Солдат сам спит, а х…й работает 1 страница

Либрусек

Много книг

  • Книжная полка
  • Правила
  • Блоги
  • Форумы
  • Статистика
  • Программы
  • Карта сайта
  • Помощь библиотеке

Главная » Книги » Русские заветные сказки (fb2)

Книги: [Все] [Новые] [Жанры] [Серии] [Газеты и журналы] [Популярные] [Теги] [Добавить книгу]
Авторы: [Все] [А] [Б] [В] [Г] [Д] [Е] [Ж] [З] [И] [Й] [К] [Л] [М] [Н] [О] [П] [Р] [С] [Т] [У] [Ф] [Х] [Ц] [Ч] [Ш] [Щ] [Э] [Ю] [Я] [Прочее]

|›‹|Русские заветные сказки (fb2)

- Русские заветные сказки 656K (cкачать быстро) (скачать) title: Купить <b>Русские заветные сказки</b>: feed_id: 2942 pattern_id: 317 format: 2 book_author: Александр Николаевич Афанасьев book_name: Русские заветные сказки (купить) - Александр Николаевич Афанасьев

РУССКИЕ ЗАВЕТНЫЕ СКАЗКИ

Собранные А.Н. Афанасьевым

"Что за стыдно? Украсть — стыдно, а сказать — ничего, все можно".

("Странные имена").

СОДЕРЖАНИЕ

Несколько слов об этой книге

Предисловие А.Н.Афанасьева ко 2-му изданию

Нет

Стыдливая барыня Купеческая жена и приказчик

Две жены

По-собачьи

Тетерев

Женитьба дурня

Посев Х…ЕВ

Дурень

Пастух

Чудесная дудка

Чудесная мазь

Волшебное кольцо

Мужики и барин

Добрый отец

Невеста без головы

Боязливая невеста

Никола Дунлянский

Муж на яйцах

Мужик за бабьей работой

Семейные разговоры

Странные имена

Солдат решетит

Солдат сам спит, а х…й работает

Солдат и черт

Беглый солдат

Солдат, мужик и баба

Солдат и хохлушка

Солдат и хохол

Мужик и черт

Солдат и поп

Жидовка

Охотник и леший

Хитрая баба

Битье об заклад

Архиерейский ответ

Смех и горе

Добрый поп

Поп ржет, как жеребец

Поповская семья и батрак

Поп и батрак

Поп, попадья, поповна и батрак

Поп и мужик

Поросенок

Суд о коровах

Похороны кобеля

Жадный поп

Сказка о том, как поп родил теленка

Духовный отец

Поп и цыган

Загони тепла

Жена слепого

Поп и западня

Старческий стих

Прибаутки

Худо — не худо

Первое знакомство жениха с невестой

Два брата-жениха

Догадливая хозяйка

Бабьи увертки

Болтливая жена

Теща и зять-дурень

Чесалка

Щучья голова

Мужик, медведь, лиса и слепень

Кот и лиса

Лиса и заяц

Вошь и блоха

Медведь и баба

Воробей и кобыла

Собака й дятел

Волк

Горячий кляп

П…да и жопа

Мой жопу

Каков я!

Раззадоренная барыня

Примечания

НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОБ ЭТОЙ КНИГЕ[1]

"Русские заветные сказки" А.Н.Афанасьева были напечатаны в Женеве более ста лет назад. Они появились без имени издателя, sine anno. На титульном листе, под названием, было лишь указано: "Валаам. Типарским художеством монашествующей братии. Год мракобесия". А на контртитуле была пометка: "Отпечатано единственно для археологов и библиофилов в небольшом количестве экземпляров".

Исключительно редкая уже в прошлом веке, книга Афанасьева в наши дни стала почти что фантомом. Судя по трудам советских фольклористов, в спецотделах крупнейших библиотек Ленинграда и Москвы сохранилось всего лишь два-три экземпляра "Заветных сказок". Рукопись книги Афанасьева находится в ленинградском Институте русской литературы АН СССР ("Народные русские сказки не для печати, Архив, № Р-1, опись 1, № 112). Единственный экземпляр "Сказок", принадлежавший парижской Национальной библиотеке, исчез еще до первой мировой войны. Книга не значится и в каталогах библиотеки Британского музея.

Переиздавая "Заветные сказки" Афанасьева, мы надеемся познакомить западного и русского читателя с малоизвестной гранью русского воображения — "соромными", непристойными сказками, в которых, по выражению фольклориста, "бьет живым ключом неподдельная народная речь, сверкая всеми блестящими и остроумными сторонами простолюдина".

Непристойными? Афанасьев их такими не считал. "Никак не могут понять, — говорил он, — что в этих народных рассказах в миллион раз больше нравственности, чем в проповедях, преисполненных школьной риторики".

"Русские заветные сказки" органически связаны со сборником сказок Афанасьева, ставшим классическим. Сказки нескромного содержания, как и сказки известного сборника, были доставлены Афанасьеву теми же собирателями-вкладчиками: В.И.Далем, П.И.Якушкиным, воронежским краеведом Н.И.Второвым. И в том и в другом сборнике находим те же темы, мотивы, сюжеты, с той лишь разницей, что сатирические стрелы "Заветных сказок" более ядовиты, а язык местами довольно груб. Есть даже случай, когда первая, вполне "пристойная" половина рассказа помещена в классическом сборнике, другая же, менее скромная, — в "Заветных сказках". Речь идет о рассказе "Мужик, медведь, лиса и слепень".

Нет необходимости подробно останавливаться на том, почему Афанасьев, печатая "Народные русские сказки" (вып. 1–8, 1855–1863), был вынужден отказаться от включения той части, которая десятилетие спустя выйдет под названием "Народные русские сказки не для печати" (эпитет "заветные" фигурирует лишь в названии второго, последнего издания "Сказок"). Советский ученый В.П.Аникин так объясняет этот отказ: "Антипоповские и антибарские сказки напечатать было невозможно в России". А возможно ли издать — в неурезанном и неподчищенном виде — "Заветные сказки" на родине Афанасьева сегодня? На это у В.П.Аникина ответа не находим.

Открытым остается вопрос, каким образом нескромные сказки попали за границу. Марк Азадовский предполагает, что летом 1860 года, во время своей поездки в Западную Европу, Афанасьев передал их Герцену или другому эмигранту. Не исключена возможность, что издатель "Колокола" способствовал выходу "Сказок". Последующие поиски, быть может, помогут осветить историю публикации "Русских заветных сказок" — книги, споткнувшейся о препоны не только царской, но и советской цензуры.

Арт. РУ 1975, февраль.

ПРЕДИСЛОВИЕ А.Н.АФАНАСЬЕВ А КО 2-му ИЗДАНИЮ

"Honny soit, qui mаl у pense"[2]

Издание наших заветных сказок… едва ли не единственное в своем роде явление. Легко может быть, что именно поэтому наше издание даст повод ко всякого рода нареканиям и возгласам не только против дерзкого издателя, но и против народа, создавшего такие сказки, в которых народная фантазия в ярких картинах и нимало не стесняясь выражениями развернула всю силу и все богатство своего юмора. Оставляя в стороне все могущие быть нарекания собственно по отношению к нам, мы должны сказать, что всякий возглас против народа был бы не только несправедливостью, но и выражением полнейшего невежества, которое по большей части, кстати сказать, составляет одно из неотъемлемых свойств кричащей pruderie[3]. Наши заветные сказки — единственное в своем роде явление, как мы сказали, особенно потому, что мы не знаем другого издания, в котором бы в сказочной форме била таким живым ключом неподдельная народная речь, сверкая всеми блестящими и остроумными сторонами простолюдина.

Литературы других народов представляют много подобных же заветных рассказов и давным-давно уже опередили нас и в этом отношении. Если не в виде сказок, то в виде песен, разговоров, новелл, farces, sottises, moralites, dictons[4] и т. п. другие народы обладают огромным количеством произведений, в которых народный ум, так же мало стесняясь выражениями и картинами, пометил юмором, зацепил сатирой и выставил резко на посмеяние разные стороны жизни. Кто сомневается в том, что игривые рассказы Боккаччо не почерпнуты из народной жизни, что бесчисленные французские новеллы и faceties[5] XV, XVI и XVII веков — не из того же источника, что и сатирические произведения испанцев, Spottliede и Schmahschriften[6] немцев, эта масса пасквилей и разных летучих листков на всех языках, являвшихся по поводу всевозможных событий частной и общественной жизни, — не народные произведения? В русской литературе, правда, до сих пор есть еще целый отдел народных выражений непечатных, не для печати. В литературах других народов издавна таких преград народной речи не существует.

…Итак, обвинение русского народа в грубом цинизме равнялось бы обвинению в том же и всех других народов, другими словами, само собой сводится к нулю. Эротическое содержание заветных русских сказок, не говоря ничего за или против нравственности русского народа, указывает просто только на ту сторону жизни, которая больше всего дает разгула юмору, сатире и иронии. Сказки наши передаются в том безыскусственном виде, как они вышли из уст народа и записаны со слов рассказчиков. Это-то и составляет их особенность: в них ничего не тронуто, нет ни прикрас, ни прибавок. Мы не будем распространяться о том, что в разных полосах широкой Руси одна и та же сказка рассказывается иначе. Вариантов таких, конечно, много, и большая часть их, без сомнения, переходит из уст в уста, не будучи еще ни подслушана, ни записана собирателями. Приводимые нами варианты взяты из числа наиболее известных или наиболее характеристичных почему-либо.

Заметим… что та часть сказок, где действующие лица животные, как нельзя более рисует всю сметливость и всю силу наблюдательности нашего простолюдина. Вдали от городов, работая в поле, лесу, на реке, он везде глубоко понимает любимую им природу, верно подсматривает и тонко изучает окружающую его жизнь. Живо схваченные стороны этой немой, но красноречивой для него жизни сами собой переносятся на его собратьев — и полный жизни и светлого юмора рассказ готов. Отдел сказок о так называемой народом "жеребячьей породе", из которых пока мы приводим только небольшую часть, ярко освещает и отношение нашего мужичка к своим духовным пастырям, и верное понимание их.

Любопытны наши заветные сказки помимо многих сторон и в следующем отношении. Важному ученому, глубокомысленному исследователю русской народности они дают обширное поле для сравнения содержания некоторых из них с рассказами почти такого же содержания иностранных писателей, с произведениями других народов. Каким путем проникли в русские захолустья рассказы Боккаччо (см., например, сказку "Купеческая жена и приказчик"), сатиры и фарсы французов XVI столетия, как переродилась западная новелла в русскую сказку, в чем их общественная сторона, где и, пожалуй, даже с чьей стороны следы влияния, какого рода сомнения и заключения из очевидности подобного тождества и т. д. и т. д.

Предоставляя решение всех этих и иных вопросов нашим патентованным ученым, мы и без того надеемся, что наши читатели помянут добрым словом труды почтенных собирателей этих сказок. Мы же со своей стороны, издавая это редкое собрание с целью спасти его от гибели, равно чужды, смеем думать, как хвалы, так и порицаний.

Таким образом, не принимая лицемерно ученой наружности, книга наша является случайным и простым сборником той стороны русского народного юмора, которому до сих пор не было места в печати. При диких условиях русской цензуры, ее кривом понимании нравственности и морали книга наша тихо печаталась в той отдаленной от треволнений света обители, куда еще не проникала святотатственная рука какого бы то ни было цензора. Мы не можем при этом не высказать одного из наших задушевных желаний: да последуют и другие тихие уголки нашей отчизны примеру нашей обители. Пусть разовьется в них чуждое всякой цензуры, благородное искусство книгопечатания — и да выйдут из рук трудящейся братии, сойдут с заветных станков их[7] всякое свободное слово, всякая заветная речь, к какой бы стороне русской жизни ни относились они…

Филобибл[8].

Нет

Жил-был старый барин, у него была жена и молода, и собой хороша. Случилось этому барину куда-то уехать далеко; он и боится, как бы жена его не стала с кем блядовать, и говорит:

— Послушай, милая! Теперь я уезжаю надолго от тебя, так ты никаких господ не принимай к себе, чтоб они тебя не смутили, а лучше вот что: кто бы тебе и что бы тебе ни сказывал — отвечай все нет да нет.

Уехал муж, а барыня пошла гулять в сад. Ходит себе по Иду, а мимо на ту пору проезжал офицер. Увидал барыню такую славную и стал ее спрашивать:

— Скажите, пожалуйста, какая это деревня? Она ему отвечает:

— Нет!

«Что бы это значило, — думает офицер, — о чем ее ни; просишь — она все нет да нет». Только офицер не будь промах.

— Ежели, — говорит, — я слезу с лошади да привяжу ее к забору — ничего за это не будет?

А барыня:

— Нет.

— А если взойду[9] к вам в сад — вы не рассердитесь?

— Нет!

Он вошел в сад.

— А если я с вами стану гулять — вы не прогневаетесь?

— Нет!

Он пошел рядом с нею.

— А если возьму вас за ручку — не будет вам досадно?

— Нет!

Он взял се за руку.

— А если поведу вас в беседку — и это ничего?

— Нет!

Он привел ее в беседку.

— А если я вас положу и сам с вами лягу — вы не станете противиться?

— Нет!

Офицер положил ее и говорит:

— А если я вам да заворочу подол — вы, конечно, не будете сердиться?

— Нет!

Он заворотил ей подол, поднял ноги покруче и спрашивает:

— А если я вас да стану еть[10] — вам не будет неприятно?

— Нет!

Тут он отработал ее порядком, слез с нее, полежал да опять спрашивает:

— Вы теперь довольны?

— Нет!

— Ну когда нет, надо еще еть! Отзудил еще раз и спрашивает:

— А теперь довольны?

— Нет!

Он плюнул и уехал, а барыня встала и пошла в хоромы. Вот воротился домой барин и говорит жене:

— Ну что, у тебя все благополучно?

— Нет!

— Да что же? Не по…б ли тебя кто?

— Нет!

Что ни спросит, она все нет да нет. Барин и сам не рад, что научил ее.

Стыдливая барыня

Жила-жила молодая барыня, много перебывало у нее лакеев, и все казались ей похабными, и она прогоняла их от себя. Вот один молодец и сказал: "Дай-ка я пойду к ней наймусь!" Пришел наниматься.

— Смотри, голубчик! — говорит барыня, — я не пожалею денег, только с тем условием, чтобы ты не говорил ничего похабного!

— Как можно говорить похабное!

В одно время поехала барыня в свою вотчину, стала подъезжать к деревне, смотрит: ходит стадо свиней, и один боров взлез на свинью, и так его с той работы припирало, что изо рта пена клубом валит.

Барыня и спрашивает лакея:

— Послушай!

— Чего изволите, сударыня?

— Что это такое? Лакей был не промах.

— А это, — говорит, — вот что: под низом, должно быть, какая-нибудь родня — сестра или тетка, а наверху-то брат или племянник; он крепко нездоров, вот она и тащит его домой на себе.

— Да-да, это точно так! — сказала барыня и засмеялась.

Ехали-ехали, ходит другое стадо, и один бык взлез на

корову.

— Ну, а это что такое? — спросила барыня.

— А это вот что: у коровы-то сила плохая и прокормиться не сможет, кругом себя корм объела и траву общипала, вот бык попихивает ее на свежую травку.

Барыня опять засмеялась:

— Это точно так!

Ехали-ехали, ходит табун лошадей, и один жеребец взлез на кобылу.

— А это что такое?

— А вон, сударыня, изволите видеть, вон за лесом-то дым, должно быть, горит что-нибудь, так жеребец и взлез на кобылу пожар поглядеть.

— Да-да, это правда! — сказала барыня, а сама-то смеется, так и заливается.

Опять ехали-ехали и приехали к реке. Барыня и вздумала купаться, велела остановиться и начала раздеваться, да и полезла в воду. А лакей стоит да смотрит.

— Если хочешь со мною купаться — раздевайся скорее!

Лакей разделся и полез купаться. Она увидала у него тот

струмент, которым делают живых людей, затряслась от радости и стала спрашивать:

— Посмотри, что это у меня?

А сама на дыру показывает.

— Это колодезь[11], — говорит лакей.

— Да, это правда! А у тебя это что такое висит?

— Это конь называется.

— А что, он у тебя пьет?

— Пьет, сударыня; нельзя ли попоить в вашем колодезе?

— Ну, пусти его; да чтоб он сверху напился, а глубоко его не пускай!

Лакей пустил своего коня к барыне и стал ее раззадоривать. Стало ее разбирать, стала она приказывать:

— Пущай его дальше, пущай его дальше, чтоб хорошенько напился!

Вот тут-то он натешился: насилу оба из воды вылезли.

Купеческая жена и приказчик[12]

Жил-был купец, старый хрыч, женился на молоденькой бабенке, а у него много было приказчиков. Старшего из приказчиков звали Потапом, детина он был видный, зачал[13] к хозяйке подбираться, шутить с нею всякие шуточки, так у них дело и сладилось. Стали люди примечать, стали купцу сказывать. Вот купец и говорит своей жене:

— Послушай, душенька, что люди-то говорят. Будто ты с приказчиком Потапом живешь…

— Что ты, Бог с тобой, соглашусь ли я! Не верь людям, верь своим глазам!

— Говорят, что он к тебе давно подбирался! Нельзя ли как-нибудь испытать его?

— Ну что же, — говорит жена, — послушай меня. Нарядись в мое платье и пойди к нему в сад — знаешь, где он спит, да потихонечку шепотом и скажи: я-де к тебе от мужа пришла! Вот и посмотришь тогда, каков он есть.

— Ладно, — сказал купец.

А купчиха улучила время и научила приказчика: как придет муж, хорошенько его поколотить, чтобы он, подлец, долго помнил! Дождался купец ночи, нарядился в женино платье с ног до головы и пошел в сад к приказчику.

— Кто это? — спрашивает приказчик.

Купец отвечает шепотом:

— Я, душенька!

— Зачем?

— От мужа ушла да к тебе пришла.

— Ах ты, подлая, и то про меня говорят, что я к тебе хожу, а ты, блядь, хочешь, чтоб я совсем опостылел хозяину!

И давай колотить купца по шее, по спине да в поволочку[14]:

— Не ходи, мерзавка, не срами меня, я ни за что не соглашусь на такие пакости!

Кое-как купец вырвался, прибежал к жене и говорит:

— Нет, милая, теперь никому в свете не поверю, что ты живешь с приказчиком. Как принялся он меня ругать, срамить да бить — насилу ушел!

— Вот видишь, а ты всякому веришь! — сказала купчиха и с того времени стала жить с приказчиком без всякого страха.

Две жены

Жили-были два купца, оба женатые, и жили они промеж себя дружно и любовно. Вот один купец и говорит:

— Послушай, брат! Давай сделаем пробу, чья жена лучше мужа любит.

— Давай; да как пробу-то сделать?

— А вот как: соберемся-ка да поедем на Макарьевскую ярмарку[15], и которая жена пуще станет плакать, та больше и мужа

любит.

Вот собрались в путь, стали их провожать жены: одна плачет, так и разливается, а другая прощается и сама смеется. Поехали купцы на ярмарку, отъехали эдак верст пятьдесят и разговорилась между собой.

— Ишь, как тебя жена-то любит, — говорит один, — как она плакала-то на прощанье; а моя стала прощаться — а сама смеяться!

А другой говорит:

— Вот что, брат! Теперь жены нас проводили, воротимся-ка назад, таким образом да посмотрим, что наши жены без нас делают.

— Хорошо!

Воротились к ночи и вошли в юрод пешие; походили наперед к избе того купца, у которого жена на прощанье громко плакала; смотрят в окошко: она сидит себе с любовником и гуляет. Любовник наливает стакан водки, сам выпивает и ей подносит:

— На, милая, выпей!

Она выпила и говорит:

— Друг ты мой любезный! Теперь я твоя.

— Вот какие пустяки: вся моя! Что-нибудь есть и мужнино!

Она оборотилась к нему жопой и говорит:

— Вот ему, блядскому сыну, — одна жопа!

Потом пошли купцы к той жене, которая не плакала, а смеялась; пришли под окошко и смотрят: перед иконами горит лампадка, а она стоит на коленях, усердно молится да приговаривает: "Подаждь, Господи, моему сожителю в пути всякого возвращения!"

— Ну вот, — говорит один купец другому, — теперь поедем торговать.

Поехали на ярмарку и торговали очень хорошо: такая задача[16] в торговле была, какой никогда не бывало!

Пора уж и домой; стали собираться назад и вздумали купить своим женам по гостинцу. Один купец, у которого жена Богу молилась, купил ей славной парчи на шубку, а другой купил жене парчи только на одну жопу:

— Вить моя одна жопа! Так только мне пол-аршина и надобно: я свою жопу не хочу паскудить!

Приехали и отдали женам гостинцы.

— Что ж ты купил эдакой лоскут? — говорит жена с сердцем.

— А ты вспомни, блядь, как сидела ты с любовником и говорила, что моя только жопа; ну, я свою часть и снарядил! Нашей парчу на жопу да и носи.

По-собачьи

В некотором царстве жил-был дворянин, у него была дочь— красавица. Пошла она как-то погулять, а лакей идет за ней позади да думает: «Эка ловкая штука! Ничего б, кажись, не желал на свете, только б отработать ее хоть один разок, тогда б и помирать не страшно было!» Думал, думал, не вытерпел и сказал потихоньку:

— Ах, прекрасная барышня! Шаркнул бы тебя хоть по-собачьи!

Барышня услыхала эти слова, и как воротилась домой, дождалась ночи и позвала к себе лакея.

— Признавайся, мерзавец, — говорит ему, — что ты говорил, как я гулять ходила?

— Виноват, сударыня! Так-то и так-то говорил.

— Ну, коли хотел, так и делай сейчас по-собачьи, не то все папеньке расскажу…

Вот барышня заворотила подол, стала посреди горницы раком и говорит лакею:

— Нагибайся да нюхай, как собаки делают!

Холуй нагнулся и понюхал.

— Ну, теперича языком лизни, как собаки лижут!

Лакей лизнул раз, и два, и три раза.

— Ну, теперь бегай вокруг меня!

Начал он кругом барышни бегать: обежал разов десяток, да опять пришлось нюхать и лизать ей языком. Что делать? Морщится, да нюхает, плюет, да лижет!

— Ну, теперича на первый раз будет! — сказала барышня, — ступай ложись себе спать, а завтра вечером опять приходи.

На другой день вечером опять барышня позвала к себе лакея:

— Что ж ты, мерзавец, сам не идешь? Не всякий же день за тобой посылать; сам знай свое дело!

Сейчас заворотила свой подол и стала раком, а лакей стал ей под жопой нюхать и языком в п…де лизать: обежит кругом ее разов десять да опять понюхает да полижет. Эдак долгое время угощала его барышня, да потом сжалилась, легла на постель, заворотила подол спереди, дала ему разок поеть и простила всю вину. Лакей отработал да и думает: "Ну, ничего! Хоть и полизал, да свое взял".

Тетерев

Два дня ходил охотник по лесу — ничего не убил; на третий день дал обещание: что ни убью, то прое…у! Пошел в лес, напал на тетерева и убил его. Ворочается[17] домой. Вот увидела из окна барыня, что идет охотник,

несет тетерева, и позвала его к себе в горницу.

— Что стоит тетерев? — спрашивает барыня.

— Этот тетерев у меня не продажный, — говорит охотник, — а заветный.

— Какой же завет?

— Да как шел я на охоту, дал обещание: что ни убью, то и прое…у.

— Не знаю, как быть, — молвила барыня. — Хочется мне тетеревятники, дюже хочется! Видно, надо делу сбыться. Да мне совестно под тобою лежать…

— Ну, я лягу книзу, а ты, барыня, ложись сверху. Так и сделали.

— Ну, мужик, отдавай тетерева.

— За что я отдам тебе тетерева? Ведь ты меня е…, а не я тебя.

Барыне жалко упустить тетерева.

— Ну, — говорит, — полезай на меня! Мужик и в другой раз отделал барыню.

— Давай тетерева.

— За что я отдам тебе? Мы только поквитались.

— Ну, полезай еще раз на меня, — говорит барыня. Влез охотник на барыню, отработал и в третий раз.

— Ну, давай же теперь!

Как ни жалко было охотнику, а делать нечего — отдал барыне тетерева и пошел домой.

Женитьба дурня[18]

Жил-был себе казак, у него была жинка[19] и еще был сын Грицько. Грицько ходил в степь за овцами. Вот дед с бабою взмолились:

— Старая! Надо нам Грицька женить.

— Женить, так женить! Послали за Грицьком. Приходит батрак

да и говорит:

— Будь здоров, паноче! Батько тебя звал.

Пришел к дому, встречают его отец да мать:

— Будь здоров, сынку! Как себя чувствуешь?

— Слава Богу, тятька и мамка! Помаленьку. А что вы меня звали домой?

А отец говорит:

— Да вот я старый и мать твоя стара, так надо тебя женить.

— Не хочу! Пойду к себе в степь.

— Погоди еще немного, мы посоветуемся с добрыми людьми, как они скажут.

— Ну хорошо!

Вот добрые люди посоветовали, чтоб дать ему шесть мешков зерна и послать на базар, да велеть, чтобы не продавал ни евреям, ни купцам, ни старым бабам, а продавал девчатам и молодицам[20] и просил бы с них за зерно п…ду. Пришел старик домой да и говорит:

— Сынок! Бери пару волов, запрягай их и езжай на базар, да вези шесть мешков зерна; только не продавай евреям, купцам и старым бабам, а продавай девчатам да молодицам.

Вот взял он пару волов, запряг, наклал на воз зерна и повез на место. Подъехал к базару, встречает его еврей:

— Будь здоров, паноче! Чо таке у вас в продаже?

— Ничего нет, бесов еврей! Подходит купец:

— Что, паноче, продаете?

— Ничего нет!

Вот подходит к нему молодица и спрашивает:

— Что продается? Он говорит:

— Зерно.

— А сколько его?

— Шесть мешков.

— А что просите за него?

— Да п…ду.

Она подивилась парубку [21] и говорит:

— А нельзя меньше взять?

— Нет, не возьму; коли дашь п…ду — так отдам.

— Вези ж за мною.

Он сразу: "Гей! Гей!" — и подъехал к ее двери и спрашивает:

— Куда же мне заносить?

Она показала ему, а сама пошла, приготовила меду и паляниц да и говорит:

— Иди сюда, паноче! Он вошел к ней в хату.

— Будь здоров, паноче! Садись, да ешь п…..

Он сел и начал оп…здячивать, наелся и говорит:

— Спасибо за п…ду! А она отвечает:

— Бога благодари.

Приходит он домой, мать и отец спрашивают:

— Ну что, сынку, продал зерно?

— Продал.

— А за что продал?

— За п…ду.

— Ну что, сынок, гарна[22] п…да?

— Да так сладка, что и сказать нельзя.

— Ну, сынок, женись, у и твоей жены будет!

— Коли так, то и жениться мне!

— Ну, старая, — говорит батько, — слава Богу! Наш Грицько жениться захотел.

Послали они сваху к богатому мужику. Пришла сваха:

— Бог в помощь!

— Будь здорова, бабуся! А что ты нам скажешь хорошее?

— Да у вас есть товар, а у нас купец.

Вот и сосватала за Грицька дивчину Гапку. Тут выбрали дружку[23] и бояр, созвали поезд[24], поехали к церкви и обвенчали, да и начали гулять-веселиться. Вот уж надо молодых в комнату почивать вести. Сват и говорит:

— Ну, смотри, Грицько! Знаешь ли, что такое п…да? А он:

— Как не знать!

— И где?

— Да на столе.

— Да нет, ты смотри — где волосья — там и п…да.

— Добре.

Положили их спать, а сами пошли гулять. Долго лежал Грицько с Гапкою, и. захотелось ему п…ды. Начал он искать по углам да полкам — нигде нет; а в той комнате стояла соха, а вверху на сохе была подоткнута копна волос. Он увидел те волосы и полез на соху, просунул руку и щупает — нет-там п…ды! А уж слезть с сохи боится.

Пришел сват поднимать молодых, стучит:

— Добрый день, молодой Грицько!

А он сидит на сохе и говорит:

— Будь здоров!

— А что, Грицько, нашел волосья?

— Нашел.

— И взял?

— Влез-то лихо, да никак не слезу.

— Вались на бок.

Грицько повалился на бок, ударился о землю и разбил себе голову до крови. Сват спрашивает:

— Ну что, свалился?

— Свалился.

— И что, до крови?

— Дак ведь видишь — до крови! Открывайте ж двери.

Открыли. Грицько сразу выскочил и побежал в степь к

своим овцам. Бежит по попову двору. Вдруг наскочили на него собаки; он начал обороняться, пятиться и влез в самую церковь, а было воскресенье. Он подивился й говорит: "Ишь, бесовы собаки сколько сюда нагнали людей".

И удивительно ему, что людей много, а все молчат, только помаленьку шепчут да кланяются. Может, они просят, чтобы их кто до дому довел? А потом увидел он попа в золотой одежде, что ходит меж людей да все кланяется; вон идет — и к Грицьку. Грицько думает: "Что такое? Несет он торбочку[25] и на людей огонь кидает[26]". Поп ближе, а Грицько ему говорит:

Наши рекомендации