, непонятно где, скучно, так же, как и мне? Их программа называется "В мире людей". Именно скука толкнула святош, откинув инстинкт самосохранения, рискнуть. Представляю красивые одежды, свободно спадающие складками. Наверняка все ангелы в белом, даже не сомневаюсь. В моем мире они ходят по облакам, созывают совет и принимают решение. Долгие длинные речи, суровые взгляды и мальчишеский задор. Интерес, конечно же, пересиливает. Посовещавшись в своих невиданной красоты садах, приняли решение вложить в мою голову нечто на первый и сотый взгляд неосуществимое и начали делать ставки. Безумцы давали мне шанс. В этом и заключалась моя удача.

В любом случае, они - скоты, в выигрыше. Либо проиграют пару сотен, либо я их прикончу, тем самым, избавив от мучений. Если я каким-то чудом окажусь среди них, то эти напыщенные ангелочки проиграют.

Представляю очередь нетерпеливо подпрыгивающих существ. Длинная процессия к самому ответственному, сидящему за позолоченным столом. Кто-то ставит священные арфы своих бабушек, некоторые закладывают нимбы, а сам Бог, узнав о споре ангелов, обещает лично со мной переспать перед смертью. Жизнь ангелов и его личное бессмертие против моей.

Переключаю канал. Мы договорились. Нужная информация у меня в голове. Большего знать не нужно, игра началась, и поворачивать назад уже поздно".

Огрызок от яблока валялся в стороне. Я с интересом вчитываюсь в строчки. Ненавижу рассказчицу. Ее одинокие, наполненные поиском непонятно чего будни, интереснее моих дней с потускневшими красками. Когда-то яркая мечта, сейчас превратилась в желеобразную массу, которую я пытаюсь ценить, потому что когда-нибудь организм не выдержит такой нагрузки и мне придется уйти.

***

Закончив обучение в двадцать лет, я ступила на борт самолета. Небесная официантка, объект эротических фантазий, скрывающаяся в небесах тихоня. Все от чего-то бегут и я бегу, но мне, ведь, тоже бывает страшно. Образ защитницы для подвыпивших людей, которые страшатся смерти. Предмет ненависти потолстевших кулинарок-жен. Одни и те же вещи разными именами.

Целый год нищенского существования на грани голодания. Практически все деньги уходили на накопления. Я задалась целью и достигла ее. 60 000 - вот цена, которую мне одной нужно было заплатить, работая то официанткой, то уборщицей, то продавщицей.

Моя свобода далась собственным потом и кровью, холодными ночами в страшной крохотной комнатенке, с ободранными обоями и ужасными пьяницами-соседями. Коммуналка. Это слово преследует меня в кошмарах. Тараканы на кухне, мышки в помойном ведре, комары летом и лютый сквозняк зимой. Убежав из отчего дома, я попала в суровые условия элементарного выживания.

Анафема

"В 16.09 мы откинулись на спинки обтянутых синей искусственной кожей кресел. Люди всегда казались мне чудаковатыми существами, абсолютно не приспособленными к жизни. Не удивлюсь, если человечки вокруг такого же мнения обо мне - истерично-хохочущей красотке.
Давлюсь смехом, когда сыны Адама пытаются заглянуть мне в глаза. Чего они добиваются? Предположим, я выдержу эту десятисекундную пытку и они заглянут мне в душу, увидят всю мерзость, что скрывается за идеальной оболочкой. Моя кожа действительно бесподобна, чтобы сиять ей не нужно солнце. Я так прекрасна, что люди должны молиться на меня: нести золото и девственниц к моим безупречным точенным ножкам. Проводить часы перед божественным образом, воздвигать чудесные храмы и задаривать избалованную богиню дарами, подкрепляя их жертвами. Люди должны проникнуться моим совершенством.
Глупцы смотрят на меня. Кролики. Их члены пылают огнем, а я смеюсь своими огромными карими глазами и думаю какие они, эти Адамовы цветы, идиоты.

Из горла вырывается громкий смех, на лицах женщин неприкрытая ненависть. Сучки. Дурнушки презирают скромнейшую из богинь. Для всех них – этих мелких жертв рекламы, я - сногсшибательная шизофреничка - угроза номер один. Обведенные золотым карандашом веки контрастируют с темно-коричневыми тенями. Взираю на мир свысока, больше всего мне хочется купаться в лучах славы, плескаться в чужих словах, наслаждаться вниманием. Люд радуются, когда о нем говорят. Неважно что, главное – внимание.
Мы строим мнения по фрагментам долетевших сплетен, которые мозаикой складываются в цельную картину, пробелы заполняются воображением. Мозг сам достраивает недостающие кусочки, зачастую полностью искажая суть: аккуратно, приклеивая пазл к пазлу вечным клеем моментом. Потребность занимать место в умах. Обо мне, вероятно, молчат и, потому растёт моё личное страдание. С каждым годом хворь крепнет, а людишки злятся. Невозможно достучаться до богов, они дружно молчат, наблюдая за жалкими попытками достигнуть поставленной в полубреду цели».

История, записанная на измятой временем бумаге, пропитанной надеждами и мольбами, была найдена в самолете "Аэрофлота". Разбирательство ни к чему, и так понятно кто это все затеял.
Страница за страницей… каждая из них – напоминание, попытка , морально уничтожить меня.
Чувствую себя жуком, раздавленным детским ботинком. Полуживое месиво из дергающихся усиков, обездвиженных ножек и комков нервов.
Несмотря на внутренние противоречия, перелистываю страницу.

Запись 2.
"В самолетах время обычно не летит, а тянется. Густая, расплавленная мера движения материи. Каждый раз, поднимаясь по трапу самолета, я впадаю в панику: ладони покрываются кристалликами мутного пота, воздух попадает в легкие то мелкими подачами, то огромными глотками. Неконтролируемый панический страх. Таких, как я сотни. Мрачная болезнь социопатов, затевающих мелкое пакостничество.
При аэрофобии психологи советуют поработать со своим сознанием и, представив катастрофу во всех красках, попытаться найти выход. Если выход не найден, то покрепче впиться в подлокотники и пофилософствовать на тему жизни и смерти.
Подросшие сперматозоиды таращили на меня глаза. Я же, сжав флакон бальзама, безудержно смеялась. Если вникаешь в процессы, начинаешь соображать, отчего делается только страшней. Поэтому советы психолога - неприкрытое издевательство.
Летать одной для меня - настоящее испытание. Вжавшись в кресло, достаю бутылочку цветной жидкости. Мой способ спасения, попытка сбежать от действительности, теряясь в собственной голове. Кошки-мышки.
Неверное, подсознательно метод "эвакуации внутрь себя", как я его позже окрестила, присутствовал всегда. Образ жизни моих родственников не мог не оставить отпечатка. Выросшая в небольшой деревеньке, я с детства наблюдала как мой отец и дед пьют. После тяжелого дня в поле, устроившись на веранде, они посылали мать в подвал за самогоном и начинали отдыхать. В их мире отдых - это две стопки, закуска и сон после вечера черного пьянства. Дикари. Ничего не стоящие эмоции беспомощного чада, которому неприятно, хоть и привычно помогать матери будить мужиков, получать тумаки и слышать неразборчивую брань. Ребенком я презирала алкоголь. Это было так давно...
Миниатюрная отрава проникает внутрь, эритроциты вместо того чтобы отталкиваться начинают слипаться, кровь сворачивается хлопьями. Внутри тела образуются маленькие гроздья винограда. Вернемся к истории. В 1861 ученные дали название эффекту склеивания эритроцитов, дарящем миллионам свободу от внешнего мира. Именно они наградили именем процесс разрушения, схожий с эйфорией. Когда я проснусь, побегу мочиться собственными мозгами».

Следующая страница неаккуратно прикреплена степлером. Агрессивные черные буквы закрывают продолжение истории о самолете. Передо мной выбор: проигнорировать и отодвинуть клетчатую бумагу и продолжить основную линию или прерваться.
Я откусила яблоко и оступилась.

«Небольшой дом. Город Петра. Центр.

Два подростка, хихикая и заговорчески переглядываясь, подбегают к парадной. Назвав ключевое слово «почта», пробираются внутрь.
На подоконниках ютятся чахлые растения с бледными листьями, соседствующие с банками от консервов, заполненных сигаретными бычками. Стены украшены облупившейся краской и заборными надписями. Свет еле проникает через маленькие окошечки, от этого помещение кажется еще более гадким.
Парень нажимает на кнопку лифта, девчонка улыбается.
-Будет весело, - щебечет она, поправляя юбку.
-А то! - бросает мальчишка и открывает дверь, - залазь.
Радостная девчушка королевой заходит внутрь, юнец протискивается за ней. Кабинка трогается, ленивой гусеницей ползет вверх.
-А ты уверен, что получится? - беспокоится спутница.
-Я уже так не раз делал, - бросает парень и, растянув губы в подобии улыбки, нажимает на затертую кнопку «стоп».
Внутри тесно и противно, запах мочи мешается с чем-то еще более мерзким. В углах наклеены жвачки, стены разрисованы маркерами. «Убирайся» - гласит одна из надписей над криво прикрепленным зеркалом.
Малец сует руку в карман.
-Дай прикурить, - пискляво просит малолетка, - сам курит, а я жду, видите ли.
Ухмыльнувшись парень нагибается и девочка, важно пыхтя, прикуривает.
Кабинка заполняется дымом.
-Ладно, хватит, дышать нечем. Бросай.
-Еще хочу.
-Еще будет потом, - обрывает подругу мальчишка и, выхватив из костлявой руки сигарету, топчет ногой.
-Идиот, - злится подросток. Ну ладно, надеюсь, ты загладишь свою вину.
-Смотри в зеркало, пока я делаю это. Я хочу, чтобы ты видела.
Не сказав ни слова, девчонка разворачивается и, изогнув спину, упирается ладонями в стену.
Привычным движением пацан расстегивает ширинку, спускает штаны и резко задирает не глаженную юбку.
-Эй, поаккуратнее, не порви ее! – возмущается юная красотка, исказив смазливое личико гримасой злости.
-Порвали тебя еще год назад, - заявляет тринадцатилетний парень и вставляет член в ровесницу».

Захлопываю блокнот. Противно. Болезнь поколения – вседозволенность. Зачем эта история, о ком она? Интерес пересиливает отвращение.

«Мир идеален. Пока ты внутри, ничто не угрожает твоей жизни. Совершенная среда, где есть все необходимое для счастья. Не нужно думать об истеричных «бывших», надоедливых «настоящих» и фригидных «будущих». Бог – это и есть ты, толпы верующих – родственники, что толпятся по другую сторону реальности и молятся на каждый толчок ногой. Повезло, если они, те, что за живой стеной, ограждающей тебя от всего земного зла, разумны.
Если мамаша зачала тебя в обсосанном бомжами лифте, придется страдать. Ты готов к пытке? Эта трусливая тварь с мозгом, заполненном гормонами, не будет говорить родственникам о тебе пока может. Она будет скрываться и носить широкие свитера лишь бы никто не узнал.
Но в какой-нибудь из дней правда вскроется и тебе, маленький Бог, крупно не повезет. Легкие сформированы, сердце прокачивает двадцать три литра крови в сутки, кости заменили хрящи. Малолетка лежит, очередной раз расставив ноги и позволяет тебя убивать. Демоны за стенкой крестятся и радуются. Пуповину разрезают, отнимая у тебя шанс на спасение, руки и ноги разрывают и достают вместе с ребрами. Затем собирают на столе, чтобы убедиться полностью ли тебя достали. Череп лопается щипцами как орех, костное вещество забрызгивает все пространство.»

Боже. Зачем об этом говорить? Читать прикрепленный лист было не самым лучшим решением. Выбросить этих чертовых подростков из памяти! Немедленно! Не знать, не думать, не чувствовать.

-Чего ты боишься больше всего? - задает вопрос мой спутник.
Клонит в сон. Физик, не раз рассказывающий об отравляющем воздействие алкоголя на мозг, без единой эмоции рассматривает меня. Для него это нормально - не выражать чувств. Закрыв на секунду глаза представляю какая буря творится в его душе.
Когда он в первый раз увидел цветную бутылочку у меня в руках, я узнала об абсенте достаточно, чтобы терзаться угрызениями совести каждый раз, как подношу к губам отраву.

Я пью не только от страха. Скука, мать ее, мне скучно в этом мире.
Жизнь, несмотря на сотни способов, придуманных с целью развлечься, всё же однообразна. Пестрое, бесполезное проклятие человечества. Синдром, болезнь окружающих, яд, отравляющий быт с самого рождения. Сперма Адама – анафема, нарушенное обещание, разбросанное по земле. Кичащиеся интеллигенты, грязные бродяги, призрачная элита, вонючие бомжи – все они кровные грешные братья. Отродье.
"Ты" - это молодой мужчина с правильными чертами лица, пухловатыми губами и прекрасными серыми глазами. Что я знаю о тебе? Если разобраться, не так уж и много. До встречи со мной сходил с ума от скуки, преподавая в университете лекции по физике. Вбивал в пустые головы знания, развлекался на зачетах и экзаменах; посещал тренинги и с опасным интересом изучал знаки зодиака. За полгода ты так наловчился по внешним признакам угадывать под какой звездой появился на свет тот или иной человек, что даже мне становилось не по себе от бьющих в цель ответов. Удивляясь каждый раз, я все же жду сбоя. Хочется собственными глазами увидеть ошибку.
Везде есть изъяны. Любая, даже самая надежная система, имеет свои, пускай на первый взгляд крохотные несовершенства. Подходя к людям на улице, ты угадывал их гороскоп, должность и сумму денег в кошельке, а затем, с доброй улыбкой, говорил, что они должны отдать их тебе, если не хотят беды. Столкнувшись с необъяснимым явлением подавляющее большинство соглашалось. Не каждый день к тебе подходит, будто свалившийся с неба человек, который просто научился считывать элементарную информацию и теперь прикалывается, потешаясь над людским суеверием.
Пожалуй, не так важно что ты делал до встречи со мной. История твоей жизни в мельчайших подробностях должна остаться в прошлом, потому что в реке длинною в 27 лет наверняка помимо невинных развлечений найдутся трупы девушек. То, что мне неприятно, что задевает и ранит мой слишком восприимчивый к образам мозг. Твои личные воспоминания, способные причинить боль. Иллюстрации из детской раскраски со взрослым содержанием: силуэты голых женщин, которые грелись в твоей постели, раскрывали ноги, покорно закидывали за голову руки.
Поднимать муть со дна - не мой стиль. Потому довольствуюсь угрюмым молчанием, в которое ты иногда впадаешь. Безмолвие, тишь, упоение спокойствием. Взгляд направлен в пустоту, табличка "ушла в себя и не вернулась". Достаточно того что ты со мной без всяких левых условий и лишних расспросов о моей реке и замерзших от безразличия дерзкой красавицы утопленниках.
Благодарна тебе, потому что каждый раз, когда я травлюсь, ты держишь меня за руку и молчишь. Смирение и понимание, покорность и преданность любящего свою хозяйку пса, однако, несмотря на всю любовь, ты каждый раз пытаешься меня остановить.

-Ты меня слышишь? - внимательные, ничего не пропускающие глаза, пристально вглядываются в мое лицо, подмечая чуть глуповатую улыбку. Молчание явно затянулось, превысив все возможные меры допустимые правилами хорошего тона. Губы вытягиваются, как будто пытаясь дотянуться до невидимого кремового пирожного: чего ты боишься больше всего? - повторяешь уже заданный вопрос.
Выхожу из сладкого состояния легкого опьянения. Улыбка становится более осмысленной. Потребность в сне улетучивается. Будто и не было совсем. Временная смерть отложена на потом.
-Извини, задумалась, - хмурю брови.
Наблюдательный физик выжидательно молчит. Неподвижность змеи, гипнотизирующей свою жертву.
"А действительно, что пугает меня больше всего: короткое замыкание двигателя, люди объятые огнем, кричащие дети или накаченные наркотиками шахидки? Быть может бутылочки в моей сумочке не от наследственности и картинок в голове, открытками отпечатавшимися в памяти? Не от беспомощности ли я чувствую себя загнанной на бойню свиньей, у которой все же есть шанс на спасение?
-Даже не знаю, - отвечаю я, уставившись на белую вилку, спрятанную в прозрачный пакет. Ей везет ни чуть не больше девятимесячного плода в утробе. Пластик надежно защищен от внешней грязи, пока находятся в своем коконе, но стоит мне вытащить его, как белоснежные зубья обмараются о грязь внешнего мира. Сок от помидор, кусочки рыбы, соус для риса окрасят белоснежную поверхность в грязные оттенки. У нее есть шанс остаться чистой на этот раз, но он так мал, что надежда уходит, махнув на ситуацию рукой. Так и с людьми.
- Наверное, сама смерть, - добавляю я после паузы, - отсутствие контроля над ситуацией приводит меня в панический ужас. Не отрицаю, внизу на земле свои недостатки: летающие кирпичи или такси, врезающиеся в людей на остановках, но там я твердо стою на ногах, а значит, существует иллюзия уверенности.
На этот раз брови хмурит он: "ты же всегда утверждаешь, будто все происходит с определенной целью. Что если тебе суждено быть убитой упавшей с пятнадцатого этажа сковородкой, этого не избежать. Все происходит так, как должно происходить", - мой прекрасный физик замолкает и, поворачиваясь ко мне всем телом, принимает позу рыболова, ждущего, когда же позвоночное созреет и заглотит крючок. Однако, поплавок недвижен.
Мне хочется вступить в жаркий спор. Рассказать о своей вере во всемогущество человека. Объяснить, что никакого старого волосатого деда не существует, и рассказать какое у него на самом деле лицо. Это так важно поделиться впечатлениями и видениями. Ты не поверишь ни единому слову, так как слишком хорошо успел изучить мои мысли, потому мои губы беспомощно раскрыты, как у ребенка, увидевшего бабочку. Со стороны напоминает удивление. На самом деле загнанность и отчаяние.
Мне откровенно неприятен этот разговор, и я зла на то, что произошло недавно: до 16.09. Хочется прыснуть немного яду, чтобы твоя ухмылочка будущего победителя, немного повяла.
-Несмотря на безумства, на которые мы толкаем друг друга в душе ты остаешься таким же праведным верующим, как я. Нам просто нужно верить хоть во что-то, без этого мы засохнем как пауки, упадем и развалимся на куски, - откидываюсь на кресло и наслаждаюсь эффектом. Твое лицо вытягивается, теперь злость не только во мне. Если представить что мой дорогой физик - есть простыня, то его лазурно-голубой цвет меняется на темный оттенок. Одной капли противного оттенка синего хватит, чтобы она плющом расползалась по ткани, разъедая первоначальный цвет. Мне мало. Нужно подкинуть в камин пару пален.
-Как когда-то в сельской церквушке, - маленькая доза яда. Практически незаметно, продолжаю - не изгладить из памяти открытки-воспоминания, где мы дети, стоящие на коленях перед священником в нашем забытом богом селе, - достигаю нужного эффекта, бью прямо в яблочко. Достаточно. Змеи отползают от добычи. Пластиковая вилка пронзает румяную помидорку Черри и, пачкаясь красным соком, направляется ко мне в рот. Без шансов на спасение.
Терпение не изменило тебе и на этот раз. Мой грустный физик, ты научился прощать меня, терпеть укусы и мой яд, что маленькими дозами я впрыскиваю тебе под кожу, когда злюсь. Нам нужен Бог, без него мы не мы. Внушенные с детства мысли опутывают сознание диким, демоническим сорняком, выдрать который мы, даже вместе, не в силах.
Отодвигаю пластиковую тарелку с недоеденной пищей. Возможно, вернусь к ней чуть позже. Физик сидит неподвижно, угрюмо уставившись в круглое окно, отделяющее туристов в шортах и легких платьях от дикого холода. Как бы извиняясь за очередной приступ злости, беру его за руку и ободряюще провожу пальцами по запястью. Та же поза обиженного человека, демонстративно отвернувшегося к окну. В детстве были такие картинки, на которых ребенку нужно было найти десять отличий. Сейчас, будучи двадцать пятилетней тетей, десяти, конечно не найду, но одно явно бросается в глаза: на твоих губах улыбка. Всего минуту назад поджатые, напоминающие ниточки, сейчас, когда моя рука на твоей, они растянулись. Прощенная, с лучащимися глазами, смотрю в окно. Двойное стекло покрыто корочкой тончайшего льда. Застывшие кристаллики влаги вызывают восхищение».

«Когда падают самолеты, телеведущие рассказывают то, что написано на экранах. Бесчувственные, обездушенные от работы, вынуждающей каждый день сообщать важные для человечества новости. Экраны в тысячах квартирах показывают обгоревшие детали покрытой гарью железной птицы, кричащих пассажиров или их трупы. Прежде чем столкнуться с землей люди должны прочувствовать страх падения, раскаяться. Если измерять расстоянием, на молитвы отводится 10 000 км. Такая бесстрашная на земле, чувствую себя кроликом в лисьей норе на высоте этих условных 10 000. Если самолет разобьется, моя первоначальная цель будет достигнута сегодня же. Так ли я хочу попасть на прием к настоящему Богу, при условии, что он вообще существует? Вера - ничто по сравнению с ненавистью. Ненависть, вытекающая из веры разрушительна и безжалостна. От ощущений тоже можно сойти с ума. Так и произошло у нас с тобой.
Между креслами проходят стюардессы. Молодые, красивые, улыбающиеся. Их бедра утянуты юбками, грудь заключена в строгие белые блузки, а ноги кажутся более сексуальными за счет каблуков. Мне они представляются несчастными созданиями, обязанными говорить "пожалуйста" каждому подвыпившему господину, внешне напоминающего хряка, перепутавшего свинарник с самолетом в жаркую страну. Валяясь под зонтиком, он будет обливаться потом, и посасывать "Coca-cola" из трубочки. Противно представлять его, заталкивающего в рот очередной хот-дог, который прибавит еще одну свисающую с шеи складку. Представив эту картину, мне еще больше становится жалко небесных птичек, вынужденных рано прощаться со своей "романтичной" жизнью.
-Вернемся к нашей теме.
Глупый ход. Почему ты во всем пытаешься докопаться до истины? Дурацкая привычка, взращенная в каменных стенах университета.
-Давай поговорим о чем-нибудь другом, - пытаюсь сменить направление разговора.
На самом деле в состоянии панического страха не очень-то хочется говорить. В проходе, между креслами вижу знакомое лицо. Кто угодно, только не этот человек. Он постоянно преследует меня. Несколько минут назад мы уже вели диалог, больше напоминающий параноидальный бред.
Сейчас лучше скрыться, вжаться в кресло и стать незаметной. Маленькой виноградинкой, помидоркой, кем угодно… Я бы согласилась перевоплотиться в того жирного дядьку на несколько минут и ощутить запах собственного омерзительно пота. Кажется, мне самой сейчас не помешал бы дезодорант.
Если он заметит меня, может возникнуть неловкая ситуация или подняться крик, мне этого точно не нужно. Новенькие солнцезащитные очки помогут избежать столкновения, скрыв глаза под спасительными темными стеклами. Недавно, когда я выходила из туалета, они выручили меня, опутав туманной дымкой загадки. Протягиваю руки к сумочке. Щелчок футляра, быстрое движение и на кресле невидимка».

«Когда я в самолете одна мысль не дает мне покоя. Кажется, что время замедляется и мы единственные живущие в старом ритме. По сути, мозг частично отключается от восприятия неприятной информации извне. Люди похожи на бездушные застывшие машины. Носители информации. Они так одинаковы в своем состоянии транса, что нет смысла придумывать им имена или спрашивать настоящие.
Щелчок вывел тебя из оцепенения. Проанализировав мои действия, ты, вероятно, решил, что я все же хочу немного поспать.
-Если тебе так спокойнее… - начинает мой спутник.
Останавливаю его спокойным: "спасибо" , - целую в щеку и, отвернувшись к окну, закрываю глаза. В голове возникает недавняя сцена. То, что произошло между нами несколько минут назад (до 16.09) в тесной кабинке самолета сложно назвать нормальным. Подобные ситуации кого угодно повергнут в шок.
Физик больше ничего не говорит, немного удивленный, сидит, подперев рукой подбородок и скрестив ноги, смотрит на кресла пассажиров. Нет смысла именовать тех, в ком не видишь надежды на спасение. Быть может, мы оба высокомерны и напыщенны, тщеславны без повода. Мы дали обет и нарушили его, за это нас изгнали из лучшего мира. Проклятие, отречение, анафема. Людишки возносят жертвы богам, стоят на коленях и молятся в надежде получить доступ в рай. Адамовы оплодотворенные сперматозоиды покорно ждут когда же их Бог услышит и простит грешников. Мы с моим драгоценнейшим физиком знаем, что поблажек не будет, никто не сжалится. Потому, держась за руки, ходим по грешной земле и разбрасываем семена сомнений в душах и сердцах людей. Издевательство. Кто-то ненавидит нас, презирает и мечтает, что мы попадем в ад. Воображение мнимых святош не так уж скудно. В их голове мы вертимся на шампурах и каемся за свои слова и поступки. Кроткие овечки – тайные садисты. Мы проповедуем безбожие и свободу, так как знаем, что не только спасения, но и ада тоже нет. Это наш способ выживать и делать то, что мы делаем.
Механизированная плоть не требует имени. 34 E недвижно сидит, уставившись в монитор своего мега-крутого, ныне встречающегося на каждом углу, ipad от Apple; 35 F, судя по морщинкам и ужасного оттенка по<