Когда ветер пустыни меняет направление 6 страница

Но аккуалиш, бывший прежде сенатором, лежал, не шевелясь, явно без сознания.

– Все в порядке, – сказал Эвазан, похлопывая его по плечу. – Скоро ты придешь в себя. Просто полежи и отдохни. Я должен увидеть свое новое тело!

Он вышел из лаборатории и почти бегом отправился к вестибюлю. Глаза его светились от переполняющего его дикого предвкушения. Он распахнул дверь в прихожую и ринулся внутрь. Его восхитительный экземпляр все еще лежал там без движения.

Доктор упал на колени возле молодого человека, пожирая глазами его идеальное тело.

– Именно то, что нужно, – сказал он. – Молодость, сила… и нетронутое лицо. Надеюсь, я не повредил его.

Он протянул руку, чтобы дотронуться до сердца молодого человека.

Рука исчезла в массивной груди, словно плоть поглотила ее!

Доктор отдернул руку, широко раскрыв от удивления глаза.

– Голопокрытие!

Рука метнулась к рукояти бластера. Но молодой человек внезапно сел и нанес ему быстрый удар. В лицо Эвазану врезался кулак. Удар сбил его наземь, и, оглушенный, он упал, раскинув в стороны руки.

Прежде чем доктор пришел в себя, светловолосый молодой человек оказался уже на ногах. Образ его крупного тела заколебался, побледнел и, наконец, совсем исчез, уступив место фигуре худощавого, смуглого человека с черными усами, напоминающего чертами лица хищную птицу. Одна рука его покоилась на кнопке голографической маскировки на поясе, в другой же был зажат мощный термический детонатор, с виду напоминающий гранату. Клапан предохранителя на нем уже был откинут, и большой палец мужчины лежал на кнопке.

– Отбрось оружие в сторону, Эвазан, – проскрежетал мужчина, – или мы вместе взлетим на воздух.

Доктор осторожно вытащил бластер и отшвырнул его в сторону.

– Ты кто такой? – спросил он.

– Меня зовут Гурион. Я долго-долго пытался добраться до тебя. Поднимайся на ноги.

– С твоей стороны было очень умно воспользоваться именно такой маскировкой, – сказал ему Эвазан, вставая. – Иначе ты бы никогда сюда не попал.

– Я так и понял. А теперь, пошевеливайся, ты, кровожадное чудовище! Мы идем на крышу. Там нас подберут друзья. – Гурион многозначительно шевельнул рукой, в которой была зажата бомба. – Шевелись, я сказал!

Эвазан с готовностью подчинился. Они вошли в вестибюль и направились к широкой лестнице. Когда они свернули за угол первой лестничной площадки и ступили на второй пролет, Эвазан бросил взгляд вниз и увидел мерцающую переднюю часть тела Ровера, вползающего через дверной проем в вестибюль. Он улыбнулся про себя.

– Послушай, – обратился он к своему похитителю, стараясь держать его внимание прикованным к себе, – это – безумие. Скоро я стану очень богатым человеком. Я не знаю, какую награду тебе предложили, но я могу заплатить тебе намного больше.

– Меня не интересует награда, – отрезал Гурион. – Моя фамилия – Силизар. Тебе это о чем-то говорит?

Эвазан побледнел.

– У-у меня, возможно, бы… было пару пациентов… – пробормотал он, заикаясь.

Гурион оборвал его.

– Ты лечил мою семью. От болезни желудка, вызванной ядом, который ты же им и дал под видом лекарства! Ты выпотрошил их, одного за другим, словно рыб. Семь человек! Ни один не выжил. Нет, за тебя я не возьму денег. Я сделаю это исключительно ради мести!

Через несколько пролетов они добрались до маленькой двери, которая вела на плоский участок крыши. Когда они вышли наружу, свежий ветер с моря принялся рвать на них одежду. Отдаленная молния озарила сцену на крыше мрачным светом, и низкое ворчание далекого грома прозвучало зловещим музыкальным сопровождением.

Гурион повел Эвазана вдоль края крыши к тому месту, где находился его рюкзак с передатчиком.

– Замри, словно каменный, – предупредил Гурион и поднял бомбу. – Не забудь, что если я нажму кнопку, нам обоим останется жить всего лишь несколько секунд. Во имя всех тех, кого ты убил, я бы предпочел, чтобы ты предстал перед судом. Но я не задумаюсь ни на секунду, если понадобится покончить с тобой прямо здесь!

– Я – статуя, – с готовностью согласился Эвазан.

Гурион подобрал рюкзак и нагнулся над ним, чтобы вытащить оттуда шлемофон. Не спуская с доктора глаз, он заговорил в микрофон.

– Мать, говорит Гурион. Вы слышите меня?

– Мы все также на месте, друг мой. Что случилось?

– У меня здесь наш малыш, и живой. Я нахожусь на крыше. Вы можете спуститься и забрать нас?

– Мы уже в пути! – ликующе ответил голос. – Отбой.

Краешком глаза Эвазан увидел, что дверь на крышу отворилась. Наружу осторожно высунулся один отросток с шариком на конце, исследуя воздух перед собой.

– Через пару минут за нами прибудет космический корабль, – сказал Гурион, снимая шлемофон.

Словно между прочим, доктор сделал несколько шагов в сторону с тем, чтобы Гурион оказался стоящим спиной к двери.

– Ты действительно должен выслушать меня, – умоляюще произнес он. – У меня есть тайна. Прямо здесь. Изобретение. Очень значительное. Настолько ценное, что никто не сможет отвергнуть его.

– Меня это не интересует, – решительно ответил Гурион, не отрывая тяжелого взгляда от своего врага.

Сквозь дверь протиснулась поблескивающая туша Ровера. Медленно, беззвучно он начал скользить вперед. Вспыхивающие молнии отражались от его студенистого тела.

– Но с его помощью я могу дать тебе вечную жизнь, – настаивал доктор. – Истинное бессмертие. Все его хотят.

– Ты действительно думаешь, что несколько жизней, подаренных мне, смогут компенсировать все те жизни, которые ты украл? – спросил Гурион, словно не веря своим ушам. – Да ты – еще более сумасшедший, чем я думал.

Ровер был уже всего в нескольких метрах позади сидящего на корточках мужчины. Передняя часть студенистой массы начала подниматься, его отростки наклонились вперед, готовясь к нападению. Следующая молния оказалась чуть более яркой, и влажное тело Ровера блеснуло в ее вспышке. Гурион увидел двойное отражение Медузы в крохотных зеркалах глаз Эвазана. Он вскочил на ноги и, резко обернувшись, увидел вздымающееся над собой существо.

Он отпрыгнул в сторону как раз в тот момент, когда Ровер бросился на него. Одному-единственному отростку удалось чиркнуть своим кончиком по колену Гуриона с резким звуком разряда. Гурион вскрикнул от резкой боли и пошатнулся. Рука, удерживающая бомбу, упала. Эвазан тут же прыгнул к этой руке. Он вцепился всеми пальцами в запястье Гуриона и сильно встряхнул его. Незапущенный детонатор выскользнул из руки Гуриона и покатился по плоской крыше, остановившись у двери.

Обезоружив врага, Эвазан попытался оттолкнуть его, чтобы Ровер смог покончить с ним. Но Гурион вцепился в него, пытаясь дотянуться руками до его горла.

– Я убью тебя голыми руками! – рычал он.

Эвазан отступил назад, изо всех сил стараясь вырваться из мертвой хватки противника. Гурион не отпускал его; ярость придала ему нечеловеческие силы. Нога доктора ударилась о край крыши. Он отчаянно крутанулся на месте, и ноги Гуриона оторвались от поверхности. Он перелетел через край крыши и рухнул вниз.

Под весом тела Гуриона руки его оторвались от горла доктора. Но их последний рывок лишил и Эвазана равновесия.

Какое-то мгновение доктор балансировал на краю, отчаянно размахивая руками, чтобы удержаться от падения. Попытка провалилась. Уже падая, он резко повернулся и ухватился за край крыши. Быстрота реакции спасла ему жизнь. Он яростно цеплялся за голые камни, вытянувшись вдоль гладкой стены. Прямо под ним тело Гуриона летело вниз, несколько раз ударившись об острые выступы обрыва.

Эвазан глянул вниз и увидел, как тело рухнуло в бушующие волны. Затем он переключил внимание на собственное спасение, но быстро понял, что это было не таким уж и простым делом. Его рукам не хватало силы, чтобы подтянуться. Ноги его не могли найти ни одной расселины в гладком камне стены.

Сверху до него донесся новый звук. Он глянул вверх и увидел, как над краем крыши, в каких-то дюймах от его лица, показались носки сапог. Его взгляд скользнул выше, вдоль тела, и обнаружил стоящего там, на крыше, Понда Бабу, который пристально смотрел на него сверху вниз.

– П-Понда! – воскликнул он, поначалу с чувством глубокого облегчения. Но облегчение быстро сменилось удивлением, когда до него дошло значение увиденного. – Но … как? Ты здесь? П-перемещение… не сработало?

– О, очень даже сработало, доктор, – послышался голос, отнюдь не похожий на голос его старого друга. – Но только наоборот.

– Наоборот? – повторил доктор.

– Именно так. И, таким образом, вы приговорили меня к существованию в ненавистном облике одной из нижайших разновидностей отъявленных мерзавцев моего народа, – аккуалиш поднял волосатую руку, которая делала его общественным изгоем на собственной планете. – Вы уничтожили мою жизнь, доктор. И теперь я уничтожу вашу!

В воздух поднялась механическая рука. В ее суставчатых пальцах был зажат термический детонатор. На спусковой кнопке лежал металлический палец.

– Нет! – закричал Эвазан. – Нет, нет, подождите! Вы не можете!

– Прощайте, доктор, – просто сказал новый Понда Баба.

Он нажал кнопку, уронил бомбу, повернулся и пошел прочь.

– Нет, нет! – выкрикивал Эвазан, пока часовый механизм бомбы отсчитывал секунды.

Отчаяние придало ему сил вскарабкаться наверх. Приподнявшись над краем крыши, он увидел тикающую бомбу и – прямо рядом с ней – силуэт Медузы.

– Ровер! – крикнул он. – Помогиии мнеее!

* * *

Высоко в небе небольшой космический корабль скользил вниз через атмосферные слои, пронзая облака. Каменистый островок с возвышающимся над ним замком лежал прямо по курсу. У контрольной панели сидели двое мужчин, похожих на Гуриона стройной комплекцией и смуглыми лицами.

– Вот он, – сказал один из них. Он глянул на товарища. – Приготовь корабль к зависанию над крышей, пока я спущу посадочный …

Речь его была прервана яркой вспышкой света впереди. Взрыв поглотил всю верхнюю часть замка.

Остолбенев от удивления, оба пилота смотрели, как взрывная волна разнесла на куски верхушку строения. Вверх взлетело облако мелких обломков, в то время как более крупные части разлетались во все стороны и падали вниз. Затем обвалилась и нижняя часть разрушенного замка, превратившись в течение нескольких секунд в огромную груду камней.

– Бедный Гурион, – сказал первый мужчина, глядя вниз на кучу останков, над которой они пролетали.

– Скорее всего, этот взрыв привлек внимание андоанской службы безопасности, – сказал второй. – Нам лучше убраться отсюда подальше.

Он развернул корабль и направил его вверх.

– По крайней мере, Гурион отомстил этому безумному Эвазану, – сказал первый пилот, когда руина скрылась из виду…

Далеко внизу, на полпути вниз вдоль искромсанной взрывом отвесной стены замка, на уступе лежала без движения желто-зеленая куча чего-то вязкого. Из-под ее расплющенных краев вытекала густая желтая маслянистая жидкость, скатываясь с обрыва большими, жирными каплями. Затем гелеобразная масса приподнялась и задрожала, выпячиваясь вверх. Из самой крупной выпуклости в ее центре вдруг вырвалась рука, затем другая, за которой последовала голова доктора Эвазана. Выбравшись на поверхность, он судорожно вдохнул воздух, словно пловец, слишком долго пробывший под водой.

С немалыми усилиями он высвободился из кучи, которая когда-то была его любимым питомцем. Хотя верное существо и спасло ему жизнь, смягчив своим телом удар при падении, но их общий вес расплющил Медузу о камни.

– Спасибо, Ровер, – сказал он, снимая последнюю полоску слизи, прилипшую к его рубашке. Он наклонился и похлопал размазанное по камням существо. – Прости, парень.

Он глянул вверх на обломки замка.

– Наоборот, – произнес он с сожалением в голосе. – Проклятие!

И затем пожал плечами.

– Ну, ладно. Наверно, в следующий раз я все сделаю, как надо.

И с этими словами он отправился в долгий путь вниз, к морю.

М. Шейн Белл

Как чертились карты мира

Фермерская байка

[15]

День первый: Новый календарь

Я подумал: Вот и все. Из этой передряги я уже не выберусь. Я перевалил через вершину дюны в своем флаере – двигаясь быстро, как всегда, быстро – и увидел восьмерых существ из народа Песка, стоящих вокруг влагоуловителя, починить который я и явился сюда. У меня была всего пара секунд, чтобы решить, что делать: прыгнуть через оставшиеся дюны и спасти неисправный влагоуловитель, поскольку мне до смерти была нужно вода, которую он вытягивал из воздуха, или развернуться и ринуться назад, под защиту своего дома и двух дроидов. Я ринулся вперед.

Песчаные люди разбежались во все стороны, а я смотрел, куда они бегут, чтобы знать, откуда может последовать их нападение. И все это ради пол-литра воды , подумал я. Я рисковал жизнью ради поллитра воды. Производительность влагоуловителя упала на тридцать процентов – то есть примерно литр в день, – и я должен был настроить его на стандартные полтора литра в день и поддерживать выход воды на этом уровне. Моя ферма находилась слишком близко к краю обитаемой зоны, так близко, что все мои влагоуловители должны были работать на максимальной мощности, иначе я потеряю ферму.

Через пару секунд я подлетел к влагоуловителю и остановился в облаке пыли и песка, поднятом моим флаером. Людей Песка я больше не видел, хотя их мускусный запах все еще витал в жарком воздухе вокруг влагоуловителя. Надвигался вечер – тени отвесных стен каньона уже ползли по дюнам долины.

Скоро стемнеет, а я все еще в каньоне, в который – забравшись так далеко от дома – явились тускены.

Технология внушала народу Песка страх – уж мой флаер точно напугал их, – но бояться они будут недолго. Я схватил бластер и выпрыгнул наружу, чтобы глянуть, какой ущерб они уже успели нанести моему влагоуловителю.

Разбит индикатор мощности. Треснул один из солнечных элементов. Царапины вокруг дверцы резервуара для воды, словно они пытались до нее добраться. Ущерб был минимальным.

Но что же мне сейчас делать? Я не могу постоянно сторожить все свои влагоуловители, разбросанные по всей ферме. У меня их было десять: они располагались в полукилометре песка и камня друг от друга. Не в обычной четверти километра – моя ферма лежала так близко к Морю Дюн, что каждому влагоуловителю требовалось вдвое больше территории, чтобы вытянуть из воздуха полтора литра воды. Ради меньшего количества не стоило и трудиться. Если народ Песка догадался, что во влагоуловителях находится вода, и если они решительно настроились эту воду добыть, моя ферма погибла. Мне под силу заменить индикаторы мощности и солнечные элементы. Но я не в состоянии охранять влагоуловители, разбросанные на многие километры вокруг, от народа Песка, которому нужна вода.

За дюной, расположенной к северу от меня, я услышал низкое ворчание и тут же припал к земле возле влагоуловителя, внимательно осматривая горизонт. Ворчание напоминало звуки, издаваемые диким бантой, просыпающимся к вечеру, когда спадала дневная жара, но я знал, что банты там не было. Это возвращались Люди Песка.

И они были решительно настроены добыть эту воду.

И разве они не правы? внезапно подумалось мне. До моего появления вода, которая собиралась сейчас внутри моего влагоуловителя, была их водой – она выпадала в виде утренней росы, а не вытягивалась круглые сутки какой-то машиной из воздуха. Они, должно быть, отчаянно нуждались в этой воде, если подошли к человеческой машине, коснулись ее, даже попытались ее открыть. Что же могло вынудить их на такое?

Я услышал еще одно ворчание, похожее на банту, – к югу от себя, за дюнами, затем к востоку и западу и, наконец, еще одно – вновь с севера. Они окружили меня и через несколько минут нападут.

И вдруг я понял, что должен сделать. «Возьми и плюнь на доходы, – не раз говорил мне Эйвинд, хозяин ближайшей ко мне фермы, расположенной за тремя долинами, – плюнь на доходы, чтобы я смог купить по дешевке твою ферму у кредиторов, когда они выселят тебя с этой земли». Но я не стал слушать голос Эйвинда, звучащий у меня в голове, так же, как не стал бы слушать и его самого, окажись он рядом со мной. Вместо этого я заговорил с влагоуловителем, и с панели управления откинулась крышка. Я быстро набрал нужную последовательность цифр и услышал, как влагоуловитель запечатал пакет с водой. Как только вода была надежно упакована, открылась передняя дверца резервуара. Я вытащил пакет и поставил его рядом с влагоуловителем, в тени, которую отбрасывало от него второе заходящее солнце. Я вытащил нож и сделал крохотный надрез в верхней части пакета, там, где был воздух, чтобы народ Песка смог учуять воду и добраться до нее.

Я набрал на панели управления команду закрыть резервуар, затем велел влагоуловителю закрыть крышкой панель, подбежал к флаеру и взлетел на нем на вершину дюны, лежащей к юго-востоку от уловителя. Людей Песка я не видел, но знал, что они были непревзойденными мастерами сливаться с землей и заставать неосторожных врасплох. Я слышал кучу историй о том, как молниеносно – и смертельно опасно – управлялись они со своими палицами гаффи: это оружие, напоминающее двусторонний топор, они делали из металла, который подбирали на свалках Татуина. Я пригнулся как можно ниже в флаере и вглядывался в окрестности в поисках какого бы то ни было движения. Двинуться дальше я не решался; они могли быть где угодно вокруг меня, и попытайся я бежать, они непременно метнут мне вслед свои топоры. Мне совершенно не улыбалась перспектива быть обезглавленным в своем собственном флаере. Кроме того, я надеялся, что они поймут, что я только что сделал: я оставил им воду. Я не знал, впрочем, стоит ли мне надеяться также и на то, что этот жест сохранит мне жизнь и завоюет их доверие, а значит, и спасет мою ферму.

Я заметил движение: один из Людей Песка – медленно, пригибаясь к земле, – направлялся с севера к влагоуловителю и воде. Когда он достиг пакета с водой в тени влагоуловителя, он стал на колени и обнюхал пакет – понюхал воду внутри него. Он медленно поднял голову и издал пронзительный крик, который эхом отразился в каньоне. Вскоре я насчитал восемь Людей Песка – нет, десять, – бегущих к воде со всех сторон; четверо из них обходили мой флаер по широкой дуге.

Только один из них – маленький, может, молодой? – сделал глоток. Двое других перелили остальную воду в тонкий бурдюк, чтобы забрать ее с собой, не пролив при этом ни капли. Когда они закончили, тот, который первым подошел к воде, посмотрел в мою сторону. Затем они все посмотрели на меня. Они не издавали ни звука, – и они не бежали. Тот, который обнюхивал воду, вдруг поднял правую руку и сжал ее в кулак.

Я выпрыгнул из флаера, отошел от него на несколько шагов, поднял свою правую руку и также сжал ее в кулак. Так мы некоторое время и стояли, глядя друг на друга. Так близко к ним я еще никогда не подходил. Мне было интересно, случалось ли им хоть раз оказаться так близко к человеку. Нас обдувал легкий ветерок, принося прохладу с востока, из каньона, и вдруг все эти Люди Песка повернулись и исчезли в дюнах.

* * *

Они не уничтожили мой влагоуловитель. Они не попытались убить меня. После того как я оставил им воду, они оставили в покое и мой влагоуловитель, и меня. Они приняли мой дар.

Итак, я взял на себя обязательство оставлять им воду из этого влагоуловителя. Конечно, было бы лучше, если бы я мог продавать эту воду, – мне нужно было продавать ее, – но пара литров воды не казалась мне слишком высокой ценой за то, что все мои остальные влагоуловители останутся в целости и сохранности. Какое-то время я обойдусь тем, что производят они, и куплю тем временем у Эйвина два старых влагоуловителя второго поколения. Как только мне удастся починить их и они вступят в строй, объем добываемой из воздуха воды вернется к тому минимуму, который нужен был мне, чтобы выжить.

Все это, вместе взятое, не казалось мне слишком высокой ценой за возможность жить в мире с народом Песка.

С этого-то дня я и начал отсчет своего пребывания на ферме.

День второй: Ферма на границе

Эйвинд сказал мне, что только сумасшедший может поселиться так далеко. «Никто так далеко еще не забирался, – сказал он. – Я поверить не могу данным по влажности в этих каньонах – и это всего в нескольких километрах от Дюнного моря!»

Но я сам проверил данные по влажности: в этом месте можно было добывать воду. Немного. Моя ферма не будет богатой, вроде тех, что располагались неподалеку от Бестина, но однажды утром, когда я разбил лагерь в отдаленном, как мне тогда казалось, каньоне, я проснулся на одеяле, расстеленном прямо на песке, и одеяло это оказалось влажным от росы. Влажной была моя одежда. Влажными были мои волосы. Я вытащил из флаера приборы, включил их, и все они показали одно и то же: здесь есть вода. Вода, которую стоит разрабатывать. Каким-то образом она перелетала через горы и собиралась здесь, прежде чем испариться на просторах Дюнного моря, расположенного дальше к западу. И так происходило день за днем, на протяжении двух недель, которые я провел в этом каньоне, собирая данные. За последующий год я возвращался в этот каньон – и в соседние с ним – еще двадцать девять раз: мне необходимо было вооружиться максимально достоверными данными, чтобы доказать, что эта ферма окажется способной к существованию, и, следовательно, получить кредит на ее развитие. Но сам я знал, что здесь можно построить ферму, с того самого дня, когда проснулся с влажными от росы волосами.

Я провел месяцы, заполняя анкеты общества землевладельцев и ожидая документов, подтверждающих мое право на эту землю, и затем еще месяцы, заполняя заявки на получение кредита и ожидая ответа на них, – и все это время со всех сторон я слышал, что сошел с ума. Но у меня на руках были неопровержимые факты – показания моих приборов, которые я демонстрировал всем, кто мог дать мне право на эту землю или кредит; впрочем, я показывал их и всем тем, кто готов был просто выслушать меня и дать мне совет. В конце концов, меня согласился выслушать менеджер Зигианского отделения банка: он прочитал мои отчеты, удостоверился в уровне моего образования (достаточно ли у меня знаний для ведения работ на влажной ферме – которых у меня хватало) и моей благонадежности (держу ли я слово в отношении выплаты долгов – что я обычно делал). Он дал мне кредит.

Он дал мне также десять тысяч дней, чтобы погасить его.

Десять тысяч дней вполне достаточно, чтобы воплотить в жизнь любую мечту, подумал я.

Я лежал в кровати в темноте, после тяжелого дня, после того, как оставил тускенам воду, которую обязался им оставлять, и вспоминал, как сильно мне хотелось прийти сюда, как тяжко я работал, чтобы получить право на эту землю и кредит, и затем, чтобы возвести свою ферму. Ни разу за все это время не подумал я о тех, кто давно уже жили здесь и чья жизнь зависела от той земли, которую я называл своей фермой.

Я перевернулся и попросил компьютер вывести на экран составленную мной голографическую карту фермы и окружающей местности.

– Доступ к запрошенной вами информации возможен лишь после установленной пользователем процедуры определения личности, – произнес компьютер. – Приготовься к сканированию сетчатки глаза.

Несколько секунд я смотрел в яркий белый свет луча, внезапно вырвавшегося из монитора. Существование этой карты должно было оставаться тайной. Я сделал ее сам – исследуя целый год окрестности, делая фотографии, которые загружал потом в компьютер, дополняя их по своим записям и по памяти, – и если некоторые люди узнают, что я черчу карты, это может стать опасным. Я запрограммировал компьютер таким образом, чтобы он выводил эти карты на экран только для меня и никогда не ссылался на них во время работы с другими файлами. Они не были проиндексированы, для них не существовало перекрестных ссылок. Если бы компьютер спросили, существуют ли такие данные, он бы ответил отрицательно любому голосу, кроме моего. Если бы у него попросили доступ к ним, он бы ответил и перешел к процедуре проверки секретности, только услышав мой голос.

– Сканирование сетчатки завершено, – произнес компьютер. – Добрый день, Арик Джонсон. Вывожу на экран запрошенные файлы.

Часть стены, которую я оставил пустой и белой именно для этих целей, внезапно превратилась в вид с воздуха на каньоны моей фермы: мой дом был отмечен голубым значком, влагоуловители – маленькими зелеными точками, далеко отстоящими друг от друга, каньоны, горы и дюны были окрашены в свои естественные цвета. Красная точка далеко в каньоне Билдор, к северо-востоку от моей фермы, обозначала крепость йавов. Белые точки показывали местоположение домов ближайших ко мне ферм, – и ни одна из них не была слишком близко. «Ты будешь находиться на расстоянии трех каньонов и многих километров от меня, – а я два года был дальше всех!» – предупреждал меня Эйвинд. По всем каньонам, горам и дюнам компьютер начертил черные линии границ ферм. Вся эта земля раскинулась в темноте на моей стене, и точки, обозначающие дома и влагоуловители, поблескивали на ней, словно драгоценные камни, среди черных линий. Кроме красной точки крепости йавов все они изображали человеческие дома и машины. Мне никогда и в голову не приходило поместить на эту карту точки, показывающие расположение кочевий народа Песка, или начертить там границы – для них и для йавов.

– Компьютер, – сказал я. – Начерти пограничную линию от северо-восточной границы моей фермы в каньоне Билдор, вдоль гребня по обе стороны каньона на расстояние в один километр выше крепости.

– Начерчено согласно запросу, – ответил компьютер. На экране появились новые линии.

– Обозначь пространство внутри этой линии «Резервация йавов».

– Обозначено согласно запросу.

На экране появились слова, но они мне не понравились.

– Переименуй «Резервация йавов» в…

Во что? Земля? Заповедник? Протекторат?

– Просто переименуй в «йавы», – сказал я.

– Переименовано согласно запросу.

С карты исчезло слово «Резервация» и слово «йавы» расположилось прямо под красной точкой.

– Теперь начерти границы к западу от северозападной границы моей фермы до Дюнного моря и к западу от самой северной точки земли йавов также до Дюнного моря.

– Начерчено согласно запросу.

– Обозначь эту территорию «Народ Песка».

Слова эти появились на карте.

– Йавы и народ Песка получили права на эту землю? – спросил компьютер.

– Нет, – сказал я. – Я просто мечтаю.

– Сохранить эти изменения?

Я немного подумал.

– Нет, – сказал я наконец. – Все это – выдумки. Сотри изменения и отключайся.

Так он и сделал.

Я вновь улегся на кровать. То, что я велел компьютеру начертить, было хуже любых выдумок. Я просил двух имперских губернаторов – одного за другим – произвести топографическую съемку этого района и дважды получил один и тот же ответ: «У нас нет на это денег». Что в переводе означало: «У нас здесь слишком много людей, которым не нужны точные карты местности, лежащей за пределами наших поселений и ферм, и если ты хочешь дожить до того момента, когда привезешь свой первый урожай воды в Мос Айсли, прекрати говорить об этом».

Вот так я и прекратил говорить об этом. И все же моей жизни и труду угрожали не преступники, которым нужно было скрывать места своей незаконной деятельности. Мне угрожала жестокость народа Песка и бесчестность и махинации йавов, которые частично были вызваны, как мне пришлось признать, постоянным захватом территорий, которые, вне всякого сомнения, извечно были землями этих народов. Карты могли стать первым шагом на пути обеспечения мира между фермерами, с одной стороны, и йавами и Песчаными людьми, с другой, – если удастся уговорить их всех нанести на эти карты согласованные на переговорах границы и потом уважать их. Без такого соглашения фермерам не оставалось ничего другого, как бродить в потемках: строить фермы в местах, где никому не стоит селиться, и жить там, где достойных людей могли убить – и убивали. Я хотел, чтобы эти убийства прекратились.

И для этого нам нужна была карта. Правительство не хотело чертить ее.

Тогда ее начертил я.

И той ночью я решил показать мою карту йавам, живущим рядом с моей фермой, и посоветоваться с ними о том, как показать ее народу Песка. Если мы сами между собой договоримся, как нам жить в этих горах и каньонах, то, возможно, однажды правительство официально признает нашу договоренность.

Я смотрел на монитор во время еще одного неизбежного сканирования сетчатки.

– Компьютер, – сказал я, – восстанови карту, которую я только что запрашивал, и вновь начерти на ней границы, которые я велел стереть. Скопируй этот файл на переносной голомонитор.

День третий: Крепость йавов

Знал я этих йавов. Не раз побывал я у ворот их крепости, особенно в тот год, который я провел в каньонах моей фермы, измеряя уровень влажности. Они выходили из крепости, чтобы обменять воду на тот хлам, который я подбирал в пустыне, и на информацию об Империи, ее городах, системе, которая заставляла ее работать, о чуждых расах и о том, как вести с ними дела. Я старался обращаться с йавами хорошо, по-честному. Если они обошли меня в нескольких сделках, то я взял над ними верх в других, и счет между нами оставался примерно равным. Некоторые йавы даже стали мне друзьями, – в основном, старики, те, у кого я мог чему-то научиться, те, у кого хватало терпения обучать меня своему языку, местной ботанике и географии. Их крепость с толстыми стенами растворялась на фоне отвесных обрывов каньона, но я знал, как подлететь прямо к их вечно закрытым и скрытым для постороннего глаза воротам. Я вышел из флаера и поднял вверх монитор.