Мыслями, воодушевившись великими достоинствами всех этих Дантонов, Мирабо

Карно, которые сумели не дать себя победить, что, подняв глаза, остановил

Свой взгляд на м-ль де Ла-Моль, не думая о ней, не поклонившись ей и почти

Не видя ее. Когда, наконец, эти большие, широко раскрытые глаза обнаружили

Ее присутствие, взгляд его потух. М-ль де ЛаМоль с горечью подметила это.

Напрасно придумала она попросить его достать ей том "Истории Франции"

Вели, стоявший на самой верхней полке, что заставило Жюльена пойти за

Большой библиотечной лестницей. Жюльен притащил лестницу, нашел книгу, подал

Ее Матильде, но все еще был неспособен думать о ней. Унося лестницу, Жюльен

Стремительно повернулся и ударил локтем в стекло библиотечного шкафа;

Осколки со звоном посыпались на паркет, и тут только он наконец очнулся. Он

поспешил извиниться перед м-ль де Ла-Моль: он хотел быть вежливым и

Действительно был вежливым, но и только. Матильда ясно видела, что она ему

Помешала и что ему доставляет гораздо больше удовольствия предаваться тем

Размышлениям, которые его занимали до ее прихода, чем разговаривать с ней.

Она долго смотрела на него и наконец медленно удалилась. Жюльен проводил ее

взглядом. Его восхитил этот контраст: простота ее сегодняшнего туалета по

Сравнению с изысканной роскошью вчерашнего наряда. И лицо ее почти столь же

Разительно отличалось от того лица, какое у нее было вчера. Эта молодая

Девушка, такая надменная на балу у герцога де Реца, сейчас смотрела каким-то

почти умоляющим взглядом. "Пожалуй, это черное платье, - подумал Жюльен, -

Еще больше подчеркивает красоту ее фигуры. У нее поистине царственная

осанка; только почему она в трауре? Если спросить у кого-нибудь, что

означает этот траур, не вышло бы опять какой-нибудь неловкости".

Жюльен теперь уже совершенно очнулся от своего вдохновенного забытья.

"Надо мне перечесть все письма, которые я сочинил сегодня утром. Бог знает,

что я там написал или пропустил по рассеянности". В то время как он,

Стараясь сосредоточиться, перечитывал первое письмо, он вдруг услышал рядом

с собой шелест шелкового платья; он быстро обернулся: м-ль де ЛаМоль стояла

в двух шагах от стола; она смеялась. Жюльена охватило чувство досады: его

Прерывали второй раз.

Что же касается Матильды, она ясно чувствовала, что ровно ничего не

Значит для этого молодого человека; смех ее был притворным, она старалась

Скрыть свое замешательство, и это ей удалось.

- Вы, по-видимому, думали о чем-то очень интересном, господин Сорель?

Может быть, вам вспомнилась какая-нибудь любопытная подробность того

заговора, который... послал к нам в Париж графа Альтамиру? Расскажите мне,

Что это такое, я прямо сгораю от любопытства. Я никому не скажу, клянусь

вам!

Слушая самое себя, она удивлялась, как это она могла произнести эти

слова. Как так? Она умоляет своего подчиненного? Замешательство ее еще более

усилилось, и она добавила шутливо-небрежным тоном:

- Что бы это такое могло быть, что заставило вас, обычно такого

Холодного, превратиться вдруг во вдохновенное существо, вроде

Микеланджеловского пророка.

Этот внезапный и бесцеремонный допрос возмутил Жюльена, и на него

Словно нашло какое-то безумие.

- Дантон правильно делал, что воровал? - внезапно заговорил он с

Каким-то ожесточением, которое, казалось, с секунды на секунду все

Возрастало. - Пьемонтские, испанские революционеры должны были запятнать

свой народ преступлениями? Раздавать направо и налево людям без всяких

заслуг командные места в армии и всякие ордена? Ведь люди, которые получили

бы эти отличия, должны были бы опасаться возвращения короля! Следовало ли

отдать туринскую казну на разграбление? Короче говоря, мадемуазель, - сказал

Он, наступая на нее с грозным видом, - должен ли человек, который хочет