Передай меня по лучу, Скотти

Одним из классических звуковых фрагментов, вошедших в нашу жизнь из сериала «Звездный путь», стала каноническая фраза «Передай меня по лучу, Скотти». Когда капитан Кирк произносил эти слова[244], инженер Скотти должен был активировать телепортатор; в результате работы этого устройства тело капитана исчезало (уничтожалось? – мы не знаем наверняка), а затем появлялось вновь (собиралось заново?) в другом месте. В «Звездном пути» телепортация, представляющая собой абсолютный идеал высокоскоростного и удобного транспортного средства, помогала ускорять сюжет.

Как это работало? Разумеется, никак; это все-таки научная фантастика. Но когда я вижу перед собой научную фантастику, всегда стараюсь примирить ее с физикой. В этом случае было не слишком трудно. Представьте Кирка в виде квантовой волновой функции. Телепортатор должен просто «клонировать» эту волновую функцию, то есть создать полный ее дубликат – ее и объекта, который она описывает. Будет ли дубликат создан из тех же самых молекул, что и оригинал? Это вряд ли важно; по представлениям современной физики, все атомы углерода одинаковы, как и все электроны, атомы кислорода и т. д., согласно принципу тождественности (неотличимости) элементарных частиц. Вспомните фейнмановские диаграммы, где электрон и позитрон рассеиваются друг на друге. Это говорит о том, что рождающийся электрон одновременно и исходный, и новообразованный, то есть это один и тот же электрон. Или вот еще пример сложностей, ожидающих нас при размышлениях об идентичных частицах: сейчас в вашем теле очень мало молекул, присутствовавших в нем, когда вы были ребенком; большая их часть за это время заместилась другими такими же молекулами. Тем не менее вы, вероятно, ощущаете себя тем же самым человеком.

Оказывается, сразу несколько теорем современной квантовой физики говорят о том, что такое клонирование в принципе возможно, только если оригинал при этом будет уничтожен. Одна из этих теорем даже называется теоремой о запрете телепортации , но, несмотря на слово «запрет» в названии, она не исключает того варианта, который показан в «Звездном пути»; она просто утверждает, что невозможно телепортировать что-либо, сначала превратив волновую функцию в классический набор измерений, а затем проделав обратную операцию. Еще одна теорема носит название теоремы о запрете клонирования , но это не значит, что клонирование невозможно; это означает лишь, что невозможно изготовить точную копию чего-либо, не разрушив оригинал. Так что, хотя мы и не знаем, как сделать телепортатор из «Звездного пути», никакие известные законы современной физики не запрещают его существования.

Предположим, мы отыщем способ телепортироваться способом, показанным в «Звездном пути». Вы позволили бы так передать по лучу себя?

Я бы не позволил.

Почему? Я опасаюсь, что новый человек, который появится на конце луча, может оказаться не совсем мной. Принимаю утверждение, что созданное человеческое существо будет обладать всеми моими воспоминаниями, качествами, слабостями, пристрастиями и будет неотличимым от меня по всем физическим параметрам. Но будет ли он мной ? Понимаете, почему я беспокоюсь? Окажется ли точная копия меня в точности мной самим? Конечно, физика не сможет нас различить. Но не существует ли реальности помимо физики? Воспользовавшись старым языком религии, спрошу: откуда мне знать, что душа будет перенесена в место назначения вместе с моим телом?

Научная фантастика давно уже играет с идеей о том, что человеческое тело можно скопировать вместе с памятью, но клонированный таким образом человек на самом деле будет другим. В книгах и фильмах, где обыгрывается этот сценарий, взрослые с большим трудом отличают копию от оригинала, а вот дети и домашние животные с легкостью замечают разницу. И как Кассандре[245]в греческой легенде, им никто не верит, хотя они говорят правду. Именно так обстоят дела в фильмах о подмене души, от «Вторжения похитителей тел» (1956) до «Захватчиков с Марса» (1986). Как правило, клоны пытаются убедить неклонов в том, что клонирование – замечательная штука, и клонироваться обязательно надо. Но мы-то, зрители, понимаем, что это не так.

Переношусь ли я из одной точки в другую при клонировании моей квантовой волновой функции? Какую же чепуху вы спрашиваете, правда?

Что такое наука?

Что отличает научное знание от знания любого другого сорта? Думаю, определяющая суть в том, что наука – такой подраздел знания, в котором мы можем рассчитывать на всеобщее согласие. У науки есть средства для разрешения споров, она умеет достоверно определять, что верно, а что ошибочно. Может быть, мы с вами никогда не придем к единому мнению по поводу шоколада: вкуснятина это или противная липкая штука, – но точно знаем, что сможем в конце концов достичь согласия по поводу массы электрона. Вероятно, никогда не договоримся по поводу наилучшей формы государственного управления или экономических систем; скорее всего, не сможем обсудить даже справедливость и этику, но мы имеем, в принципе, возможность прийти к согласию о том, верна ли теория относительности и действительно ли E = mc 2.

Когда я вижу синее, что видите вы? Тоже синее? Это не научный вопрос. Становится ли он от этого недопустимым? Суть его сводится к разнице между мозгом и сознанием. Существует ли что-нибудь помимо мозга, скрывающееся за нейронными сетями? Есть ли нечто большее, чем просто физическая, механическая совокупность атомов, – нечто, не просто способное видеть, но и знающее, как выглядит цвет? Я не могу доказать, что такое знание существует. Могу лишь попытаться убедить вас.

Эта проблема чем-то напоминает вопрос иррациональности √2 – о доказательстве того, что это число невозможно записать в виде отношения целых чисел. Доказательство, которое я привожу в Приложении 3, основано на достижении противоречия, но дело в том, что подобный подход нельзя вывести из предыдущей математики; его приходится брать как предположение и принимать на веру как постулат. Аналогична и ситуация с математической индукцией; никто не доказал, что этот метод верен. Это необходимо принять как отдельное допущение. Кроме того, существует важная, хоть и немного невнятная, аксиома выбора – ключевая концепция в математике. Даже наша способность выбирать не самоочевидна. На самом деле ее, может, и нет вовсе, если в реальности мы представляем собой просто машины, управляемые внешними силами и подталкиваемые, возможно, Богом, который «кидает кости».

При обсуждении вопроса о том, как «выглядят» цвета, мы отходим от правил, которых Ньютон неизменно придерживался в физических исследованиях. Кто-то может посетовать, что мы уходим от науки к семантике или – еще хуже – к философии. Мы же обсуждаем не вопросы, имеющие конкретный смысл или интересное содержание. Пожалуйста, скажете вы, определите точно, что вы имеете в виду, когда говорите – цвет как-то выглядит , вот тогда мы сможем понять, универсально ли это выглядит .

Платон в диалоге «Менон»[246]утверждал, что существует знание, которое невозможно получить физическими измерениями. Помимо всего прочего, философ имел в виду мораль – концепцию, которую многие ученые сегодня отбросили бы как ненаучную. Мораль, могли бы сказать они, это набор поведенческих стереотипов, оптимизированных под те варианты поведения, которые способствуют выживанию сильнейших. Платон демонстрировал свой тезис об изначальном знании тем, что никогда (ну хорошо, почти никогда) не позволял герою своего произведения высказывать собственное мнение; вместо этого Сократ задавал вопросы, извлекая тем самым наружу знания, которые, как утверждал Платон, уже существовали в сознании объекта. Представьте: вместо того чтобы привести доказательство иррациональности √2, я просто начну задавать вам вопросы и таким образом подведу вас к доказательству. Это суть сократического метода, называемого майевтикой[247]. И тогда я смогу утверждать, как это делает Сократ, что знание уже готовым лежало в вашем мозгу и его просто нужно было выманить наружу.

Вся математика представляет собой знание, лежащее вне физической реальности. Это беспокоит многих и часто становится причиной математикофобии. Говоря эмпирически, мы можем только показать, что некоторые правила математики приблизительно верны. Точна ли теорема Пифагора? Или, может быть, наибольший угол в треугольнике со сторонами 3-4-5 равен вовсе не 90°, а всего лишь 89,999999? Откуда вы знаете? Не из физики; не из измерений. (А в искривленном пространстве он действительно оказывается не равным 90°, а на шаре можно построить треугольник, все три угла которого будут прямыми.) Математика исследует истины не посредством экспериментальных тестов, а лишь на основании их внутренней непротиворечивости. Можно постулировать, что две различные прямые, проходящие через одну точку, никогда больше не встретятся, – а можно постулировать, что пересекутся. Первый вариант входит в фундамент евклидовой геометрии; второй верен в рамках замкнутого, искривленного пространства-времени общей теории относительности.

Согласно легенде, пифагорейцы так расстроились, обнаружив иррациональность √2, что вышвырнули Гиппаса[248] – человека, который это открыл, – с ладьи в море. (Современная метафора на эту тему звучит немного иначе: «Бросьте его под автобус».) Доказательство Гиппаса вполне могло походить на то, которое я даю в Приложении 3, но существуют и другие симпатичные доказательства, причем одно из них основано на геометрии.

Согласно другому варианту легенды, пифагорейцы сочли природу числа √2 и факт ее открытия исполненными настолько глубокого смысла, что это число стало основой их религии. В этой истории они швырнули Гиппаса за борт в наказание за то, что он раскрыл эту величайшую тайну непосвященным. Тем не менее можно без всяких сомнений утверждать, что пифагорейцы в этой теореме открыли действительно глубокую истину: есть знание, существующее вне физической реальности; эта истина настолько поразительна, что они считали возможным сообщать ее только посвященным, давшим клятву хранить тайны пифагорейской веры. А Гиппас открыл, что нефизические истины – истины, не поддающиеся физической верификации, – в самом деле существуют.

Глава 22

Cogito ergo sum[249]

Существует ли «сейчас» в мозге? Или только в сознании?

Кинжал ли предо мной? И рукоятью

К моей руке? – Вот я тебя схвачу!

Ты не даешься, а тебя все вижу…

Так существуешь ли для ощупи,

Как для очей, виденье роковое?

Или кинжал – призрак, созданье лжи,

Исшлец ты из пылающего мозга?

У. Шекспир, «Макбет»[250]

«Если что-то невозможно измерить, его не существует». Мы воспринимаем эту сентенцию как самоочевидную истину. Разумеется, она доказуема не больше, чем, скажем, права человека, заявленные в Декларации независимости. Но это не гипотеза и тем более не теория; это больше напоминает некую доктрину, тезис, прибитый, фигурально выражаясь, к дверям кафедры физики. Это догма, способная, если в нее поверить, привести к господству над всем физическим миром. Философы называют ее физикализмом .

Пожалуйста, не поймите меня неправильно. Физика сама по себе не религия. Это строгая дисциплина со строгими правилами о том, что можно считать доказанным или не доказанным. Но если считать, что эта дисциплина представляет всю реальность целиком, она действительно приобретает черты религии. Мало того, что не существует никакой жесткой логической связи между физикой и физикализмом: нет вообще никакой логической причины их связывать. Догма, что физика охватывает всю реальность, оправданна не более тезиса, что Библия содержит в себе всю истину.

Физикализм

Физикализм можно проиллюстрировать цитатой, которую я привел в главе 1. В ней философ Рудольф Карнап критикует уход Альберта Эйнштейна к нефизической вере: «Поскольку, в принципе, наука может сказать все, что только может быть сказано, вопросов, оставшихся без ответов, не может быть». Это ведь самоочевидно, правда? Когда вы это прочли, восприняли ли как хорошо известную истину?

Как выглядят цвета? Это не физический вопрос, поэтому физикалисты его бы не потерпели. Когда вы видите синий цвет, видите ли вы то же самое, что и я, когда смотрю на синий цвет? Это чепуховый, совершенно бессмысленный вопрос. Невозможно разработать процедуру, которая позволит проверить ответ, каким бы он ни был, поэтому его истинность оценить не удастся. С точки зрения физикалистов сама постановка такого вопроса ставит под сомнение здравый смысл и рассудок. Для физикалиста человек, считающий возможным спрашивать, как выглядит тот или иной цвет, уже подозрителен: а не уходит ли он от физики, не теряет ли самодисциплину, не съезжает ли в научную ересь?

Физикализм доходит до крайности, когда утверждает, что иллюзорны любые неквантифицируемые наблюдения, то есть неизмеримые количественно. Нам с вами кажется , что мы знаем – время течет, но на самом деле ничего такого не происходит. Поскольку это не существует в нынешней физической теории и не отражено на пространственно-временной диаграмме, этого нет в реальности, потому что современная структура физики, хотя и не отвечает на все вопросы, охватывает тем не менее всю реальность целиком.

Физики обычно рассматривают математику как науку из-за ее строгости и логичности. Не все обязательно проверять эмпирически; можно также проверять какие-то следствия . Мы знаем, что √2 иррационален, то есть его невозможно записать в виде отношения двух целых чисел. Это утверждение можно, в принципе, опровергнуть, хотя и только в пределах абстрактного, но непротиворечивого царства математики; для этого достаточно найти целые числа, отношение которых даст √2.

Физики действительно пользуются квантовыми амплитудами (амплитудами вероятности) и волновыми функциями – штуками принципиально неизмеримыми. Но стесняются этого и пытаются оправдывать себя. Они надеются, что когда-нибудь смогут отказаться от их использования, а пока просто избегают говорить об их интерпретации. Несмотря на все недостатки физики, ее ценность бесспорна и подтверждается чудесами, которые она выдает: радиотехника, лазеры, аппараты МРТ, телевидение, компьютеры, атомные бомбы и т. д.

Атеизм сам по себе не религия. Это отрицание вполне конкретной разновидности религиозной веры, теизма , утверждающего, что существует Бог, который вознаградит твое преклонение перед ним тем, что поможет выиграть твоей футбольной команде, или поможет твоей армии, или вылечит тебя от рака. Атеизм – это лишь отрицание; он не становится религией, пока не включает в себя какую-то позитивную веру, такую как физикализм, то есть веру в то, что реальность целиком определяется физикой и математикой, а все остальное – лишь иллюзии.

Удивительно, как часто натыкаешься на фразу «наука утверждает…» при обосновании идей, которые на самом деле не основаны на научном знании. По существу, часто это замаскированный физикализм. «Наука утверждает, что свободы воли не существует». Чепуха. На это утверждение кого-то вдохновила физика, но в физике оно никак не обосновывается. Мы не в состоянии предсказать, когда распадется тот или иной атом, и законы физики в том виде, в каком существуют сегодня, говорят, что эта наша несостоятельность – фундаментальное свойство природы. Но если мы не в силах предсказать такое простое физическое явление, как можно воображать, что когда-нибудь мы покажем полностью детерминированное человеческое поведение? Да, известно, что в среднем атомы радиоактивного углерода распадаются за несколько тысяч лет. И в среднем мы ожидаем, что человеческие существа будут принимать решения, которые позволят им расплодиться и произвести на свет новые человеческие существа. Но даже если принять такое минимальное научное заключение, оно оставляет сколько угодно места для решений, основанных на этических и эмпатических ценностях. Наука не «утверждает», что мы когда-нибудь сможем понять человеческие решения без привлечения человеческой же свободной воли.

Нил Тайсон, астрофизик, писатель и звезда сериала «Космос»[251], назвал Ричарда Докинза, автора книги The God Delusion (2006)[252], «главным атеистом мира». Мне очень нравятся книги Докинза о науке, он обоснованно и эффективно критикует многие противоречащие фактам заявления религиозных сект. Его критика организованных религий часто оправданна и имеет смысл, но только потому, что нефизическое знание приносит много зла: он, кажется, считает, что все это просто вздор. Но Докинз совершает фундаментальную ошибку: не говорит об этом прямо, лишь неявно постулируя, что логика требует игнорировать нефизическую реальность. Естественным следствием из такой позиции становится ошибочное представление, что изучение физики несовместимо с верой в Бога. В Приложении 6 я привожу несколько контрпримеров – цитирую глубоко религиозные заявления некоторых величайших физиков всех времен.

В книге «Бог как иллюзия» Докинз пишет: «Я очень счастлив жить в такое время, когда человечество изо всех сил стремится достичь границ познаваемого. И что еще лучше – мы можем в конце концов обнаружить, что этих границ не существует вовсе». Докинз надеется, что возможностям науки действительно не будет предела, но мне кажется, это для него больше, чем надежда, – это уже вера. Это основа его религии, которая базируется на успехах науки в объяснении столь многого , а поэтому – в этом, собственно, заключается суть его доктрины – когда-нибудь она объяснит все. Оптимизм Докинза напоминает мне убеждение древних греков, что любое число можно записать в виде отношения целых чисел. Его ждет разочарование. Пределы физического знания суровы и очевидны. Из нескольких уже приведенных примеров мне становится ясно, что физика неполна и неспособна описать всю реальность.

Более того, вера Докинза в верховенство логики не принимает во внимание жесткие ограничения, открытые Куртом Гёделем. Как уже отмечалось, Гёдель показал, что во всех математических системах присутствуют недоказуемые утверждения, истины, к которым невозможно обратиться и которые невозможно проверить посредством логики. Так что подход Докинза к реальности, принимающий только те истины, которые можно логически продемонстрировать, заведомо ошибочен даже в пределах простого и ясного царства математики.

Эмпатия

Пытались ли вы когда-нибудь представить, каково быть другим – супругом (супругой), кем-то из ваших друзей или знаменитостей (Жанной д’Арк, Альбертом Эйнштейном или Полом Маккартни)? Воображая нечто подобное, считаете ли вы, что лишаетесь при этом собственных воспоминаний и просто становитесь этим другим человеком, видите мир его глазами? Именно эта способность сознания считается источником эмпатии, то есть сочувствия и сопереживания. Неспособность это делать – фундаментальная дисфункция социопатов. Но что именно вы воображаете внутренне, представляя себя кем-то? Какая часть вас переносится на другого человека? Это не ваши чувства, не воспоминания и не знания. Вы пытаетесь увидеть мир таким, каким его видит этот человек. Что это значит?

За неимением другого, более точного термина, давайте обозначим то, что переносится на другое существо, как вашу душу – то самое, что, возможно, не перенесется вместе с вами, когда Скотти отправит вас по лучу. Мне не хочется использовать здесь слово душа , поскольку оно несет с собой немалый груз, связанный с его религиозным использованием: бессмертие и независимая от тела память (узнаете ли вы души своих родителей, когда умрете?); вообще, душа – это то, что наказывают за ваши грехи. Поэтому у меня было искушение назвать эту штуку квинтэссенцией человека (термин, уже принятый в космологической теории), или анимой (с лат. – «душа»; слишком тесно связано с гипнотизмом), или духом (ассоциируется со спортивным и командным энтузиазмом), или даже французским esprit («дух»); но для простоты давайте все же ограничимся словом «душа». Существует ли душа? Реальна ли она?

На первый взгляд душу невозможно обнаружить средствами физики, хотя многие пытаются отыскать ее в физиологии мозга. Душу часто путают с сознанием – вероятно, потому, что физикализму сознание ближе. Разница между душой и сознанием аналогична разнице между разумом и мозгом.

Вспоминаю, как в пятом классе учительница сказала, что мы будем изучать зрение и она расскажет нам, как мы видим . (Это была та же учительница, у которой я позже спрашивал про цвета.) Я очень обрадовался. Тема глубоко меня интересовала, давно хотелось разобраться. В тот же день она повесила на доску схему устройства глаза. Эту схему я видел и раньше, в научных книгах, которые брал в местном отделении Публичной библиотеки Бронкса. (Но вы понимаете, у книги невозможно спросить.) Пока ничего нового. Она показала указкой ход световых лучей. Да, это я тоже знал. Свет проходит сквозь хрусталик, фокусируется на сетчатке и превращается в электрический импульс. Я читал об этом. Импульсы поступают в мозг. Мозг знает, откуда приходит каждый сигнал, поэтому может восстановить изображение. Изображение на сетчатке перевернуто вниз головой, но мозг переворачивает его обратно. Отлично, вот оно! Настал момент, когда будут даны ответы на мои вопросы! Я удвоил внимание. (Это совершенно правдивая история; я едва мог усидеть на стуле от волнения.) Но вместо того чтобы наконец все объяснить, учительница сказала: «А теперь давайте поговорим о том, как устроено ухо и как мы слышим».

Eruditio interruptus![253]

Я опустился на стул, ужасно разочарованный. Все, что я читал об этом в научных книгах, всегда останавливалось на мозге. Но я-то хотел узнать, как я вижу, как сигнал идет из мозга дальше, в то место, где я могу увидеть, как выглядит синий цвет. Именно потом я подошел к учительнице и спросил ее об этом, но она, кажется, не поняла, о чем я спрашиваю. Сигнал поступает в мозг, вот и все.

Какое отношение все это имеет к тайне понятия сейчас ? Пока мы считаем себя не более чем машинами, управляемыми хитроумным компьютером, представление о сейчас лишено всякого смысла. Оно не имеет смысла, если не воспринимается той самой штукой (душой?), которая смотрит на сигнал в мозге и видит, на что похож синий цвет. Это не означает, впрочем, что сейчас не имеет физических истоков; я убежден, что имеет.

Тело человека обрабатывает сигналы, но когда я говорю о душе (за неимением лучшего слова), имею в виду то, что смотрит . Я знаю, что имею душу, и меня невозможно в этом разубедить. Это та самая штука, которая существует помимо физики, тела и вне мозга; которая видит, как выглядят вещи и цвета. Я не понимаю, что такое душа. Сомневаюсь, что моя душа бессмертна, – но при этом, имея детей и внуков, с каждым днем все отчетливее ощущаю, что существует своего рода бессмертие, которого я достигаю через них. Есть ли у них души, как у меня? Да, для меня это очевидно, хотя и не могу объяснить, откуда это знаю. Чувствую, что ясное восприятие души другого человека – это самая суть эмпатии и любви. Как можно нанести вред кому-то, если ощущаешь его душу?

Тем не менее я знаю людей, социопатов, которые ведут себя так, будто не обладают подобным восприятием. Они обращаются с другими людьми так, как если бы те были машинами. Причинить боль для них не труднее, чем выбросить велосипед. У них отсутствует эмпатия, та самая способность поставить себя на место другого, признать, что и у него есть душа. Слегка утешает, что таких людей психологи узнают и выделяют в отдельную категорию; они – исключение, а не большинство человечества.

Людей, лишенных эмпатии, часто изображают в книгах и средствах массовой информации. Когда юный Джимми в фильме 1956 года «Вторжение похитителей тел» говорит: «Это не моя мама!» – он, вероятно, чувствует в этой женщине, которая выглядит и ведет себя как его мама, именно отсутствие эмпатии. В фильме 1998 года «Темный город» инопланетяне выстроили целую планету и проводили на ней эксперименты с единственной целью – разобраться наконец, что делает человека человеком. В кульминационной сцене фильма главный герой Джон Мердок указывает сначала на свой мозг, затем на сердце и заявляет, что все это время они искали не там: суть человека заключается не в логическом мышлении или мозге, а в эмпатии, олицетворяемой сердцем.

Во время выборов в США я иногда чувствую, что на самом деле избирателя больше всего интересует, есть ли у кандидата эмпатия – к нему, избирателю, к бедным, ко всем остальным. А политические вопросы – дело десятое. Американский избиратель не хочет выбрать социопата. Правда, они могут быть очень успешными лидерами, о чем свидетельствуют примеры Мао, Сталина и Саддама Хусейна.

Если вы скажете, что у меня нет души, это всего лишь иллюзия и можно научить компьютерную программу действовать так, как будто она тоже обладает душой, я решу, что вы сами не знаете, о чем говорите, в точности как моя учительница в пятом классе. Мне моя душа абсолютно очевидна, несмотря на предыдущее многотрудное объяснение, что я под этим подразумеваю. Пользуясь словами Августина (он говорил о потоке времени), скажем: «Если меня никто не спрашивает, я знаю; если я хочу объяснить, то не знаю». Всякий раз, думая об этом, я испытываю благоговение. Это ведь мое главное религиозное откровение. Подозреваю, что Эйнштейн переживал примерно то же, говоря: «Человек начинает жить, только когда может жить вне себя».

Остается множество неотвеченных вопросов. Есть ли души у животных? Не знаю. Владельцы собак, которых мне доводилось знать долгие годы, уверены, что у собак души есть. Мне довелось однажды в Руанде два часа провести на расстоянии нескольких метров от пары семейств диких горных горилл, и я прочно убедился, что у них души имеются. Они вели себя как дикие, большие, сильные, волосатые люди.

Cogito ergo sum

В 1637 г. Декарт написал: «Я мыслю, следовательно, я существую». Таким кратким и выразительным образом он отверг философскую идею о том, что жизнь – всего лишь иллюзия, и нас, в сущности, просто нет. Заявление Декарта было обсуждено, оспорено – и отвергнуто. Разумеется, если вы будете настаивать на строгих определениях всех терминов, окажется, что это заявление либо заведомо истинно, либо заведомо ложно. Но зачем философ стал бы изрекать банальности? И почему его высказывание произвело на нас такое сильное впечатление и запомнилось?

Мне представляется, что эту знаменитую фразу лучше всего можно интерпретировать как опровержение физикализма. Написано это было по-французски, а не по-английски и не на латыни, и слова были очень простыми: «Je pense, donc je suis». Классические философы интерпретируют pense как физический акт мышления, сигналы в мозге. Этот перевод с равным основанием можно применить и к современному компьютеру. Но мне утверждение Декарта кажется наиболее убедительным, когда я трактую слово «мыслю» как относящееся к деятельности не мозга, а разума, духа, той штуки, которая видит, как выглядят цвета; слышит, как звучит музыка; испытывает эмпатию. Наука может описывать существование как абстракцию, и тогда реальность – всего лишь иллюзия, но Декарт знал , что на самом деле все не так. Хотя он писал это в XVII веке, вопрос актуален до сих пор; в физике он косвенно связан с голографическим принципом [254] – новой интерпретацией реальности, которую в наши дни предпочитают многие специалисты по теории струн.

У физикалистов имеются вполне практические резоны отрицать нефизическое знание. Допустив его существование, вы открываете шлюзы для спиритуализма, псевдонауки и религии. Вы теряете всякий контроль над ситуацией; кто угодно может утверждать что угодно, если это не противоречит наблюдениям. Возможно, математика нефизична и существует только в нашем сознании, но в ней, по крайней мере, есть строгая дисциплина, правила и процедуры, а также способы фальсификации (опровержения) неверных предположений. Однако любые разговоры о душе ведут к появлению «истин», от которых не требуется непротиворечивости, которые невозможно проверить и которые уже поэтому подозрительны. Они, скорее всего, напрасно тратят наше время, отвлекают и сбивают с пути истинного; возможно, они даже опасны.

В 1996 году велись достаточно бурные этические дебаты вокруг клонируемой овцы. Был использован полный геном отдельно взятой особи, чтобы произвести на свет другую овечку, Долли, так же идентичную физически овце-донору, как идентичны друг другу однояйцевые близнецы. Некоторые опасались, что богатые в будущем захотят клонировать самих себя.

И что? Чего здесь бояться? Многих беспокоило то, что они считали этическими последствиями. Как в случае с другими научными достижениями – от вакцинации до контроля над рождаемостью, авторов эксперимента обвинили в том, что они «берут на себя роль Бога». В частности, ставился вопрос, будут ли клонированные особи обладать душой. Если нет, не приведет ли это к их порабощению, как порабощены сегодня лошади, собаки, автомобили и компьютеры?

Многие считали, что необходимо обсудить все этические последствия клонирования, прежде чем разрешить ученым продолжать работу в этом направлении. Как долго, по-вашему, продолжалось бы такое обсуждение? Почему-то аналогия с однояйцевыми близнецами (а никто не оспаривает наличие у каждого из них отдельной души) почти не звучала. (Вообще-то концепция близнеца-злодея восходит еще к Заратустре[255].) Я здесь вспомнил о клонировании только потому, что оно тоже показывает, насколько широко распространено ощущение души. Многие атеисты признают концепцию души; они просто отрицают существование Бога, который поощряет и наказывает. Реальность души отрицают в первую очередь физикалисты.

Глава 23

Свобода воли

В головоломке не хватает еще одной важной детали. Она располагается на краешке квантово-физической части картины и, как вскоре выяснится, необходима нам, чтобы придать понятию «сейчас» его особый смысл…

Если главный закон Вселенной – это закон возрастания энтропии, то главным законом жизни служит, наоборот, возрастание структурированности и сопротивление энтропии.

Вацлав Гавел[256]

Есть ли у вас свобода воли?

Мне кажется, у меня есть, но не уверен до конца. По крайней мере, часть моей свободы воли может оказаться иллюзией. Первые сомнения возникли в 1980 году. За два года до этого у нас с женой, Розмари, родился первенец. Как назвать дочку? Решение об этом казалось нам тогда одним из самых важных в нашей жизни. Мы хотели выбрать для нее имя не слишком распространенное, но и не слишком редкое, обладающее для нас каким-то личным смыслом, но не слишком личное; в конце концов, это должно было быть ее имя, не наше. Мы читали книги, в которых перечислялись сотни разных имен и объяснялся их смысл, потом выбрасывали эти книги, думали о прозвищах, которые нам не нравились, но которые трудно контролировать… и внезапно обнаружили, что наш выбор – Элизабет Энн.

Я уверен, что отчасти на это повлияло наше уважение к могущественной и деятельной Елизавете I, королеве Англии. Розмари в свое время слушала курс шекспироведения у профессора Хью Ричмонда, я тоже прослушал все его лекции; и Ричмонд, и Шекспир оказали глубокое воздействие на нашу жизнь. А второе имя? Почему Энн? Просто нам показалось, что именно такое сочетание звучит лучше всего. И только через несколько десятилетий я обратил внимание на сходство звучания имени Elizabeth Ann и прилагательного Elizabethan (елизаветинская), обозначавшего ту великую эпоху, когда правила Елизавета I. Неудивительно, что имя звучало гармонично. Так почему же мы назвали дочь именно так: в честь королевы или в честь эпохи? Нам нравились все производные от этого имени. «Элизабет, Лиззи, Бетси и Бесс весною с корзинкой отправились в лес…»[257]Это был очень личный выбор.

По крайней мере, мы так считали. Двумя годами позже, в 1980-м, я прочел в каком-то журнале статью о популярных именах. В том самом 1978 году на севере Калифорнии самым популярным для девочки оказалось имя Элизабет.

Что такое свобода воли? Способность принять решение сделать что-либо, не подвергаясь влиянию извне? А зачем мне, собственно, стремиться делать что-то непременно без постороннего влияния? А если мои действия определяются внешними силами – людьми, которым довелось стать моими родителями; книгами, которые мне случилось прочесть; опытом, который пришлось пережить… – тогда разве это превращает меня в нечто подобное физической частице, пассивно толкаемой туда-сюда другими частицами и реагирующей на действие внешних сил, как планеты реагируют на притяжение своего солнца, обращаясь вокруг него по определенным орбитам? Неужели все представления о том, что я действую самостоятельно, – лишь иллюзия? И я просто щепка, попавшая в барабан сложной машины: меня кидает в разные стороны, а кажется, что это стремительное движение свидетельствует о моей важности?

Когда в конце XIX века классическая физика достигла своего зенита, многим казалось, что она очень скоро сможет объяснить все до конца. Оставалось, конечно, еще несколько проблем – вопросы, связанные с измерением абсолютной скорости движения Земли, и кое-какие аспекты теплового излучения абсолютно черных тел. Потом, правда, эти необъясненные вопросы оказались не такими уж мелкими; со временем они привели к открытию теории относительности и квантовой физики соответственно.

Классическая физика, даже если включить в нее теорию относительности, была целиком детерминистской. Во Вселенной правили бал законы причинности. Прошлое полностью определяло будущее. Это позволяло предположить, что даже поведение, в принципе, определяется предыдущими событиями. Дальнейшие исследования в области теории хаоса показали, что мы, возможно, никогда не сможем узнать прошлое достаточно хорошо, чтобы предсказывать будущее, но аргументов детерминизма это не изменило. Любое действие, включая и действия людей, предопределено; кальвинисты правы. Философам трудно не согласиться с достижениями физиков. Стремительное развитие физики придавало философии (или религии?) физикализма достоверность. Мало того, физикалистское отрицание свободы воли, возможно, дополнительно укрепило растущую убежденность общества, что преступники – жертвы воспитания, и наказывать их несправедливо. За все злодейства должно отвечать общество, а не отдельные люди. Этот странный вывод, кажется, приписывает свободу воли (справиться со злодействами) обществу, отказывая в ней преступникам.

Но сама основа, на которой было выстроено это философское здание, оказалась ложной. Все, что нам нужно для опровержения этого аргумента, – утверждение, будто физика доказывает иллюзорность свободной воли, – это показать, что физика не подчиняется причинности и будущее поведение частиц зависит не только от их прошлого опыта. Я продемонстрировал это в собственной лаборатории.

Когда-то давно в моей лаборатории…

Со времен Ньютона до Гейзенберга по умолчанию считалось, что знание начальных условий определяет будущее любой физической системы. Тем не менее сегодня мы знаем, что два объекта – совершенно идентичных во всех отношениях – могут вести себя по-разному. Два идентичных радиоактивных атома распадаются в разные моменты времени. Их будущее не определяется их прошлым или их состоянием, их квантово-физической волновой функцией. Тождественные условия не порождают одинакового будущего. Причинность влияет на среднее физическое поведение. Но не на конкретное.

Позвольте доказать это самым, как мне кажется, убедительным способом: с помощью моих экспериментов и измерений. В конце 1960-х годов, работая в области экспериментальной физики элементарных частиц, мы с коллегами каждый день пользовались беватроном Лаборатории им. Лоуренса в Беркли[258], чтобы сталкивать между собой протоны. Многие из этих столкновений порождали по две или более частиц, известных как пионы (сокращенное название пи-мезонов ). И вот ключевой факт: я смог э