Ключ к «секретам» управления 1 страница

Ли ЯКОККА

УИЛЬЯМ НОВАК

Карьера Менеджера

Вместо предисловия

Решение написать автобиографию пришло ко мне после бесконечных расспросов о том, почему Генри Форд меня уво­лил и как я смог возродить к жизни корпорацию «Крайслер». Я был не в состоянии отвечать достаточно быстро и убедитель­но на эти постоянные вопросы. «Все ответы вы прочтете в моей книге» — таким был мой ответ любопытной публике. Со временем я и сам поверил в собственные слова. Время не оста­вило мне выбора — я должен был написать эту давно обещан­ную книгу.

Я вовсе не ставил перед собой цель прославиться, посколь­ку был достаточно знаменитым благодаря рекламе фирмы «Крайслер». Особенного богатства от этого издания я тоже не ждал, имея к тому же достаточно материальных благ, которых вполне хватало человеку не алчному. Поэтому абсолютно весь гонорар я передал в дар Джослинскому диабетическому центру в Бостоне.

Надо сказать, что я вовсе не имел желания отомстить Генри Форду за свое увольнение, а предпочел применить старый амери­канский способ: компания «Крайслер» завоевала на рынке прочные позиции именно благодаря мне. Истина состоит в том, что написал я эту книгу для того, чтобы освежить в памяти подлинный ход событий и рассказать правдивую историю моей деятельности в компаниях «Форд» и «Крайслер».

Во время работы над книгой мне пришлось как бы заново пережить собственную жизнь. Это происходило еще и потому, что во время моих выступлений в университетах и школах бизнеса я постоянно вспоминал свои молодые годы и тех, с кем начинал путь в автоиндустрии. По большому счету книга эта посвящена бизнесу сегодняшней Америки. Если мне удалось убедить вас, что ради некоторых идей стоит самозабвенно жить и работать, — мой труд не пропал даром.

Вступление

Вы прочтете рассказ о человеке, которому в жизни выпало больше успехов, нежели он заслужил. Ради справедливос­ти надо сказать, что трудности мою судьбу также не мино­вали. Когда я осмысливаю тридцать восемь лет пребыва­ния в автоиндустрии, то понимаю, что все же «главный день» моей жизни достаточно далек от новых моделей автомобилей, собственной головокружительной карьеры, мировой известности и богатства.

Я начинал свой жизненный путь, будучи сыном иммигрантов. Став президентом «Форд мотор компани», я чувствовал себя на вершине Эвереста. Однако судьба словно предостерегала меня: «Не торжествуй. Это еще не все. Ты еще узнаешь, что значит упасть с вершины». Во­семь лет я занимал пост президента компании «Форд», а в общем служил в этой компании тридцать два года. До это­го я нигде не работал. 13 июля 1978 года произошло мое внезапное увольнение, хотя официально срок моей службы истекал через три месяца. По условиям этой весь­ма скоропалительной «отставки», мне должны были пре­доставить какую-нибудь должность на время поисков дру­гой работы. Признаюсь, от сознания всего случившегося я чувствовал себя весьма скверно. Казалось, что душа моя вывернута наизнанку.

15 октября был завершающим днем моего пребывания на посту' президента компании. По иронии судьбы именно в этот день мне исполнилось 54 года. Мой шофер в последний раз отвез меня в международную штаб-квартиру «Форд мотор» в Дирборне. Жена Мэри и две дочери, Кэти и Лия, ужасно страдали в эти последние меся­цы. Видя боль, которую они испытывали, я приходил в ярость, хотя понимал, что сам виноват в том, что со мной произошло. Но в чем же были виноваты Мэри и девочки? Почему деспот, чье имя было начертано на здании штаб-квартиры компании, избрал их в жертву? Даже сейчас, по прошествии достаточно большого отрезка времени, во мне вспыхивает прежнее чувство ярости. Я понимаю, что Никогда не прошу Генри Форда именно за то, что он заставил страдать моих детей.

Мое новое место службы находилось в мрачном склад­ском помещении на Телеграф-роуд. Расположено оно было всего лишь в пяти милях от международной штаб-квартиры фирмы «Форд», но для меня это было все равно что отправиться на Луну. Добравшись до нового места службы, я даже не знал, где можно припарковать автомо­биль. Встретить меня собралась довольно большая толпа людей. Они и показали мне место, где можно поставить машину. Я понял, что кто-то уже успел известить средства массовой информации, когда и куда приедет работать смещенный президент «Форд мотор». Как только я вышел из автомобиля, подскочивший репортер ткнул мне в лицо микрофон и спросил: «Как вы чувствуете себя, отправля­ясь работать на этот склад после восьми лет президен­тства?». Что я мог ему сказать? Что я с трудом соображаю, что вообще происходит вокруг меня? Наконец мне все-та­ки удалось сосредоточиться и сказать правду: «Мне кажет­ся — я по уши в дерьме».

Крошечная комнатушка с маленьким столом и теле­фоном на нем — это был мой новый «кабинет». Секретар­ша, Дороти Кар, была уже здесь. Сквозь слезы она молча смотрела на меня, на треснувший линолеум, которым был устлан пол, на две одиноко стоявшие чашки на столе. А ведь еще вчера мы трудились в совершенно иной обста­новке. Роскошнейший кабинет президента напоминал номер шикарной гостиницы. К тому же я имел собствен­ные апартаменты для отдыха и даже персональную ванную комнату. В любое время меня обслуживали офи­цианты в специальной униформе. Однажды эти апарта­менты посетили мои родственники из Италии. Я пригла­сил их специально, чтобы показать условия моей работы.

Их впечатление от увиденного было потрясающим — им показалось, будто они находятся в раю. Стоя в этой кро­шечной комнате с треснувшим линолеумом на полу, я чувствовал себя как бы в миллионах миль от тех апарта­ментов. Через несколько минут после моего приезда с ви­зитом вежливости заглянул заведующий складом. Он предложил мне чашку кофе из стоящего на складе автома­та. Это было достаточно благородно с его стороны. Мы оба испытывали чувство неловкости, понимая, несообраз­ность моего пребывания в этом помещении. Эта была месть судьбы, своеобразная ссылка на далекий остров. Че­рез некоторое время меня пронзила мысль, что я вовсе не обязан здесь оставаться. Ведь дома есть телефон, да и почту могут доставлять на дом. В то же утро я покинул это новое место работы, чтобы больше никогда туда не возвращаться.

В какое унизительное положение поставили меня на прощание! Это было хуже даже самого факта увольнения. И чем больше я это понимал, тем сильнее во мне закипало желание кого-нибудь прикончить. Только кого именно, я еще четко не определил — то ли Генри Форда, то ли само­го себя. Хотя истины ради надо признать: я все же пони­мал, что убийство или самоубийство — не выход из ситуа­ции. Все случившееся подействовало на меня так, что я стал пить больше обычного, и руки мои начали дрожать. Ощущение было подобно тому, когда человек просто-напросто разваливается. Пока я шел по жизненному пути, мне попадалось множество узких тропинок. Но сейчас я оказался на широкой развилке и мне предстояло сделать выбор дальнейшего пути. Настал момент критического испытания, момент истины. Я оказался перед дилеммой и усиленно раздумывал, как поступить. Может, стоило сдаться и удалиться на покой? Ведь в свои 54 года я уже многого достиг.

Мое материальное положение было достаточно ста­бильным, и я мог себе позволить провести остаток жизни на площадке для игры в гольф. Раздумывая над собствен­ным положением, я пришел к выводу, что это было бы очень несправедливо. Я должен был взять себя в руки и найти новое дело. И это оказался именно тот момент, когда из несчастья получается что-то совершенно новое и очень важное. Хоть будущее мое рисовалось в довольно мрачном свете, я все же твердо решил схватить судьбу за шиворот и крепко встряхнуть ее. Даже и сейчас, по про­шествии длительного времени, я убежден, что именно то утро на складе толкнуло меня к неожиданному повороту судьбы — я согласился занять пост президента корпора­ции «Крайслер». Достаточно мужественно и спокойно я переносил свою личную боль. Но победить чувство наро­читого публичного унижения было гораздо труднее. Меня душил гнев, и я должен был сделать выбор: убить свою личность либо обратить рождаемую гневом энергию на создание нового дела, достижение новой вершины. Жена Мэри поддерживала меня в этом. Она постоянно тверди­ла: «Не стоит сходить с ума. Лучше все-таки заняться де­лом». Да и сам я понимал, что во время тяжелого стресса и несчастья свои эмоции и энергию лучше направлять на созидание чего-то нового. Но в жизни, как мы знаем, не вое так просто.

Случилось так, что я попал из огня да в полымя. Ровно через год после моего вступления в корпорацию «Крайслер» она оказалась на грани банкротства. Уже в этот первый год службы я не раз с удивлением думал о том, как я мог позволить вовлечь себя в такую заваруху. Плохо быть уволенным из компании «Форд мотор», но го­раздо хуже оказаться на дне с таким титаном, как «Край­слер». Но «Крайслер» выжил в игре со смертью. Я снова стал героем. Моя решительность, помощь многих надеж­ных и добрых людей, везение, наконец, помогли мне воскреснуть.

А сейчас читайте эту историю.

Часть I.

«СДЕЛАНО В АМЕРИКЕ»

Глава 1. Семья

В 1902 году мой отец, Никола Якокка, приехал в США. Ему было всего лишь 12 лет. Это был нищий, одинокий и запуганный мальчик. Вспоминая события тех далеких лет, он говорил: «Единственное, в чем я был уверен, ступив на новый континент, — это то, что земля круглая». И слова эти были сказаны неспроста. Другой итальянский парень опередил его на 410 лет почти день в день. Как известно, это был Христофор Колумб.

Первое, что увидел отец, когда корабль вошел в нью-йоркскую гавань, — это статуя Свободы, символ надежды миллионов иммигрантов. В следующий (второй) приезд в Америку он смотрел на статую Свободы глазами нового гражданина США. В этот момент с ним была молодая жена, моя будущая мать, и большая надежда на будущее. Никола и Антуанетта видели Америку страной свободы, где имелась реальная возможность осуществить свои пла­ны. Здесь действительно были все условия для того, чтобы человек стал тем, кем хочет, но только при условии, если он готов во имя этого неустанно трудиться и не отступать от своей цели ни на шаг. Это был единственный, но главный урок, который отец преподал своей семье. Смею надеяться, что последовал его примеру и моя собственная семья имела такой же урок от меня.

Детство моё прошло в Аллентауне, штат Пенсильва­ния. Семья была очень дружной, и многим нашим друзьям и знакомым казалось, что мы просто неотделимы друг от друга. Воспитывая меня и мою сестру Делли, родители всегда подчеркивали, что дети играют очень важную роль в жизни семьи наряду со взрослыми. А потому все пору­чения, как и всякие другие дела, должны выполнять со­вместно. Всякие поручения по дому не должны воспри­ниматься как чрезмерно трудные или неприятные: Отец был очень занятым человек, но для общения с нами вре­мя находил всегда. Мать с особой тщательностью вела домашнее хозяйство. Она с удовольствием готовила для нас вкуснейшие блюда. Даже сейчас, когда я ее навещаю, она готовит мои любимые куриный бульон с фрикадель­ками из телятины и равиоли с творогом. Не ошибусь, если скажу, что она — одна из самых искусных неаполи­танских поварих.

С отцом я был достаточно близок. Он очень гордился моими успехами в школе. Когда я получил первое место в конкурсе по правописанию, он был чрезвычайно счаст­лив. Впоследствии отец первым узнавал о моем очередном повышении в должности. Этой радостной вестью он тут же делился со своими друзьями. Каждый раз, когда в компании «Форд» появлялась новая модель легкового автомобиля, первым желал сесть за руль мой отец. Я до сих пор не могу быть уверенным, кто из нас был более взволнован и счастлив, когда в 1970 году меня назначили на пост президента «Форд мотор компани».

Как и большинство итальянцев, мои родители не стеснялись открыто выражать свои чувства, не только дома, но и на людях. Многие мои друзья, желая выглядеть мужественными и самостоятельными, никогда не позво­ляли себе обнять своих отцов на людях.

Мне же это представлялось абсолютно естественным и при первой же возможности я обнимал и целовал отца. Его изобретательность и неугомонность не имели границ. Он должен был постоянно испытывать что-либо новое. Однажды купил пару саженцев фигового дерева и сумел их Вырастить в условиях сурового климата Аллентауна. Первым в городе он купил мотоцикл, старый «Харли Дэвидсон», на котором лихо разъезжал по немощеным ули­цам нашего маленького городка. Правда, они с мотоцик­лом не очень-то ладили друг с другом, поскольку отец постоянно с него падал. В конце концов он вынужден был избавиться от своего мучителя. В дальнейшем он предпо­читал только четырехколесное моторизованное средство передвижения.

У многих моих друзей были велосипеды. Мне же его не покупали из-за этого проклятого мотоцикла. Покатать­ся мне очень хотелось, и я выпрашивал велосипед у това­рищей. Зато когда мне исполнилось шестнадцать, отец разрешил мне водить автомобиль. В результате я оказался в Аллентауне единственным юношей, пересевшим сразу с трехколесного детского велосипеда на автомобиль «Форд». Автомобили были большой страстью отца. Он стал вла­дельцем одной из первых машин «Модель Т».

Он не только управлял автомобилем (а делать это умели очень немногие жители Аллентауна), но постоянно ко­пался в механизме, размышляя над его усовершенствова­нием. Подобно некоторым автолюбителям того времени, он собирал спущенные шины и экспериментировал с ними. Многие годы он был занят поиском возможности про­ехать лишние мили со спущенным колесом. В моей памяти это осталось навсегда. Как только в технологии производ­ства шин появляется новинка, я сразу же вспоминаю отца. Итальянец по происхождению, он был влюблен в Америку. Именно поэтому много сил и энергии отец вкладывал в дела, направленные на достижение «американской мечты». Во время первой мировой войны он пошел в армию доб­ровольцем. Позднее признавался, что сделал это по двум причинам: во-первых, из чувства патриотизма; во-вторых, чтобы получить возможность распорядиться судьбой по своему усмотрению. Много усилий отец потратил на то, чтобы попасть в Америку и получить гражданство США. Именно поэтому его страшила перспектива оказаться снова в Европе и сражаться в Италии или во Франции. Поскольку отец умел водить автомобили, ему повезло. Он был направлен обучать водителей санитарных машин в армейский учебный центр, расположенный в нескольких милях от собственного дома.

Родился Никола Якокка на юге Италии, в городке Сан-Марко, что в двадцати пяти милях к северо-востоку от Неаполя, в области Кампанья. Как и каждый имми­грант, он был полон надежд и мечтаний о карьере. Попав в Америку, он жил вначале у своего сводного брата в Гарретте, штат Пенсильвания. Всего лишь один день он про­работал на угольной шахте. Эта работа была, по его мне­нию, отвратительной. «Это был единственный день в моей жизни, когда я работал на кого-то другого», — лю­бил говорить мой отец. Вскоре он переехал в Аллентаун, где жил другой его брат. Отец перепробовал много разных работ, но в основном был учеником сапожника.

Накопив достаточно денег, в 1921 году он отправился в Сан-Марко чтобы забрать оттуда свою овдовевшую мать. Обстоятельства сложились так, что в Америку он вернулся не только со своей матерью, с ним уехала и моя будущая мать. За несколько дней пребывания в Италии этот тридцатилетний холостяк влюбился в семнадцати­летнюю дочь местного сапожника. Через несколько не­дель они поженились и уехали. Пресса писала позже, будто новобрачные отправились в курортное местечко Лидо вблизи Венеции, чтобы провести там медовый ме­сяц. С этим будто бы связано мое имя Лидо. Это действи­тельно достаточно забавно, но нисколько не соответству­ет истине. Мой отец действительно ездил в Лидо, но было это еще до свадьбы. Да и ездил он туда с моим дя­дей, братом матери. Так что эта история — чистый вымы­сел журналистов.

Обратный путь в Америку был нелегким. На пароходе моя мать внезапно заболела брюшным тифом и время пе­реезда провела в изоляторе.

К моменту прибытия на Эллис-Айленд у нее выпали все волосы. По закону она должна была вернуться назад в Италию. Напористость и смекалка отца предотвратили эту неприятность. Он уже понимал, как надо вести дела в Америке, и сумел доказать иммиграционным чиновникам, что женщину довела до такого состояния морская бо­лезнь, приключившаяся с ней в этом длинном и трудном переезде.

Через три года, 15 октября 1924, произошло знамена­тельное событие — родился я. К этому времени мой отец был владельцем небольшой закусочной под вывеской «Орфиум винер хауз». Это считалось весьма пристойным делом для человека, не владеющего большим капиталом. А начиналось это практически лишь с плиты с духовкой да нескольких высоких табуреток.

Из опыта работы своего небольшого предприятия отец извлек, а впоследствии вложил и в мою голову два правила ведения бизнеса: никогда не берись за капиталоемкий биз­нес, так как имеешь шанс попасть в лапы банкиров (позд­нее я понял, что должен был более внимательно прислу­шаться именно к этому совету); во-вторых, в трудные време­на гораздо выгоднее заниматься ресторанным бизнесом, поскольку как бы плохо ни шли дела, люди всегда хотят кушать. Именно благодаря этому свойству людей закусоч­ная «Орфиум винер хауз» успешно продержалась, несмот­ря на то обстоятельство, что 1929—1933 годы были перио­дом «великой депрессии».

Позже участниками в этом предприятии стали два моих дяди: Теодор и Марко. Да и до сих пор их дело ус­пешно продвигают сыновья Теодора — Джулиус и Элберт Якокки. Они готовят сосиски в Аллентауне. Компания те­перь называется «У Йокко», что почти соответствует тому, как произносят нашу фамилию пенсильванские немцы — первые немецкие иммигранты, поселившиеся в Восточ­ной Пенсильвании. Я также чуть было не занялся ресто­ранным бизнесом. В 1952 году у меня возникло серьезное намерение покинуть компанию «Форд» и заключить кон­тракт на организацию сети закусочных. Мне тогда каза­лось, что всякий, кто сумеет получить лицензию на право открывать закусочные, имеет шанс быстро разбогатеть. К тому же дилеры Форда вели свой бизнес в качестве неза­висимых предпринимателей на основе контракта с фир­мой «Форд мотор».

Мой план предполагал создать на базе центрального закупочного пункта сеть из десятка закусочных быстрого обслуживания. Появление маленькой фирмы «Макдо­нальдс», на которую впоследствии обратил внимание Рэй Крок, было гораздо более поздним событием. Поэтому у меня иногда мелькает мысль о том, не упустил ли я свое истинное призвание. Возможно... Мой личный бизнес имел бы сейчас оборот в полмиллиона долларов. А имя мое светилось бы на рекламном щите со словами: «Наша фирма обслужила свыше десяти миллиардов посетите­лей». Через некоторое время я все же открыл собственное дело — небольшую бутербродную в Аллентауне с вывес­кой «Фор шефе» («Четыре повара»). Посетителям предла­гались очень вкусные итальянские булочки с тонким ломтиком мяса и плавленым сыром. Это блюдо именова­лось как филадельфийский сэндвич с сыром. Деньги в дело вложил я, оборудованием занимался отец. Дела пошли, я сказал бы, блестяще. Уже в первый год мы выру­чили сто двадцать пять тысяч долларов. Этот доход подпа­дал под повышенное налогообложение. Именно через собственную фирму я познакомился с системой налого­вых категорий и принципом прогрессивного налогообло­жения в американском законодательстве. Признаюсь, я был настолько потрясен, что решил избавиться от сверх­прибыльного предприятия.

Если быть точным, то в торговлю продовольствием я был фактически втянут задолго до того, как попал в авто­индустрию. В Аллентауне открылся один из первых су­пермаркетов, когда мне было десять лет. После уроков и по выходным мы с дружками выстраивались с красными тележками у его дверей, напоминая очередь такси у гости­ницы. Мы предлагали выходящим покупателям за неболь­шую плату довезти их сумки домой. Оглядываясь на прошлое, я понимаю, что в этом, еще детском занятии был большой смысл. Ведь доставка товаров на дом — это конечная фаза организации торгового цикла.

Некоторое время в подростковом возрасте по воскре­сеньям я работал во фруктово-овощной лавке грека Джимми Критиса. Я вставая до рассвета, чтобы успеть добраться до оптового рынка и доставить товар. За эту ра­боту я получал два доллара в день. Хозяин разрешал бесплатно взять столько овощей и фруктов, сколько я мог донести домой после шестнадцати часов работы.

К тому времени у моего отца, помимо закусочной «Орифиум винер хауз», было еще несколько предприятий. Он вступил в долю национальной компании под названи­ем «Юдрайвит». Это была одна из первых в стране фирм, сдававших напрокат легковые автомобили. Позже ему удалось создать целый парк из тридцати автомобилей, преимущественно марки «Форд». У отца было много дру­зей. Среди них Чарли Чарлз, чей сын Эдвард Чарлз слу­жил у Фордов дилером. Через некоторое время Эдди уже имел собственную дилерскую фирму. Именно этот чело­век убедил меня заняться автомобильным бизнесом. Тогда, еще не осознавая этого, я определился со своим выбором в бизнесе и в дальнейшем посвятил ему всю свою жизнь. Уверен, что инстинкт коммерсанта я унасле­довал именно от отца. Бизнес его был достаточно разно­сторонним. К примеру, он имел несколько кинотеатров, один из которых, «Франклин», работает и сейчас.

Правда, называется он уже по-иному — «Дженетт». Даже в этом, как бы не главном деле у моего отца было достаточно смекалки и хватки. Чтобы заманить на сеанс посетителей, он придумывал для них очень оригинальные развлечения. Старожилы Аллентауна рассказывали мне, что в один из дней, чтобы привлечь побольше публики, отец выбрал десять самых чумазых мальчишек и вручил им бесплатные билеты в кино. Сейчас в отцовский кино­театр дети не ходят посмотреть на Тома Микса и Чарли Чаплина. Главное место в его репертуаре занимают пор­нографические фильмы.

Материальное состояние нашей семьи не было посто­янно стабильным. Были у нас свои взлеты и падения. Но в двадцатые годы, как и многие другие американцы, мы преуспевали.

Помимо основного бизнеса отец удачно занимался недвижимостью, и это тоже была немалая статья доходов. По-настоящему богатыми мы были лишь несколько лет, затем разразился кризис. Тот, кто его пережил, никогда не забудет эти годы. Наша семья потеряла все состояние, доже дома мы чуть не лишились. Мне тогда было лет шесть-семь. Я постоянно приставал к своей старшей сестре с расспросами, сможем ли мы найти себе новое жи­лище, если придется покинуть дом.

Тяжелые времена не забываются и долго хранятся в памяти. Вот и сейчас, когда, казалось бы, все прекрасно, в моем сердце постоянно живет тревога за будущее. Навер­ное, это инстинктивное чувство, связанное еще с теми временами.

Моя мать проявляла в те годы много мужества и изобретательности. Она была настоящей хранительницей домашнего очага. Благодаря матери у нас постоянно была еда. Вспоминаю, как она покупала живых голубей, три штуки за четверть доллара, сама их убивала и варила из них суп. Она не доверяла мяснику. Некоторое время мать шила сорочки на шелковой фабрике. Надо сказать, все это она делала с большим удовольствием, так как это было на благо семьи. Поэтому и сейчас она еще достаточно кра­сивая женщина, а иногда мне кажется, что она выглядит даже моложе меня.

В те тяжелые дни нас поддерживала глубокая вера в Бога. Как и многие другие семьи, мы тогда очень много молились. Каждое воскресенье я отправлялся к мессе, а раз в две недели — к святому причастию. Только через несколько лет я понял, почему следует честно исповедо­ваться перед священником, прежде чем идти к святому причастию. Хотя надо признать, что уже подростком я на­чал понимать истинный смысл этого обряда христиан­ской церкви. Приходилось говорить о себе и своих прегрешениях, но после исповеди чувствовал себя совер­шенно обновленным. Некоторое время я посещал вос­кресные тайные собрания, где иезуиты требовали от каждого участника признаваться, насколько чиста его со­весть. Они и подтолкнули меня к тому, что я стал сомне­ваться в правильности своей жизненной позиции. Так я приобрел конкретный жизненный опыт и ужесмог разли­чать правду и ложь, добро и зло.

Наряду с трудностями бывали у нас и развлечения. Те­левизоров тогда еще не было, поэтому люди много обща­лись друг с другом. После посещения церкви в воскрес­ный день у нас дома собиралась вся наша семья и много­численные друзья. Пили красное вино, ели макароны. Всем было весело и хорошо. Тогда мы читали много книг, а затем активно обсуждали прочитанное. По воскресным вечерам вместе слушали радиоприемник «Филко». Очень нравились нам молитвенные песнопения, а также переда­чи Эдгара Бергена, Чарли Маккартни.

Наступивший кризис был большим жизненным потрясением для моего отца, который очень тяжело пере­носил этот удар. Ведь почти мгновенно растаяло довольно солидное состояние, накопленное за годы упорного труда. Еще ребенку, отец советовал мне хорошо изучить в школе смысл слова «депрессия». Сам он окончил только четыре класса. «Кризис, — говорил он, — это когда одно пред­приятие идет под залог другого. Если бы я это знал, то ни­когда не стал бы так делать». В 1931 году мне было семь лет. Но даже в таком возрасте я понимал, что вокруг все пошло наперекосяк. В колледже я уже услышал объясне­ние этому явлению. Оно называлось экономический цикл. Работая в фирмах «Форд» и «Крайслер», я понял и хорошо представлял, как с этим явлением можно спра­виться.

Самые первые представления о жизненных трудностях я получил в нашей семье. У нас был большой семейный фотоальбом, который рассказывал и напоминал мне о многом. Родители увлекались фотографией, поэтому наша жизнь достаточно хорошо проиллюстрирована. Есть фо­тографии разных периодов. В совсем маленьком возрасте я изображен с серебряной погремушкой в руке: До шести лет я носил атласные туфельки и вышитую курточку. Видно, что примерно с 1930 года моя с сестрой одежда стала несколько потрепанной. Видно, что нам уже прак­тически не покупали новых вещей. Тогда я мало что по­нимал, да и отец не в состоянии был объяснить ребенку суть того, что произошло.

Этот кризис сформировал во мне материалиста. Во время учебы в колледже, а тем более после него, у меня сложилась своя, достаточно четкая позиция. Я не намерен был морочить себе голову теорией, а рассчитывал зараба­тывать не менее десяти тысяч долларов в год. В свои двадцать пять лет я планировал стать миллионером. Меня интересовали только деньги, а не престижные ученые сте­пени. Этот принцип живет во мне и сейчас. Несмотря на то что я достаточно богатый человек, предпочитаю не рисковать и большую часть заработанных денег помещаю лишь в очень надежные активы. И это вовсе не из-за бо­язни, что деньги пропадут. Где-то в глубине моего созна­ния прочно сидит мысль о том, что моя семья не должна попасть в бедственное положение, даже если случится что-то непредвиденное.

Мое солидное финансовое состояние не смогло изба­вить меня от мысли об экономическом кризисе. Поэтому я ненавижу тратить деньги впустую. Когда стали модными широкие галстуки, я не стал выбрасывать старые и берег их до тех пор, пока мода не вернулась. Я не могу бросить в урну хлеб или бифштекс и презираю тех, кто это делает.

Такую же привычку бережливости я воспитал у своих дочерей. Я знаю, что они достаточно скромны, не броса­ются деньгами и даже делают некоторые покупки на различного рода распродажах. Денежные чеки моего отца не раз обесценивались и возвращались к нему с убий­ственной надписью: «Недостаток средств на счете». Это приводило его в удручающее состояние. Ведь он свято ве­рил, что высокая кредитоспособность — главное достоин­ство честного человека, а также надежного предприятия. Меня и мою сестру Дельму он постоянно учил строго соблюдать принцип платежеспособности и требовал, что­бы мы никогда не тратили больше денег, нежели зараба­тываем. Нарушение этих принципов сулило беду. В нашей семье непозволительно было иметь кредитные карточки или брать в долг. Не дай Бог!

В понимании этих вопросов мой отец опережал даже время. Уже тогда он предвидел, что покупка товаров в кредит, залезание в долги и получение ссуды под залог имущества подорвут у людей чувство ответственности по денежным обязательствам и уважение к деньгам вообще. Он понимал, что дешевый кредит захватит в свои сети и исказит все наше общество. Большую беду он видел в том, что настоящие деньги на банковском счете заменят маленькие пластмассовые кредитные карточки. «Если ты взял у приятеля взаймы даже 20 центов, — не раз поучал меня отец, — обязательно запищи этот долг и верни». Я частенько спрашиваю сам у себя: «А что сказал бы мне отец, если бы дожил до 1981 года, когда мне пришлось залезть в долги, чтобы не допустить краха корпорации «Крайслер»? Сумма этого долга была астрономической — 1,2 миллиарда долларов. Это несколько побольше, чем 20 центов. Когда я обдумываю эту ситуацию, то мне стано­вится смешно. Эту цифру долга легко запомнить и без за­писи, как того требовал когда-то мой отец. Говорят, что взгляды человека на политику напрямую зависят от тол­щины его кошелька. Так было с моим отцом. Его взгляды действительно менялись в соответствии с уровнем его доходов. Когда он бедствовал, мы были на стороне де­мократов, представлявших интересы простых людей. Их позиция состоит в том, что если человек работает, то он должен иметь возможность прокормить семью, дать образование детям. В период экономического процвета­ния — до кризиса и после него — мы были республикан­цами. Свои деньги мы нажили тяжелым неустанным тру­дом и желали распоряжаться ими по своему усмотрению.

Много раз я менял свои политические взгляды. Во времена службы в компании «Форд мотор» я был убежденным республиканцем. Но когда корпорация «Крайслер» оказалась в кризисной ситуации и сотням тысяч лю­дей грозила безработица, именно политика демократов спасла ситуацию. -Если бы в подобное положение эта возглавляемая мной в то время компания попала при республиканской администрации, она бы разорилась поч­ти мгновенно. В трудные времена именно отец не позво­лял нам падать духом.