Двадцать четвертое октября. пятница
КОРИДОР ШКОЛЫ РОКЛЭНД; 15:16.
Лайла достает из кармана полученный от Триппа блокнот и перечитывает текст к ее песне о вине, мечтая проскользнуть сквозь законы времени и пространства и оказаться в пузыре невидимости. Если бы эта мечта сбылась, она бы проводила куда больше времени за написанием песен.
Но вместо этого ей придется встретиться с Энни у шкафчика и пойти по магазинам с ней и ее мамой за одеждой для выступления.
Звонит телефон, это Энни. Нехотя Лайла убирает блокнот, закрывает шкафчик и отвечает на ходу.
– Привет, Энни... я как раз отходила от шкафчика и...
– Почему я узнаю об этом последней? – голос Энни прерывался от гнева.
– Что?
– Шоу талантов. Раз решила выступить сольно, должна была сначала сообщить это мне. И с каких это пор ты играешь на гитаре?
Сердце Лайлы забилось быстрее.
– Не понимаю, о чем ты говоришь. Где ты?
Энни отсоединяется.
Сбитая с толку, Лайла идет в другую сторону, в музыкальное крыло. Лист регистрации для шоу талантов висит на стене у репетиционного класса. Ее имя вписано почерком Триппа на время 16:30: Лайла Маркс – гитарное и вокальное соло.
Дверь репетиционной открывается и оттуда выходит Энни.
– Энни! Это написал Трипп. Это шутка. Смотри, я зачеркнула.
– Трипп?
– Мы беседовали о шоу талантов, и он в шутку сказал играть на гитаре, а не виолончели, и потом, видимо, и записал это.
Энни смотрит на нее, разворачивается и идет по коридору в сторону главного входа.
Лайла хмурится.
– Не сходи с ума.
Энни продолжает идти.
– Ну ладно, Энни. Стой.
Энни замирает, поджимает губы, ее глаза темнеют.
– На днях я тебя спрашивала, что между тобой и Триппом, и ты ответила ничего.
– Мы поговорили. Я должна докладывать тебе обо всех своих разговорах?
– Я не схожу с ума, Лайла, – медленно говорит Энни. – Я просто знаю, что он тебе не подходит. Он ненормальный, Лайла. У него даже друзей нет и...
– Энни, ты говоришь так, словно он мой парень. Но это не так. Забудь. Смотри, я не буду сольно выступать. Это была шутка.
Они замирают, неловко глядя друг на друга. Затем Энни переводит взгляд на подписной лист, где Лайла зачеркивает написанное Триппом.
– Ты не будешь выступать с соло?
– Нет.
– Еще хочешь пройтись по магазинам? – спрашивает Энни.
Лайла внутренне содрогается и старается не показать этого.
– Что теперь? – Энни приподнимает бровь. – Не можешь?
Энни подает ей возможность, и ложь быстро вылетает из рта.
– Хотела бы, Энни. Но позвонил папа и сказал, что записал меня к дантисту. Но можем сходить на выходных!
– Как скажешь, Лайла. – Энни уходит.
– Не злись на меня! – кричит Лайла. – Злись на моего папу. Или дантиста. Или мои зубы.
Энни пропадает из вида, и в коридоре становится тихо. Она чувствует вину, но так же и облегчение. Длинная прогулка до дома – самое то. Она убеждается, что Энни уехала, и только потом выходит. Напротив школы красным цветом на фоне голубого неба сияет клен. Кажется, что каждый лист поет яркостью. Она вздыхает и идет дальше.
Звонит ее телефон, и она рада увидеть имя Триппа.
– Из-за тебя у меня неприятности с Энни, – произносит она. – Регистрация на гитарное соло и...
– Я как-то не подумал об этом. Прости.
– Да. Ты еще за это получишь.
– Мисс Чет, не отомстить ли вы мне угрожаете?
– Я записала тебя на шоу талантов. Твое время 16:20. Не опаздывай.
– Негодяйка! Сотри.
– Что хорошего в музыке, если не с кем ей поделиться?
– Чтобы музыка была значимой, ей необязательно делиться.
– Обязательно. – Она переходит улицу. – Иначе это как аплодировать одной ладонью.
– Разве для моей души плохо песни в одиночестве в лесу? В этом нет своей ценности?
Она смеется.
– Ладно. Убедил. Я пою в дУше.
– Ага!
– Ну, лучше, когда музыкой делятся.
– Ты никогда не пела на публике?
– Нет.
– А почему?
– Я играю на виолончели. Это мое.
– Цып-цып-цып.
– Я не цыпленок. Я иду на прослушивание для шоу талантов с Энни.
– Ладно. Признаю. Цыпленок я. Сотри меня оттуда.
– Вот так правда выходит наружу.
– Ты сотрешь?
– Я даже не вписывала тебя.
Он смеется.
– Хорошо. Ну, надеюсь, остаток твоего дня будет... странно нечетным.
Ее черед смеяться.
– О-о, ну раз так, надеюсь, что остаток твое дня будет уравновешенно четным. Пока.
– Адъес.
Она закрывает телефон.
Вдоль улицы в ряд растут дубы, каждый из них окружен хороводом золотых и темно-красных листочков. Лайла смотрит вверх и улыбается, ветер развевает ей волосы.
Каждый раз рядом с Энни она напряжена, а когда разговаривает с Триппом, что-то радостное разливается внутри: флюиды, мление. Как если бы внутри ее души были подвешены поющие на ветру колокольчики, думает она, а его слова – это тот самый ветер, от которого они начинают петь.