О-ва Крозе, Индийский океан).
Два острова в солнечной дымке,
Возникли в конце небосвода.
И шапки, вдруг, сняв невидимки,
Себя показала природа.
И в этих холодных просторах,
Стоят они, будто ворота.
И надо пройти меж которых,
Пройти, загадав еще что-то.
Не часто такое бывает -
Пологие черные горы,
Как будто тебя зазывают,
Глушить поскорее моторы.
И томные серые скалы,
С деревьями тайной породы,
Прошепчут, что их мы искали,
Как солнечной ждали погоды.
На месте стоим, отдыхая,
И только качает волною.
Ворота стоят, зазывая,
Неведомой, дальней страною.
Какая для глаза отрада,
Какие для сердца утехи!
И что еще в море нам надо -
Чтоб землю видать без помехи.
17 декабря 1996 г.
МЕЧТЫ (песня).
Другу Кольке Доленчуку
посвящается...
Я зарылся бы в шаль пуховую,
Чтоб в тепле о судьбе грустить.
И увидеть тебя бы новою,
Чтобы старое все простить.
Чтоб как прежде была ты верною,
Чтобы я не гулящий был.
Замечтался я здесь наверное,
Замечтался и все забыл.
Позабыл все печали-горести,
Что туманили раньше взор.
Я по новой пишу все повести,
И я сам у них ревизор.
Пр.
Эх, мечты мои, грезы сладкие,
Вы остались одни в груди.
Эта жизнь для меня загадками,
Только лучшие впереди.
Отгадать, где солома стелется,
Что бы в грязь лицом не лежать.
Перемелется все и смелется,
И останется лишь мечта.
Я мечтаю о доме брошенном,
И как липовый пахнет мед.
Я мечтаю про все хорошее,
Стоя здесь и смотря вперед.
Вижу лица друзей-приятелей,
Вижу город любимый мой.
Только нет ничего приятнее,
Чем вернуться опять домой.
И пройтись по любимой улице,
К маме ждущей уж столько лет.
Мысли варятся, мысли крутятся,
В Аргентинском чужом котле.
Пр.
20 декабря 1996 г.
ПЛАНТА (цех по разделке рыбы - исп.) (песня).
Валентину Сорокину
посвящается...
Кальмары дохлые воняют,
Никто не носит здесь тельняшки.
И боцман ящики считает,
На бумажке -
Сто семьдесят плюс тридцать.
Здесь очень ранние рассветы,
В Индийском строгом океане.
Но мы не думаем об этом,
Потоком рыба в планту валит -
Нам двадцать три часа не спится.
Пр.
Клеенкой спрячем рукава,
И в руки ножички возьмем.
Эх, ты жизнь полынь-трава,
А где мы новую найдем?
Нам отсюда не сбежать,
Не развернется капитан.
Остается только ждать,
Горбом вытягивая план.
И распухают ноги-руки -
Вода и сырость не отрада.
И вены лезут от натуги,
В грязи, в поту работать надо -
И все вокруг в крови и рыбе.
Цепляют камни с переметом,
И он идет на дно морское.
Скажи, маэстро - скоро? Что там?
Часов так тридцать бы покоя -
Уснуть скорее в мертвой зыби.
Пр.
20 декабря 1996 г.
НОВЫЙ СВЕТ (песня).
Я проснулся ночью от качки,
И меня раскумарил сон.
Может я в гамаке на дачке?
Или это плацкартный вагон?
Почему не стучат колеса?
Почему не скрипит канат?
Черт возьми, я еще в матросах!
И качает меня волна.
Черт возьми, я еще на барке! -
Спать осталось совсем чуть-чуть.
И я вспомнил, как ночью, в парке,
Задержал меня долгий путь.
Я лежал на скамейке старой,
Заменявшей тогда кровать.
Было холодно, не светало,
И я стал себе напевать :
Пр.
Пройдут года и вспомню я когда-то,
Устало глядя в неба синеву,
Про бедные, голодные те даты,
В которых я сейчас не сплю - живу.
Дешевые, убогие ночлеги,
Что дала мне латинская страна.
И про мечты о ласке и о неге,
И выпью рюмку красного вина.
Эмигрантская жизнь сурова,
Где-то вынырнешь, где-то нет.
Все пока в этой жизни ново,
Раньше был это Новый Свет.
А теперь он для всех уж старый,
Много лучшего есть вдали.
Я еще не такой усталый,
Хоть душа все сильней болит.
И качают сомненья тоже,
Прикрываясь сейчас волной.
Для бродяги все дни похожи,
И расхожие лишь страной.
И расхожие лишь местами,
Где ты не был и где бывал,
Что отмечены не крестами,
А той песней, что напевал :
Пр.
21 декабря 1996 г.
ЮЖНОАФРИКАНСКИЙ СОН.
Виски ’’Johnnie Walker’’ растекается,
На столе из экзотичных блюд.
И мулатка на плече мне кается,
Говорит, что одного люблю.
Я не верю - может все миражится?
Яркой явью каждодневный сон.
Но в Кейптауне сижу - не кажется,
И весельем весь гудит притон.
Пиво банками, бычки стесняются,
Сигарет названий полный свет.
Русский с негром на своем общаются,
На одном мы говорим здесь все.
И боли мучавшие веками -
Отступили вдруг.
Течет вода под лежачий камень -
Сменилось все вокруг.
Я в этой постели который вечер,
И год за век отдается сразу.
Здесь, путник, падай! Здесь боли лечат,
Ты дымом выдохнешь всю заразу.
Черные, белые лица - размыты,
Общим весельем смешенья красок.
Капли вина ‘’Culemborg’’, что разлиты -
Цвет африканских закатов - краток.
И старый китаец тем правит пиром,
И кто-то с меня пастели рисует,
Наверное временным видя кумиром,
Который, карты - напившись - тусует.
И сердца цвет понимает сразу,
И прошлое видит усталым взглядом.
И утро здесь не наступило ни разу,
За ночью лишь ночь ожидает рядом.
А сверху, над нами - все горы туманом,
И дождь моросит, обезличивши street.
И шаришь под этот шум по карманам,
В которых давно ничего не звенит.
И мне бы проснуться - но утра нету.
Тела вперемешку цветов и рас.
Не гонят и гнать на сказали монету -
Наверное я здесь не в первый раз.
Я здесь эмир на вершине мира,
Как пик Надежды обвит туманом.
Здесь каждый строит себе кумира,
Я тоже строю, пускай обманом.
Я грешен тоже, как все мы люди,
Проходит жизнь - закрывает Врата.
Я точно знаю, она рассудит,
Летящих в ложе гнезда разврата.
Рассудит в баре не пьющих вина,
Рассудит дома сидящих тоже.
Рассудит всех она - жизнь-рутина,
Но мы, к Суду - подождать не можем.
И музыка уши мягко застелет,
Как кто-то подушку застелет слева.
Слетели все долгие канители -
Цветок расцветает чернее неба.
И окон здесь нет, чтобы глянуть наружу,
Но знаю, что мира вокруг уж нету.
Я здесь лишь родился и здесь только нужен,
Я - старый китаец, что взял эстафету.
И персики ем упоительной плоти,
И это пишу, обливаясь соком.
Наверно, Господь, там, на небе, плотит,
Чтоб был этот дом, без дверей и без окон.
И нет здесь печали и смерти боязни.,
Вселенная в миге летит не тоскуя.
Вкусившие Рая - идут восвояси,
И встав, им на встречу, иду к котелку я.
‘’Camal’’ы мимо идут с караваном,
Йоханнесбург или нет - Богота?
Лишь бы пришли в соответствии с планом,
План у нас общий, как цель и мечта.
Фрукты лежат на зеркальном подносе,
Я отраженью верчу головой.
Вижу - огонь к сигарете подносит,
Тот отраженец отверженный мой.
Сеющий правду меж ложью и сказками,
Правду о тех, кто остался за городом.
Глядя в глаза мои, красными глазками,
Зеркало тоже пропахло порохом.
С севера - вьются пески Калахари,
С юга - киты выпускают фонтаны.
Запад – Европы пьяные хари,
Ну а с востока - конечно путаны.
И мне взгрустнется, до слезной жути,
Что не лежу в васильковом поле.
Украдкой слышу слова : ‘’Забудьте -
Оно цветет один раз не более!’’
Мирные гоблены шляются стаями,
И бегемоты хрустят шоколадом.
Сонмище Разума, может листаем мы,
Тайну узнав завладения кладом?
Первоначальные смыслы теряются,
Речь? Воспитание? Суть Бытия?
Суть Бытия, лишь пожалуй останется,
Словно дилемма твоя и моя.
После, все те, кто читает поскриптумы,
Пусть догадаются, что я сказал?
Как разыграли вторую ту скрипку мы,
Как заходился волнением зал.
Эй, вы, там, в баре! А кто наливает?
Вино ‘’Heerenhof’’ говорите в разливе?
В Африке белое тоже бывает?
Даже песков Калахари красивей?
Ладно, несите - во сне все бесплатно,
Главное - знать, где свои, где чужие.
Эй, вы, красотки - гитару обратно!
Сейчас я спою вам мои дорогие.
Вижу - заслушались песней душевною,
Русые волосы, шелест берез.
Палочкой стукнув какой-то волшебною,
Кто-то сменил обстановку из грез.
Русские парни сидят, улыбаются,
Раз понимают - то значит свои.
Не просыпаясь, парю, кувыркаюсь я, -
Просто им тени на лица легли.
Ну и жара! Может Солнце подвинули?
Что подо мной? Не в огне простыня?
Дайте всем пива, холодного - ‘’Ginnes’’а!
Пену сдувая, тушите меня!
Что-то тревожит остатки сознания,
Мухой цеце выпивая всю кровь.
Может я здесь выполняю задание?
Или ищу, запоздало, любовь?
Ножик сверкает по краю консервы,
Душу закуской, под виски, на стол!
Радуйтесь фрэнды и лопайте стервы -
Ночь продолжается годом за сто!
Скоро уж сменит ее Новогодняя,
С пальмой, украшенной сверху кокосами.
Вижу свой сон отпущенья сегодня я,
Стоя на паперти ножками босыми.
Ночь лишь одна - за все дни наказания,
Ночь отпущения разума, совести.
Ночь наслаждения, после изгнания,
Ночь - где пишу я бредовые повести.
29 декабря 1996 г.
ПУШИНКА.
Ну, здравствуй, милая моя! -
Ступаю за порог.
Я с ветром здесь, в твоих краях,
Как к празднику пирог.
Ну, то есть, в смысле, что к столу,
Надеюсь я пришел?
Присяду там, бочком, в углу,
На стуле - хорошо?
Ну, как делишки? Как живешь?
А, впрочем - все равно.
Сейчас лишь важно - ждешь - не ждешь,
Ли ты меня давно?
На стуле сяду, чтоб не пасть,
Как прозвучит ответ.
Откуда взялся я, напасть!
Гусарчатый валет?
А , может, я бубновый туз?
А, может быть король?
Нет, я - пушинка! (вот конфуз!) -
Проста пришельца роль.
Как роль пушинки тополей -
Нести благую весть.
И с ветром дальше поскорей,
Когда не ждут их здесь.
А если ждут - рукой, в карман,
Хватают и без слов.
Пушинки знают - не обман,
Когда исход таков!
1 января 1997 г.
КОЛЕСО ИСТОРИЙ.
Я сегодня ничего не написал,
На клочки порвав бумагу со стихами.
Потому, что со словами опоздал,
Да и в Рай ведь не берут уже с грехами.
Я вернулся бы на много лет назад,
Чтоб по новой колесо крутить Историй.
Чтоб сейчас мне не смотреть в ее глаза,
Что дрожат тоской не высказанных болей.
14 января 1997 г.
КАМНЯМИ СУДНОГО ПОСТА...
Уже топор щекочет шею -
Намек суровый палача.
Но я рисую, как умею! -
Кричу я - боль свою крича.
Кричу, молитвой заклиная,
Пожить до взмаха топора.
И чтоб она, моя родная,
Не приходила до утра.
И чтоб не видела все муки -
Гвоздями Страха, у креста,
Они мне прибивают руки,
Камнями Судного Поста.
17 января 1997 г.