Раздел I. СТРАХОВАНИЕ И СТРАХОВОЕ ПРАВО
СТРАХОВОЕ ПРАВО: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ И ПРАКТИКА ПРИМЕНЕНИЯ
МОНОГРАФИЯ
Ю.Б. ФОГЕЛЬСОН
Светлой памяти моих родителей
Евгении Михайловны Перлиной
и Бориса Ароновича Фогельсона
Сведения об авторе
Юрий Борисович Фогельсон - доктор юридических наук, профессор кафедры предпринимательского права Национального исследовательского университета "Высшая школа экономики". Автор книг "Введение в страховое право", "Комментарий к страховому законодательству", "Защита прав потребителей финансовых услуг".
Предисловие
В этой книге собраны результаты моих работ по страховому праву за последние 10 лет. Я давно уже задумал эту книгу, но никак не находил времени, чтобы ее осмыслить и написать. Осенью 2010 г. Научный фонд Национального исследовательского университета "Высшая школа экономики" (НИУ ВШЭ) предоставил мне грант на написание данной работы. Такой шанс систематизировать имевшиеся у меня к тому времени результаты никак нельзя было упустить. Я очень благодарен НИУ ВШЭ за эту предоставленную мне возможность.
У российского страхового права, как и у всего российского гражданского права, непростая история. Но у страхового права история гораздо короче. Его в России начали систематически исследовать только в конце XIX в., когда общее гражданское право уже давно и активно применялось и изучалось. Первая серьезная отечественная работа по страховому праву появилась в 1875 г. - книга И.И. Степанова "Опыт теории страхового договора", после чего начались дискуссии. Но прошло всего 43 года, и Декретом Совнаркома РСФСР от 28 ноября 1918 г. N 1782 "Об организации страхового дела в Российской Республике" была введена государственная монополия на страхование.
Свободное страхование, являвшееся источником большинства дискуссионных проблем, исчезло. Практически единственным страховщиком стал Госстрах, обязательства которого были обеспечены достоянием государства; главным источником правового регулирования страхования стали инструкции Госстраха. Правда, страховые операции, связанные с международными перевозками, осуществлялись Ингосстрахом на коммерческой основе, но они не занимали важного места в отечественной практике страхования и регулировались, как правило, не российским, а зарубежным правом, поскольку в сделках всегда присутствовал иностранный элемент.
С введением государственной монополии дискуссии о страховании и средствах его правового регулирования перешли в другую плоскость. Исследователи один за другим спешили предложить обоснование того, что государственная монополия на страхование - наилучший способ его организации <1>.
--------------------------------
<1> См.: Мен Е.М. Юридическая природа страхового договора по законодательству РСФСР // Вестник государственного страхования. 1923. N 7 - 8; Рыбников С.А. Монополия страхового дела. М., 1923; Сигов И. Значение страховых принципов при монопольном государственном страховании // Вестник государственного страхования. 1923. N 11 - 12.
Последними по времени исследованиями правового регулирования того страхования, которое существовало до введения монополии, являются работы В.И. Серебровского 1925 - 1927 гг. Результаты данных работ были в тот период не востребованы, но очень пригодились сейчас, когда свободное страхование возродилось и к страховому праву проявляется все больший интерес.
Благодаря работам В.И. Серебровского не были забыты дореволюционные отечественные исследования страхового права и современные авторы смогли возобновить их, продолжая прерванную традицию. Большая заслуга в том, что отечественная традиция страхового права не была полностью утрачена, принадлежит и советским исследователям зарубежного страхового права В.А. Мусину и Т.С. Мартьяновой.
Сохранена преемственность и в настоящей книге. Я специально акцентирую на этом внимание моих читателей, так как многие подходы к правовому регулированию страховых отношений были заложены еще в конце XIX в. Некоторые положения современного российского страхового права, плохо объяснимые с точки зрения чистой теории и западноевропейского взгляда на страхование и страховое право, объясняются именно исторически, являются отечественной традицией.
В 2008 г. в России было создано Общество страховых юристов, возникла площадка для серьезных дискуссий по страховому праву, которой я как член Общества активно пользовался и пользуюсь. Я очень благодарен моим партнерам по Обществу В.Ю. Абрамову, С.В. Дедикову, Л.Н. Клоченко и К.И. Саранчуку за то, что у меня есть возможность обсуждать проблемы страхового права с ведущими страховыми юристами России.
Поскольку я преподаватель, то, естественно, мне приходится много работать с моими молодыми коллегами - студентами и аспирантами. Некоторые идеи, изложенные в настоящей книге, почерпнуты именно от них. Поэтому читатель найдет в книге ссылки на дипломные работы, диссертации. Я благодарен Марии Ефремовой, Дарье Ждан-Пушкиной, Анастасии Крымской, Марине Найденовой, Анне Николаевой, Вадиму Петрищеву, Виктору Рассохину, Станиславу Румянцеву, Анастасии Шишкиной, Светлане Яковлевой, которые в разное время учились у меня и в дискуссиях с которыми вырабатывались многие подходы, представленные в этой книге.
Введение
Одним из важнейших элементов принципа верховенства права, можно сказать, центральным элементом является определенность правовых норм. Практика Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) и Конституционного Суда РФ по вопросу об определенности права сегодня доступна всем, и поэтому вряд ли необходимо обосновывать этот тезис.
В соответствии с позицией ЕСПЧ определенность права означает, что каждый может, "получив при необходимости юридическую консультацию по делу, предвидеть в разумных пределах те последствия, которые способны повлечь его действия" <1>. Понятно, что без этого никакого верховенства права быть не может.
--------------------------------
<1> Дело ЕСПЧ от 25 ноября 1996 г. "Уингроу (Wingrove) против Соединенного Королевства".
Текст закона сам по себе не может создавать такую определенность. Как пишет немецкий автор Я. Шапп, "очевидно, что молодому юристу не надо было бы тратить годы на занятия правом, если бы законом уже все было решено" <1>. Определенность закона в этом смысле (т.е. определенность как возможность, проконсультировавшись, предвидеть последствия своих действий) создается практикой применения закона, в первую очередь судебной практикой.
--------------------------------
<1> Шапп Я. Основы гражданского права Германии: Учебник. М., 1996. С. 11.
К сожалению, сегодня какое-либо единообразие судебной практики в применении норм страхового права отсутствует. Не единообразие правоприменения, а его разнообразие является, как мне представляется, характерной чертой современного состояния отечественного страхового права. Зачастую арбитражные суды и суды общей юрисдикции по-разному применяют закон. Однако и суды, относящиеся к одной и той же ветви судебной власти, и даже один и тот же суд иногда применяют в сходных ситуациях одну и ту же норму противоположным образом. Примеры такого рода приводятся в настоящей книге.
При этом не всегда понятно, чем именно руководствуется суд, принимая то или иное решение: подробное объяснение этого (мотивировка судебного акта) в текстах решений отечественных судов редкость. Причем это характерно для решений не только низших судов.
Причина такой ситуации в отечественной судебной практике мне понятна <1>. Главное правило любой правовой системы, основанной на принципе верховенства права (обоснованность правовыми нормами правоприменительных решений), утратило, на мой взгляд, для многих отечественных судей императивность и универсальность.
--------------------------------
<1> Я хочу подчеркнуть, что это мое личное, чисто субъективное восприятие существующей ситуации, основанное исключительно на анализе опубликованных судебных актов и моем понимании их содержания.
В настоящей работе читатель встретится со множеством примеров, когда из текста судебного акта видно, что суд принимает решение, основываясь не на нормах права, а на иных соображениях. Иногда эти соображения состоят в исправлении ошибок, которые, по мнению суда, допустил законодатель. Иногда из текста судебного акта видно, что решение основано на соображениях справедливости, тогда как нормы в данном случае справедливость не обеспечивают. В некоторых случаях суды в решении прямо пишут, что исправляют правило, установленное нормой, однако это редкость. Чаще в тексте судебного акта имеются ссылки на нормы, но очевидно, что они имеют скорее своего рода ритуальный характер, а в действительности принятое решение не основано на нормах. В общем многие судебные акты, включая акты высших судов, откровенно игнорируют указания норм, в том числе вполне ясные, недвусмысленные.
В этой книге показано, что многие нормы отечественного страхового права действительно нуждаются в корректировке. Они создавались в условиях, когда опыт коммерческого оборота страховых услуг в нашей стране отсутствовал и большинство проблем, возникающих на практике, не были известны авторам норм. И это касается не только страхования. Судам действительно следует исправлять недоработки, допущенные законодателем. Вот что писал по этому поводу в начале XX в. французский цивилист Л. Дюги: "Текст (имеется в виду текст Кодекса. - Ю.Ф.) остается, но он или лишается силы и жизни, или же посредством ученого и тонкого толкования ему придают такие смысл и значение, о каких и не думал законодатель, когда составлял его" <1>.
--------------------------------
<1> Дюги Л. Общие преобразования гражданского права со времени Кодекса Наполеона. М., 1919. С. 10.
Конечно, я согласен с Дюги: очевидно, что при правоприменении суды не всегда используют буквальное толкование норм. Это справедливо и для тех норм, буквальный смысл которых достаточно понятен. "Ученое и тонкое толкование" норм ответственными судьями - это нормальная практика любой правовой системы. Ответственные судьи - вот ключевой элемент данного правового механизма. Дюги не упоминает о нем, но он естественно подразумевается в любой правовой системе западного типа. Под ответственным судьей я понимаю судью, который, принимая решение, руководствуется правовыми нормами и довольно простым и хорошо известным правилом: аналогичные дела должны решаться аналогично. К сожалению, наши судьи не всегда придерживаются этих очевидных требований.
Сегодня все чаще звучат предложения признать судебную практику одним из источников права <1>.
--------------------------------
<1> См., например: Иванов А. Гражданское право: речь о прецеденте // Ведомости. 2010. 19 марта.
У меня нет сомнений в правильности таких предложений в принципе. Однако сегодняшнюю судебную практику никак нельзя признать источником права. Источником права может являться лишь стабильная, определенная и ответственная судебная практика. Сначала в правовой системе должны появиться механизмы, позволяющие участникам гражданского оборота, получив при необходимости юридическую консультацию по делу, предвидеть в разумных пределах те последствия, которые способны повлечь их действия, и лишь после этого судебную практику следует признавать источником права, но не наоборот.
В существующих же условиях идея использования постановлений Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ по конкретным делам в качестве прецедента <1> не может быть эффективно реализована. Судьи, для которых обоснованность правовыми нормами судебных актов не является императивом, с такой же легкостью могут не применять и указания Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ. Это тем более верно, если решения самого Президиума, претендующие на прецедентность, не будут обоснованы нормами права. Примеры такого рода приводятся в настоящей книге.
--------------------------------
<1> Сначала эта идея нашла отражение в п. 5.1 Постановления Пленума ВАС РФ от 12 марта 2007 г. N 17 в ред. от 14 февраля 2008 г., а затем в несколько иной редакции в п. 11 Постановления Пленума ВАС РФ от 30 июня 2011 г. N 52, заменившего Постановление N 17.
Мне приходилось обсуждать эту проблему с некоторыми судьями. Обычно в ответ на недоумение в отношении разнообразия судебных решений по аналогичным делам судьи говорят, что каждое дело уникально и, не ознакомившись со всеми его тонкостями, невозможно оценить мотивы, которыми руководствовался суд, и понять, почему он истолковал норму так, а не иначе. Однако если бы дело действительно обстояло таким образом, никакое право не было бы возможным. Американский исследователь Л.Л. Фуллер отчетливо показал это в своей книге <1>. К счастью, однако, право существует и, как мы знаем, оно эффективно работает. Но для этого недостаточно принять законы. Необходима стабильная, ответственная, уважающая эти законы судебная система.
--------------------------------
<1> См.: Фуллер Л.Л. Мораль права / Пер. с англ. Т. Даниловой; под ред. А. Кураева. М., 2007. С. 47 - 112.
В связи с неопределенностью правоприменительной практики по многим действующим нормам страхового права встает вопрос о предмете этой книги. Можно ли вообще говорить о том, что в России имеется достаточно определенное правовое регулирование страховых отношений, т.е. можно ли считать те тексты законов, которые предназначены для регулирования этих отношений, действительно правовыми нормами, руководствуясь которыми разумный человек, проконсультировавшись при необходимости, в состоянии предвидеть последствия своих действий? Однозначного ответа на этот вопрос у меня нет. Поэтому предметом данной книги является скорее должное, чем сущее, т.е. то, каким, на мой взгляд, российское страховое право должно быть.
Каким же должно быть страховое право? На что опираться, выбирая то или иное правовое решение? Прежде всего имеются тексты норм, но их, конечно, не достаточно. Иногда они неоднозначны, содержат пробелы и т.п., поэтому буквальное толкование норм не всегда приводит к правильному решению. До каких же пределов можно отступать от такого толкования, чтобы сохранялась определенность регулирования, чтобы текст оставался правовой нормой? Ведь определенность вовсе не обязательно означает абсолютную точность.
Например, имущество может быть определено индивидуально или родовыми признаками. Но если, например, хозяин автомашины решил ее продать, то нельзя обозначить ее в договоре купли-продажи родовыми признаками - в этом случае предмет договора не будет определен. Если же продавать сахарный песок, то необходимо определение предмета купли-продажи именно родовыми признаками. По-другому сахарный песок просто не определишь. Таким образом, говоря терминами обязательственного права, предмет обязательства должен быть определен до такой степени, чтобы он сохранял свою полезность для кредитора. Способ определения этого предмета существенно зависит от той пользы, которую рассчитывает получить кредитор в результате исполнения обязательства, т.е. от цели, преследуя которую стороны вступили в данные отношения.
Это несложное рассуждение справедливо не только для предмета обязательства, но и для содержания правовых норм. В цитированном выше решении ЕСПЧ читаем: "Закон, предоставляя широкую свободу оценки, не вступает в противоречие с этим требованием (определенности. - Ю.Ф.), при условии, что пределы усмотрения, предопределенные правомерной целью, ради которой он издан, указаны достаточно ясно, с тем чтобы обеспечить адекватную защиту индивида от произвольного вмешательства" <1>. Это положение означает: норма останется определенной до тех пор, пока правоприменение будет осуществляться в согласии с той целью, с которой она была принята, даже если в остальном правоприменителю предоставляется свобода оценки. Отсюда вывод, который я часто буду использовать в тексте книги: при наличии нескольких толкований нормы, из которых только одно соответствует цели данной нормы, нужно выбирать именно его.
--------------------------------
<1> Дело ЕСПЧ "Уингроу против Соединенного Королевства".
Сказанное, конечно, не следует понимать так, что я считаю толкование норм, основанное на цели их издания, единственным правильным подходом к их интерпретации. Существует много других способов толкования, важнейшим из которых является буквальное. Однако именно цели, с которыми приняты и действуют нормы, определяют границы их возможного применения, и любые способы толкования норм могут использоваться, пока они не выводят за рамки этих целей. К сожалению, в современной российской практике данное правило часто не соблюдается.
В настоящей работе я буду, конечно, внимательно изучать судебную практику: во-первых, она дает много разнообразных примеров, а во-вторых, в некоторых (довольно редких) случаях практика все же выработала приемлемые и достаточно устойчивые подходы. Но в основном выводы, сделанные в книге, не основаны на подходах судебной практики, так как по многим вопросам единого подхода просто нет. Я стремился способствовать преодолению неопределенности имеющегося регулирования и правоприменения, опираясь на цели, на достижение которых направлена рассматриваемая норма или группа норм. Надеюсь, что такой подход сделает мою работу полезной не только специалистам, занимающимся страховым правом, и студентам, изучающим его, но и судьям, от решений которых по конкретным делам зависит реализация страхового права в нашей правовой системе.
Раздел I. СТРАХОВАНИЕ И СТРАХОВОЕ ПРАВО