СКАЗКИ БЬЁРСКОГО ЛЕСА» Сказка о похищенном сердце

Лес был красив и таинственен: с прохладной тенью и широкими кронами старых деревьев, под которыми так приятно спрятаться в знойный летний полдень; с дурманящими травами и прозрачными ручьями, несущими свои воды с величественных горных вершин. Жили в Лесу удивительные звери, грациозные и величественные, как духи, и чудесные песни пели диковинные птицы. Но никто не гулял по его тенистым тропинкам, не собирал грибов и ягод в душистых зарослях, не охотился на прекрасных животных. Люди ближайшей деревушки называли лес Бьёрским и любили рассказывать заезжим путникам страшные истории про духов, демонов и прочую нечисть, под покровом ночи выходящую на охоту из тенистого бора, чтобы с рассветом вернуться, неся в зубах души несчастных жертв. Говорили, что сам Лес отправляет их на этот страшный промысел, а из жизненной силы похищенных людей создаёт себе новых животных и птиц, населяя ими свои загадочные глубины.

Однако всегда находились отважные и безрассудные рыцари, которые не только пользовались прилегающим к лесу трактом, но и разбивали лагеря у самой его границы, разжигая алчные костры из зверобоя и полыни. Их глупостью и жила маленькая ласка, носящая чудесное имя – Мельгемэль.

Каждый вечер она обращалась юной девушкой и выходила на тракт, поджидая подходящую жертву. Как только появлялся из полумрака путник, кидалась к нему ласка с радостью и восторгом, представлялась заблудившийся крестьянской дочерью и слёзно просила отвезти её в деревню, к матушке и батюшке, которые наверняка уже места себе не находят от беспокойства. Благородные рыцари не могли отказать милой даме и охотно отдавали ей свой тёплый плащ, скромный ужин и шерстяное одеяло, обещая утром проводить домой. Но стоило заснуть непутёвому путнику да увидеть первый тревожный сон, как обращалась девушка юркой зверушкой, обшаривала рыцарскую поклажу, забирала самое ценное и скрывалась в чаще. И хотя ей самой драгоценные камни, старые книги и заморские сладости были совсем без надобности – Мельгемэль любила похищать вещи, а не владеть ими – обретённое добро можно было отдать белкам-торговкам в обмен на что-нибудь действительно интересное.

А несчастные рыцари до конца своих дней с тоской и нежностью вспоминали босоногую девушку с испуганными глазами цвета ясного вечернего неба….

- Зачем ты крадёшь у людей то, что нужно им и совсем не нужно тебе? – спросил однажды мудрый Сургвель с укоризной, прервав рассказ Мельге об очередном одураченном путнике. Она любила похвастаться своими подвигами за чашечкой горячего ягодного чая, на который собирались друзья поздней ночью под стрекотание цикад.

- Это весело! - улыбнулась ласка, не видящая в своём занятии ничего плохого. Разве не продаются такие же сладости на каждом шагу? Разве не хранятся такие же книги в каждом человеческом доме? Ведь она не крадёт у них имена, улыбки и жизни. Только то, что можно купить снова. То, что не так уж и необходимо. – С помощью этих ненужных вещей я приобретаю вещи нужные. В последний раз удалось выменять серебряный кинжал на чудесный глиняный чайник, а до этого….

Сургвель не ответил, утопив печальный взгляд в кружке. Вовсе не о вещах он спрашивал ласку. И как-то уж так получалось, что этот мрачный нетопырь всегда знал больше остальных - возможно, потому, что немножко умел заглядывать в будущее?...

…Очередной рыцарь был красив, как первый весенний месяц. Мельгемэль любовалась им долго и упоенно, прижав руки к груди, приподнимаясь на цыпочки и пытаясь разглядеть чуть больше, чем позволяли скрывающие её заросли сирени. Она так увлеклась, что едва не упустила его, но хватило одного лишь слова, чтобы привлечь внимание путника. С трепетом ласка вложила узкую ладошку в тёплые руки мужчины. Он, в отличие от предыдущих жертв, не собирался ждать утра и был готов немедленно отправляться в деревню, так что пришлось Мельге обманом убедить его остаться на ночёвку у дороги, пожаловавшись на бесконечную усталость, голод, холод и жажду.

Они долго сидели у костра, в котором дотлевали бесполезные травы, призванные отогнать злых духов Бьёра; ласка куталась в шерстяной плащ, пахнущий долгой дорогой и удивительными приключениями, расспрашивала рыцаря о подвигах, заморских странах и их удивительных жителях. Его голос был мягким и бархатистым, как листья гинуры, и рисовал невероятные картины, заставляющие сердце слушательницы то замирать в немом восторге, то срываться в судорожный бег: вот, например, он – моложе, чем сейчас, без шрамов и седых волосков – сражается со злым духом ледяного севера, а вот он же спасает наследного принца от заговорщиков…. А вот он знакомится с рыжеволосой травницей, которая теперь – его жена и мать двоих детей….

На этом месте ласке отчего-то стало очень грустно, обидно и горько. Она пожаловалась на усталость и забралась под колючее одеяло с головой, притворяясь, будто бы крепко спит.

Рыцарь ещё немного посидел, с улыбкой глядя в огонь и перебирая приятные воспоминания о доме, семье, смеющейся дочери и солнечных ямочках на щеках жены, а потом уснул, подложив под голову свёрнутый плащ.

Ласка забрала у него цепочку с ярким камнем в тонкой серебряной оправе. Она шла домой, глотая горячие слёзы, и никак не могла понять, отчего ей так больно. Отчего сердце так бьётся, будто хочет вырваться из клетки рёбер? Отчего так дрожат руки с зажатым в них трофеем, как будто после долгой и тяжёлой охоты? Отчего перед глазами стоит улыбка доброго рыцаря, а в ушах запоздалым эхом звучит его бархатистый голос?

Так прошёл один день, второй, третий. Жизнь в Лесу текла своим чередом: заливались трелями надменные птицы, солнце босиком ходило по мягким травам, ясноглазые оленицы собирали грибы и ягоды на долгую зиму. И только в маленьком домике на дереве, у самой границы леса, ничего не было, как раньше.

- Уж не заболела ли ты? – спрашивала Нейшта, возвращаясь с охоты и неизменно находя подругу в кровати, закутанную в три одеяла так, что на виду оставалась только белоснежная прядь волос. – Заварить тебя ягодного чаю? Или, быть может, сходить за травяным отваром?

Но ничего не нужно было Мельгемэль, кроме потерянного покоя и тёплой улыбки её седовласого путника.

Когда острозубая тоска свила гнездо в груди девушки и свернулась там холодным тяжёлым клубком, не выдержала ласка и отправилась плакаться к тому единственному, кто мог ей помочь.

- Зачем он забрал моё сердце? – горько всхлипывала Мельге, закрывая лицо маленькими ладошками. – Зачем украл то, что ему совсем не нужно?

На её шее переливался всеми цветами радуги яркий камень в серебряной оправе, так и не доставшийся белкам.

- Едва ли он сделал это нарочно, - мягко заметил невозмутимый Сургвель, разливая по кружкам дымящийся чай из диких яблок и дождевой воды. В его тёмной пещере хранились сотни книг, тягучим воском плавились свечи, а через единственный вход – он же и дверь, и окно - открывался невероятный вид на раскинувшийся у подножия скалы Лес.

- Мне от этого нисколько не легче!

- Тебе станет легче, когда ты вернёшь своё сердце назад. Для этого нужно отыскать вора и попросить отдать то, что он взял.

- Пойти за ним? – испуганно переспросила ласка. Во все времена не любили бьёрские звери покидать своих чертогов, но, если Сургвель говорил, что так надо, значит, так действительно надо, и нет у неё другого выхода – разве что зачахнуть от тоски и умереть в её ледяных объятьях.

В тот же вечер Мельгемэль впервые вышла на тракт не как охотница, а как путница. И, сжимая в кулачке тёплый камушек на тонкой цепочке, отправилась по следам рыцаря строго на восток.

Она ночевала под открытым небом, считая падающие звёзды, пила росы с ладоней, переходила вброд широкие реки, плела венки из луговых цветов, грелась у чужого огня, просилась переночевать к людям. Её лёгкое платье износилось, и пришлось купить новое на украденные деньги. В свои прекрасные волосы Мельгемэль вплела голубые ленты, спрятала камушек под одежду. «Кто ты и куда идёшь?» - спрашивали люди, и ласка всем представлялась разными именами. Побывала она и принцессой далёкого государства, и младшей сестрой богатого вельможи, и внебрачной дочерью самого короля. Ей не всегда верили, но всегда слушали с интересом, и чем внимательней слушали, тем больше хотелось говорить.

Развеялась, потерялась, заблудилась горькая тоска, терзающая сердце лесной охотницы, и ни разу в пути она не вспомнила о ней, не почувствовала её ледяного дыхания.

А когда вывела дорожка к старому замку за замшелой стеной, когда опустила подвесной мост над пропастью – не испугалась, не смутилась и не сбавила шага путница. Уверенно постучалась она в дом своего седовласого рыцаря, и когда тот вышел навстречу – улыбнулась ему так тепло и радостно, как будто они были хорошими друзьями.

…он был всё так же красив, и голос его всё такой же бархатный….

Дети уже спали, но в уютной комнате со старыми картинами на стенах горели свечи, и у огня спал, свернувшись клубком, большой полосатый кот. Весёлая рыжеволосая женщина усадила ласку в лучшее кресло у камина, накормила ужином и вручила чашу с терпким горячим вином. На её щеках – смешливые ямочки, и толстая коса схвачена шёлковой лентой. Руки травницы пахли специями, а глаза были цвета кедровой смолы. Рыцаря она любила крепко-накрепко, и Мельге с удовольствием признала, что эта женщина достойна ответной любви даже такого невероятного человека.

- Вы забыли его на поляне в ту ночь, - соврала ласка, протягивая хозяину дома сияющий камень.

Рыцарь сначала очень удивился, а потом рассмеялся: этот маленький камушек не был драгоценностью, подобные ему продавались в любом городе за пару серебряных монет. Но, перехватив серьёзный взгляд этой странной девушки, внезапно пропадающей и появляющейся, он не решился сказать ей правду – ведь тогда выходит, что она напрасно проделала такой долгий путь….

Подруги были рады её возвращению: они долго не выпускали Мельге из крепких объятий и не замолкали ни на минуту, расспрашивая о путешествии, расхваливая новое платье, принимая гостинцы из человеческого мира. Заботливой Нейште она принесла новый колчан для стрел, на котором были вышиты виноградные лозы, а прекрасной Фьярриэль - бусы из гоного хрусталя. Сама ласка стояла в тени старой лиственницы, босая, с распущенными волосами, и полной грудью вдыхала горьковатый хвойный воздух Бьёра. Она впервые покинула его так долго и впервые почувствовала, как сильно любит это удивительное, таинственное, невероятное место, в котором не нужно никого обманывать по необходимости, расплачиваться крадеными деньгами, притворяться кем-то другим.

Молчаливый Сургвель долго любовался её счастливой улыбкой, видя и понимая в ней гораздо больше, чем кто-либо; и даже больше, чем стоило.

Седовласый рыцарь безропотно отдал девушке её сердце, даже не заметив этого. Да и сама Мельгемэль вряд ли поняла, что случилось с её холодной и тяжёлой тоской, растерявшейся по дороге, растопленной чужим счастьем, как снег по весне бывает растоплен ласковым солнцем.

Она любила вовсе не доброго путника с бархатистым голосом, похожим на листья гиноры, и не он стал причиной её печалей.

Она любила мимолётное ощущение бесконечного восторга, когда кто-то, не знающий о ней совсем ничего, доверительно улыбался и рассказывал всё о себе. Она любила, как потрескивал костёр, как тепло и уютно было под шерстяными одеялами, пахнущими землёй и дорожной пылью. Любила всё, что носили с собой люди. Любила самих людей.

А седовласого рыцаря с тех пор даже не вспоминала.