Неприятная неожиданность для миссис кэрью 3 страница

— Пустяки! В конце концов, что за беда? Я называю Поллианну укрепляющим средством, с тех пор как познакомился с ней.

— Беда? Но, Томас, девочка с каждым днем становится старше. Неужели ты хочешь испортить ее? До сих пор она совершенно не сознавала своих удивительных способностей. И в этом секрет ее успеха. Но ты знаешь так же хорошо, как и я, что как только она осознанно возьмется исправлять кого-либо, так сразу станет просто невыносима. А потому нельзя допускать, чтобы она когда-нибудь вбила себе в голову, что она — нечто вроде всеисцеляющего средства для бедного, больного, страдающего человечества.

— Пустяки! Я не стал бы тревожиться, — засмеялся доктор.

— Но я тревожусь, Томас.

— Но, Полли, подумай о том, что она сделала, — убеждал доктор. — Подумай о миссис Сноу, Джоне Пендлетоне и многих других… да теперь это совсем не те люди, что были прежде, — также, как и миссис Кэрью. И все это сделала Поллианна… Благослови ее Господь!

— Я это знаю, — выразительно кивнула миссис Чилтон. — Но я не хочу, чтобы это знала сама Поллианна! О, разумеется, отчасти ей это известно. Она знает, что научила их своей «игре в радость», и с тех пор они гораздо счастливее. И это хорошо. Это просто игра — ее игра, и они играют вместе с ней. Между нами, я готова признать, что Поллианна прочитала нам одну из самых проникновенных проповедей, какие я когда-либо слышала; но как только она узнает об этом…

Короче, я не хочу, чтобы она узнала. Вот и все. И позволь мне прямо сейчас сказать тебе, что я решила все-таки поехать снова с тобой в Германию этой осенью. Сначала я думала, что не поеду. Мне не хотелось оставлять Поллианну… да и теперь я не собираюсь ее оставлять. Я намерена взять ее с собой.

— Взять ее с нами? Отлично! Почему нет?

— Мне придется это сделать. Вот и все. Более того, я была бы рада пожить в Германии несколько лет, как тебе хотелось. Мне нужно на время совсем увезти Поллианну из Белдингсвилла. Я хотела бы, если смогу, сохранить ее милой и неиспорченной. И она не вобьет себе в голову никаких глупостей, если это зависит от меня. Ну, скажи, Томас, хотим ли мы, чтобы эта девочка стала невыносимой, назойливой резонеркой?

— Конечно нет, — засмеялся доктор. — Но, уж коли на то пошло, я не думаю, чтобы кто-то или что-то могло сделать ее такой… Впрочем, эта идея насчет Германии устраивает меня как нельзя лучше. Ты же знаешь, мне так не хотелось уезжать оттуда… и я не уехал бы, если б не Поллианна. Так что чем скорее мы вернемся туда, тем приятнее мне будет. И я хотел бы остаться там на несколько лет — как для учебы, так и для практики.

— Тогда — решено. — И тетя Полли удовлетворенно вздохнула.

Глава 16

КОГДА ПОЛЛИАННУ ЖДАЛИ

Весь Белдингсвилл буквально трепетал от волнения. Никогда, с тех пор как Поллианна Уиттиер вернулась домой из санатория на ногах, не было таких оживленных разговоров у заборов на задних дворах и на углу каждой улицы. На этот раз в центре внимания опять была Поллианна. Снова Поллианна возвращалась домой… но теперь это была совсем другая Поллианна и возвращение было совсем другое!

Поллианне теперь было двадцать. Шесть лет она прожила в Европе: зимы проводила в Германии, а летом путешествовала и отдыхала вместе с доктором Чилтоном и его женой. Только однажды за это время побывала она в Белдингсвилле, и тогда это был короткий визит — всего лишь один месяц в тот год, когда ей исполнилось шестнадцать. И теперь она возвращалась домой — по слухам, насовсем; она и ее тетя Полли.

Доктора Чилтона с ними не было. Шесть месяцев назад городок был потрясен и опечален известием о его скоропостижной смерти. Все ожидали тогда, что миссис Чилтон и Поллианна сразу вернутся в свой старый дом. Но они не приехали. Вместо этого пришло известие, что вдова и ее племянница останутся в Европе еще на какое-то время. Говорили, что в полной перемене окружения миссис Чилтон пыталась искать забвения и облегчение своей глубокой скорби. Очень скоро, однако, по городку поползли слухи, смутные и не столь смутные, о том, что в финансовом отношении с миссис Чилтон не все в порядке. Железнодорожные акции, в которые, как говорили, была вложена значительная часть состояния Харрингтонов, некоторое время были неустойчивы, а затем рухнули в пропасть. Другие вложения, согласно слухам, также были весьма ненадежны. На состояние доктора Чилтона также вряд ли можно было рассчитывать. Он не был богатым человеком, а его расходы в последние шесть лет оказались довольно большими. Так что Белдингсвилл не был особенно удивлен, когда спустя неполных шесть месяцев после смерти доктора пришло наконец известие, что миссис Чилтон и Поллианна возвращаются домой.

Снова в старом доме Харрингтонов, так долго остававшемся закрытым и безмолвным, были распахнуты окна и широко открыты двери. Снова Ненси — теперь миссис Дурджин, супруга Тимоти Дурджина — вытирала пыль, чистила и мыла, пока дом не засиял в безупречной чистоте и порядке.

— Нет, я никаких распоряжений не получала, не получала, — объясняла Ненси любопытствующим друзьям и соседям, которые останавливались у ворот или, кто посмелее, подходили прямо к двери.

— У мамаши Дурджин, конечно, был ключ, и она обычно приходила проветрить и приглядеть, чтоб все было в порядке, а миссис Чилтон написала только, что она и мисс Поллианна приезжают в пятницу на этой неделе и чтоб, пожалуйста, комнаты и чехлы были проветрены, а ключ в этот день лежал под ковриком у задней двери. Под ковриком! Вот уж действительно! Как будто я дам им, двум бедняжкам, приехать в этот дом вот так — одиноким и заброшенным. .. а я всего за милю отсюда сижу в своей гостиной, будто какая-нибудь госпожа и у меня совсем нет сердца, нет сердца! Как будто бедняжкам и без того не приходится тяжело — едут домой, а доктор умер — упокой Господи его душу! — и никогда не вернется… Да и к тому же без денег. Вы слыхали про это? Вот беда-то, вот беда! Подумать только, мисс Полли… я хочу сказать, миссис Чилтон и вдруг бедная! Ну и ну, не могу я этого представить, не могу, не могу!

Ни с кем, вероятно, не говорила Ненси так заинтересованно, как с высоким, красивым молодым человеком с необыкновенно открытым взглядом и необыкновенно обаятельной улыбкой, который в четверг в десять часов утра легким галопом подъехал к задней двери дома на горячем породистом скакуне. В то же время ни с кем не говорила он в столь явном смущении, насколько это касалось манеры обращения; она то и дело запиналась и с ее языка срывалось:

«Мастер Джимми… э… мистер Бин… то есть, я хочу сказать, мистер Пендлетон, мастер Джимми!» — с нервной стремительностью, вызвавшей у молодого человека взрыв веселого смеха.

— Не беспокойтесь, Ненси! Говорите, как вам удобнее всего… Я уже выяснил, что хотел. Миссис Чилтон и ее племянница действительно приезжают завтра.

— Да, сэр, приезжают, сэр, — приседая, заверила Ненси, — такая жалость! Не то, чтоб я не была рада их видеть, да только как они приезжают…

— Я понимаю, — серьезно кивнул юноша, окидывая взглядом красивый старый дом. — Но тут, я думаю, ничего не поделаешь. Но я рад, что вы взялись… именно за то, за что взялись. Это очень поможет, — заключил он с живой улыбкой и, развернувшись, стремительно умчался по дороге.

Ненси, стоя на крыльце, глубокомысленно покачала головой.

— Меня не удивляет, мастер Джимми, — заявила она вслух, провожая восхищенным взглядом красивые фигуры лошади и всадника, — меня не удивляет, что вы не теряете времени даром, когда нужно расспросить про мисс Поллианну. Я давно сказала, что придет время — и оно непременно придет… а тут еще вы выросли таким красивым и высоким. И я надеюсь, что так все и получится, надеюсь, надеюсь! Это будет совсем как в книжке, ведь она нашла вас и привела в этот великолепный дом мистера Пендлетона. Кто узнал бы в вас теперь прежнего маленького Джимми Бина! Никогда не видела, чтобы кто-то так изменился, не видела, не видела! — заверила она, в последний раз взглянув на быстро теряющийся вдали силуэт.

Похожая мысль, должно быть, мелькнула у Джона Пендлетона, когда с веранды своего большого серого дома на Пендлетон-Хилл он следил за стремительным приближением той же лошади и всадника. В его глазах было выражение, очень похожее на выражение миссис Ненси Дурджин, а с уст сорвалось восхищенное: «Что за красавцы оба!», когда эти двое промчались мимо дома к конюшне.

Пять минут спустя юноша вышел из-за угла дома и медленно поднялся по ступеням веранды.

— Ну, мой мальчик, это правда? Они приезжают? — с явным нетерпением спросил мужчина.

— Да.

— Когда?

— Завтра. — Молодой человек опустился в кресло.

Резкость и краткость ответа заставили Джона Пендлетона нахмуриться. Он бросил быстрый взгляд на лицо юноши, на миг заколебался, а затем, немного отрывисто, спросил:

— В чем дело, сынок?

— Дело? Ни в чем, сэр.

— Глупости! Я все вижу. Час назад ты уезжал отсюда в такой горячке нетерпения, что никакие силы не смогли бы тебя удержать, а теперь сидишь, сгорбившись, в этом кресле с таким видом, как будто никакими силами невозможно тебя из него вытащить. Если б я не знал что к чему, подумал бы, что ты не рад приезду наших друзей. — Он сделал паузу, явно ожидая ответа, но не получил его.

— Ну, скажи, Джим, разве ты не рад, что они приезжают?

Молодой человек засмеялся и беспокойно заерзал в кресле:

— Ну, конечно, рад.

— Хм! По твоему поведению этого не скажешь.

— Молодой человек снова засмеялся. Лицо его вспыхнуло мальчишеским румянцем:

— Просто… я думал… о Поллианне.

— О Поллианне! Да ты не делал ничего другого, как без умолку говорил о Поллианне, с тех самых пор как вернулся из Бостона и узнал, что ее ждут. Я думал, тебе до смерти хочется ее увидеть.

Юноша подался вперед с необычной горячностью:

— Именно так! Понимаете? Вы сами сказали об этом минуту назад. Вчера никакие силы не смогли бы помешать мне увидеть Поллианну, а сегодня, когда я знаю, что она приезжает, никакие силы не могут заставить меня взглянуть на нее.

— Да что ты, Джим!

На лице Джона Пендлетона изобразились изумление и недоверие. Молодой человек откинулся на спинку кресла, смущенно засмеявшись.

— Я знаю, это звучит нелепо, и боюсь, я не смогу ничего объяснить. Но, так или иначе, а я думаю… что мне никогда не хотелось, чтобы Поллианна выросла. Она и так была просто прелесть. Мне приятно вспоминать ее такой, какой я видел ее в последний раз: ее серьезное веснушчатое личико, ее светлые косы и это ее печальное: «Да, я рада, что уезжаю, но думаю, я буду рада чуточку больше, когда вернусь!» Больше я ее не видел. Вы ведь помните, мы были в Египте, когда она приезжала сюда четыре года назад.

— Да, я помню. И я также вполне понимаю, что ты имеешь в виду. Мне кажется, я чувствовал то же самое, пока не увидел ее минувшей зимой в Риме.

Юноша с интересом обернулся к нему:

— В самом деле, вы же ее видели! Расскажите мне о ней.

Глаза Джона Пендлетона лукаво блеснули.

— Но я думал, ты не хочешь познакомиться со взрослой Поллианной.

Молодой человек с гримасой отмахнулся.

— Она красивая?

— Ах, вы, молодые люди! — в шутливом отчаянии пожал плечами Джон Пендлетон. — Всегда-то у вас первый вопрос: она красивая?

— Так красивая? — настаивал молодой человек.

— Я оставлю судить об этом тебе самому. Если ты… Нет, пожалуй, лучше все-таки сказать, а то ты можешь быть слишком разочарован. Поллианна не красавица, если речь идет о правильности черт, кудрях и ямочках на щеках. Как мне достоверно известно, самым досадным обстоятельством в жизни Поллианны до сих пор является то, что она так уверена в своей некрасивости. Когда-то давно она говорила мне, что черные кудряшки — одна из тех вещей, которые она надеется получить, когда попадет на небеса, а в прошлом году в Риме она сказала кое-что еще. В самих словах, возможно, не было ничего особенного, но я почувствовал за ними все тоже горячее желание. Она сказала, что хорошо бы кто-нибудь когда-нибудь написал роман, у героини которого были бы прямые волосы и веснушки на носу, но добавила, что вероятно ей следует радоваться тому, что в книжках не бывает некрасивых девушек.

— Она говорит, как прежняя Поллианна.

— О, ты и теперь найдешь ее… Поллианной, — с добродушной насмешкой улыбнулся мужчина. — Ну, а я считаю ее красивой. У нее прекрасные глаза… Она воплощенное здоровье, в ее движениях веселая упругость юности, а все ее лицо так чудесно оживляется, когда она говорит, что совсем забываешь, правильны его черты или нет.

— Она по-прежнему… играет в радость?

Джон Пендлетон с нежностью улыбнулся.

— Думаю, что играет, но говорит теперь об этом немного. Во всяком случае, она ничего не сказала мне об игре в наши с ней две или три встречи.

Последовало недолгое молчание; затем немного задумчиво молодой Пендлетон сказал:

— Пожалуй, это было одно из обстоятельств, которые тревожили меня. Эта игра стала столь многим для стольких людей. Она значит так много повсюду, по всему городку! Мне было бы тяжело думать, что Поллианна бросила ее и больше не играет. Но в то же время я не мог бы представить взрослую Поллианну, постоянно убеждающую людей чему-нибудь радоваться. Почему-то я… ну, как я уже сказал, мне просто не хотелось, чтобы Поллианна вырастала.

— Ну, я не стал бы тревожиться, — пожал плечами Пендлетон-старший со странной улыбкой. — У Поллианны это всегда была «очищающая гроза» — и в буквальном, и в переносном смысле, и я думаю, ты найдешь, что она и теперь живет согласно тому же принципу… хотя, возможно, немного по-другому. Бедняжка! Боюсь, что ей — на время, по меньшей мере — будет очень нужно что-то вроде игры, чтобы существование не стало невыносимым.

— Вы имеете в виду, что миссис Чилтон потеряла свое состояние? Значит, они очень бедны?

— Полагаю, что так. Как я случайно узнал, они действительно в довольно тяжелом положении, насколько это касается денежных дел. Наследство Харрингтонов невероятно уменьшилось, а бедняга Том мало что оставил после себя, кроме безнадежных долгов — того, что причиталось ему за профессиональные услуги и не было — и не будет — заплачено. Том никогда не мог сказать «нет», если требовалась его помощь, и все бездельники в городке знали это и пользовались его добросердечием. В последнее время у него были большие расходы. Он мечтал о больших делах, после того как закончит свой научный труд в Германии. Естественно, он предполагал, что его жена и Поллианна более чем достаточно обеспечены наследством Харрингтонов, так что у него не было никаких тревог в этом отношении.

— Хм-м, понимаю, понимаю. Жалко, жалко!

— Но это не все. Месяца два спустя после смерти Тома я видел его вдову и Поллианну в Риме. Миссис Чилтон была тогда в ужасном состоянии. Такое горе, а тут еще она начала получать представление о своих финансовых затруднениях и почти обезумела от отчаяния. Она отказывалась ехать домой и заявила, что не хочет больше видеть ни Белдингсвилл, ни кого-либо оттуда. Понимаешь, она всегда была исключительно гордой женщиной, и несчастья подействовали на нее довольно странным образом. По словам Поллианны, ее тетка убеждена, что Белдингсвилл с самого начала неодобрительно смотрел на ее брак с доктором Чилтоном, в ее возрасте; и теперь, когда он умер, в городке, по ее мнению, отнесутся без всякого сочувствия к ее скорби. Ее глубоко уязвляло и то, что теперь им, должно быть, известно, что она не только овдовела, но также и обеднела. Короче говоря, она довела себя до крайне нездорового, жалкого состояния, столь же неразумного, сколь и пугающего. Бедная Поллианна! Мне казалось чудом, что она выносит такое. Если миссис Чилтон продолжает в том же духе, от девочки, наверно, одна тень осталась. Вот почему я сказал, что, если уж кому нужно что-то наподобие «игры в радость», так это Поллианне.

— Какая жалость! Подумать только, что такое случилось с Поллианной! — воскликнул молодой человек не совсем твердым голосам.

— Да, и ты сам можешь судить, что не все хорошо по тому, как они возвращаются, — так тихо, никому ни слова. Я готов поручиться, что это все дело рук Полли Чилтон. Она не захотела , чтобы ее встречали. Как я догадываюсь, она написала только миссис Дурджин, жене Старого Тома, у которой хранится ключ.

— Да, так сказала мне и Ненси, добрая душа! Она приготовила дом к их приезду и каким-то образом ухитрилась сделать так, чтобы он не казался могилой погибших надежд и минувших радостей. Ну, а вокруг дома все и так выглядит неплохо, ведь Старый Том продолжал немного ухаживать за садом. Но когда я был там, у меня сжалось сердце… от всего.

Оба долго молчали, затем Джон Пендлетон коротко заметил:

— Надо бы их встретить.

— Их встретят.

— А ты поедешь на станцию?

— Поеду.

— Значит, тебе известно, каким поездом они приезжают?

— Нет. И Ненси тоже этого не знает.

— Как же тогда вы устроите это дело?

— Начиная с самого утра я буду ездить к каждому поезду, пока они не приедут, — немного невесело засмеялся молодой человек. — И Тимоти тоже, с экипажем Чилтонов. В конце концов, в железнодорожном расписании не так уж много поездов, на которых они могут приехать.

— Хм-м, я знаю, — кивнул Джон Пендлетон. — Джим, я восхищен твоей уверенностью в собственных силах, но не твоей рассудительностью. Впрочем, я рад, что ты собираешься руководствоваться именно этой уверенностью, а не рассудительностью, и желаю тебе удачи.

— Спасибо, сэр, — снова невесело усмехнулся молодой человек. — Мне очень нужны они, ваши добрые пожелания… очень, очень, как говорит Ненси.

Глава 17

КОГДА ПОЛЛИАННА ПРИЕХАЛА

Пока поезд приближался в Белдингсвиллу, Поллианна с тревогой наблюдала за теткой. В течение всего дня миссис Чилтон становилась все более и более беспокойной, более и более мрачной, и Поллианна со страхом ждала, когда они наконец доберутся до знакомой, родной станции.

Поллианна смотрела на тетку, и ее сердце сжималось от боли. Никогда прежде не поверила бы она, что кто-то может так сильно измениться и постареть за короткие шесть месяцев. Глаза миссис Чилтон были тусклыми, щеки мертвенно-бледными, а лоб исчерчен вдоль и поперек морщинами. Уголки ее рта опустились, а волосы были туго зачесаны назад в некрасивый узел, какой носила она тогда, когда одиннадцатилетняя Поллианна впервые увидела ее. Вся нежность и очарование, которые, казалось, пришли к ней вместе с замужеством, теперь слетели с нее словно маска, оставив на поверхности прежнюю суровость и брюзгливость, что характерны для нее, когда она еще оставалась мисс Полли Харрингтон, нелюбимой и нелюбящей.

— Поллианна! — Голос миссис Чилтон звучал резко.

Поллианна виновато вздрогнула, как будто тетка могла прочесть ее мысли.

— Да, тетечка?

— Где эта черная сумка… маленькая?

— Вот здесь.

— Хорошо, я хочу, чтобы ты достала из нее мою черную вуаль. Мы уже почти приехали.

— Но тетечка, в ней так жарко, и она такая густая!

— Поллианна, я попросила черную вуаль. Если ты будешь так любезна и научишься выполнять мои просьбы, не споря со мной, мне будет гораздо легче. Мне нужна вуаль. Неужели ты полагаешь, что я дам всему Белдингсвиллу возможность увидеть, как я «это принимаю»?

— Что ты, тетечка, они никогда не отнесутся к этому так , — возразила Поллианна, торопливо роясь в черной сумке в поисках столь необходимой вуали. — К тому же все равно никто не придет встречать нас. Мы же никому не сообщили, что приезжаем.

— Да, конечно. Мы не велели никому встречать нас. Но мы поручили миссис Дурджин проветрить комнаты и оставить сегодня ключ под ковриком. Ты полагаешь, что миссис Дурджин ни с кем не поделилась этими сведениями? Как бы не так! Половина городка уже знает, что мы приезжаем сегодня, и десяток их, а то и больше, «случайно окажутся» на станции, когда придет поезд. Я их знаю! Они хотят посмотреть, как выглядит обедневшая Полли Харрингтон. Они…

— Тетечка, тетечка… — умоляла Поллианна со слезами на глазах.

— Если бы я не была так одинока… Если бы… Томас только был здесь и… — Она умолкла и отвернулась. Ее губы судорожно подергивались. — Где… эта вуаль? — хриплым, прерывающимся голосом спросила она.

— Вот, дорогая, пожалуйста… вот она, — успокаивала ее Поллианна, пытаясь поскорее сунуть вуаль в руки тетке. — И мы уже почти приехали. Ах, тетечка, как жаль, что ты не попросила Старого Тома или Тимоти встретить нас!

— И ехать домой с помпой, словно мы по-прежнему можем позволить себе держать лошадей и экипажи? И это когда мы знаем, что завтра нам придется их продать? Нет, Поллианна, спасибо. Я предпочитаю в таких обстоятельствах воспользоваться дилижансом.

— Я знаю, но… — С толчком и резким дребезжащим звуком поезд остановился, и лишь трепетный вздох завершил фразу Поллианны.

Когда они ступили на платформу, миссис Чилтон в своей черной вуали не взглянула ни направо, ни налево. Поллианна же успела кивнуть и печально улыбнуться в пяти или шести направлениях, прежде чем сделала десяток шагов. Вдруг она обнаружила, что смотрит в какое-то знакомое и вместе с тем странно незнакомое лицо.

— Да это… это же… Джимми! — просияла она, сердечно протягивая ему руку. — То есть мне, наверное, следовало сказать «мистер Пендлетон», — поправилась она с робкой улыбкой, которая ясно говорила: «… теперь, когда ты вырос такой высокий и красивый».

— Только попробуй! — с вызовом бросил молодой человек, вскинув голову, совсем как прежний Джимми. Затем он обернулся, чтобы заговорить с миссис Чилтон, но она, слегка отвернувшись и немного обогнав их, спешила дальше. Он снова обернулся к Поллианне; в его глазах были озабоченность и сочувствие. — Прошу вас… вас обеих… сюда, — торопливо и настойчиво начал он. — Тимоти здесь с экипажем.

— Ах как хорошо, что он приехал! — воскликнула Поллианна, но тут же с тревогой бросила взгляд на мрачную фигуру в вуали чуть впереди них и робко коснулась теткиного локтя.

— Тетечка, дорогая. Тимоти здесь. Он приехал с экипажем. Он с той стороны. А… это Джимми Бин, тетечка. Ты ведь помнишь Джимми Бина?

От волнения и смущения Поллианна не заметила, что назвала молодого человека его прежним именем. Миссис Чилтон, однако, обратила на это внимание. С явной неохотой она обернулась и слегка кивнула.

— Мистер… Пендлетон, конечно, очень любезен, но мне жаль, что они с Тимоти взяли на себя такой труд, — холодно проронила она.

— Никакой не труд… совсем никакого труда, уверяю вас, — засмеялся молодой человек, пытаясь скрыть свое смущение. — А если вы только позволите мне взять ваши багажные квитанции, я позабочусь о вашем багаже.

— Спасибо, — начала миссис Чилтон, — но мы вполне можем…

Но Поллианна с кратким: «Спасибо!», в котором звучало облегчение, уже передала квитанции, и чувство собственного достоинства требовало от миссис Чилтон не продолжать. Домой ехали в молчании. Тимоти, обиженный тем, как встретила его бывшая хозяйка, сидел на козлах, прямой и чопорный, с плотно сжатыми губами. Миссис Чилтон, устало бросив: «Хорошо, хорошо, детка, как хочешь; теперь нам, наверное, придется ехать домой в этом экипаже!», погрузилась в мрачное уныние. Поллианна же не была ни мрачной, ни чопорной, ни унылой. Жадным, хотя и печальным взглядом она встречала каждое давно знакомое, любимое место, к которому они приближались. Вслух она заговорила лишь однажды, чтобы заметить;

— Какой Джимми славный! Как он вырос! И глаза и улыбка у него чудеснейшие, правда?

Она с надеждой подождала ответа, но так как его не было, довольствовалась собственным добрым:

— Ну, во всяком случае, мне они показались чудеснейшими.

Тимоти был слишком обижен и слишком полон опасений, чтобы сказать миссис Чилтон о том, что ждет ее дома, так что широко распахнутые двери, украшенные цветами комнаты и приседающая на крыльце Ненси оказались настоящим сюрпризом для миссис Чилтон и Поллианны.

— Ах, Ненси, да это совершенно чудесно! — воскликнула Поллианна, легко спрыгивая на землю. — Тетечка, Ненси здесь, чтобы нас встретить! Ты только посмотри, какую красоту она везде навела!

Поллианна старалась говорить весело, хотя ее голос заметно дрожал. Это возвращение домой без дорогого доктора Чилтона, которого она так любила, было нелегким и если тяжело ей, то можно было представить, каково ее тетке. Поллианна также знала, что больше всего тетка боялась разрыдаться перед Ненси: ничего ужаснее, на ее взгляд, быть не могло. Поллианна знала, что за тяжелой черной вуалью — глаза, полные слез, и дрожащие губы. Тетка, вероятно, ухватится за первую попавшуюся возможность придраться к чему-нибудь и сделать свой гнев маской, позволяющей скрыть, что сердце ее разрывается. Поэтому Поллианна не удивилась, услышав, как за несколькими холодными словами, которыми тетка приветствовала Ненси, последовало:

— Конечно, все это очень любезно с вашей стороны, Ненси, но, право же, я предпочла бы, чтобы вы этого не делали.

Радостное выражение мгновенно исчезло с лица Ненси. Вид у нее стал обиженный и испуганный.

— Ох, но мисс Полли… я хочу сказать, миссис Чилтон, — умоляюще забормотала она, — не могла же я допустить, чтобы вы…

— Ну-ну, пустяки, Ненси, — перебила ее миссис Чилтон. — Я… я не хочу говорить об этом. — И с гордо вскинутой головой она величественно выплыла из комнаты. Минуту спустя они услышали, как закрылась наверху дверь ее спальни. Ненси в ужасе обернулась к Поллианне.

— Ох, мисс Поллианна, да что ж это? Что я такое сделала? Я думала, она будет довольна . Я ж добра хотела!

— Конечно, — всхлипнула Поллианна, шаря в сумочке в поисках носового платка. — И просто замечательно, что ты это сделала… просто замечательно.

— Но она-то недовольна!

— Довольна. Только она не хотела показывать, что довольна. Она боялась, что если покажет это, то покажет… и другое, а… Ах, Ненси, Ненси, я так рада — прямо до с-слез! — Она всхлипнула на плече у Ненси.

— Полно, полно, дорогая, — успокаивала Ненси, поглаживая одной рукой вздымающиеся от рыданий плечи Поллианны и пытаясь другой использовать уголок своего передника вместо носового платка, чтобы утереть собственные слезы.

— Понимаешь, я не должна… плакать… при ней, — запинаясь, выговорила Поллианна. — А это так тяжело… приехать сюда… вот так… в первый раз. И я знаю , что она чувствует.

— Конечно, конечно, бедный мой ягненочек, — ласково бормотала Ненси. — А я-то, подумать только, первым делом ее огорчила.

— Нет-нет, она вовсе не огорчилась, — взволнованно поправила ее Поллианна. — Просто у нее такая манера. Понимаешь, Ненси, она не хочет показать, как ей тяжело из-за… из-за дяди Тома. И она так боится выдать свои чувства, что… что просто хватается за любой предлог, чтобы… чтобы заговорить о чем-то другом. Она и со мной так поступает — точно так же, как сейчас. Поэтому я все это знаю, понимаешь?

— Да, да, понимаю, понимаю. — Ненси немного сурово сжала губы, а ее полные сочувствия поглаживания стали в эту минуту даже еще более ласковыми, если такое возможно. — Бедный мой ягненочек! Я рада, что все-таки пришла — ради тебя.

— И я тоже, — прошептала Поллианна, мягко отстраняясь и вытирая глаза. — Ну вот, мне уже легче. И я так благодарна тебе, Ненси, и так ценю то, что ты сделала. А теперь не задерживайся из-за нас, если тебе пора уходить.

— Хм! Думаю, я могу и остаться на время, — хмыкнула Ненси.

— Остаться? Но, Ненси, я думала, ты замужем. Разве Тимоти не твой муж?

— Разумеется! Но он не будет возражать… ради тебя. Он даже хотел бы, чтобы я осталась… ради тебя.

— Ах, но, Ненси, мы не могли бы на это согласиться, — возразила Поллианна. — Мы не можем никого держать у себя… теперь, понимаешь? Я собираюсь сама делать все по хозяйству. Пока мы не узнаем точно, как обстоят дела, нам предстоит жить очень экономно; так говорит тетя Полли.

— Хм! Как будто я взяла бы деньги у… — начала было Ненси со сдержанным гневом, но, заметив выражение лица девушки, оборвала фразу, так что последние слова слились в невнятные возражения, и поспешила в кухню, чтобы приглядеть за оставшимся на плите пюре из курицы.

Только когда ужин был окончен и все приведено в порядок, миссис Дурджин согласилась уехать вместе со своим мужем. Но она покинула дом с явной неохотой, множество раз повторив просьбу позволить ей заходить время от времени, чтобы «только чуточку помочь». Когда Ненси уехала, Поллианна вошла в гостиную, где в одиночестве, закрыв глаза рукой, сидела миссис Чилтон.

— Душечка, может быть, зажечь свет? — оживленно предложила Поллианна.

— Да, пожалуй.

— Ну не прелесть ли Ненси, что все так чудесно устроила для нас?

Ответа не было.

— Где только она нашла столько цветов, представить не могу. Цветы в каждой комнате на первом этаже и в обеих спальнях наверху.

Ответа по-прежнему не было.

Поллианна приглушенно вздохнула и бросила печальный взгляд на повернутое в сторону лицо тетки. Помолчав, она снова заговорила с надеждой в голосе.

— Я видела в саду Старого Тома. Бедняга, ревматизм совсем скрутил его. Он ходит, согнувшись почти пополам… Он Подробно расспрашивал о тебе и…

Миссис Чилтон обернулась и резко перебила ее:

— Поллианна, что мы будем делать?

— Делать? Разумеется, все, что можем, дорогая.

У миссис Чилтон вырвался жест нетерпения.

— Ну, Поллианна, будь же ты серьезной хоть на этот раз. Ты увидишь — и очень скоро, — что это не шутки. Что мы будем делать? Как ты знаешь, доходы от моих вложений почти совершенно перестали поступать. Конечно, некоторые акции, как я полагаю, имеют ценность, но мистер Харт говорит, что немногие из них принесут в настоящее время какие-то деньги. Конечно, у нас есть кое-что в банке и небольшие проценты. И еще у нас есть этот дом. Но какая от него польза? Мы не можем ни есть его, ни надевать на себя. При том образе жизни, который нам предстоит вести, этот дом слишком велик для нас, но невозможно продать его и за половину того, что он действительно стоит, если только не посчастливится найти именно того человека, которому этот дом очень нужен.