Тебе нужно умереть, чтобы родиться вновь».

Она подняла голову, внимательно прислушиваясь. Ее сердце гулко колотилось, но единственный звук, кото­рый она слышала, это бряцание на ветру жестянок. Она посмотрела на высохшее, немножко сморщенное зернышко, лежавшее на ладони. Оно было похоже на множество других, которые они с Михаилом посеяли прошлой весной и от которых вырос целый зеленый лес. Она бросила зерно в корзину, к остальным, и отряхнула юбку.

Она немного злилась. Старые голоса теперь редко беспо­коили ее, но теперь она все чаще слышала этот новый голос,

433

ФРАНСИН РИВЕРС

тихий и спокойный, который говорил бессмысленные вещи. Умри и обретешь жизнь? Но это же невозможно. Однако рядом с ней стояла корзина с зернами кукурузы. Она слегка нахмурилась. Наклонившись, она зачерпнула рукой горсть, просеивая меж пальцев. Взяла две полных горсти в ладони. Что же это все-таки значит?

— Амэнда! — врываясь в дом, завопила Мириам. — Мама
рожает.

Ангелочек набросила шаль и бросилась к выходу. Смеясь, Мириам остановила ее.

—Ты ведь не хочешь вернуться в дотла сгоревший дом? — Ангелочек схватила мешок высушенной кукурузы и оттащила подальше от огня. Один мешок она спешно поста­вила на стол, второй поближе к кровати. Всю дорогу они бежали. — Ой! — вспомнила Мириам, — я не додумалась сказать Михаилу...

—Он поймет, — заверила Ангелочек, переходя на быст­рый шаг и восстанавливая дыхание, прежде чем снова бежать.

Едва не задохнувшись, Ангелочек ворвалась в дом Элтманов, Мириам следом. Элизабет спокойно сидела у камина, подшивая подол юбки. Дети на секунду отвлеклись от своих занятий. Они тихо сидели у стола, делая уроки.

Только Джон, казалось, был обеспокоен и вылетел из кресла, подобное пуле.

—Слава Господу! — произнес он, хватая из рук Ангелочка шаль и бросая туда, где был крюк на стене. Понизив голос, он сообщил: — У нее начались схватки, но я никак не могу заставить ее лечь в постель. Она говорит, что ей нужно доделать юбку!

—Я почти закончила, Джон, — возразила Элизабет. Она отложила в сторону юбку и немедленно взяла другую. Вдруг она замерла, ее лицо побелело от напряжения. Ангелочек смотрела на нее, наблюдая за ее муками и ожидая леде­нящего душу крика. Элизабет прикрыла глаза, глубоко вздохнула и опять приступила к работе. Дети испуганно косились в ее сторону, пока отец не сказал решительно:

434

<Зйо6овъ искупительная

—Лиззи, ложись в постель!

—Я скоро закончу, Джон.

—Сейчас! — загремел он внезапно, так что Ангелочек едва не подпрыгнула. Она никогда еще не слышала, чтобы Джон Элтман говорил с кем-то из своих близких так резко.

Элизабет с достоинством подняла голову. — Оставь меня в покое, Джон. Иди накорми лошадей или наруби дров. Поработай в сарае. Подстрели, что-нибудь на ужин. Но не приставай ко мне сейчас. — Она сказала все это таким спокойным голосом, что Ангелочек чуть было не рассмея­лась. Джон развел руками и выбежал из дома, бормоча себе под нос что-то о женщинах.

Прошло еще несколько схваток, Элизабет продолжала торопливо сшивать юбку. Завязав нитку в узел, она обре зала кончик. Когда она сворачивала юбку, наступила еще одна схватка; беспокойство Мириам росло. Она испуганно посматривала на Ангелочка, но та решила подождать, пока Элизабет не пожелает что-то предпринять сама. Если она захочет так родить ребенка, сидя в кресле, это ее дело.

Когда схватки стали более частыми и долгими, Ангелочек наклонилась и положила руку на колено Элизабет.

— Как я могу вам помочь? — поинтересовалась она
спокойным голосом, гораздо более спокойным, чем она
чувствовала на самом деле.

Элизабет ничего не ответила, ее рука побелела, крепко сжав ручку кресла. Наконец, прерывисто вздохнув, она взяла Ангелочка за руку. — Помоги мне перейти в спальню, — попросила она тихо. — Мириам, присмотри за отцом и детьми.

—Да, мама.

—И нам понадобится много горячей воды. Иаков, ты мог бы ее наносить. И пеленки, Лия, они лежат в сундуке. Еще нам нужна бечевка. Руфи, найди мне моток бечевки, ладно?

— Да, мама, — дети бросились врассыпную, торопясь
выполнить ее поручения.

4S!)

ФРАНСИН РИВЕРС

Ангелочек аккуратно прикрыла за собой дверь. Элизабет осторожно села на край кровати и начала расстегивать пуговицы на одежде. Ей потребовалась помощь, чтобы все с себя снять и переодеться в тонкую ночную рубашку.

— Уже начинается, — сообщила она. — У меня сегодня
утром, когда я ходила в туалет, отошли воды. — Она тихо
рассмеялась. — Я даже на секунду испугалась, как бы ребе­
нок не вывалился прямо там. — Снова взяв Ангелочка за
руку, она продолжала: — Не беспокойся так сильно. Все
прекрасно. — Судорожно вздохнув, она крепко сжала ее
руку. На ее лбу выступил пот. — Да уж, это была хорошая
схватка, — добавила она.

В комнату, с ведром воды и мешком с пеленками, вошла Мириам.

— Папа сейчас принесет еще воды. Два ведра, кроме
этого. И еще вода греется в котле на огне.

В глазах Элизабет мелькнула искорка. — Наверно, ваш папа решил, что хорошая теплая ванна решит все мои проблемы. — Она поцеловала Мириам в щеку, отправляя из комнаты. — Спасибо, милая. Я уверена, что ты сможешь обо всем позаботиться. У Лии были проблемы с арифмети­кой, а Иакову надо больше заниматься чистописанием.

Схватки участились и длились все дольше. Элизабет не издавала ни звука, но Ангелочек видела, как ей больно. Она сильно бледнела и покрывалась обильным потом. Смочив полотенце в холодной воде, Ангелочек протерла ей лицо.

Через час Мириам заглянула в дверь. — Михаил приехал.

Ангелочек облегченно вздохнула, и Элизабет улыбнулась.

— У тебя все отлично получается, Амэнда. — Покраснев,
Ангелочек рассмеялась.

Следующие полчаса Элизабет почти ничего не говорила, и Ангелочек с уважением' относилась к ее молчанию. Она нежно поглаживала ее и держала за руку, когда подступали схватки. Когда же они отступали, она вытирала пот с ее лба.

486

(Любовь искупительная

—Осталось недолго, — проговорила Элизабет в перерыве между схватками, которые накатывали одна за другой. В этот раз она не смогла сдержать стон, крепко ухватившись за края кровати. — Я не думала, что все так затянется.

—Скажите мне, что делать, — попросила Ангелочек, но Элизабет не смогла ничего сказать из-за нового приступа боли. Она задыхалась, пытаясь вдохнуть воздух и напря­гаясь всем телом. Снова застонала с искаженным от боли, пунцовым от напряжения лицом.

Ангелочек не переставала думать о ее терпении. Поправила сбившееся одеяло.

— Элизабет, дорогая! Ребенок! Ах, я уже вижу голо­
вку. — Ангелочек поддерживала ребенка, пока Элизабет
тужилась. Ангелочек опустилась на колени, новорожден
ный младенец лежал на ее ладонях. Он тут же закричал.

— Это мальчик, Элизабет, мальчик! Какой краса
вец! Десять пальчиков на ручках, десять пальчиков на
ножках... — Она поднялась на ноги, дрожа от радостного
возбуждения и изумления.

Когда Ангелочек положила младенца на грудь Элизабет, та разрыдалась от радости. Через несколько минут, преодо­лев последнюю схватку, она, наконец, расслабилась, уже совсем измотанная.

—Перевяжи бечевкой пуповину, а потом обрежь ее, — предупредила Элизабет слабым голосом и улыбнулась. — У него хорошие легкие.

—Да, это правда. — Прежде чем запеленать ребенка в мягкую пеленку и отдать матери, Ангелочек аккуратно помыла его. Младенец немедленно припал к маминой груди, и Элизабет удовлетворенно заулыбалась. Налив теплой воды в кувшин, Ангелочек аккуратно протерла ее, изо всех сил стараясь не сделать больно, хотя несколько раз все же пришлось, но Элизабет не жаловалась. Наклонившись над ней, Ангелочек поцеловала ее в щеку.

—Спасибо, — прошептала она, обращаясь к уже спящей женщине.

ФРАНСИН РИВЕРС

Ангелочек тихо вышла. В соседней комнате все стояли в ожидании.

— У вас родился замечательный сын, Джон.
Поздравляю.

— Слава Господу, — произнес он, устало опускаясь в
кресло. — Как, ты говоришь, его зовут?

Ангелочек громко засмеялась, напряжение от пережитого события понемногу ослабевало. — Ну, не знаю. Наверно, это вам надо решить.

Все собравшиеся, включая Джона, покрасневшего от смущения, рассмеялись. Покачав головой, он направился в спальню. Мириам с остальными детьми тихонько последо­вали за ним.

Михаил улыбнулся Ангелочку той самой улыбкой, кото­рая заставляла ее сердце бешено колотиться.

— У тебя глаза сияют, — заметил он.

Она была так взволнованна, что не могла говорить. Его глаза были полны любви и так много обещали. Она же любила его так сильно, что это чувство захватило ее целиком. Когда он подошел ближе, она поднялась ему навстречу, и их губы слились в поцелуе.

—Ах, Михаил, — прошептала она, обнимая его.

—Когда-нибудь... — начал было он и похолодел, осознав свою кошмарную ошибку. Прижал ее крепче к себе.

Ангелочек знала, о чем он думает. У них никогда не будет ребенка. Он слегка отстранился, но она не могла смотреть на него, даже тогда, когда он взял ее лицо в свои ладони.

— Амэнда, прости меня, — сказал он нежно. — Я не хотел...

— Не извиняйся, Михаил.

Ну почему он не подумал, прежде чем говорить? — Я скажу им, что мы едем домой. — Он зашел в спальню. Его не было довольно долго. Он поздравил Элтманов с рожде­нием ребенка. Малыш был чудесен.

438

■SRmfio&b искупительная,

Элизабет взяла Михаила за руку. — Амэнда отлично справилась. Скажи ей, что я почту за честь помочь ей, когда ее время придет.

— Хорошо, — ответил он вяло, зная, что никогда не
сможет это сказать.

Они шли домой молча. Наблюдая за тем, как она разво­дит огонь, он заговорил:

—Элизабет сказала, что у тебя все отлично получилось.

—Это она просто молодец. — ответила Ангелочек. — Элизабет вполне могла справиться со всем вообще без чьей либо помощи. — Она взглянула на него с печальной улыбкой. — В этом и заключается смысл жизни женщины, правда? Мириам назвала способность рожать божествен­ной привилегией. — Она отвернулась. — Семя Джона было посеяно в плодоносную почву.

—Амэнда, — начал он, положив руку поверх ее руки, чтобы прервать ее.

—Ничего не говори, Михаил, пожалуйста...

Она не противилась, когда он привлек ее в свои объятия. Он держал ее крепко, поглаживая рукой ее спину и заты­лок. Ему так хотелось забрать ее боль, но он не знал, как это сделать.

— Через несколько дней мы будем праздновать
Рождество.

— А я совсем забыла об этом и вспомнила только сегодня
у Элтманов. — Элизабет с Мириам уже украсили дом зеле­
ными венками и красными лентами. Лия и Руфь сделали
из стеблей и листьев кукурузы фигурки, изображающие
сцену Рождественской ночи. Ангелочек не делала ничего.
Хозяин всегда говорил, что Рождество — это такой же день,
как и все остальные, разве что в этот день можно поспать
подольше.

Мама всегда что-то придумывала на Рождество. Даже когда они жили в порту, нуждаясь в еде и деньгах, мама относилась к этому дню как к святому. В этот день к ней не приходили мужчины, и она рассказывала Ангелочку, как она праздновала Рождество, когда была маленькой.

43.9

ФРАНСИН РИВЕРС

Ангелочку не нравились эти рассказы, потому что в конце мама всегда плакала.

— Рождество, — задумчиво произнесла Ангелочек,
отстраняясь от Михаила.

Он увидел боль в ее глазах и понял, что было причиной. — Амэнда...

Она посмотрела на него, но не могла разглядеть его лицо в наступающей темноте.

—Что мне подарить тебе на Рождество, Михаил? Что я могу подарить тебе, зная, что моим единственным подарком мог бы быть ребенок? — Она почувствовала, как в груди все колет и жжет, и пыталась бороться с нахлынувшими печалью, сожалением, тоской... — Мне бы так хотелось, так хотелось...

—Не говори ничего, — сказал он тихо.

Она сжала ладони в кулаки. — Мне бы хотелось, чтобы Хозяин не сделал меня такой тогда! Мне бы хотелось, чтобы ни один мужчина даже близко не прикоснулся ко мне до тебя! Мне бы хотелось быть сейчас такой, как Мириам!

—Я люблю тебя. — Когда она отвернулась, он развер­нул ее снова, привлекая к себе. — Я люблю тебя. — Он поцеловал ее и почувствовал, что она растворяется в его объятиях, приникая к нему с таким отчаянием.

—Михаил, мне бы так хотелось быть цельной. Цельной для тебя.

«Боже, почему? У Джона и Элизабет шестеро детей. Неужели я не смогу родить от своей жены хоть одного, хоть когда-нибудь? Почему Ты допускаешь это?»

— Это не важно. Это не важно, — повторял он снова и
снова.

Но оба они прекрасно понимали, что это не так.

440

S

«...Ничего не делайте по любопрению

или по тщеславию, но по смиренномудрию

почитайте один другого высшим себя».

Библия. Послание к Филиппинцам 2:3

Павел пришел на празднование Рождества в дом Элтманов. Увидев его, Ангелочек внутренне сжалась, пытаясь предугадать, какие еще стрелы он выпустит в нее сегодня. Она старалась не сталки­ваться с ним, чтобы не испортить праздник. Никогда в жизни у нее не было настоящего рождественского ужина, а эта семья пожелала, чтобы она присоединилась к ним. Если даже Павел назовет ее шлюхой прямо в лицо, она готова это принять и ничего не отвечать. К тому же она была уверена, что он не сможет высказаться в ее адрес-громко, так, чтобы все услышали.

К ее величайшему удивлению он оставил ее в покое. Казалось, он тоже старался не быть с ней рядом. Он принес подарки всем детям — маленькие коричневые мешочки со сладостями, купленные в новом универсальном магазине. Все радовались, кроме Мириам, которая была явно недо­вольна таким подарком.

— Спасибо, дядя Павел, — сказала она язвительно, целуя его в щеку. Когда она отвернулась, было нетрудно заметить, как напряглась каждая жилка на его лице.

441

ФРАНСИН PllBEPC

Ангелочек не могла дождаться окончания обильного ужина, который они с Мириам приготовили, чтобы вручить подарки, сделанные Михаилом и ею для каждого. Она трудилась целых два дня над куклами для Лии и Руфи, и теперь сдерживала волнение, глядя, как они их разворачи­вают. Когда они восторженно завизжали, она рассмеялась. Мальчики не менее бурно радовались рогатке, сделанной Михаилом. Во дворе немедленно повесили мишень.

Мириам аккуратно раскрыла свой подарок и вытащила венок из высушенных цветов, который Ангелочек стара­тельно сплела для нее. Прикоснулась к атласным ленточкам, закрепленным сзади.

— Амэнда, это так здорово, — прошептала она со
слезами.

Ангелочек улыбнулась. — Я помню, как ты бежала по холму и радовалась диким цветам. Мне показалось, это тебе как раз подойдет.

Мириам тут же распустила волосы, встряхнув головой, так что они, обрамляя лицо, заструились по ее плечам и спине. Надела венок.

—Как я выгляжу?

—Как лесная фея, — ответил Михаил. Павел встал и вышел на улицу.

Улыбка Мириам потускнела. — Он такой болван, -пробормотала она еле слышно.

— Мириам! — заговорила изумленно Элизабет. — Что ты
такое говоришь?

Мириам, ничуть не сожалея о сказанном, выглянула за дверь, высматривая Павла. Сняв венок, она села и поло­жила его к себе на колени.

— Мне очень нравится. Ты знаешь, в день свадьбы я
надену его вместо фаты.

Когда стемнело, вся семья собралась у огня. Спели несколько гимнов. Потом Джон вручил Михаилу Библию, предложив ему самому выбрать, что прочитать. Михаил, не задумываясь, открыл рождественскую историю. Ангелочек слушала, обняв колени руками. Руфь, сидевшая рядом,

442

<.9%ю6о$ъ искупительном

прислонилась к ней. Улыбнувшись, Ангелочек посадила ее к себе на колени. Девочка немножко поерзала, устраиваясь поудобнее, положив голову ей на грудь. Ангелочек погла­дила ее по волосам. «Если я так люблю чужого ребенка, как же сильно я могла бы любить своего?»

Голос Михаила был красивым и глубоким. Его слушали в полной тишине. Ангелочек вспомнила, как мама расска­зывала ей историю о младенце Иисусе, рожденном в хлеву, о пастухах и трех мудрецах, которые пришли Ему поклониться; но из уст Михаила эти слова звучали, словно чудесная тайна. Но, в отличие от других, она не понимала, чему здесь можно радоваться. Какой отец захочет, чтобы его сын родился только для того, чтобы быть распятым на кресте?

Голос из тьмы неожиданно возник в ее голове: «Таков этот отец, Ангелочек. И твой отец был таким».

Она вздрогнула. Отвернувшись от Михаила, она посмот­рела на Джона, стоявшего у кресла Элизабет. Его рука лежала на ее плече. Не все отцы такие, как Алекс Стаффорд. Некоторые похожи на Джона Элтмана. Она перевела взгляд на Михаила. Он мог бы стать замечательным отцом. Сильным, любящим, способным прощать. Однажды, вскоре после того, как она вернулась из Парадиза, он прочитал ей историю о блудном сыне*. Если бы сын Михаила так же сбежал из дома, он принял бы его обратно. Ведь он не отверг свою жену.

Михаил закончил чтение и закрыл Библию. Подняв голову, он посмотрел на нее. Она улыбнулась, он улыб нулся в ответ, но в его глазах остался вопрос.

— Мириам, - Джон тихо позвал дочь. Она подошла, он что-то тихо сказал ей. Элизабет передала ей ребенка. Мириам отдала младенца Михаилу. Ребенок поднял ручку, Михаил нежно ее погладил, и мальчик крепко сжал его палец. — Итак, Джон, — сказал он. — Вы с Элизабет решили, как назовете ребенка?

* См. Библия. Евангелие от Луки 15:11 32.

443

ФРАНСИН РиВЕРС

— Да, мы решили. Вениамин Михаил, в твою честь.
Михаил казался потрясенным, его это очень тронуло. В

его глазах заблестели слезы. Мириам положила руку ему на плечо и, подойдя ближе, обняла его.

— Мы надеемся, что он вырастет достойным этого
имени.

Сердце Ангелочка сжалось, когда она взглянула на Михаила, державшего в руках ребенка, и Мириам, чья рука все еще покоилась на его плече. Они смотрелись так, словно были созданы друг для друга.

Стоя у дверей в сгущающейся темноте, Павел думал о том же.

Кусты роз, которые Михаил привез Ангелочку, зацвели рано. Она прикасалась к алым бутонам, вспоминая маму. Она была так похожа на нее. Она тоже умела выращивать цветы, была красива и знала, как доставлять мужчинам удовольствие. А кроме этого, что в ней было хорошего?

<<Михаил должен иметь детей. Ему так хочется детей».

В рождественскую ночь она знала, что должна сделать, но ей было невыносимо даже думать об этом, думать о том, чтобы уйти от него. Ей хотелось остаться и забыть выраже­ние его глаз, когда он смотрел на маленького Вениамина. Ей хотелось прильнуть к нему и наслаждаться счастьем, которое он дарил ей.

Этот же эгоизм заставил ее решить, что она не заслужи­вает его.

Михаил отдал ей все. Она была пуста, и он наполнил ее до избытка своей любовью. Она предала его, а он ее принял и простил. Он пожертвовал своей мужской гордостью ради любви к ней. Как сможет она после всего этого игнориро­вать его желания, его потребности? Как она сможет жить в мире с собой, зная, что она не выполняет желаний его сердца? Что было бы лучше для Михаила?

Темный голос часто говорил ей:

444

Sff/юбовъ ис^жтелъпсш

«Останься! После стольких лет страданий, разве ты не заслужила хоть немного счастья? Он говорит, что любит тебя? Пусть докажет!»

Она больше не могла это слушать. Закрыв разум для этого голоса, она думала о Михаиле и Мириам, которая была ей как сестра. Она думала о том, какие у них могли бы быть замечательные дети, темноволосые и красивые, силь­ные и любящие. Поколение за поколением. Она напомнила себе, что от нее не сможет произойти ни одно поколение. Если она останется, Михаил будет хранить ей верность до дня своей смерти, но это будет конец его жизни.

Она не могла этого допустить.

Когда Михаил сообщил ей, что отправляется с Павлом в город, она приняла решение. На днях Джон рассказывал, что этот город очень разросся и люди продолжают прибы­вать. Добраться туда теперь можно с экипажем, который дважды в день проезжает по дороге, расположенной в • двух милях от их дома за грядой холмов. У нее все еще хранилось золото, полученное от Сэма Тилла и Иосифа Хотшильда. Михаил настоял, чтобы она оставила его себе. Этого хватит на дорогу до Сан-Франциско и на то, чтобы прожить несколько дней. Что будет потом, она старалась не думать.

«Мне нужно думать о том, что лучше для Михаила».

Вернувшись с полей, Михаил обнаружил, что его ждет роскошный обед из оленины. Весь дом был украшен цветами. Михаил удивленно посмотрел вокруг.

—Мы что-то празднуем?

—Жизнь, — ответила она, целуя его. Она упивалась, глядя на него, пытаясь запомнить каждую черточку его лица и тела. Она отчаянно желала его, любила, как только могла. Сможет ли он хоть когда-нибудь понять, насколько сильно она его любит? Она не могла признаться ему в этом. Стоит ей это сказать, он обязательно станет ее искать. И вернет обратно. Будет лучше, если он запомнит ее такой — подлой и плотской. Но у нее еще оставалась эта последняя

ФРАНСИН PlIBEPC

ночь, которую она запомнит навсегда. Он останется частью ее, где бы она ни была, даже если он никогда об этом не узнает. Она унесет эти сладкие воспоминания с собой в могилу.

— Давай сходим сегодня на холм, Михаил. Сходим на то
место, где ты показал мне рассвет.

Он увидел томление в ее глазах. — Сегодня прохладно.

— Но не слишком холодно.

Он не мог ей ни в чем отказать, но где-то глубоко в душе зашевелилось странное беспокойство. Здесь что-то не так. Сняв с кровати покрывала, они отправились в путь. Может быть, она расскажет, что терзает ее душу. Может быть, она все же откроется перед ним.

Но ее настроение вдруг изменилось, и на смену печали пришло возбуждение. Она побежала вперед и, быстро поднявшись на вершину холма, повернулась к нему и широко развела руки. Вокруг пели сверчки, мягкий ветерок шевелил траву.

— Все это так чудесно, правда? Такой безграничный
простор. А я так ничтожна.

—Только не для меня.

—Нет, — продолжала она. — Даже для тебя. — Он нахму­рился, и она отвернулась. — Нет других богов перед лицом моим! — закричала она, обращаясь к небесам. — Никого, кроме тебя, мой господин! — Она повернулась и смотрела на него. «Никого, кроме тебя, Михаил Осия».

Он помрачнел. — Зачем ты смеешься надо мной?

— Это действительно так, — ответила она, говоря
правду.

Она распустила волосы. Они растеклись по ее спине и плечам, светясь в лунном свете.

— Помнишь, ты читал мне историю о Суламите, девушке,
которая танцевала перед своим мужем?

Глядя на ее танец при лунном свете, он едва мог дышать. Каждое ее движение приковывало внимание и возбуждало. Когда он попытался обнять ее, она отстранилась, раскинув

446

*9%ю6о6ъ искупительном

руки, словно приглашая к чему-то. Ее волосы развевались на ветру, а голос стал низким и манящим.

— Я все для тебя сделаю, все, ты слышишь, Михаил.
Внезапно он понял, что она делает. Она прощается

с ним — так же, как в прошлый раз. Она усыпляет его бдительность физическим удовольствием.

Когда она опять приблизилась к нему, он притянул ее к себе. — Зачем ты это делаешь?

— Для тебя, — ответила она, поднимая голову и даря ему
поцелуй.

Обняв ее и запустив пальцы в ее волосы, он закрыл ее губы поцелуем. Ему хотелось стать одним целым с ней и никогда не расставаться. Ее руки, словно пламя, блуждали по его телу.

«Боже, я не хочу снова потерять ее. Я не логу!»

Она прижалась к нему, и теперь все его мысли были поглощены ею, и этого было мало.

«Боже, для чего Ты опять делаешь это со мной? Неужели Ты даешь только для того, чтобы отнять?»

—Михаил, Михаил, — выдохнула она, и он почувство вал на ее щеках вкус своих слез.

—Я нужен тебе. — Он вглядывался в ее лицо, освещен­ное лунным светом. — Ты нуждаешься во мне. Скажи это, Фирца. Скажи.