Песенки, несчастного голыша, которому платили половину того, что ему
Полагалось, лишили его места с жалованьем в тысячу восемьсот франков, я ей
сказал: "Берегитесь, вы атаковали этого бедного рифмоплета вашим оружием, а
Он может вам ответить своими стишками - сочинит какую-нибудь песенку насчет
Добродетели. Все раззолоченные гостиные будут за вас, а люди, которые не
прочь посмеяться, будут везде повторять эту эпиграмму". Так знаете ли,
сударь, что мне ответила маршальша?" Ради божьего дела я готова на глазах
всего Парижа пойти на казнь: это было бы невиданным зрелищем во Франции.
Народ научился бы уважать высокую добродетель. И этот день был бы
прекраснейшим днем моей жизни". А какие глаза у нее были при этом - забыть
нельзя!
- У нее дивные глаза! - воскликнул Жюльен.
- Я вижу, вы действительно влюблены... Итак, - снова важно начал дон
Диего Бустос, - у ней нет этого желчного темперамента, который сам по себе
Располагает к мстительности. И эта ее склонность вредить людям происходит
Оттого, что она несчастна. Я подозреваю, что у нее есть тайное горе. Может
Быть, все дело в том, что ей надоело разыгрывать добродетель.
Испанец умолк и в течение целой минуты, не произнося ни слова, смотрел
На Жюльена.
- Вот в чем вся суть, - важно добавил он. - Вот отсюда-то вы и можете
Извлечь некоторую надежду. Я много раздумывал над этим в течение тех двух
Лет, когда имел честь состоять при ней покорным слугой. И все ваше будущее,
господин влюбленный, зависит всецело от этой великой загадки: не ханжа ли
Она, которая устала от взятой на себя роли и злобствует потому, что она
несчастна?
- Или, может быть, - сказал граф Альтамира, нарушив, наконец, свое
глубокое молчание, - это то, что я тебе уже двадцать раз говорил: просто она
Заразилась французским тщеславием, и ее преследует воспоминание о папаше,
Пресловутом сукноторговце. Вот это-то и гложет ее, а характер у нее от
Природы угрюмый, сухой.
Единственное, что могло бы оказаться для нее счастьем, - это переехать
В Толедо и попасть в лапы какогонибудь духовника, который бы терзал ее
Каждый день, разверзая перед ней страшную бездну ада.
Когда Жюльен уже уходил, дон Диего, приняв еще более внушительный вид,
сказал ему:
- Альтамира сообщил мне, что вы один из наших. Придет день, и вы
Поможете нам отвоевать свободу; вот почему и я хочу помочь вам в вашей
Маленькой затее. Вам будет небесполезно познакомиться со стилем маршальши.
Вот четыре письма, написанные ее рукой.
- Я перепишу их, - воскликнул Жюльен, - и принесу вам обратно!
- И никогда ни одна душа не будет знать, о чем мы здесь говорили?
- Никогда, клянусь честью! - вскричал Жюльен.
- Тогда да поможет вам бог! - промолвил испанец и молча проводил до
Лестницы Альтамиру и Жюльена.
Эта сцена немного развеселила нашего героя и вызвала у него что-то
вроде улыбки. "Вот вам и благочестивец Альтамира, который споспешествует мне
в прелюбодействе!" - сказал он про себя.
Все время, пока шел этот необыкновенно важный разговор с доном Диего
Бустосом, Жюльен внимательно прислушивался к бою часов на башне особняка
Алигр.
Приближалось время обеда; он сейчас увидит Матильду. Вернувшись домой,
Он с большим тщанием занялся своим туалетом.
"Вот первая глупость, - сказал он себе, уже спускаясь по лестнице. -
Надо исполнять предписания князя слово в слово".
И он опять поднялся к себе и надел самый затрапезный дорожный костюм.
"Теперь, - подумал он, - только бы не выдать себя взглядом". Было еще
Только половина шестого, а обедали в шесть.
Его потянуло в гостиную, там не было ни души. Увидев голубой диван, он
Бросился перед ним на колени и прижался губами к тому месту, на которое
Матильда обычно опиралась рукой; слезы хлынули из его глаз. "Надо избавиться
От этой дурацкой чувствительности, - сказал он себе с негодованием - Она
меня выдаст". Он взял для вида газету и прошелся несколько раз из гостиной в
Сад и обратно.