Глава 8. Поступь железных коней.

Ставка на трактор.

Немного перенесёмся во времени. 1920 год. Основная часть Гражданской войны позади, бои идут только на Дальнем Востоке (до 1922 г.) Сельское хозяйство в тяжелейшем кризисе. Первая мировая и Гражданская уничтожили около 10 миллионов крестьян. Из 32 миллионов лошадей, что были в империи в 1914 году, шестью годами позже остались только 18 миллионов. Остальные коньки пали от голода, погибли на войне, были угнаны из страны. Назревал настоящий голодный кризис: кризис нехватки лошадей для обработки земли. Как пишет в статье "Второй план ГОЭЛРО" Леонид Евсеев ("Техника – молодёжи", 1975 г., No 12), восполнить утраченный конский состав было нечем: естественным путём для этого требовались десятки лет. Да и жеребцов (всего 55 тыс.) для этого не хватало. Закупить лошадок на Западе? Тоже не получалось: в США и Европе война сильно сократила их поголовье.

Оставался только один путь выживания нашей страны – её массовая тракторизация.

Самое интересное, что об этом думали ещё в 1913 году. Тогда при Всероссийской сельскохозяйственной палате создали особую комиссию профессора В. Батюшкова. Она работала в закрытом режиме вместе с военными. И те предложили вполне социалистический вариант. Тракторы должны в мирное время работать на селе, а в случае войны – их мобилизуют в армию, на роль пушечных тягачей. Но для того чтобы крестьяне могли покупать и использовать тракторы, их военные предложили объединить в некие предтечи колхозов – в товарищества по механизированной обработке земли.

Как видите, идеи – предвестники коллективизации аграрной сферы рождались уже на закате царской России, в головах военно-стратегических умников. Естественно – тракторам просто не развернуться на маленьких индивидуальных наделах-полосках. Для работы на земле пришлось бы убрать межевые полосы – и пахать-боронить рационально, на объединённых площадях. Это лишний раз подтверждает наш тезис о том, что и царской России, подави она революцию, всё равно пришлось бы жёсткой рукой проводить свой вариант коллективизации/укрупнения крестьянских хозяйств. С неизбежным удалением излишка рабочих рук из сёл в города. В крупных же поместьях тракторы применялись органично – там ничего укрупнять не приходилось. Но всё равно России после Первой мировой понадобился бы фашизм, чтобы воплотить такую программу.

* * *

По иронии судьбы программа царских военных умников начала воплощаться в СССР. На знаменитой сельскохозяйственной выставке 1923 года в Москве машинное товарищество 29 крестьянских хозяйств Гжатского уезда первым в стране купило трактор – за 225 червонцев.

Красные использовали ту выставку по полной программе. Они пропагандировали будущее, электрическо-механизированное село среди крестьян, привезённых в Москву на выставку. До того момента для многих из крестьян вершиной техники были паровоз и железная дорога. А тут им показывали образцовые совхоз и коммуну: электрифицированную ферму, электрическую лесопилку, электрическую колку дров и механическое производство корма для скота. Им показали реальных коров из коммуны "Луч-1", которые давали надои в 4 тысячи пудов на корову в год, тогда как в среднем крестьянские бурёнки обеспечивали не более семидесяти пяти пудов.

Как видите, красные создавали для масс реальный, осязаемый образ грядущего. Создавали "острова будущего", как мы выразились бы сегодня – очаги инновационного развития. Всё познаётся в сравнении. Сегодняшние кремлёвские балаболки, эта очередная низшая раса мародёров, всё время твердит об "инновационном развитии". Вы можете назвать хотя бы один реальный "остров будущего" в нынешней РФ? Хотя бы один успешный инновационный проект большого масштаба, воплощённый под эгидой бело-сине-красного государства? А устраиваемые нынешними низшерасовиками выставки – сплошная показуха…

* * *

Ведь в рамках прежнего дворянско-капиталистического строя тракторизация в массовых масштабах после Первой мировой была невозможна. Если помещики и казаки ещё могли сами покупать машины, то крестьяне густонаселённого Нечерноземья, даже объединившись в товарищества, были для этого слишком бедны. Стало быть, нужно было давать им тракторы за счёт государства, за счёт его льготных кредитов. А где государство могло взять деньги в рамках рыночной экономики? Да только за счёт мобилизации доходов от хлебного экспорта (и экспорта нефти Баку, например). Но для этого объективно требовалось отобрать у помещиков доходы от вывоза зерна: ведь они, как мы знаем, львиную долю их проматывали на закупки роскоши и на жизнь за границей. Потребовалась бы национализация внешней торговли, национализация экспорта нефти, леса, пушнины – да всего! В результате пришлось бы всё равно строить социализм – только не под Красной звездой, а под двуглавым орлом. Пришлось бы давить сопротивление этому курсу: и крестьянское, и дворянское, и капиталистическое. Ну, был бы у нас тогда не НКВД, а ОСВАГ какой-нибудь. Ведь если всё на самотёк пустить, то все тракторы сосредоточились бы на Юге, ещё больше отрывая его от остальной страны.

Однако царская Россия лопнула изнутри, взорвалась революцией. И вот настал 1920-й. Тягловой скотины не хватает, промышленность – в разрухе. Нет больше золотого запаса: его растренькали соединёнными усилиями и красные, и белые. Крупные поместья из политических соображений – нужно было прекратить войну с крестьянами – разделили. В результате товарность села упала. Промышленность не может дать селу достаточно товаров в обмен на зерно, да и самого товарного зерна становится всё меньше. В итоге продуктовые карточки, отменённые в 1921 году, пришлось снова вводить в 1927-м. Стране нужна валюта для строительства новой индустрии, дать её может только вывоз зерна (у СССР 1920-х ещё нет ни газа Ямала, ни нефти Тюмени). А зерна не хватает.

То есть страна снова покатилась к грани голода, к войне между городом и деревней, к новой "гражданке". И теперь у красных не было выбора: нужно было срочно проводить жестокую коллективизацию ради быстрейшей механизации села, ради строительства промышленности.

Советская власть взялась за дело. Ещё в 1918-м Ленин встречается с царским организатором тракторного производства Яковом Маминым. В 1922-м при Госплане создаётся Тракторная комиссия, продолжающая дело царской комиссии Батюшкова. В отличие от нынешней РФ, делающей ставку на импорт всего и вся, тогда наши посчитали: для закупки нужного числа машин требуется 600 миллионов золотых рублей, а для закупки оборудования для их производства – 25 миллионов. Значит, будем делать сами! Для начала будем копировать американский "Фордзон", но параллельно – профинансируем отечественных конструкторов – Мамина и братьев Котляренко. Так, чтобы они могли создать наши, самобытные трактора. Чтобы мы не зависели технологически от Запада в будущем. Начали подготовку кадров технических специалистов и механизаторов. Придумали рациональный способ использования техники: не распылять её по отдельным хозяйствам, а свести её в МТС – машинно-тракторные станции, где каждый трактор будет использоваться с максимальной отдачей. Первые же опыты показали, что в МТС машины работают вчетверо интенсивнее, чем в фермерских хозяйствах США. (МТС упразднит, распылив технику по хозяйствам, урод Хрущёв.)

В 1926 году правительство решает строить Харьковский тракторный, а в 1929-м – Челябинский тракторный завод. Затем развернули строительство завода в Сталинграде. О, как на Западе ржали: эти русские лапотники не смогут освоить конвейерное производство, как на заводах Форда или Германии. А вот взяли – и освоили! И с 1932-го прекратили импорт тракторов. Вскоре выпустили уже не заимствованный, а свой трактор – СТЗ-НАТИ.

И, конечно, параллельно провели коллективизацию, по сути, латифундизацию села. И сотни тысяч трактористов подготовили – механиков-водителей в будущей войне. А после смогли построить высокопроизводительное механизированное сельское хозяйство, которое ухитрялось работать в десять раз более худших природно-климатических условиях, чем американское фермерство. В условиях засух, дефицита солнечной энергии, суровой и долгой зимы.

Свет и тени.

И ведь добились своего! В 2003 году мне пришлось встречаться с парой старых эмигрантов-антисоветчиков из Аргентины, люто ненавидевших всё советское. Они в войну совсем молодыми попали из Союза на Запад. Но даже они мне сказали о том, что если в 1933-м был голод, то в 1938-1939 годах жизнь в советских городах была сытой. В магазинах и на рынках продавалось всё и в изобилии. Они говорили, как утром ездили по улицам молочницы из сёл, продавая парное молочко да сметану. То же самое мне и бабушка рассказывала, учившаяся перед войной в Воронеже. Так что если бы не та война, то изобильная жизнь в СССР пришла бы намного раньше. Нет, идеального изобилия и безоблачно-пасторальной жизни на селе ещё не наблюдалось.

Проблем хватало, жили ещё бедновато. Но шло стойкое улучшение жизни! Коллективизацию удалось провести если не с минимальными потерями, то уж без крестьянской войны. Нам говорят, что голод 1933 года и раскулачивание обошлись в несколько миллионов жизней. Но распад России тогда же обошёлся бы в десятки миллионов загубленных душ – помните об этом! Вспомните, что за неполных 20 лет "постсоветской независимости" РФ потеряла 18 миллионов населения, Украина – 7 миллионов и примерно миллион – Белоруссия. Распад России (включающей в себя три означенных республики) в 1930-е был бы куда тяжелей. Ведь тогда неминуемо добавилась бы внешняя интервенция и война на раздел русского наследства. Участники тоже понятны: поляки, немцы, японцы, англичане с французами, американцы.

Многое, знаете ли, говорят воспоминания современников, и прежде всего самих крестьян. Давайте познакомимся с воспоминаниями крестьянки бабы Нюры 1930 года рождения, опубликованными в сборнике "Взаправду" в 2008 году (проект Егора Холмогорова). Статья называется "Гитлер-освободитель".

Итак, юная Нюра запомнила перед войной богатство своего колхоза на Смоленщине. "Наша деревня самая богатая на районе была. На берегу Днепра, красавица. Когда утром гусей выгоняли – весь берег белым становился. Мы только новый дом поставили, радовались как… Вся деревня на новоселье гуляла. А как не позовёшь: полдеревни родственников, помогали строиться, кто чем мог…

– А колхоз?

– Колхоз лесом помог. Матери справку в сельсовете дали, мужики стволы такие огромные, сосновые завалили, распилили, дом из них скатали. Двухэтажный, со светёлками наверху, весь резьбой украсили. Загляденье, а не дом. Да недолго радовались… Как немцы пришли, приметили дом-то наш, заняли его сразу, а нас – в баню, одиннадцать человек, друг на друге, считай, там спали…

Гусей наших немец всех сразу полопал. На всю деревню ни одного не осталось. Ох, хороши были гуси-ии… Мы ж до войны себе солонину на зиму бочками заготавливали. И рыбу. И грибы. И ягоду. Всё прахом пошло…"

Юную Нюру погнали на работу в Германию. Она помнит, сколько людей (а гнали пешком) погибло по дороге. Из всей семьи в 11 человек уцелели только мать да три дочери. Отец погиб на фронте, а остальные – под немцем в оккупации загинули. Тиф ведь ещё свирепствовал. Угоняли Нюру в 1944 году. Счастье, что по дороге их отбили наши войска.

" – НКВД вас не третировало, как пленных?

– НКВД нам очень помогло. Очень. Всех сразу переписали, справили временные документы нам… как бы без них выбрались? Отправили нас по домам. В дорогу выписали сухой паёк хороший.

– Пешком?

– Да какой пешком, мы бы померли все. В теплушках.

– Где же они теплушки на фронте для вас нашли?

– На станции. Туда-то они солдатиков везли, а обратно…

– Значит, не допрашивали вас как врагов народа?

– Может, кого где и допрашивали, а нам – помогали… Офицер такой молодой, энергичный, красивый, в форме… мне он понравился так!"

Вернулись в разорённое село. Дом сгорел. Ничего нет. Ютились в заброшенном блиндаже. Но уже в 1948-м остаткам семьи дали дом.

"– Кто дал, баба Нюр?

– Сельсовет дал. Колхоз отстроил. Мы ж – мать, две девчушки-школьницы, худущие были, да сестра-инвалид – вот и вся семья… Какие мы работники? Если бы не колхоз – умерли бы с голоду точно. Все бы умерли. Да и не только мы: на всю деревню – ни одной сохи, ни одной лошади, ни одной коровы… Ничего, шаром покати… Топор на пепелище найти было за счастье. Без колхоза все бы сгинули, зимы бы не пережили.

– А вы учились в школе?

– Да, школу-то первую, поди, отстроили, ещё война шла. Школу да сельсовет. Только маленькая она, не чета довоенной – нас в селе детей-то осталось… один из пяти. В одной избе все поместились. Но я после школы в Москву, на фабрику завербовалась.

– А не препятствовали вам уехать из деревни? Вот, говорят, колхозникам паспорт вместо книжки колхозника не выдавали, удерживали на селе…

– Ой, да что там удерживать! Кого ты удержишь? Я ж организованно ехала, по вербовке. Нет, не было ничего такого. Вот если член партии – тогда да. Работай там, где партия прикажет. А нас, баб простых, кто удержит? Я и сестёр своих, как устроилась, в Москву всех работать устроила. Нет, никто нам не препятствовал в Москву ехать, врут всё…" Было это в 1953 году.

Так что вот такая народная правда. Вот так было на селе.

Вы скажете, что после войны было адски трудно, что колхозников буквально выжимали высокими налогами на сады и приусадебные хозяйства, что был голод 1947-го. Верно, что было, то было. И село, вынеся на своей шее тяжесть индустриализации 1930-х, снова надрывалось, вывозя на себе послевоенное восстановление. Но, читатель, лямку-то тянули все. И не было низшей расы у власти, которая, вывозя за границу хлеб, там же и деньги оставляла. Не прожирали верхи СССР тогда тьму средств, не закупали предметы роскоши, не тратили миллиарды на дворцы, яхты и недвижимость в Лондоне. Никто не крал полтора триллиона долларов (в пересчёте на нынешние деньги), как украла правящая камарилья в РФ "нулевых" годов. А это, знаете ли, многого стоит.

Старая Россия не смогла решить аграрного вопроса. За неё это сделали красные. По меткому выражению Николая Устрялова, люди с нервами, похожими на стальные канаты, и с энергией динамо-машин.

Только не твердите мне, что с середины 70-х магазины стояли пустыми, за мясом и маслом очереди выстраивались. Мне-то известно, что то было от дурости верхов, но не от порока проекта. И рецепты излечения сей болезни были на поверхности: кооперативная и частная торговля, аренда и подряд на селе, фермерские хозяйства – параллельно с колхозами. А одновременно – новые технологии на селе. Электромагнитные способы повышения продуктивности растений и животных, новые супертехнологии обработки земли, роботизированные животноводческие фермы, агрогородки с машинно-тракторными станциями, сверхпродуктивные сорта пшеницы вроде "Безостой-1" – что даёт до 100 центнеров на гектар. Высшая раса, если бы ей удалось взять власть в СССР, все эти проблемы могла решить за несколько лет. К 1985 году у нас было много проблем, но ещё больше – возможностей. И малонаселённость села отлично компенсировалась прорывными агробиотехнологиями. Более того, развитие частного предпринимательства создавало обратный поток населения – уже в новые сёла и фермы, где появлялась возможность хорошо зарабатывать и быть самому себе хозяином.

Но снова власть досталась низшей расе. И теперь мы имеем РФ, критически зависимую от импортной еды. И умирающее село. И засилье хлебных спекулянтов. И снова нам нужна революция – ради спасения страны и уничтожения низшей расы!

Но, читатель, вернёмся с вами в дни накануне Первой мировой. Итак, мы знаем, что Российская империя подошла к этой войне, уже слабая изнутри. Как корабль, у которого внутри – пожар и огонь подбирается к крюйт-камере. Основой экономики старой России было сельское хозяйство, превратившееся в бомбу.

А если взять не только село, но и другие отрасли экономики?