Волчица и дар цвета заката 2 страница

Небо уже покраснело от заката. В этот час обычно ремесленники уже собираются расходиться по домам, но перед этим зданием толпилось множество людей.

Они носились туда-сюда, в глазах их виднелась усталость пополам с возбуждением. Некоторые – возможно, торговцы – держали гроссбухи и что-то орали охрипшими голосами.

Торговали они, судя по всему, не пшеницей, не мясом, не рыбой, даже не мехами или драгоценностями.

Дерево. И железо.

Из этих материалов были сделаны части какой-то конструкции, а также орудия для их изготовления.

В буквальном смысле горы всего этого громоздились на погрузочном дворе.

– …Что это? – прошептала Хоро.

Им довелось уже повидать много занятых торговых домов, но впервые они встретили такую бешеную активность. В других местах уже готовились к закрытию, а здесь похоже было, что все только начинается.

– Похоже, это материалы для постройки… чего-то. Дозорной башни? Нет, это…

Лоуренс понятия не имел, для чего предназначена эта странная груда деталей. Но чуть подальше он заметил кучу других товаров, и тогда его осенило.

Ничего удивительного, что этот торговый дом преуспевает. Подумав так, Лоуренс невольно улыбнулся.

Торговые дома извлекают прибыль, покупая товары, а потом перепродавая их, и лучший шанс для них – стать поставщиком для какого-нибудь крупного мероприятия. Они делают заказы у ремесленников, собирают товары, переправляют их к месту назначения, не позволяя залеживаться даже на одну ночь, и собирают доходы.

Лоуренс вполне понимал, почему юному владельцу этого торгового дома пришла в голову мысль заказать хлеб, испеченный с персиками в меду. Ему, должно быть, казалось, что он нашел золотой фонтан.

Лоуренс заметил, что Хоро пришла в себя – она подозрительно глядела по сторонам, словно поняв, почему здесь такая активность, но по-прежнему не понимая, зачем сюда приехал Лоуренс.

– Так, – пробормотал Лоуренс себе под нос. Он слез с повозки и спокойно вошел в здание торгового дома.

Здесь все настолько кипело, что никто не обратил внимания на появление одинокого чужака. Лоуренс отлично умел держаться естественно в подобных ситуациях.

Обнаружив человека, который, похоже, был здесь главным, он медленно и отчетливо произнес:

– Здравствуй. Я слышал, тебе не хватает рук, и привел повозку.

Глаза торговца, явно не спавшего несколько дней, повернулись в сторону Лоуренса.

В руках он держал перо и потрепанный гроссбух, его правый глаз был полузакрыт. Лоуренс, не убирая с лица улыбки, ждал ответа.

Время застыло. Но в конце концов торговец пришел в себя и сказал:

– А, хм, да. Мы ждали. Бери товар немедленно. Которая из повозок твоя?

Голос его звучал хрипло и трудноразборчиво; вместо ответа Лоуренс указал рукой.

– Что, эта? – довольно грубо переспросил торговец, однако Лоуренс не смутился.

– Я думаю, лучше всего будет загрузить ее как можно больше, – медленно проговорил он.

– Ммм, правда, будет медленно… Кто тебя рекомендовал? Мне нужно… а, ладно. Хорошо, загружай все, что сможешь, и езжай. Быстро, быстро.

Бойкая торговля отключает рассудок.

Лоуренс прекрасно знал, что в подобных ситуациях те, кто отвечает за мелочи типа «кто за какую работу отвечает» и «кто кому помогает», не могут даже пытаться за всем уследить. Поэтому он нахально задал следующий вопрос:

– Эээ, работа подоспела так быстро, что я не успел толком разобраться. У кого мне брать плату? И куда все это везти?

Мужчину этот вопрос поймал посреди зевка; у него был вид, как у лягушки, которой муха внезапно залетела прямо в рот и которая ее тут же проглотила.

Он, должно быть, собирался выругаться, но был слишком измотан, чтобы отвергать помощь, какую бы форму она ни принимала. Указав на человека в дальнем углу, сражающегося с какими-то пергаментами, мужчина выплюнул:

– Спроси его.

Лоуренс посмотрел в том направлении и поскреб в затылке – ну типичный туповатый торговец.

– Да, господин, уже иду.

Мужчина, похоже, забыл о существовании Лоуренса в тот же миг и отправился командовать теми, кто работал в погрузочном дворе.

Лоуренс направился к человеку в углу, чтобы получить свои приказы.

***

В северных землях ходит старая история.

В одной деревне мужчины видели до края неба, и даже птицу, летящую за облаками, все равно могли подстрелить из лука. Женщины этой деревни улыбались, как бы холодна ни была зима, и даже во сне продолжали прясть.

Однажды в деревню зашел таинственный странник, и в благодарность за то, что ему разрешили переночевать, он научил жителей читать и писать. До этого дня они не ведали письменности и всю свою историю передавали из уст в уста. Поэтому всякий раз, когда кто-то умирал от болезни или несчастного случая, для деревни это была тяжкая потеря.

Жители деревни были очень благодарны страннику.

Но когда он вновь отправился в свое странствие, они кое-что осознали.

Мужчины больше не видели до края неба, а женщины не могли трудиться без устали. Только лишь дети, не научившиеся еще ни читать, ни писать, остались прежними.

Эту сказку Лоуренс вспомнил, разглядывая несчастного молодого человека, лихорадочно что-то пишущего и одновременно сражающегося со сном.

Старая пословица гласит: оковы из слов на ногах все равно что удавка на шее. Даже дьявол в аду милосерднее, подумалось Лоуренсу.

– Прошу прощения, – сказал он. Все меняется, когда речь заходит о деньгах.

Юный торговец поднял глаза и посмотрел на Лоуренса с видом не до конца вышедшего из спячки медведя.

– …Да?

– Вон тот господин сказал, чтобы я спросил у тебя, куда мне везти товары и сколько я за это получу.

Он не лгал. Просто говорил не всю правду.

Юный торговец посмотрел туда, куда показывал Лоуренс, потом перевел отсутствующий взгляд на самого Лоуренса. Перо в его руке при этом двигалось безостановочно. Впечатляющее зрелище.

– А, ээ… да, конечно. В общем… – пока он говорил, бумаг и пергаментов на его столе становилось все больше и больше; возможно, они соответствовали тем товарам, которые проходили через торговый дом. Так или иначе, их было очень много. – Место назначения… ты знаешь деревню Рувай к северу отсюда? Вдоль дороги есть указатели, так что ты не заблудишься… в общем… вези все туда. Сколько сможешь.

Молодой человек говорил, но его внимание ушло куда-то; веки опускались, слова выходили изо рта все медленнее.

– А плата? – спросил Лоуренс, тронув его за плечо; парень вздрогнул и проснулся.

– Плата? Да, конечно… Эээ… на товарах есть бирки, и… просто привези их обратно. Каждую обменяй… на тренни или около того… – после этого слова сменились невнятным бормотанием, торговец рухнул на стол и уснул окончательно.

Если его в таком виде застигнут, у него, возможно, будут неприятности, однако Лоуренс посочувствовал юноше и не стал его будить, а зашагал прочь.

Однако, сделав всего три шага, он вернулся и растолкал юного торговца. Он совсем забыл еще одну причину, которая его сюда привела.

– Эй, проснись. Эй!

– Аа, чего?..

– Эта работа подоспела так внезапно, что я не нашел, где остановиться. Можно снять комнату здесь, у вас? – Лоуренс решил, что в здании такого размера непременно должна найтись пара гостевых комнат.

Парень кивнул (хотя Лоуренс был не уверен, это был ответ на его вопрос или просто голова сама опустилась от усталости) и указал дальше вглубь здания.

– Горничная… там, сзади… спроси у нее. Может, получишь… и немного еды заодно…

– Благодарю, – Лоуренс похлопал его по руке и отошел.

Он только что оказал услугу этому человеку, разбудив его, однако тот сразу же вновь повалился в сон – впрочем, это Лоуренса уже не заботило.

Он подошел сбоку к повозке, где по-прежнему сидела Хоро.

– Я нашел комнату.

Ее янтарные глаза сверкнули из-под капюшона, и Лоуренс прочел в них восхищение пополам с возмущением столь грубой тактикой. Хоро отвернулась, потом снова взглянула на Лоуренса, на этот раз с немым вопросом: «Что ты собираешься делать дальше?»

– У меня появилась работка.

– Работка? Ты… – Хоро нахмурила брови и явно нашла правильный ответ, однако Лоуренс не стал развивать тему, а просто показал жестом, чтобы она сошла с повозки.

– Думаю, они не будут ложиться всю ночь, так что тут будет шумно.

Взявшись левой рукой за поводья, Лоуренс отправился в погрузочный двор. При виде царящей вокруг суматохи он усомнился, что ему кто-нибудь поможет, даже если он попросит, но, когда он добрался, работники тут же принялись делать свое дело, и совсем скоро повозка была загружена доверху.

Хоро смотрела на все это, широко раскрыв глаза, а потом выражение ее лица начало становиться все более недовольным. Она пристально глядела на Лоуренса, не двигаясь с места, не произнося ни слова.

– Это даст нам немного денег. И комнату, правда… – он уже объяснил ей, что это будет за комната.

Ясно было, что им грозило заночевать в чистом поле, а Лоуренсу хотелось дать измученной Хоро хотя бы одну ночь под крышей.

– О завтрашнем дне будем беспокоиться, когда он придет. А сегодня давай хотя бы… эй!

Прямо посреди его объяснения Хоро сорвалась с места и умчалась в дом.

Лоуренс знал, что ей достанет смелости и ума, чтобы раздобыть комнату. «Ну и заноза», – вздохнул он, после чего тут же вновь увидел Хоро – та говорила с женщиной (должно быть, с горничной), как вдруг обернулась на него.

Она шевельнула губами, точно хотела сказать ему что-то, но вслух так ничего и не произнесла. Несомненно, на устах у нее было какое-то оскорбление.

«Дурень».

Это слово могло иметь самые разные значения в зависимости от того, кто его произносил и при каких обстоятельствах.

Хоро в сопровождении горничной исчезла внутри здания. Лоуренс не мог не посмеяться над ее вечным упрямством, однако в душе знал, что в этом отношении Хоро не так уж отлична от него самого. Он устал не меньше ее, но вот он берется за новую работу, не давая себе ни малейшей передышки, чтобы купить для Хоро персики в меду – от которых сама она явно уже отказалась.

Взобравшись вновь на козлы, Лоуренс повел груженую повозку прочь. Он испытывал некое щекотное удовольствие, словно играл в какую-то запретную игру.

А может, этим ощущением он был обязан тому, что произошло дальше. Когда повозка выезжала с погрузочного двора, Лоуренс обернулся и кинул взгляд на третий этаж здания – и ровно в этот момент там открылось окно и выглянула Хоро.

Она уже достала кусочек имбиря в меду и, сунув его в рот, положила голову на подоконник.

«Какой же ты глупый самец», – говорила она всем видом.

Лоуренсу страшно захотелось помахать ей рукой, но он сдержался и крепче сжал поводья.

Его путь лежал в деревню Рувай.

***

Мужчина в торговом доме сказал Лоуренсу, что мимо Рувая он не промахнется, и Лоуренс понял, почему, вскоре после того, как покинул город.

Слово «Рувай» было написано на сооруженных наспех деревянных указателях. Более того, в городе явно ожидали, что перевозка грузов будет продолжаться и ночью, – дорога была освещена множеством факелов.

Скорее всего, это было сделано наполовину для того, чтобы указывать дорогу, а наполовину – чтобы у не отягощенных совестью людей не возникал соблазн отвезти груз куда-нибудь еще и там продать.

Небо постепенно из красного становилось темно-синим.

Все, мимо кого проезжал Лоуренс, имели измотанный вид; многие спали на дне своих пустых повозок.

Оглядываясь назад, он видел множество таких же, как он, – все они направлялись в одну и ту же сторону. Одни несли груз на спине, другие в мешках, навьюченных на лошадей, третьи везли в повозках. Все были одеты по-разному, и все говорили, что их вызвали на эту временную работу совершенно неожиданно.

Перевозимым Торговым домом Оома материалам, вероятнее всего, предстояло послужить для возведения водяной мельницы.

Вокруг города лежали плодородные земли, и, чтобы перемалывать зерно, в изобилии собираемое с этих земель, нужна была мельница. Кроме того, водяную мельницу можно использовать не только для того, чтобы молоть муку. Богатая земля привлекает людей, а чем больше людей, тем больше нужд. Ковка, покраска, прядение – для всех этих занятий сила водяной мельницы была бы отменным подспорьем.

Однако сооружение мельницы и дальнейший уход за ней – занятия не из дешевых, а реки, на которых возводят мельницы, обычно принадлежат аристократам. Даже если мельница нужна, ее постройка часто тормозится из-за стыка интересов множества людей.

Судя по тому, какая суматоха царила в торговом доме, здесь все распри были наконец улажены и решение о постройке принято.

Причиной спешки служило то, что весной, когда снега начнут таять, сооружать мельницу будет намного тяжелее. Торговый дом явно планировал возвести плотину и установить колеса, пока уровень воды в реке низок. Весной, когда он поднимется, мельница уже заработает.

Лоуренс не знал, удастся ли вся эта затея или нет, но чувствовал отчаянную спешку. Разумеется, это и позволило ему вклиниться, так что он благодарил удачу.

Кроме того, Лоуренс впервые за приличное время вел повозку без сидящей рядом Хоро. Говорить, что у него от этого полегчало на душе, было бы преувеличением, но, во всяком случае, это была приятная перемена обстановки.

Прежде он считал, что вести повозку в одиночестве – занятие тоскливое, но неизбежное; сейчас это заставило его задуматься, как же все-таки переменчивы люди.

Когда солнце село, он поежился, услышав далекий волчий вой, – тоже впервые за долгое время.

Подавив зевок, Лоуренс сосредоточил внимание на дороге; очень важно было не попадать колесами в выбоины и лужи. Вскоре он прибыл в Рувай, где красный свет факелов разогнал темноту лунной ночи.

Севернее деревни был лесок, прилепившийся к крутому горному склону, и через этот лесок текла река. Обычно по ночам в лесах царит кромешная тьма, но здесь вдоль реки все было вырублено и освещено факелами; река казалась чуть ли не из огня.

То тут, то там Лоуренс замечал прикорнувших работников; но многие продолжали лихорадочно трудиться на самом берегу. Работа была грандиознее, чем Лоуренс предполагал. Видимо, тут собирались возвести сразу несколько мельниц.

Похоже, и прибыли будут необычайно высоки.

Сдав свой груз, Лоуренс получил несколько деревянных бирок и бодро запрыгнул в повозку. Его лошадь не умела говорить, но обернулась на Лоуренса, и взгляд ее печальных фиолетовых глаз без всяких слов сказал: «Пожалуйста, не надо больше».

Тем не менее Лоуренс развернул повозку и, хлопнув поводьями, направил лошадь вперед. Все ведь просто: чем больше ездок он успеет сделать, тем больше денег заработает.

Эта работа, где каждая минута была на счету, вызвала в памяти давно забытое прошлое. Его лошади сейчас не позавидуешь; однако сам Лоуренс тонко улыбнулся и накинул на плечи одеяло.

Сколько раз ему придется проделать этот путь, чтобы добраться до персиков в меду? Этот вопрос ворочался в его голове, пока повозка катилась под лунным светом.

***

На дороге в Рувай царил хаос.

Срок постройки был настолько мал, что Торговый дом Оома очень агрессивно нанимал носильщиков. Поэтому, чтобы заполучить работу, там собирались настоящие толпы.

Вот почему большинство людей, запрудивших дорогу, были не торговцами, а простыми желающими быстро подзаработать – селянами и пастухами, уличными музыкантами и паломниками, ремесленниками, даже не снявшими фартуки. Могло показаться, что за эту работу взялся весь город. В основном они несли поклажу на спине, кряхтя от непривычного труда.

Более того, хотя дорога к Руваю была ровная и нетяжелая, здесь имелись свои проблемы.

Из леса возле дороги доносился вой волков и диких собак – так звери реагировали то ли на скопище людей, то ли на еду, которую эти люди ели. На полпути дорога пересекала речушку, и возле хлипкого моста постоянно шли перепалки на тему «кому идти первым».

С грузами, доставляемыми в деревню, необходимо было как-то разбираться, равно как и с бродячими ремесленниками, прослышавшими о строительстве. К этому добавлялись женщины и дети, постоянно бегающие к реке за водой, чтобы дать напиться людям в деревне. Из-за проливаемой воды путь от деревни до реки превратился в настоящее болото.

В деревне были и солдаты – с мечами и железными нагрудниками. Несомненно, их послал аристократ, владеющий будущей мельницей, чтобы обеспечить нормальный ход строительства.

При свете дня люди были бодры и согреты мыслями о заработке, и проблем было меньше. Но по мере того как солнце клонилось к закату, силы иссякали, колени подгибались и ситуация становилась все хуже.

Даже в самом Торговом доме Оома грузчики уже еле плелись, хотя шум там стоял такой же сильный. И, наконец, самые слабые духом носильщики начинали вслух жаловаться, что дикие псы совсем осмелели и выходят прямо на дорогу.

Лоуренс совершил семь ездок и тоже начал испытывать серьезную усталость. Пусть дорога и была ровная – утомляло громадное количество людей вокруг.

Проверив свой кошель, Лоуренс обнаружил, что стал богаче на семь тренни.

Это был неплохой заработок – по правде сказать, даже очень хороший, – но если так дела пойдут и дальше, то Лоуренсу понадобится три-четыре дня, чтобы купить персик. Возможно, даже больше – с учетом того, что люди, желающие взяться за работу, все прибывали. Лоуренса начало охватывать раздражение – он мог бы зарабатывать быстрее, если бы только его повозку грузили более сноровисто.

Но есть предел работы, которую способен выполнить человек.

Лоуренс сделал глубокий вдох и принялся размышлять, не слезая с повозки. Поспешишь – людей насмешишь. Надо сделать перерыв и дождаться ночи. Тогда людей станет меньше, и он сможет полезнее распорядиться временем. Он решил сделать на это ставку.

Выведя повозку из очереди на погрузочном дворе, Лоуренс оставил ее и лошадь в конюшне. Здесь было пусто – все остальные лошади были заняты. Потом Лоуренс направился в комнату.

Он не знал, что именно наговорила Хоро горничной, но, так или иначе, ее не выгнали и не заставили делить комнату с кем-то еще. Хоро была одна – она сидела на стуле возле окна и расчесывала мех на хвосте в красном свете заходящего солнца.

Измученного Лоуренса, который достал и положил на стол свой кинжал и кошель, она не удостоила и взглядом. «Само изящество», – пробурчал Лоуренс; однако он должен был признать, что сам велел ей оставаться здесь. Ему удалось не высказать своего раздражения вслух и тем самым избежать серьезной оплошности, но про себя он подумал, стоило ли так делать.

Эта мысль блуждала у Лоуренса в голове, когда он повалился боком на кровать; как вдруг –

– Он сказал, осталось всего два.

Лоуренс повернул голову к Хоро, не поняв, о чем она. Хоро взгляд не вернула.

– Он сказал, один продан, и еще один, скорее всего, тоже скоро купят.

У Лоуренса ушла еще секунда, чтобы понять: она ведет речь о персиках в меду.

Он хоть и устал, но все-таки не ждал от Хоро, что та поблагодарит его за труд; однако все же он надеялся на приятную беседу. Но нет – после целых суток с поводьями в руках ему тут же швыряют в лицо насущную тему.

Неудивительно, что Лоуренса охватило раздражение; однако он могучим усилием не позволил этому раздражению отразиться в его голосе.

– Ты ходила туда, только чтобы проверить?

Досада проявилась-таки в слове «только», однако Лоуренс слишком устал, чтобы беспокоиться об этом. Усевшись на кровати, он развязал шнурки и принялся снимать ботинки.

– Интересно, все ли будет в порядке?.. – поддела Хоро, и его руки застыли. Вскоре, впрочем, Лоуренс продолжил разуваться.

– Один румион – не та цена, которую можно с легкостью заплатить. А те, кто может ее с легкостью заплатить, встречаются нечасто.

– Вот как. Ну, тогда можно ни о чем не беспокоиться, да?

Лоуренс ответил достаточно честно, но интонация Хоро скребла по его и без того усталым нервам. Он уже собрался было тщательно и аккуратно объяснить, какое громадное количество денег – один румион, но в последний миг передумал.

У Хоро не было причин нарочно его жалить, а значит, в том, что ему сейчас так плохо, было виновато утомление.

Лоуренс заставил себя успокоиться и начал развязывать одежду, готовясь лечь спать.

В какой-то момент Хоро повернулась к нему; он заметил ее взгляд, когда уже собрался лечь и расслабиться.

– В конце концов, ты уже много заработал, – Лоуренса изумила неприкрытая враждебность в ее голосе. – Значит, завтра? Или ты вернулся, потому что уже заработал достаточно? Ты уже семь раз тут загружался; должно быть, тебя за это достойно вознаградили?

Укусы муравьев раздражают, жало осы вызывает страх. Глядя на оскалившую зубы Хоро и не понимая, когда она успела превратиться из муравья в осу, Лоуренс не задумываясь ответил:

– Ээ, нет, всего лишь семь серебряков, так что…

– Семь? Хоо. И ты так спешил. Интересно, сколько же времени тебе понадобится, чтобы заработать румион?

Еще когда Лоуренс вернулся в комнату, он увидел в красноватом свете, что хвост Хоро распушен, но лишь сейчас понял, почему.

Однако в сознании Лоуренса царила пустота. Он понятия не имел, на что именно сердится Хоро.

На то, что персики в меду того гляди распродадут? Или она просто хотела их отведать как можно скорее?

Его замешательство не имело никакого отношения к усталости. Он просто и откровенно не понимал гнева Хоро и не знал, что сказать в ответ.

В свете заходящего солнца глаза Хоро казались красными, как у зайца. Ее полный ярости взгляд был устремлен на Лоуренса, и тому показалось, что от его ответа зависит сама жизнь. В следующий миг после того, как его посетила эта абсурдная мысль, он вдруг осознал кое-что. Что Хоро сейчас сказала? Она сказала, что Лоуренс загружался семь раз; но откуда у нее столь подробные познания?

Даже торговцы, которые здесь работают, не смогли бы точно сказать, сколько именно раз они загрузили его повозку. Создавалось впечатление, что Хоро следила за ним из окна весь день.

Едва Лоуренс об этом подумал, с его губ сорвалось тихое «ах!». Уши Хоро немедленно встали торчком, и хвост, лежащий у нее на коленях, распушился сильнее.

Но гневный взгляд уже не был направлен на него, и Лоуренс больше не слышал ядовитых слов. Вместо этого Хоро прищурила глаза и отвернулась, как будто желая, чтобы красный свет закатного солнца смыл все прочь.

– …Ты… – начал Лоуренс, но Хоро в буквальном смысле зарычала на него, и он осекся. – …Нет, ничего.

Какое-то время Хоро сверлила его сердитым взглядом, потом наконец вздохнула и закрыла глаза. Когда они вновь открылись, Хоро смотрела не на Лоуренса, а на собственные руки.

Скорее всего, она беспокоилась о нем; но главное – ей было тоскливо сидеть в комнате в одиночестве.

Говорят, что одиночество – смертельная болезнь; Хоро однажды ради Лоуренса рискнула жизнью. Он этого не забыл. Не мог забыть.

Потому он и трудился ради нее до полного изнеможения; однако эти чувства сами по себе ничего ей не говорят. Так же, как сама Хоро, глядя на Лоуренса из окна, ничего ему не сказала.

Даже если Лоуренса ждала простая и тоскливая работа, даже если эта работа должна была лишь усилить и так накопившуюся усталость, Хоро все равно хотела, чтобы Лоуренс взял ее с собой. Все, что угодно, лучше, чем оставаться одной, – так она думала.

Лоуренс прокашлялся, чтобы выиграть время.

Если он сейчас просто пригласит Хоро присоединиться к нему, это вызовет в ней лишь раздражение или гнев. Это ведь Хоро; если она почувствует, что ее жалеют, ее гордость окажется уязвлена.

Требовался какой-то повод. Лоуренс заставил свою голову работать напряженнее, чем за все время, что он занимался торговлей, и наконец придумал кое-что, что могло бы сработать.

Он вновь откашлялся и произнес:

– На дороге в деревню кое-где стали появляться дикие собаки. Ночью там станет опасно. Поэтому, если ты не против… – он замолчал и проверил реакцию Хоро.

Она по-прежнему смотрела на свои руки, однако исходящая от нее аура одиночества стала послабее.

– …Я был бы очень признателен тебе за помощь.

Лоуренс подчеркнул слово «очень» и заметил, как уши Хоро дернулись.

Но отвечать сразу она не стала – должно быть, из гордости Мудрой волчицы. Вне всяких сомнений, она сочла ниже своего достоинства завилять хвостом и радостно ответить на слова, которые надеялась услышать.

Издав страдальческий вздох, она подняла хвост и, взяв его в руки, погладила. Потом наконец посмотрела на Лоуренса, и ее взгляд исподлобья создал у Лоуренса впечатление оскорбленной принцессы.

– А без меня тебе никак не справиться?

По-видимому, она хотела, чтобы Лоуренс настаивал на ее участии. А может, она просто наслаждалась тем, как он сдается.

Лоуренс был сам виноват, что оставил ее одну. Эта вина лежала на его плечах.

– Пожалуйста, окажи мне эту услугу, – отчаянно произнес он. Хоро вновь отвернулась, ее уши задергались.

Потом она поднесла руку ко рту и кашлянула – должно быть, пытаясь таким образом скрыть смех.

– Что ж, видимо, придется, – вздохнула она и вновь покосилась на своего спутника.

Мастеров считают мастерами, потому что они всегда выполняют свою работу до конца. Лоуренс подавил в себе раздражение пополам с весельем и, широко улыбнувшись, ответил:

– Спасибо!

И Хоро наконец рассмеялась.

– Мм, – со смущенным видом кивнула она затем. Это показывало, что она по-настоящему довольна.

В общем, Лоуренсу удалось как по канату пересечь бездну плохого настроения Хоро. Вздохнув, он снял плащ и пояс. Обычно в подобной ситуации он сложил бы плащ и повесил на спинку стула, но сейчас его сил не хватило даже на это. Больше всего на свете ему хотелось принять горизонтальное положение и заснуть.

И совсем скоро он получит это удовольствие.

Его разум был уже на полпути в страну сновидений, когда Хоро встала и спросила:

– И что это ты делаешь?

Лоуренс был не вполне уверен: внезапно окутавшая его чернота была из-за того, что он закрыл глаза, или еще из-за чего-то?

– А?

– Давай-давай, раз я иду вместе с тобой, отдыхать нет нужды. Некогда бездельничать.

Лоуренс потер глаза и заставил их открыться, потом поднял взгляд на Хоро. Та надевала свой балахон.

Конечно же, это шутка.

Глядя на готовящуюся выходить Хоро, он был не столько сердит, сколько устрашен. Ее невинная улыбка казалась жестокой, радостно колышущийся хвост – пугающим. Закончив одеваться, Хоро с той же улыбкой направилась к кровати.

«Это шутка. Пусть это будет шутка», – молился Лоуренс, однако Хоро не останавливалась.

– Давай, пойдем, – сказала Хоро, взяв лежащего навзничь Лоуренса за руку и попытавшись стянуть его с кровати.

Но даже у Лоуренса был свой предел. Почти неосознанно он отмахнулся от Хоро.

– Пожалуйста, имей сострадание, я тебе не лошадь…

Едва выпустив эти слова, он понял, что оплошал, и поднял взгляд на Хоро, чтобы увидеть ее реакцию.

Но Хоро лишь смотрела на него сверху вниз все с той же озорной улыбкой.

– Да. Это верно.

Лоуренс подивился, не сердится ли она, но тут Хоро сама села на кровать рядом с ним.

– Хех. Ты решил, что я на тебя сержусь? – ее восторженное выражение лица яснее ясного показывало, что довести Лоуренса до кипения и было ее целью с самого начала.

В общем, с ним опять поигрались.

– Ты думаешь, что если отдохнешь сейчас, то ночью сможешь заработать больше, потому что людей будет меньше?

Такой вывод легко напрашивался, если смотреть из окна на приходящих и уходящих людей так долго, как это делала Хоро.

Лоуренс кивнул, умоляя взглядом дать ему поспать.

– Потому ты и дурень, – она схватила его за бородку и принялась раскачивать голову вверх-вниз. Лоуренс так хотел спать, что ощущение было даже приятным.

– Ты возил грузы всю ночь, поспал немного прямо на козлах, снова поехал, даже не позавтракав со мной, работал целый день и получил в итоге – сколько, семь монет?

– …Да.

– Я достаточно хорошо помню, что в одном румионе тридцать пять тренни; значит, сколько понадобится времени, чтобы купить персик в меду?

Это и ребенок смог бы сосчитать.

– Четыре дня, – ответил Лоуренс.

– Мм. Слишком долго. Кроме того, – добавила она, не обращая внимания на его попытку возразить, – в погрузочном дворе сейчас сумасшедший дом. Думаешь, ты единственный, кто решил отдохнуть, чтобы вернуться ночью?

Хоро сделала гордое лицо, уши под капюшоном подергивались. Несомненно, отсюда она прекрасно слышала все разговоры поблизости от погрузочного двора.

– Что, все думают об одном и том же?..

– Именно. Ночью будет ничуть не лучше. Грузчикам тоже нужен отдых. Ты и так уже устал, а через пять дней будешь просто трупом.

Лоуренс чувствовал, что ее оценка более-менее точна. Он вяло кивнул, и Хоро ткнула его пальцем в лоб.

В своем нынешнем состоянии Лоуренс не мог собраться с силами, чтобы отбить эту атаку. По-прежнему лежа навзничь, он лишь повернул глаза в сторону девушки.

– Что же нам делать?

– Во-первых, молиться, чтобы персики не распродали.

Лоуренс закрыл глаза.