Можно ли бесконечно строить финансовую пирамиду?
В связи с построением четвертого этажа мировой финансовой системы произошел окончательный отрыв финансового сектора от нефинансового (реального), окончательное превращение капитализма в «финансовый» капитализм, «денежный капитализм», или «экономику казино». Реальный сектор в условиях финансового капитализма обречен на окончательную «смерть». Еще в 1980 г. мировые финансовые активы (акции, негосударственные долговые обязательства, государственные долговые обязательства, банковские депозиты) были примерно равны мировому ВВП (соответственно 12 и 10 трлн долл.). В 2007 г. финансовые активы (с учетом деривативов) уже превышали мировой ВВП в 12 раз[1123].
Имеются и другие оценки. По данным директора НИИ Росстата В. М. Симчеры, все авалированные[1124] активы мира на конец 2008 г. оцениваются в 2, 1 ‑2,5 квадриллиона долларов (1 квадриллион ‑ это единица с 15 нулями; 1 квадриллион равен 1000 триллионам). В то же время национальное богатство всех стран мира, по самым оптимистичным оценкам, едва ли больше 120‑130 трлн долл., а ВВП мира ‑ 70‑75 трлн долл.[1125]. Получается, что авалированные активы во всем мире примерно в 20 раз превышают национальное богатство.
По данным Э. Котляра, учтенных банками обязательств, не считая «мусорных», запущено в мировой оборот на 600 трлн долл., а реальные активы мира составляют чуть более 60 трлн долл.[1126]. Опять‑таки получается соотношение 1:20.
Применительно к США тот же Симчера дает такие оценки соотношения виртуальных и реальных активов: «Правительственные ценные бумаги США, деривативы, акции, облигации инвестбанков США, т.е. учтенные фиктивные ценности, оцениваются в 400 трлн долл. Реальных же ценностей в американской экономике ‑ всего на 40 трлн долл.»[1127]. Получается соотношение 1:10.
Неконтролируемое развитие рынка деривативов поначалу создавало ощущение, что он может расти бесконечно, также непрерывно порождая спрос на долги, т.е. на «продукцию» ростовщиков. Здесь, в отличие от банковского сектора, не было никаких ограничений типа «норм обязательного резервирования», торговля деривативами велась в основном за пределами биржи, никакого регулирования этого рынка не предусматривалось. Образно говоря, на 1 доллар обычных долговых обязательств можно было « наплодить» виртуальных активов в виде производных инструментов хоть на 10 долларов, хоть на 1 млн долларов. Среди финансистов возникла очередная эйфория, Гринспена за его «изобретение» называли «финансовым гением» всех времен и народов.
Вообще это уже напоминает игру детей в «банкиров» или «капиталистов»: они ставят на кон 1 рубль, рисуют различные бумажки с номиналами в 1, 10, 100 млн долларов и играют «до победного». Если к игре подключаются дети всего города, то наличных рублей, скажем, потребуется 1000. Если всей страны ‑ уже 100 000. Если к игре подключаются родители, бабушки и дедушки по всей стране, то потребуется, скажем, 500 000 рублей. Даже если поднять ставки для взрослых с 1 рубля до 10 рублей, то все равно максимум по всей стране потребуется несколько миллионов рублей. В общем, возникает большое сомнение, что если заставить весь народ играть в азартные игры, то спрос на деньги будет расти до бесконечности. Но все‑таки пределы строительства четвертого этажа финансовой пирамиды существуют. Рано или поздно возникает перепроизводство всего, не только товаров, но и «финансовых инструментов», в том числе ПФИ.
Вот как это объясняет Д. Голубовский:
«Рынок долгов, созданный Гринспеном, оказался все же не бездонным, и бесконечная глубина ликвидности, существовавшая в красивых математических моделях, оказалась вовсе не бесконечной. Суть того, почему это оказалось именно так, заключается в совершенно банальной истине: хотя виртуальных ресурсов и фиктивного капитала можно создать бесконечно много, нельзя создать бесконечное множество пользователей этих ресурсов. Число людей, которые могут обращать эту псевдоликвидность, ограничено общим числом менеджеров банков и фондов, а значит, начиная с определенного момента времени новые все более сложные деривативы будут все труднее и труднее находить покупателей. Спрос на эти инструменты точно так же ограничен физически и не может быть раздут до бесконечности, как физически ограничен и не может быть раздут до бесконечности спрос на обычные товары народного потребления»[1128].
Конечно, в условиях нынешнего кризиса рынок ПФИ существенно сжался. Деривативы сегодня стало модно ругать даже на самом «верху» (например, на встречах «восьмерки», «двадцатки»). Но рынок не исчез. Например, когда начались дефолты отдельных компаний и банков, «застраховавшихся» с помощью CDS, на рынке произошла переоценка (в сторону понижения) «застрахованных» активов примерно в 1,7 раза. Участники рынка стали осторожнее относиться к тем активам, которые «окроплены» «живой водой» под названием CDS. Однако полностью от практики использования CDS бизнес до сих пор отказываться не собирается.
Разрыв между объемом денежной массы (понимаемой в узком смысле: как совокупность наличных и депозитных денег) и предложением реальных товаров неуклонно увеличивался в течение всего периода времени, начиная с 1971 года, порождая инфляцию ‑ явную или скрытую. Инфляция чаще всего оказывалась незаметной на глаз, так как она измеряется на основе индексов потребительских цен, а деньги в основном обращались (и обращаются) не на рынках потребительских товаров, а на различных «виртуальных» рынках. Безусловно, что сегодня разрыв между денежной массой и товарной массой несравненно больше, чем даже накануне самого глубокого кризиса капитализма, который начался в октябре 1929 г.