Он сидел и раскачивался на стуле.
ЛЮБЛЮ!
Она стояла передо мной в плаще, была осень, в чёрном плаще. Ничего особенного – карие глаза, с примесью болотного цвета; тёмные волосы; чёрные брови, не иссиня чёрные, но, тем не менее; на лице никакой косметики, естественность всегда лучше фальшивой краски, тем более на улице дождь и тушь потекла бы по щекам. С её волос стекали остатки дождя на плащ и на пол. Она стояла передо мной – загадка для меня.
Несколько секунд назад меня разбудил звонок в дверь. Я открыл, а на пороге она. Вошла. Закрыла за собой дверь. Стоим и смотрим друг на друга. Кто она? Тишина. Она молчит, и я не смею произнести ни фразы, ни слова, ни звука. Какое-то напряжение. Ресницы. Я забыл сказать о её ресницах. Они прекрасны – длинные, ровные… очень тяжело подобрать слова, чтобы их описать. Минутная стрелка сделала первый круг. Секундная, как всегда, её обгоняет и вырывается вперёд.
Незнакомка сделала шаг навстречу мне. Я неподвижен. Она стала ещё ближе ко мне. Чудесные духи. Что касается возраста, то девушка была мне ровесница, лет двадцать. Плюс, минус год-два. Это неважно. Замигал свет. Что за ерунда? Погас. Я метнулся к выключателю. Щёлк. Щёлк. Щёлк. Чёрт. Не работает. Сбегал в гостиную, щёлк. Нет. В кухню – нет. Вернулся в прихожую. Она стояла. Как приведение. Я проронил небрежное: «Пойду, схожу за свечкой», и уже повернулся в сторону комнаты, как она тихо сказала: «Стой!». Я подчинился. Наверное, минутный бегун уже заканчивал пятый круг. Не знаю.
Она сделала ещё один шаг ко мне. Мы были невыносимо близко. Мои руки потянулись к ней, сорвали мокрый плащ. Под ним было платье. Чёрное. На спине змейка. Вечернее. Я расстегнул, и оно соскользнуло к плащу. Она стола передо мной в сапогах и нижнем белье. Наконец девушка подняла руки и стянула с меня футболку. Белую. Затем джинсы. Синие. Бред. Два взрослых человека, незнакомых, стоят без верхней одежды друг против друга.
Она: «Люблю!».
Мы одновременно протянули руки друг к другу. Через несколько секунд мы были обнажены.
Я: «Люблю!».
Что я делаю? Зачем? Кто она? А вдруг СПИД? Нет? Да? К чёрту всё.
«Иди ко мне…». Я не узнавал свой голос. Это я? Без разницы.
Мы упали в какое-то пространство. Неизвестность. Тишина, нарушаемая поцелуями. Дальше мы уже были в моей постели на белой простыне. Я не понимал что происходит. Кто она? Шлюха? Нет-нет-нет…
Я вошёл в неё. Привычные движения. Быстро. Медленно. Снова невыносимо дерзко и молниеносно. Она кричала, прикусив нижнюю губу. Раздвинутые ноги. Трапеция спины. Да. Горячо. Очень. SOS. Резкие слова – люблю. Сука. Я кричал от удовольствия: «Сука, как же мне хорошо». Ещё, ещё чуть-чуть. Я подарил ей часть самого себя. Я не хотел выходить. Мне было очень. Очень… Она задыхалась. Это было что-то. Карусель. Нет, американские горки. Да, именно. Мы лежали на спинах, опьянённые любовью, невероятным, безудержным сексом, в экстазе. Молодые тела. Тепло. Да. Да. Да.
- Как тебя звать?
- Дина.
- Почему ты не спрашиваешь, как меня зовут?
- Я почти всё знаю про тебя, Лёша.
Она улыбнулась, я это не видел, но почувствовал.
Тишина. Мы вдыхали сладкий воздух с привкусом тайны.
- Кто ты?
- Студентка. Можешь не говорить, я знаю, что ты студент медицинского университета, второкурсник с лечебного факультета.
- Да. А ты где учишься?
- Тоже в медицинском, на том же курсе и факультете.
- Странно, но я тебя ни разу не видел на лекциях и вообще в универе.
- Я из другого города.
Опять улыбка.
- Откуда тогда ты всё про меня знаешь?
- Не всё.
- Ну многое.
- Неважно.
- Как это не важно? Только что мы с тобой занимались любовью, были близки. Я хочу знать, с кем был это время.
- Это долго рассказывать.
- Я послушаю, начинай.
- Хорошо. Месяц назад я купила какую-то газету, уже не помню названия. Открыла, случайно на какой-то странице. Вверху прочла: «ОН ЖДЁТ ТЕБЯ». Я поняла это, как знак свыше. Решила погадать, взяла с полки «Братьев Карамазовых», открыла на какой-то странице, прочла, по-моему, пятую строчку снизу, там было написано что-то, но главное там было имя: «АЛЁША». А дальше всё было, как в каком-то мистическом фильме. Через два дня после гадания пошла гулять с подругами. Был вечер. Мы шли по набережной, подходит к нам какой-то пьяница, просит денег, мы его посылаем куда подальше, делаем несколько шагов, а он нам вслед кричит: «тоже мне врачи будущие, жмоты сраные, вот АЛЁША НЕ ТАКОЙ, ОН ВСЕГДА ПОМОГАЕТ, ТОЖЕ, МЕЖДУ ПРОЧИМ, БУДУЩИЙ ВРАЧ, РОВЕСНИК ВАШ, сволочи. И город этот чёртов, ненавижу, будь он проклят, то ли дело ГОРОД N…» Опять какое-то совпадение. Я запомнила этот город. Это имя. Потом я решила узнать твой номер дома, квартиры и улицу. Взяла две книги. Открыла наугад сначала первую, правый лист показывал число 184 (твоя квартира), открыла так же вторую книжку, левый лист показывал число 89 (твой дом).
- А улица?
- Сейчас расскажу. Что делать с улицей я долго думала, но потом открыла в интернете карту города N, закрыла глаза и ткнула пальцем в монитор, прочла УЛИЦА Z. И всё.
- Бред какой-то. Зачем тебе надо было меня искать? Тебя отпустили родители ко мне?
- Когда я записала все данные на листок, у меня вышло: «Алёша, студент медицинского университета, ровесник, 20 лет, живёт в городе N на улице F, дом 89, квартира 184». Прочла всё это и рассмеялась. Убрала бумагу в ящик стола. Казалось бы всё. Но нет. Снится мне сон, в котором я нахожусь в какой-то комнате, кругом пустота, вдруг голос, мужской голос: «А он тебя ждёт…». Здесь я проснулась. Достала тот листок. И заплакала. Хотела порвать, но сдержалась. Стала придумывать, что сказать родителям и как вообще отпроситься в этот город. Ничего не выходило. Прошла неделя, и тут я дико поругалась с родителями и убежала из дома, взяв только этот листок, документы и деньги. Добиралась до тебя дня два. Когда стояла перед дверью очень боялась, что всё это бред… Вот так.
- Не верю. Всё это похоже на какой-то маразм.
Я вскочил с кровати и стал ходить по комнате, от кровати к окну и обратно.
- Ну почему не веришь? Всё же сошлось.
- Просто такого не бывает. Не понимаю.
В комнате опять повисла тишина, только дождь барабанил за окном. Нет. Нет. Нет. Не могу я поверить в это.
Тут Дина встала с кровати, стала одеваться. Я смотрел в окно и не поворачивался. Взял с подоконника пачку сигарет, щёлкнул зажигалкой. Дым. Она уже была в прихожей. Я слышал, как девушка плакала. У неё в кармане звенел телефон. Уже раз десятый. Наверное, родители. Вот дура. Они переживают. Щелчок, открылась дверь, она крикнула: «Пока». Я промолчал. Хлопок. Ночь. Нет, так нельзя. Я наспех оделся и выбежал за ней. Она стояла у дороги, хотела поймать машину. Но никто не проезжал. Что поделаешь, спальный район.
- Извини, что обидел. Пошли домой.
Она молчала. Я подошёл ближе, обнял её за плечи. Она вырвалась.
Лил дождь.
- Ну, прости идиота. Я мразь, сволочь, сука. Я верю тебе. ВЕРЮ!!!
Наконец-то она повернулась. Мы стояли под фонарём, поэтому я разглядел на её прекрасном лице улыбку. Дина подошла ко мне. Мы обнялись, поцеловались и пошли к дому.
- Я решила перевестись в ваш университет, ты не против?
- Нет, конечно. (Я улыбнулся)
- Кстати, ты один живёшь, а где родители? Я очень боялась, что откроется дверь, а там твои мама или папа.
- Я из другого города, а эту квартиру снимаю. Просто только в этот ВУЗ поступил. Хотя у нас в городе тоже есть медицинский. А ты из какого города?
- Из W.
Я остановился. Не может быть.
- Что ты встал? А сам откуда?
- Я тоже из W.
- Шутишь?
- Нет. Похоже это судьба.
- Действительно. А кто всё-таки твои родители?
- Мама косметолог, а папа алкоголик. Вполне возможно, что тогда на набережной это был он. Мы с ним не живём. А у тебя предки кто?
- Мама – экономист, папа - на заводе работает.
- Ясно.
Мы вошли в квартиру. Я потянулся к выключателю. Щёлк. Пролился свет.
- О, дали свет. Пошли чай пить или у меня есть вино, ты что будешь?
- У тебя вино красное?
- Да.
- Давай я приготовлю глинтвейн?
- Давай, очень люблю этот напиток.
- Отлично. Я люблю тебя…
- Я тебя тоже очень люблю.
Через полчаса мы сидели в кровати с бокалами кипячёного вина, слушали музыку, по-моему, это была группа MUSE, или U2. Не важно, главное это был рок.
Утром Дина позвонила своим родителям, успокоила их. Днём она уехала в наш город, чтобы разобраться с документами и переводом в универ, где я учусь. Всё сложилось хорошо – родители были не против перевода дочери в другой город, в ВУЗе спокойно отдали документы в другое учебное заведение. И уже через неделю мы учились в одной группе, жили в одной квартире. Любили друг друга бесконечно. К лету она взяла академический отпуск в связи с беременностью. Мы поженились…
«Goodbye, my little baby»
Запутался в любви, как в паутине,
Бокал с вином и свечи опрокинул
И сам упал туда, на дно квартиры,
Где красное вино тушило старенький ковёр
Пока в душе стонал,
Плевался и рыдал
Смеялся надо мной разбуженный костёр,
Разбуженный тобой, твоим письмом,
В котором просишь ты меня лишь об одном:
«Забудь, забудь меня и отпусти.
Прости родной! Прости меня прости!
Из памяти сотри, лезвием сотри,
Как двойки в дневнике скребли с тобой вдвоём
Укрывшись во дворе за старым гаражом.
Все наши прожитые дни,
Мелькающие как огни,
Порви и, не смотря, сожги,
Прошу тебя не береги
Все эти сладкие часы…
Ну, вот и всё прости».
Я, корчась на сыром полу,
Кричал «Люблю, люблю, люблю!»
Всё в пустоту, всё улетало в пустоту,
Пока сметал с дорог листву
Уставший дворник.
За что ты обрубаешь корни?
А поцелуй наш первый помнишь,
Когда со школой попрощались,
За городом в каком-то поле
Неистово мы обнимались?
А помнишь вместо лекций
В общаге водку с перцем?
А помнишь, обмывали
Диплом совсем не красный,
А утром все блевали,
Но всё же было классно?
А помнишь свадьбу нашу
И секс не в первый раз?
Теперь мы стали старше,
Прощай, лети на Марс.
Мне честно уже по хер,
Иди, я здесь не сдохну.
Слёзы быстро сохнут.
А жизнь, увы, как покер.
Прощай, любимая когда-то,
Внизу такси с твоим солдатом
Или чёрт знает с кем.
Пока, и насовсем.
Под кожей вьются вены,
Как черви на асфальте,
Когда по ним шагают
Испорченные стервы
В дешёвых старых платьях
Идут и не страдают.
Я понял, что люблю её,
А не тебя, иди к нему.
Она придёт, я обниму,
Сорву с неё вмиг всё бельё.
И мы останемся одни,
И мы останемся вдвоём,
Погасим в доме все огни.
Беги там ждёт тебя твой милый Пеппер
Goodbye, my little baby… my little baby…
Goodbye…
Живи и не страдай…
Прощай…
Прощай…
Прощай...
Январь. 2014 год. Или 19, или 20 число. Не помню.
«Задушенный властью»
Ноты цепочкой,
Чёрные строчки
Ползут по бумаге не смело.
Пальцы в чернилах,
Песни в могилах
Старинной квартиры под снегом.
Когда-нибудь точно их отыщут,
Сыграют и группой их запишут,
Все люди узнают, что жил такой мастер –
Бродяга, рабочий, задушенный властью…
28-29, январь, 2014 год.
«Солнце дробью по рекам…»
Вспомни июль –
Мы в разведку ходили,
Чёрным углём
Мы рисовали морщины
На лбу, на щеках и других частях тела,
Надеясь, что нас не заметят, где степи,
Надеясь на то, что прорвёмся к траншеям,
В которых когда-то зарыли по шею
Все книги, мечты и молитвы, иконы,
ОНИ закопали, придумав законы.
Вспомни январь –
Нас тогда осудили,
Тёплым свинцом,
Не разобравшись, прошили
Широкие спины в периметре сердца,
Надеясь, что мы упадём на колени,
А дальше на грудь, как в театре на сцене,
А после помянут нас водочкой с перцем
И тихо уйдут в свою гавань матросы,
А нас неформатных в траншею отбросят.
Вспомни тогда,
Мы взлетели из снега,
К ним подошли
И, молча, плюнули в лица.
Вспомни, они
Посмотрели не смело,
Руки сложив,
За спиной напоследок,
Чёрным углём,
Расцарапав запястья,
Поспешили поклясться
Новым вождям,
Кровью, заляпав страницу
Двадцать первого века.
Март, первый день –
Солнце дробью по рекам…
22. 23. Января. 2014 год. Дробью…
«Белая простынь»
Белая простынь. Секс. Почти восемь утра…
Красные капли. Кровь. Салютую, ура!!!
Вечер растаял. Стоп. Всё ещё впереди…
Пот по вискам тёк. Да. И стучало в груди!!!
Было, всё было, так.
«Зачем?»
Зачем нам с тобой столько лжи?
Зачем ты кидаешь ножи
В эти стены?
Зачем столько злости в глазах?
Зачем тучи на небесах?
Стонут тени.
Зачем волки души грызут?
Зачем нас с тобой повезут
В Лондон вечером?
Зачем тает снег на плечах
Убитых от рук палача?
Звёзды свечками.
Колыбель из земли
Я тебе постелил
И запер подвал,
Тот, где я ночевал
Каждый раз,
Уходя
От тебя
В поздний час.
«Время летит за стаями птиц…»
Время летит за стаями птиц
Тот же маршрут, мелькание лиц.
Время течёт вновь мёдом по льну
Я ненавижу войну. Войну
Ненавижу, презираю
На дорогах ближе к Раю
Не стреляю, не стреляют,
Мы же близко, мы же рядом
Шаг вперёд и ты у Рая…
«Февраль – март. События «У»»
В бездну сорвалась моя душа.
Я от боли в темноте бежал.
Понял, что забыт и сделал шаг.
Мне сказали – ты убит, а был всего лишь шах.
Я поверил и ушёл, перемешав
Все карты на столе.
Я летел, забывшись, не дыша.
Жизнь моя рвалась, треща по швам.
На душе, как метка, старый шрам.
Лето. Солнце. Танцы на ножах.
Я проснулся, в доме был пожар.
И солнце плавало в золе.
И пели соловьи,
И дождь стучал потом,
И танцы от любви
Будили сонный дом.
Войны, казалось, нет,
Боялась солнца смерть
И город опустел,
А кровь ушла со стен
В трещины земли.
Сдвинуты столы –
Давай помянем тех,
Кто был убит вчера
И кто ушёл сейчас.
Лужи – с кровью чай.
Давно уже пора
Заканчивать борьбу
Под ником – за судьбу.
Спортсмены лезут вверх.
И кличка с буквой – о,
Удар – последний слог.
На площади она,
Оставлена тюрьма.
И ничего, что в кресле –
Всё пройдёт.
А у людей есть крестик –
Он спасёт.
Пусть кончится кино
Миром, без интриг.
Хочу лишь одного,
Чтоб, скинут, был парик,
С того, кто это всё «воздвиг»…
«Март»
В комнате душно. Душно. Душно.
Мысли стекают в кувшин.
Ползают. Ползают души, но
Я здесь опять один.
Воздух осенний душит. Душит.
Стёкла разбиты. Птицы в дом
Лезут и лезут. Мы рушим. Рушим
В мире, где всё вверх дном.
Помнят протекторы пальцев,
(или узоры на них),
Как на гитаре испанцы
Играют про вещие сны.
Липнут к губам до мажоры.
Чернила стекают на пол.
Зачем-то на окнах шторы.
На кухне зачем-то стол,
Покрытый льняной простынёй.
Снег снова в начале марта.
Любовь за бетонной стеной.
Я плачу. Развешаны карты,
Обои сползли со стен.
Лампы не светят. Разбиты.
Артерии в поисках вен.
Кто-то решает всё битой,
Коктейлем каким-то. Бой.
Строят они баррикады.
Стреляют. Стреляют. Собой
Жертвуют чего-то ради,
Но сами не знают зачем
Всё это. Невыносимо.
Убиты. Убит и убита. Врачей
Здесь не хватает. Красиво?
Нет. Нет. Стоп. Стоп.
Карты простреляны.
Флаг подними. Флагшток.
Мы верим вам, верим вам…
12:41. 16 марта. На улице снег.
ОН СИДЕЛ И РАСКАЧИВАЛСЯ НА СТУЛЕ.
Он сидел и раскачивался на стуле. Я смотрел ему в глаза и мечтал о том, чтобы он грохнулся на немытый пол и расшиб себе лысую голову. Но нет, стул предательски держал равновесие, а он улыбался. Хотелось плюнуть. Сначала ему в рожу, а потом – хотя бы на его чистые сверкающие ботинки. Я сдержался. Минуты продолжали свой бег. Я терял терпение. В его присутствии я словно попугай, запертый в клетке. Хотелось лететь, быть свободным. Но. Просто но. Вот же зараза скалится, качается и ещё что-то пытается мне рассказать. Нет, но это невозможно. Сейчас я встану, подойду к нему ближе и толкну этот чёртов стул. Он упадёт, ударится башкой об угол, пробьёт её, потечёт кровь. Я пну его и уйду. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Что я говорю? Он ведь прав. Не во всём, но в чём-то чёрт возьми прав. Какая же я сволочь. Кстати в этом он тоже прав.
Он продолжал раскачиваться на стуле. Я смотрел ему в глаза, и мне страшно захотелось сказать ему, чтобы он был осторожней на стуле, чтобы он случайно не упал и не расшибся. Но я сдержался. Потому что знал, что он скажет, чтобы я не учил его. Сука. Какая же он сука и падла. Ну правда, как ни крути. Всех унизил, меня в том числе. Воткнуть бы пинцет ему между ног, чтоб он визжал от боли и корчился на полу, забрызганном формалином. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Что я несу? Говорю бред, а где-то внутри понимаю, что он в чём-то снова прав. Чуть-чуть. Но прав. Сука!
Ненавижу этого человека. Всем сердцем ненавижу. Но, почему-то, где-то очень-очень-очень глубоко всё-таки уважаю. Меня бесят все его советы, все его слова. Но я их слушаю, принимаю к сведению. Может он прав? Да, что я спрашиваю, конечно, прав.
Но не сейчас.
Да, не сейчас. В данный момент он считает меня тупым, сука. Сука. Сука. Мразь.
Он сказал – прощайте, и ушёл.
Да. Да. Да. Он ушёл. Как же легко.
Идёт, сволочь хромая, идёт.
Нет, а ведь он прав. Простите. Вы правы!
«В детство…»
Бумажный корабль по волнам.
Чудо как в детстве тайком
Ждать. Верить сказочным снам.
На кухню, смеясь босиком,
Где мама готовит блины,
Бежать.
утро. солнце. тишина. родители спят. а я уже проснулся. на цыпочках в кухню. шкаф. старый такой. папа говорит это какой-то антиквариат. что такое антиквариат? я пока не знаю. наверное, что-то ценное. хотя мама зовёт его барахлом, который надо поскорее отвезти на свалку. из-за этого я соневаюсь что же всё таки значит антиквариат. прокравшись на кухню, я открываю правую дверцу шкафа, достаю конфеты. и опять на цыпочках вместе со сладким кладом по холодному паркеты, возвращаюсь назад в кровать. ныряю в тёплые волны кровати. с головой под одеяло. конфеты. вкусно. одна. вторая. третья. и так далее. сижу под одеялом. гора фантиков. хочется пить. опять на цыпочках на кухню. пью. и снова назад. слышу мама встаёт. притворяюсь, что сплю. хотя на лице улыбка, когда мама проходит мимо. она на кухню. через несколько минут, слышу - мама начинает готовить. я, как сыщик, пробираюсь к кухне, выглядываю из-за угла. мама готовит блины. я подхожу сзади, обнимаю маму. как же ты меня напугал - говорит она. я смеюсь. садись за стол, скоро всё будет готово. сажусь.
утро. солнце. тишина. за спиной 40 лет. я уже проснулся, только не куда бежать, не кого обнимать. да и конфеты не такие вкусные.
берегите родных!
назад не возможно вернуться. жизнь пройдёт, оставив только гору фантиков под одеялом... и запах блинов на кухне... и такой родной мамин фартук... в старом бабушкином шкафу...
«птицы в клетках»
птицы в клетках.
свобода снится.
ноги в сетке.
и в сердце спицы.
на колени пред мразью.
плевать что морда заляпана грязью.
плевать что колени разбиты.
согласен на всё
даже на острую бритву
скользящую по телу от бёдер до глаз.
ты хуже чем напротив стоящая мразь,
во сто крат хуже её.
посмел пресмыкаться пред тем,
кто выше тебя по статусу,
интересуешься списком тем,
которые нравятся страусу
стоящему напротив твоих бровей,
а ты пред ним как тля, как муравей,
как голубь. нет. как воробей.
а он… а он дерьмо, подлец.
не счесть колец
на пальцах, жирных и корявых пальцах,
урода, что стоит по чину выше,
лишь за то, что полизал кому-то что-то
и по приказу может спрыгнуть с крыши,
пред этим расстреляв всю роту.
как часто я встречаю жополизов,
как мне противно говорить «привет!».
Как жаль что в мерзкий шоу-бизнес
для них горит всегда зелёный свет.
мне хочется блевать при виде тварей,
которые стремительно взлетают вверх
лишь потому что каждый вечер в ванной
старательно сосут, глотая сперму
на утро превращаясь в первых
надев в полоску пидорские брюки
и галстук с коркой спермы барской
в карманы сунув беленькие руки
спешат туда где им подарят ласку.
они там в креслах кожаных
с плётками в душе,
с новенькими вожжами
купаясь в порошке
с испорченными рожами
строят белый свет.
КЛЕТКА (Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ).
Клетка. Стальные прутья. А в ней…
- Птицы?
- Нет…
Мы растворяемся сахаром. Таем снегом на асфальте. Гаснем звёздами в небе. Каждый день.
Будильник. Рука тянется к нему. И всё. Нас снова нет.
По небу, будто ножом по венам, кто-то проводит. Закат.
Мы падаем. В пропасть. Становимся ИМ. Тем самым, которым появились когда-то в комнате с акушерками и медсёстрами.
Вены расширяются. Сердце ускоряет толчки. Пот. Зрачки расширены, но спрятаны под веками.
Сталь плавится.
Свобода. Свобода. Свобода.
Бинты с крыльев сброшены. Бинты становятся чайками. Крылья расправлены. Готовы к полёту.
Воздух. Такой свежий воздух. Опьяняет.
Будильник. Дробью в спину. Снова в бинтах. Снова в клетке. Снова течь мороженым по чёрной майке времени. Растворятся водой в спирте.
Снова бежать дистанцию от будильника к краю пропасти.
Шаг. Смелый шаг. И ты снова свободен. Кто-то говорит, что это то же самое, что прыжок с моста или из окна. Сто сорок первый этаж. Нет. Это совсем не то. После прыжка ты мёртв. А после долгожданного шага – ты окрылён.
Сложно. Не понятно. Скомкано. Слова плевками. И точки гирями.
Похоже на бред.
Сон. Всё это сон. Нет, всё это в трёх метрах от края пропасти.
Скоро вырастут крылья. И я полечу.
Но в семь сорок зарычит будильник, прострелив сердце, загнав в клетку душу.
А всё-таки хорошо жить. Вот так вот каждый день падать и вновь возвращаться в клетку.
В РОДНУЮ клетку. До боли знакомую. Где тепло.
Я люблю тебя…
«Свинцом»
Парень на шаре с часами в руке.
Девушка смотрит на небо в реке.
А точнее со дна.
Такая судьба.
У этих влюблённых.
Так не закалённых.
Каблуками по венам.
Каблуками по нервам.
Ножом по запястью.
Триста первое царство
Становится домом.
Скарабей по ладони
Ползёт. И свобода
В квадрате
Парадом
По бёдрам
По рёбрам
Свинцом.
Лицо
Прячь и будь осторожен
Сейчас всё возможно.
«Время перемен»
Время перемен
Снег на проводах
Птицы в небесах
Почерком измен
Я пишу письмо
Фантики из вен
Падают на пол
Холодно зимой
Хочется с тобой
Быть всегда, но жизнь
Странный логарифм
Я кричу – держись
Не хватает рифм
Чтоб обнять плечо
Чтоб сказать прощай
Где же мой смычок
Где мой парашют
Я тебя прошу
Будь всегда в любви
И не вспоминай
Мой автомобиль
Я прошу – живи
Слышишь? – c'est la vie1
Выкинь мой портрет
Подлость – это грех
Грех же этот мой
Больше меня нет
В городе твоём
Пусть родится смех
Здесь, сейчас зимой
Больше не вдвоём
Ты была звеном
Цепь моей судьбы
Рвётся каждый миг
Ты была вином
Я был жгучий спирт
Хватит нам любви
Пластик в ней и боль
Стройка пирамид
Прочь! Охранник спит
Thank you2 за любовь
Я теперь палач
Дурочка не плач
Ложь была, как яд
Жаль, что обожглась
Будь теперь умней
Каждый будет рад
Тут тебя иметь
Верностью из глаз
Слёзы по щекам
И по сторонам
Здесь, прошу, смотри
Дьявол в них не спит
Вот тебе урок
Бедность – не порок
Гордость, как свеча
Ты неси её
И когда рычат
Смейся, но иди
В грязь не упади
Здесь её полно
Сердце под бельём
Это не кино
Жди, герой придёт
Но не поведись
Деньги – это зло
В толстом кошельке
Суть твою убьёт
Дядя в парике
Он ведь знает толк
В ножках молодых
Встретишь – бей под дых
Это наша жизнь
Стоит раз упасть
Перед пиджаком
Порно, точка, com
Рабство без любви
Плётка, деньги, власть
Над твоей спиной
Шаг и ты убит
Так что без обид
Спас тебя сейчас
Будь умней, беги
Этот город бьёт
Здесь кругом враги
Иглы, деньги, секс
Будь сама собой
Жизнь почти как бой
Пальцы в кулаки
И беги, беги
Лишь туда вперёд
Где семья и дом
Где родных тепло
Где собака Рекс
Мокрым языком
Будит по утрам
Кофе с молоком
Варит сонный муж
Дети чудесам
Верят, и их ждут
Праздник, общий стол
Слёзы на глазах
Счастье в них, салют
Птицы в небесах
Вот мой парашют
Спи, я ухожу…
1- Се ля ви – такова жизнь (франц.)
2- Спасибо (англ.)
Апрель. 24 число. Четверг. 17. 33…
«Здесь… есть… любовь...»
Вечер. Свечи.
Привкус любви.
Время. Лечит.
Раны мои.
Ветер. В вечность.
Делает шаг.
Вина. Крепче.
В танце душа.
Звёзды. В небе.
Сердце в плену.
Ночи. Снегом.
Душат луну.
Рядом. Вместе.
Спины в руках.
Вера. Крестик.
Мат или шах.
Снова. Таем.
Губы к губам.
Мы все. Знаем.
Песнь небесам.
Любим. Редко.
Плачем всегда.
Выстрел. Люди.
И города.
Тонут. Быстро.
Днём в небесах.
Стоит. Верить.
Стоит любить.
Мы не. Звери.
Стоит ценить –
Семьи свои.
Запах любви.
Ночи и дни.
Бодрость и сны.
Бога и мир.
Цени…
Люби…
Не спи…
Лети…
Здесь
Есть
Любовь…
ОНА ВОШЛА В ДОМ В ЧЁРНОМ ПЛАЩЕ… (ТЕРРИТОРИЯ СВОБОДЫ И ЛЮБВИ)
Она вошла в дом в чёрном плаще. Чёрная шляпа. Брюки тоже чёрные. Аналогичного цвета ботинки на толстой подошве. Из-под шляпы выглядывали волосы. Блондинка. Голубые глаза. Она подняла голову и посмотрела на меня. Разделась. Сняла с себя всё. То есть разделась в прямом смысле, оставив ворох одежды в прихожей. Босиком она подошла ко мне, (я стоял в дверном проёме между прихожей и кухней), и поцеловала меня в область сердца, оставив красный след, или лучше - поставив штамп любви губами, (я был по пояс оголён).
Далее она прошла в комнату. Комната: четыре стены, окрашенные в жёлтый масляной краской, пол такого же цвета, потолок синего оттенка, окна, занавешенные плотными шторами, раскрашенными небесной акварелью. Кстати, окно выходит на восточную сторону. Ещё в помещении есть свечи, двадцать три штуки, которые уже горят. Всё, больше ничего здесь нет.
Прихожая и кухня выглядели так: потолок – белый, стены – синие, пол – красный; ещё на кухне стояли – чёрный стол, старый скрипучий табурет, двухкомфорочная газовая плита и умывальник, старый такой, какие раньше стояли в домах у бабушек, с такой штучкой, которую руками поднимаешь, и вода течёт.
Была ещё ванная комната. Там стоял второй табурет, на нём медный таз и справа от входа ещё один умывальник. Плюс четыре ведра из нержавейки, наполненные водой. Стены, потолок и пол были серые, просто бетонные.
Я разделся. Как-никак уже 23:00 и тоже проскользнул в комнату.
Ещё забыл сказать, что в кухне и прихожей горели тоже двадцать три свечи, а в ванной комнате – шестьдесят девять.
В гостиной. Она лежала на полу и смотрела в потолок. Я лёг рядом и поцеловал её в живот. Там есть мой сын. Или дочь. Мы лежали и смотрели на окрашенный 24 августа 1991 года потолок. Я обнял её, она меня. Нам хорошо. Очень хорошо.
Она: Зачем они убивают?
Я: Не знаю…
Она: Если так пойдёт дальше, то мы будем врагами?
Я: Нет, мы как были братьями и сёстрами, так ими и останемся. Верь!
Она: Аниарку гибнет. Грустно. Акирема суёт свой поганый нос в чужие дела. Жаль. Как же всё сложно.
Я: Это политика. Это жизнь.
Она: Я понимаю. Вот мы сейчас лежим здесь, а там гибнут люди. Гибнут просто так, ни за что…
Я: Опять фашисты, опять какие-то непонятные люди чего-то хотят. Ищут правду в правде, которая когда-то была. А теперь кругом ложь, кровь, грязь. Добились? Нет… И вот, они уже вошли в какой-то странный азарт – убивают в экстазе. Воюют типа за свободу когда-то свободной страны. Хорошо, хоть Мырк теперь здесь. Люди могут жить, не боясь пуль, коктейлей и огня. Сепаратисты/ правый сектор/ фашисты/ люди… Всё и все в какой-то паутине.
Она: Да…
Я: Надеюсь, Ениарку удастся выкарабкаться из этой ямы с дерьмом. Надеюсь, людям удастся выжить в этой гражданской войне 2014 года. Надеюсь, все «свиньи», жаждущие крови и мести, превратятся в людей. Надеюсь…
Тишина. Ти-ши-на. Тишинааааааааааааааа…
Вдруг она вскочила с пола и достала из-за спины нож. Нож сверкал сталью в свете свечей.
Она: Не подходи, убью! Убью, сука!
Её глаза тонули в злости. Лицо исказилось.
Она: Как ты смеешь хвастаться тем, что Мырк теперь здесь. В твоих словах столько пафоса, что охота блевать. Я с тобой соглашалась, но не смогла погасить пожар внутри. Убирайся прочь, уходи на свою территорию. Вон от сюда, сука!!!
«Дура, что ты говоришь? Ты же не проживёшь без него. Ведь любишь его. Очень любишь» - кто-то кричал в ней.
Я встал и вышел в кухню.
Она легла. Я лёг и стал смотреть на звёзды. На кухне окно не было занавешено. По-прежнему горели свечи.
Между нами оказалась бетонная стена.
Она: Зачем они убивают?
Я: Не знаю…
Она: Всё слишком далеко зашло. Мы тоже становимся врагами. Между нами происходит раскол. Я так не хочу…
Она села, согнув ноги в коленях. Я повторил.
Я: Я тоже так не хочу. Слишком много зла. В нас тоже поселяются бесы. Постепенно. Мы будем гореть изнутри, пока не погибнем от вражды и боли. Я так не хочу…
Она: Спаси меня! Спаси! Я умираю! Я хочу открыть окно и улететь. Спаси… Я уже встаю… Спаси…
Я бросился в комнату. Обнял её голову и поцеловал. Долгий поцелуй растаял и мы слились в одно целое. Спустя некоторое время, мы просто лежали на полу, взявшись за руки, закрыв глаза и тяжело дыша.
Она: Зачем они убивают? Я хочу любить. Хочу растить детей. Хочу жить в покое, на свободной территории, где никогда не будет войн.
Я: Я тоже…
Мы уснули. Мне снились дети. Их улыбки, смех. Я видел своё детство и тоже улыбался.
Нас разбудил соловей. Он пел о любви за окном. Она встала и раздвинула шторы. За стеклом танцевало солнце на голубом небе. Свечи за ночь догорели и погасли. Она подняла с пола нож, он был в крови, и выкинула его в форточку. Она посмотрела на мою грудь, из которой текла кровь на паркет.
Она: Зачем они убивают? Зачем они убивают чужими руками? Зачем я это сделала, пока он спал? Господи, зачем?
Она встала на колени и зашептала какую-то молитву, смотря в потолок. За окном пел соловей. Солнечный свет победил мрак во всех комнатах квартиры. Она плакала. Слёзы падали мне на грудь. Рана затягивалась. Я проснулся. (Очнулся).
Она: Господи, спасибо тебе!
Она обняла меня и стала целовать в щёки, в губы, в шею, в грудь. Кровь, кстати, исчезла с пола и с моего тела. Чудо. Я подумал, что мне всё это снилось.
Она: Я люблю тебя!
Я: Я тебя тоже люблю. Даже больше, чем ты меня.
Мы слились. Танцуя в солнечных лучах на паркете, мы поняли, как нужны друг другу, как мы любим друг друга. После мы лежали, закрыв глаза, взявшись за руки и тяжело дыша.
Вокруг рушились стены. Сначала между кухней и комнатой, затем между прихожей и гостиной, между ванной и кухней. Теперь в нашей квартире только четыре стены. Теперь мы живём на территории свободы и любви, равенства и добра.
Она: Война закончилось!
Я: Слава Богу!
А за окном пел соловей…
1 – 10 мая 2014 год.
ОЧЕРК НА ТЕМУ ЛЮБВИ.
Ты таешь в моих руках. Музыкой таешь. Я так люблю тебя. Ты воздух. Воздух, которым я дышу. Дышу каждый день. Воздух, без которого нет жизни на этом шаре. На этом воздушном шарике Земля. Я так люблю тебя. Люблю…
Птицами в небо
Взлетаем
И таем
Мартовским снегом.
Любовь, как вино. Опьяняет. Когда твои поцелуи бродят по телу, моя душа летит. Летит в небо, как стая птиц, как белый пух одуванчика, как мыльные пузыри. Твоё тело прекрасно, идеально. Я готов пить тебя ежесекундно, ежеминутно. Я без тебя не смогу жить здесь. Ты. Только ты даришь мне солнце или луну, которые освещают мне путь дальше. Люблю тебя. Люблю…
«Не плачь музыкант»
Течёт, бежит строка,
И плачет музыкант,
Танцует дождь пока
Тёплая рука
Ловит из окна
Капли. Я люблю
Дыхание твоё.
Ускоряет пульс
Танго. В небе звёзд
Так много, что строка
Ускоряет бег,
Ускоряет шаг.
Тает белый снег,
Взрывается река,
Смещая берега.
Останься на века
Любимый музыкант.
Я так хочу ловить
Все твои стихи,
Из лужи ложкой пить
Страдания твои
В виде странных нот.
Пусть нам повезёт,
Растает серый лёд,
И печаль уйдёт,
Оставив нам с тобой
Светлую любовь.
Музыка, стихи -
А вместе наша жизнь.
Песни - не грехи -
Вьются, как ужи,
Превращая в прах
Беды все и страх,
Спасибо Вам за них,
На память этот стих.
Тает месяц март,
За шторой шум дорог,
На старт, скорей, на старт,
В душе моей восток.
Не плачь мой музыкант,
Пиши, Вы, правда, маг,
(Пожалуй, хватит слов),
Пой нам про любовь,
Про всё, что знаешь пой,
Мы всегда с тобой,
Связаны судьбой -
Одной судьбой...
«Война»
Война
На пороге крыльца,
Видна
Половина лица.
Война
Делает шаг,
Она
Ставит нам шах.
Стоит
У дверей в полный рост,
Горит
Небо полное звёзд.
Война,
И в доме не спят,
Она
Ставит нам мат.
Весна – птицы на ветках,
Война – наглая девка:
Огонь в волосах,
Чернила в глазах,
И руки в бинтах,
Да кровь на устах.
Война
Пожирает наш дом,
Страна
Рассыпается льдом.
Война,
И в сердце треск половиц,
Одна
Из миллиона страниц
Горит,
Там где сердца комок
Болит.
Под ботинком войны
Хрустят
Руки, рёбра страны.
Не спят
В мире, где красный смог.
16 – 17 мая. 2014 год.
«Так уходят…»
В метастазах душа,
Не могу здесь дышать,
Умираю от боли
В чёрно-белой неволе,
В клетке из прутьев стальных,
В мире, где нету родных.
Исчезают мгновенно
Со стен серые тени,
Из разорванной вены
Капает кровь в песок,
Снова рушатся стены –
Пуля летит в висок.
Так уходят из этого мира, в котором забыли, что значит любить…
Так уходят из нашего мира, в котором не знают, как надо любить…
Так уходят из мира наверх…
24 мая. +27 за окном…
«Настроение – рок-н-ролл; Рок-н-ролл с нами»
В стакане портвейн, на тарелке торт
Ты меня убеждаешь в том, что я уже не тот,
В том, что я изменился и немного постарел,
Может быть ты права, но я всё также смел.
А вот ты изменилась, стала другой,
Невозможно теперь спать в кровати с тобой,
Ты плюёшься, когда говоришь о войне,
Потому что зубов у тебя больше нет.
В стакане сироп – горло очень болит,
Ты мне говоришь, что у меня не стоит,
А я тебе говорю: ты в постели – бревно,
Потому что старуха, ты старуха давно.
В стакане портвейн, в стакане вода,
Нам с тобой по тридцать лет и это вовсе не беда,
В нас ещё горит прежний рок-н-ролл,
Под нашими телами содрогается пол.
Питер – рок-н-ролл,
Москва – рок-н-ролл,
Свердловск – рок-н-ролл,
Россия – рок-н-ролл.
Пусть будет проклят мерзкий шоу-бизнес,
С пластмассовыми куклами и фейками на сцене,
Как страшен музыкальный разгорающийся кризис,
Я верю в рок-н-ролл, и рок течёт по венам.
Он всех нас спасёт, закопав полудурков с телеэкранов
Рок-н-ролл жив, рок-н-ролл здесь, рок-н-ролл с нами.
31 мая. Конец весны.
ЧЕРНОВИК – ЖИВИ.
Дожди над миром, вновь дожди в лицо,
И крутится юла на дне души,
Как жизнь твоя, но только не спеши,
Прошу живи, живи, крутись ещё.
Дожди над миром, мокнет капюшон,
И крутится юла на дне души,
Как жизнь твоя, но только не спеши,
Прошу живи, живи, крутись ещё.
Дожди над миром, вновь дожди в лицо,
И крутится юла на дне души,
Как жизнь твоя, но только не спеши,
Люби страну, как любишь мать с отцом.
Дожди над миром, вновь дожди в лицо,
И крутится юла на дне души,
Как жизнь твоя, но только не спеши,
Расстаться с ней, как с наглым продавцом.
Дожди над миром, мокнет капюшон,
И крутится юла на дне души,
Как жизнь твоя, но только не спеши,
Прошу живи и будь уже прощён.
ЖИЗНЬ.
Жизнь не имеет смысла
Если в ней нет любви.
Солнце на небе повисло,
Реки в объятьях травы…
Как только пробило восемь
Солнце упало вниз,
Туда, где осталась осень,
Вместе с которой жизнь…
И вот они вместе тонут,
Солнце да жизнь моя,
А ветер всё также стонет –
Гибнет наша Земля…
Июнь.
ТЫ ДОЛЖЕН БЫТЬ СИЛЬНЫМ.
На небе не так много звёзд,
Но много какой-то тоски,
И ноги шагают на мост,
На край пожелтевшей доски,
Чтобы вниз полететь и разбиться о камни,
Позабыв про родных и о статусе «парень».
Ты должен быть сильным и боль раздробить кулаком,
Ты же парень – не тряпка, которой все моют сортиры,
Ты должен быть сильным и боль растереть сапогом,
Ты же парень – не банка, в которую целятся в тире…
Июнь.
ПАЛЬЦЫ В КУЛАК…
пальцы в кулак
шаг для борьбы
каждый мудак
должен здесь быть
расстрелян на месте
по кодексу чести
то есть казнён
он он и он
О ВОЙНЕ.
город в кольце.
смерть на лице.
чай как виски.
слёзы и визги.
мама мама ма...
бред. сошёл с ума.
двадцать плюс один.
бой и вой скотин.
крик людей и птиц.
горы мёртвых лиц.
нет. я не хочу.
смерть постой. я жив.
брось стрелять. лечу
птицей в небо "жизнь".
мир любовь добро.
минус треск гробов.
минус лай собак
с пулей в животе.
жить хочу. судьба
будь к нам подобрей.
спасибо...
он перестал кричать -
мама мама мама...
6 августа.
НЕНАВИЖУ ВОЙНУ.
Я танцую буги-вуги, ты танцуешь стриптиз
И мы вроде бы не пара, говорят – разойдись
Но мне по хуй, если честно, наши души срослись
Навсегда…
В городах
Где так много гомосеков, идиотов, свиней
Мне безумно хорошо в одной квартире быть с ней
И я снова посылаю всех ублюдков в пизду
Ненавижу, ненавижу, презираю войну…
Когда-то летом)
БЕЛЫЙ, СИНИЙ, КРАСНЫЙ…
Белые облака,
Синь на небесах,
Красный вверху закат,
Добрые здесь глаза
России - девушки с косой…
Россия, мытая росой,
Прекрасна и нежна
Да как любовь нужна,
Россия.
Россия.
Россия.
Белый снег лежит
Конница бежит
В синих глазах коней
Красная кровь людей
России - девушки с косой…
Россия, мытая росой,
Прекрасна и нежна
Да как любовь нужна,
Россия.
Россия.
Россия.
Белый, синий, красный…
Чтобы не погасло
Солнце в небе ясном.
Белый, синий, красный…
Я люблю Россию,
Я живу в России,
Русь я не покину,
Я горжусь Россией,
Я умру в России.
Белый, синий, красный…
Цвет здесь не напрасно…
Белый цвет свободы,
Русские сугробы,
Синий, словно верность,
Или даже честность,
Красный здесь державность.
Вместе нам держаться
Надо, не стесняться
И любить Россию,
Матушку Россию…
Белый…
Синий…
Красный…
БРЕД.
Моя девушка лежит в коме,
А я трахаюсь с сестрой в доме,
В её доме с её же сестрой,
Вместе нам так легко, хорошо,
Что охота взлететь птицей,
Моя девушка спит в больнице,
И родители спят там же,
У палаты, словно на страже,
А сестра на неё так похожа,
Я однажды захотел её тоже,
А которую любил, впала в кому,
И поэтому сплю с сестрой в доме…
ВОЙНА ЗАКОНЧИТСЯ ОДНАЖДЫ…
Война, разрежь пуповину
И ржавым ножом вскрой мои вены,
И там ты увидишь красные вина,
Которые были куплены в Вене,
Ещё до тебя…
Война, сорви с меня кожу
И рёбра раздвинь пошире
И там ты заметишь, на что же похожи
Душа моя с сердцем в кувшине,
Только не плюй туда…
Хотя ты уже сделала это
И плюнула трижды внутрь
В те дни расплывалось жаркое лето
И все вспоминали весну,
Скрывавшую тебя…
Можешь вырвать из тела
И сердце с глазами, и мокрый язык,
Оставив меня на холодной постели,
Я гибну за честь от удара в кадык
Ножом, ненавижу тебя…
Война закончится однажды,
И будут смеяться дети,
Запуская кораблик бумажный,
И щурясь от яркого света
Солнца, а не огня…
Вторник. 26 августа. Холодно – ветер.
ПОСВЯЩЕНИЕ.
убивают и режут душу,
травят, гнобят и душат,
и трудно дышать, когда на лице подушка,
когда запрещают и ставят везде ловушки.
но надо быть сильным и не прогнуться
мы любим тебя, мы поможем стране очнуться
ото сна, в котором ложь
режет всех, как будто нож,
покрытый ржавчиной советских дней.
я буду всем кричать о ней
о той, которой я горжусь.
она поёт и в песнях суть.
стихи, которых не стыжусь.
я буду верен ей. таков мой путь.
диана с вами будем мы всегда,
не отвернёмся никогда
от вас. прости за слабость моего стиха
пишу, что льётся и рифма здесь плоха.
но я хочу сказать одно.
и вечер за моим окном.
кричу: спасибо вам, пой рок-н-ролл,
пиши стихи и прозу.
я не предам вас. в этом соль,
благодарю за розы
благодарю за всё.
такое вот нелепое письмо....
20:44. 5 сентября.
КАК ДУМАЕШЬ?
Эту историю мне рассказал мой знакомый. Когда-то, миллион лет назад, мы вместе с ним учились в одном институте, но на разных факультетах. Он биолог. Я нет. Слава Богу! И вот, буквально на днях, мы с ним встретились на улице. И после того, как он рассказал вкратце, о том, что случилось с ним за эти миллион лет, я ему рассказал, что случилось со мной. А дальше он поведал мне вот такую историю, которая меня заставила задуматься:
«Иду я, значит, вчера с работы, слева дорога, справа дома и магазины. И вдруг на дорогу выбегает щенок. Вест-хайленд-уайт-терьер. Белый такой. И бежит вдоль дороги. Я слышу, что сзади приближаются машины. Поворачиваюсь, а там две фуры. В общем, они не замечают щенка. Обе проезжают. Он умер. Так и остался лежать на дороге. А я ушёл. И минут через десять был уже дома. Сделал кое-какие дела. Наступил вечер. А у меня кот дома живёт. Сел я, значит, на диван и взял Мура на руки. Глажу. Глажу. Глажу. Он мурлычет. И тут на мой палец выскакивает блоха. Я её тут же раздавил, инстинктивно взял и расплющил. И тут задумался. Пошёл к микроскопу с этой блохой. Положил её на предметное стёклышко и стал рассматривать. Она была мертва. И тут я вновь задумался, а не тоже ли самое сделал я, что и две фуры сегодня со щенком. Может быть блоха и собака равны? Как думаешь?»
На это я сказал, что здесь, скорее всего, подмена понятий, тоже самое было в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание». Убить старушку было нельзя, вроде как человек, а вот если вспомнить все её плохие делишки и назвать её вошью, а не человеком, то, пожалуй, совершить преступление равнозначно сделать мир немножко чище. Так подумал Раскольников. Может и здесь такой случай?
Он ответил так:
«Возможно, не знаю. До встречи!»
Пока!