Глава Шесть: Тень

Есть те, для кого время летит. Не успел моргнуть глазом, и проходит год. Со мной было совсем не так. Я чувствовал каждый из прошедших тысячи девяноста пяти дней. Семь дней в неделю с 8.30 до 5 вечера, а иногда и до 10, я работал помощником главы Организации. В оставшееся время я был персональной шлюхой Константина.

Я выбрался из горячего душа и вытер голову. Плеснув в лицо прохладной водой из раковины, выпрямился. Зеркало запотело, поэтому я протер его ладонью. Я больше не узнавал того, кто смотрел на меня. Выронив полотенце, я критически вгляделся в свое отражение.

Никаких физических изменений. Никаких шрамов. Чисто выбритое лицо. Прямой нос, довольно высокие скулы. Классический мужской профиль, если не считать губ. Они скорее подошли бы девушке. Именно поэтому он и захотел, чтобы я принадлежал ему. Из-за этого лица и тела. Внешне я оставался красив. Внутренне… что ж, это уже другой вопрос. По-моему, то ли греки, то ли римляне говорили, что глаза – зеркало души. Вот, где видны изменения. Мои глаза никогда не были веселыми, по крайней мере, я такого не помню, но они еще никогда не была такими безжизненно серыми. Кровоподтеки рассасывались. Порезы заживали. Но в моей душе несколько лет назад что-то умерло. Я видел незнакомца. Надеть на меня костюм, поставить за спиной Константина, и я ничем не буду выделяться из толпы. Больше нет.

Когда мои глаза потухли, Константин понял, что зашел слишком далеко. Его отношение ко мне изменилось. Я стал скорее его помощником, чем удобной игрушкой для секса; примерно 70 к 30. Поэтому теперь он трахал меня, только связав по рукам и ногам, как в том порнофильме, наручники, ошейник… повязка на глазах. Наверное, ему не нравилось видеть результат дела своих рук.

Константин всегда получал то, что хотел, как он любил повторять. Но удержать это ему удавалось далеко не всегда. Он дурак, если думал, что сможет сохранить невинность, которая его ко мне привлекла. Боже, такое ощущение, что это было много веков назад. Это тело принадлежало ему. Он нашел применение моим мозгам, но если ему и нужно было мое сердце… его уже давно здесь не было. Не знаю, где оно теперь. Наверное, таскается где-нибудь за Уилбером. Уилбер. Интересно, он когда-нибудь обо мне вспоминает? Хотя, может, вопрос следовало бы задать иначе – а хочу ли я, чтобы он обо мне вспоминал? Я не гордился тем, чем стал. Хотя не то, чтобы мне было чем гордиться, когда все это началось.

– Уильямс. – Послышался их спальни голос Рэндала. – Он входит в здание.

Вот дерьмо. Я еще раз вытер лицо и вышел из ванной.

Константин, этот ленивый ублюдок, никогда не связывал меня сам. Хотя, по сути, это лишь укорачивало время наедине с ним.

Я давал ему все, что он искал в любовнике. Я был удобен. Ни о чем не просил. Черт, да если я не видел его месяц, то был только благодарен. Та его деловая поездка – а заодно и отпуск с женой и детьми – в Сингапур стала для меня настоящим подарком. Что бы ни попросил Константин, я давал ему это. Хотя не все. Кое к чему я его так и не подпустил. Нет, даже к двум вещам. К сердцу и волосам. Мои длинные черные волосы были только для Уилбера. Уилбер любил гладить меня по голове, читая документы у себя в кабинете. Я прислонялся к его ноге и впитывал его тепло сквозь ткань брюк. Я мог даже заснуть вот так, приникнув к нему, а потом просыпался в его постели, а он обнимал меня, все так же запустив одну руку в черные пряди. Нет, мои волосы – только мои, и я не хотел, чтобы Константин к ним прикасался. Короткие тоже были мне к лицу. Я выглядел как достойный помощник главы фирмы, стильно и не без светского лоска.

На работе Константин одевал меня как модель с обложки «GQ», но почти после каждого напряженного совещания мне приходилось отсасывать ему, стоя на коленях.

Что касается чувств, то я ничего к нему не испытывал. Абсолютно ничего. Ненависть означала, что мне пришлось бы взращивать и копить ее. Лелеять и поддерживать ее огонь. Но он не стоил таких усилий. Мои глаза потухли еще и поэтому. Ничто больше не стоило усилий.

Уилбер часто хвалил меня за верность убеждениям. Я не шутил, когда поклялся быть врагом Константину. Просто оказалось, что я совсем не в его лиге. Я всего лишь однажды попытался восстать против него. Меньше, чем через две недели моего заточения и рабства я попытался уйти от него. Но мозаичный пол вестибюля я так и не пересек. «Мои» телохранители посадили меня под замок до утра. Последствия были страшными. Не знаю, чей палец лежал на подносе с завтраком рядом с яичницей и сосисками. Знаю только, что он был человеческий.

Мне пришлось сидеть за обеденным столом и ждать, пока Константин доест и дочитает газету. И все это время палец пролежал там, рядом с идеально зажаренными сосисками и глазуньей. В желудке началось жжение, которое все не проходило.

Константин сложил газету, допил кофе, а потом посмотрел на меня холодными зелеными глазами.

– Надеюсь, нам не придется повторять этот разговор?

Я быстро усвоил, кто устанавливает правила, а кто им следует. Я не был глуп; просто наивен. Уилбер лишь мельком показал мне, каким адом могла бы быть моя жизнь. Для шлюхи я был достаточно защищен. Уилбер спасал меня от любых ужасов, надев на меня шоры. А Константин сорвал их.

Теперь я всегда его слушался. И больше не получал пальцев на завтрак.

Хотя Константин был ублюдком и жестоко расправлялся с теми, кто бросал ему вызов, он держал слово. Мои сестры были в безопасности. Я присутствовал, когда адвокаты и финансовые консультанты составляли договор. Теперь у моих младших сестер был пожизненный трастовый фонд для расходов на обучение. Даже для Мэдисон. Если правильно управлять средствами, их хватило бы и на внуков Мэдисон.

Моя доля от пиратского бизнеса оказалась два с половиной миллиона долларов. Константин учредил еще один фонд, и у меня был свободный доступ к нему. Он даже как-то пошутил, что если я когда-нибудь сниму все деньги со счета, то смогу исчезнуть. Но как шутку я это не воспринял. До меня дошли слухи, что Гай пропал. Деньги, которые он успел собрать, остались в его машине. А он исчез, как будто его никогда не существовало. Нет, Константин не шутил. Я не прикасался к этим деньгам, так что сейчас там, наверное, миллиона три или даже больше. Кроме того, о моих нуждах заботились и так – в качестве надбавки к заработной плате – еда, одежда, дом, кредитные карточки, украшения, всевозможные достижения электротехники. Разное барахло, которое не нужно мне и даром.

Константин был великодушен, когда дело касалось материальных вопросов.

У меня был свой пентхаус. Константин подарил его мне в первый же год. Хотя, думаю, это был общий подарок от четы Константин. Камилла, его жена, выбрала его так же, как когда-то выбрала меня. Этакая ценительница прекрасного. Поэтому теперь время, свободное от работы помощника и «подработки» шлюхой, я проводил на кухне в своем райском поднебесье. Я снова увлекся готовкой. Нет, я не ел, мне нравилось именно готовить. Оба мои телохранителя растолстели. Насколько я понял, теперь я работал то в дневную, то в ночную смену потому, что всем хотелось попробовать то, что я приготовил. Представьте себе. У меня наконец-то появилось то, что я мог бы назвать хобби.

Я стоял неподвижно, пока Рэндал застегивал кожаный ошейник на моей шее. Он ничего не сказал. Да мне это было и не нужно. Пришло время унижения. Теперь я хорошо понимал, почему жена Константина настояла на том, чтобы он завел любовника. Пока он развлекался вдали от дома, она могла отдохнуть. Ей доставалась нежность. А мне все остальное.

Рэндал закончил затягивать ремни, но не стал заводить руки за спину и стягивать.

– Мистер Константин не оставил инструкций.

Что ж, спасибо тебе, Господи, и за малые радости. По крайней мере, не придется сидеть в ужасно неудобном положении и ждать неизвестно сколько. Рэндал улыбнулся. Отсутствие инструкций означало, что ему не нужно смотреть, как я мучаюсь от боли, пока мы ждем прихода Главы Организации.

– На кухне есть запеканка и печенье.

Рэндал покачал головой:

– Тебе нужно открыть свой ресторан, Брант.

– И когда мне этим заниматься? Мой день проходит между залом заседаний и спальней.

– Может, подумаешь об этом в будущем. – Сказал Рэндал, уже выходя из комнаты.

Я нахмурился. Что он хотел этим сказать? Я подошел к окну и замер, вглядываясь в город за своим отражением. Константину нравилось, когда я надевал черное. Моя очень бледная от природы кожа делала меня еще более эфемерным. На шее был высокий ошейник, не позволявший мне опускать голову. Если я пытался наклонится – он до боли врезался мне в плечи. В лицо ударила струя воздуха из кондиционера. На мне был узкий топ из синтетики с глубоким вырезом, открывавшим грудь до самых сосков. Они затвердели от холода. Ему понравится. В остальном моим нарядом были, за отсутствием более подходящего слова, кожаные брюки. Красивая кукла, мечта фетишиста, снова готовая к игре. Я наклонился вперед и прижался лбом к стеклу.

Сегодня мне исполняется 30 лет. Я пробыл шлюхой больше половины жизни.

– Уилбер… – прошептал я. Вот предел моей бунтарской натуры. Шепот в пустой комнате. Константин хорошо меня выучил.

– Рэндал! – Раздался крик Константина, который, видимо, только что вошел в пентхаус. Я услышал, как зазвенели тарелки, печально улыбнулся, вернулся к кровати и опустился на колени. На покрывале лежал черный шелковый галстук. Я закрыл глаза и надел повязку. Она была нужна нам обоим. Он не хотел видеть свою работу, а мне не приходилось смотреть, как он измывается над моим телом.

Я слышал из соседней комнаты приглушенные голоса, но не пытался понять, о чем речь. Пусть просто придет сюда и поскорее закончит. День и так был слишком длинным. А мне хотелось только спать. Когда я проснусь, будет первый день очередной декады. Я мог лишь молиться, чтобы она оказалась лучше предыдущей.

С меня сорвали повязку, и Рэндал начал расстегивать ошейник.

– Надевай рубашку. – Он освободил мои запястья и сорвал с меня топ.

– Что происходит?

– Не заставляй его ждать. – Я сел на постель и занялся ремнями на лодыжках. Заметив краем глаза летящую в меня простую красную водолазку, я поймал ее. – Быстрее.

Рэндал придержал дверь и повел меня по широкому коридору в гостиную. Константин сидел в невысоком темно-коричневом мягком кожаном кресле и как обычно держал в руке стакан виски со льдом. Я слегка запнулся, увидев мальчика, который стоял на коленях в центре зала. У него были каштановые волосы до плеч, которые закрывали лицо, он словно съежился, всем телом источая покорность. В комнате был и другой мужчина, но я не мог разглядеть его за широкой спинкой еще одного кожаного кресла.

Я заметил, как Константин махнул мне рукой. На людях я был ценным сотрудником, но в узком кругу он обращался со мной как с выдрессированным псом. Может, это и мой пентхаус, но мы оба знали, кто здесь хозяин. Я сел – или скорее опустился на колени – почти точная копия незнакомого мальчика. Хотя… нет, мне поза покорности удавалась лучше. Мои колени стояли почти на ширине плеч, а спину я держал прямо. Плечи я отвел назад и расправил, а голову опустил, как будто от таза до самой головы меня пронзил стальной кабель. Я разглядывал мраморный пол прямо перед собой.

Наградой мне был звон льда в стакане Константина. Если бы поза оказалась неверной, он бы тут же меня поправил. В комнате наступила напряженная тишина. Единственными звуками были прерывистое дыхание мальчишки и звяканье льда.

– Хотя я нахожу твое предложение заманчивым, Брант не просто партнер для секса. Он в нашем бизнесе по самую голову. Твой мальчик красив и, возможно, из него когда-нибудь и получится хорошо натренированный раб, но я не могу представить, чтобы он занял место Бранта.

– Он здесь только для того, чтобы занять место Бранта в твоей постели. – Не знаю, как мне удалось не вскочить на ноги. Уилбер! Я почувствовал на себе взгляд Константина и уставился на мраморные плитки на полу. Уилбер здесь! Я закрыл глаза. Заставил взять себя в руки. Легче справиться с разочарованием, если ни на что не надеешься, чем позволить Константину отобрать твою надежду.

– Кроме того, Брант уже немолод.

– Я заметил, Броуден. – Лед в стакане снова звенькнул, Константин сделал еще глоток. – Если бы он был членом Семьи, то давно уже управлял бы Округом. Я ценю талант, где бы он ни проявлялся.

Боже, они обсуждали меня так, словно меня нет в комнате. Я искоса глянул на мальчишку, который должен был меня заменить. Его трясло. Ну хватит. Я встал с колен и подошел к бедному ребенку. Он напомнил мне меня шестнадцать лет назад, когда я вошел в логово льва. Уилбер, что, черт возьми, ты наделал?

– Брант? – В голосе Константина слышалось веселое изумление. Я остановился и встретил его взгляд.

– Будь человеком. – Я схватил мальчика за руку и поднял на ноги. Его кожа была холодной как лед. На нем были лишь брюки, такие тонкие, что он с таким же успехом мог быть абсолютно голым. Мальчик вздрогнул от моего прикосновения. Все его тело было покрыто уже бледнеющими синяками, но я видел, что их больше, чем когда-либо оставлял на мне Уилбер. Этот паренек из борделя. Константин устроился поудобнее, поднял ногу и положил лодыжку одной на колено другой. Его зеленые глаза хищно заблестели. – Мне нужно не это, а стимул. Поцелуй его.

Что? Мальчишка застыл в моих руках.

– Ты знаешь, что происходит, если мне приходится повторять. – Веселье испарилось из его голоса. Да, я знал, но все равно сомневался. В голосе его послышалось предостережение, – Брант!

Мальчик поднял голову. Ему было не больше семнадцати. Он был очень хорошеньким на свой манер. Один из тех, кто мог улыбаться тебе, а потом вогнал бы нож тебе под ребра и украл бы твой бумажник. В борделе еще не успели выбить это из него; страх в глазах скоро исчезнет. Может, он и избит, но совсем не сломлен.

– Все в порядке. – Он протянул свободную руку к моему лицу, обнял меня за шею и потянул на себя. Ростом он доставал только до моего носа. Я перехватил его руку и оттолкнул.

Может, мне и придется лечь и спокойно принять то, что за этим последует, но я не собирался облегчать им жизнь. Я так не могу.

– Брант. – От голоса Уилбера по моей спине пробежала дрожь. Я не осмелился повернуться к нему, хотя мне и хотелось жадно вглядываться в его лицо. Если я подбегу к нему, как мне того хочется, Константин заставит кого-то за это заплатить. Сейчас меня терзало предчувствие, что это будет мальчишка.

Уилбер продолжил говорить.

– Ты знаешь, что мы никого не заставляем заключать сделки. Все они приходят сюда по своей воле. Такое происходит, только если они не выполняют условий договора. Ты забыл?

Константин все еще в обманчиво небрежной позе продолжал сидеть в кресле.

– Мистер Броуден хочет совершить обмен. Этот мальчик – на тебя.

Уилбер тихо добавил:

– Ники будет лучше тут, чем в борделе.

У меня сдавило грудь. Я наконец повернулся и посмотрел на Уилбера. Его лицо было абсолютно бесстрастным. Ники вдруг вскочил на ноги и обвил руками мои плечи. Это оказалось для меня полной неожиданностью, поэтому я, пошатнувшись, сделал шаг назад, споткнулся и тяжело свалился на пол. Ники воспользовался этим и оказался сверху. Его теплые губы заскользили по моим, он опустил голову и зашептал мне на ухо.

– Пожалуйста. – Его страстный шепот заставил меня замереть. – Не дай им отослать меня обратно.

Я просунул между нами руку, приподнял его и вгляделся в его лицо. Его глаза были тепло-карего цвета, но уже казались потухшими. Точь-в-точь как мои. Старые, несмотря на возраст… умирающие. Мне для того, чтобы умереть, понадобилось шестнадцать лет. А он не продержится долго, если вернется в бордель. Могу ли я помочь ему? Неужели я сам настолько сломлен, что даже этого не могу?

– Пожалуйста, Брант. – Умолял он задыхающимся голосом. Я поднял руку, сжал его затылок, притянул к себе и стал целовать, нежно, мягко, дразняще. Сомневаюсь, что у Ники было много опыта. Я лизнул его в губы, и они приоткрылись. Мой язык погрузился в его рот. От него сильно пахло мятой. Ники заерзал на моем теле, вжимаясь твердеющим пахом в мой живот. Он был ниже и тоньше меня. Не думаю, что шлюх в борделях прилично кормят. Он казался таким хрупким.

Я бросил взгляд на Константина, который с интересом наблюдал за сценой, развернувшейся на полу. Он кивнул. Проклятье. Я не какой-нибудь извращенец. В кого бы я ни превратился, я не стану насиловать ребенка.

Я закрыл глаза.

– Ему нужно шоу.

Ники замер. Я почувствовал, как от страха у него на животе сокращаются мышцы.

– Делай, что хочешь. Я не стану сопротивляться.

– Ты… ты не хочешь меня трахнуть?

– Нет, я не трахаю детей. Напряги фантазию, и, возможно, останешься здесь.

Выражение его глаз стало озадаченным.

– Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул?

Нет, я вовсе не хотел, чтобы он меня трахал, но альтернатива была еще хуже.

– Все, что захочешь, Ники.

Я старался сделать так, чтобы нашим зрителям понравилось. В конце концов, я же порнозвезда. В отличие от меня Ники сомнения не тревожили. Несколько утешало то, что Уилбер нашел мальчика… не натренировал его. Я позволил ему перевернуть себя, оказавшись на четвереньках. Ники запустил руки под мою водолазку и грубо ущипнул за соски. Я дернулся от боли и стиснул зубы. Грубость. Наверное, ничего другого он просто не знал. Он сжал мои бедра и потерся о них твердым членом. Я просто опустил голову и позволил ему поставить меня в любую позицию, какую захочет. Он был готов на все. Его ногти царапнули чувствительную кожу у меня в паху, когда он сунул руку в мои тугие кожаные брюки. Я резко выдохнул.

– Достаточно. – Константин отставил виски и встал.

Ники застыл, но его рука все еще сжимала мой теплый член.

– Теперь я понимаю, что мне уже довольно давно кое-чего не хватает. Ники, иди сюда и сядь у моего кресла. Брант, вставай.

Нам понадобилась секунда, чтобы расплести руки и ноги, я поднялся. В паху тянуло.

– Мистер Уильямс, эти три года вы вели себя идеально. Вы были послушны. Делали все, о чем я просил, без возражений. Хотя я вам и не нравлюсь.

– А должен? Это в условия не входило… – Я заработал тяжелую пощечину. Моя голова дернулась от силы удара, но я стоял на своем.

– Но теперь я вижу, что спал с тенью… красивым бледным призраком. Я сломал его, Броуден. Я дал его телу комфорт, но не заметил, что смертельно ранил дух. Он все еще тебе нужен, даже такой?

– Да. – Этот ответ Уилбера просто… просто…

Константин протянул ко мне руку. Я отшатнулся. Его зеленые глаза вспыхнули. Даже в худшие дни я никогда от него не отшатывался. Он медленно снова протянул руку и дотронулся до красного пятна на щеке.

– Мы не можем тебя отпустить, Брант. Ты ведь понимаешь, верно? – Его пальцы вдруг сжали мой подбородок, притянули мое лицо к его, и он тихо зашептал мне на ухо. – Ты слишком много знаешь обо мне и об Организации. Безопаснее всего было бы всадить пулю промеж твоих больших, серых глаз… но я думаю, что и так достаточно отнял у тебя. Поэтому я решил кое-что вернуть.

Он выпрямился и отвернулся, чтобы рассмотреть свое новое приобретение.

– Николас… чем бы мы ни занялись сегодня, это пентхаус принадлежит Бранту.

– Мне он не нужен.

Константин опустил руку и запустил пальцы в каштановые волосы мальчишки.

– Тогда продай его.

– Отдай его Ники.

Константин обернулся и слегка прищурил глаза, давая понять, что его начинает раздражать мое упрямство.

– Широкий жест, Брант, но ты заслужил этот маленький подарок. Мой Николас тоже должен заработать свою награду. Мистер Броуден, вам стоит отправить это бледное привидение на кухню. У него много скрытых талантов. Внезапно Константин притянул меня к себе. Я отпрянул, но он шагнул еще ближе. – Мне нужен всего один последний поцелуй от тебя, Брант. Ты ведь знаешь, чего я хочу. Покажи Николасу, что он должен делать. – Я почувствовал, что лицо мое покраснело. Мне не хотелось делать это на глазах у Уилбера.

– Сейчас же… Брант.

Я заставил себя расслабиться и прижался к его телу. Константин всегда был в хорошей форме. Я знал это, потому что он составлял мое расписание согласно своим тренировкам. Он был весь покрыт мускулами. Я видел, как он поднимал тяжести, которых я и удержать не смог бы. Он был сильнее, но никогда не пользовался физической силой, чтобы меня контролировать. Как я уже говорил, ему это было без надобности; я был совсем не дурак, хоть и трус.

Мне не хотелось делать это на глазах у Уилбера. Константин запустил пальцы в мои короткие черные волосы и сильно дернул. Ахнув, я открыл рот, и его язык ворвался внутрь. Я начал посасывать его, как нравилось Константину. Потом закрыл глаза. Я все еще не хотел его видеть. Он отстранился, проведя напоследок зубами по моей нижней губе.

– Ты трахаешься как профессионал, Брант.

Это что – комплимент? Мне казалось, что меня сейчас вырвет. Жжение в животе усилилось.

Константин отпустил меня.

– Забираете его, мистер Броуден?

– Как и собирался, сэр.

– Тогда с твоего разрешения, Брант. Мне хотелось бы воспользоваться сегодня твоим пентхаусом. Завтра я подберу Николасу собственную квартиру. – Я кивнул. Я не доверял себе и поэтому боялся открыть рот. Иначе я начал бы кричать.

Уилбер мрачно бросил:

– Собирай все необходимое.

Константин начал свою игру еще до того, как мы с Уилбером вышли из гостиной. Я побежал в спальню, вытащил из шкафа старый коричневый свитер и пару туфель – те, что были на мне, когда начались эти ужасные три года. Уилбер ждал меня в холле.

– Это все?

– Мне больше отсюда ничего не нужно.

Уилбер развернулся и направился к двери. Рэндал открыл и придержал ее для нас.

– Классный ужин, Брант. Позвони мне, если откроешь собственный ресторан. Мы с ребятами обязательно будем заглядывать.

Скача на одной ноге, я натянул туфли, пока шел за Уилбером по коридору к лифтам. Я догнал его, только когда двери уже начали открываться, и стал натягивать свитер. Я едва успел всунуть голову, когда Уилбер схватил меня за руку и втащил в кабину лифта. Я налетел на стену. Он дернул свитер вниз, развернул меня, так что я прижался спиной к панельному покрытию. Его огромная ладонь легла на мое горло, удерживая на месте, потом скользнула вниз, на грудь.

– Ты обрезал волосы. – Его глаза прошлись по моему лицу. Тыльной стороной ладони он погладил меня по виску, потом обхватил короткую черную прядку. Когда я острым ножом просто отхватил их, на полу оказалось, наверное, фута три. Константина это ничуть не впечатлило. Парикмахера, которому пришлось исправлять мою работу, впрочем, тоже.

– Я не хотел, чтобы он к ним прикасался.

– Почему ты не вернулся? – В его голосе звучали напряжение и злость. Я опустил глаза на его руки и расплакался. Все его пальцы были целы.

Моя истерика его испугала. Он отпустил меня, и я сполз по стене на пол, потому что мои колени подогнулись.

– Брант…

Слезы жгли уголки глаз, горло сжималось.

– Я пытался… он прислал мне палец. Я думал, он твой.

– Малыш…

– Я думал, он твой. – Я поднес его ладонь к глазам. – Константин сказал мне вести себя хорошо и… и…

– Гай исчез через несколько дней после того, как тебя забрали. – Уилбер опустился на колени и прижал руку к моей покрасневшей щеке. – Мы едем домой, малыш. Теперь ты в безопасности.

– Я думал, он твой. – Я повторял это словно мантру. Он поднял руки и помахал ими у меня перед глазами.

– Ты постоянно делаешь из себя мученика, Брант. Я не твои сестры. Тебе не нужно меня защищать. – Уилбер осторожно прижал меня к себе словно хрупкую стеклянную статуэтку. Я обнял его и уткнулся лицом ему в плечо. – Я знал, что ты у Константина, но ничего не мог сделать. Я даже информацию не мог достать. Никто тебя не видел. А потом внезапно ты появляешься в этих дизайнерских костюмах и с короткими, короткими волосами. Я видел ваши с ним фото и знал, что ты несчастлив. Я знал это. Твоя глаза изменились. Они видели слишком много. Видели вещи, которые им видеть не стоило. Вещи, от которых я пытался тебя защитить.

– Я думал, он твой. – Простой знакомый пряный запах, который всегда ассоциировался у меня с Уилбером, наполнил ноздри, когда я повернул голову и зарылся носом в его волосы. Я вцепился в него еще крепче.

Уилбер прижал меня к груди. Его ладонь сжала мой затылок и притянула меня к нему.

– Я думал, он твой. – Прошептал я в его плечо. Я впивался пальцами в его спину, прижимаясь к нему, чтобы убедиться, что он настоящий. Что он сейчас здесь, со мной. Что он меня обнимает.

Лифт остановился, и Уилбер поднял меня на ноги. Я не отпускал его. Двери снова начали закрываться. Он высунул наружу руку и удержал их, а потом просто вынес меня в вестибюль. Было холодно для позднего мая. Ветер забирался под мою водолазку и растянутый свитер. Дверца лимузина была пригашающее открыта. Уилбер отцепил меня от себя и поставил на ноги.

– Садись, Гот-бой. Мы едем домой.

– Это в самом деле происходит. Это реальность. Я не сплю. – Лишь бы это был не сон.

Уилбер наклонился и прижался своими губами к моим. Его большой палец погладил меня по щеке, которая все еще горела от пощечины Константина.

– Это реально, как по-твоему?

– Уилбер…

– Я здесь, малыш.

– Я люблю тебя. – Я покачал головой, когда он открыл рот, чтобы что-то сказать. – Не говори мне, что я не разбираюсь в своих чувствах. Я целых три года пытался о них забыть, чтобы выжить. Я засыпал, каждую ночь думая о тебе. А каждый день просыпался и молил о том, чтобы ты был в безопасности. Я сделал то, что должен был.

Уилбер нагнулся и забрался в черный автомобиль, втащив меня за собой.

– Пожалуйста, скажи, что веришь мне, Уилбер.

– Я верю тебе, Брант. – Он втянул меня в салон, и я охотно забрался ему на колени, расставив ноги и упершись ногами в кожаное сиденье. Я уткнулся лицом в его плечо. Он поднял руку, и она легла мне на поясницу, легко скользнув под свитер. – Более слабый человек в руках Константина превратился бы в ничто. Пусть ты стал тенью себя прежнего, но терпение и забота помогут тебе расцвести снова.

– Ты говорить так, словно я цветок.

– Нежный цветочек, которого лишили всего, что давало ему жизнь. Ты впал в спячку, оказавшись в темноте, но ты все еще жив – и это делает тебя особенным. Я верну тебе солнце, малыш. – Мне кажется, я видел в этих словах больше, чем хотел сказать Уилбер. Может, я просто слышу лишь то, что мне хочется?

Я попытался соскользнуть с него на сидение, но он обхватил меня за талию.

– Как ты можешь ко мне прикасаться? Я…. я делал такие вещи…

Он обхватил мое лицо руками.

– Для меня честь, Брант. Честь знать, что ты считаешь меня семьей. Ты делал то же, что и всегда. Защищал меня, как и должен старший брат… но, мой мальчик… я не твой брат. Это моя работа – заботиться о тебе. Я каждый месяц приходил к Константину с предложениями, чтобы он отпустил тебя. Но он отказывался, даже не слушая.

– Тогда почему сейчас?

Я позволил Уилберу снять меня с колен. Он поднял с сиденья еженедельный журнал и открыл на странице с глянцевой фотографией. Это был снимок нас с Константином на открытии художественной галереи. Стоя футах в трех позади него, я с невыразимой печалью смотрел на одну из картин. Я даже не знал, что нас фотографируют. Но картину я помню. На ней были просто цветные кубы, но по какой-то причине, она напомнила мне о доме. Доме Уилбера. Моем доме.

– Константин позвонил мне и сказал найти замену, если хочу получить тебя обратно.

– Он сам отпустил меня?

– Думаю, его попросила об этом жена. Этот снимок нельзя проигнорировать, малыш. Еще никому не удавалось поймать тоску одним кадром.

– Я хочу домой. – Я тяжело опустился на сиденье и положил голову Уилберу на колени. Один лишь звук его голоса давал мне такое ощущение безопасности, какого не могли дать ни два с половиной, ни даже три миллиона долларов.

– Брант. – Рука коснулась моей открытой шеи.

– Я их снова отпущу.

– Только если сам этого хочешь. Ты не раб и не игрушка.

– Я могу быть твоим любовником?

– Да, Гот-бой. – Уилбер снова притянул меня к себе и обнял. Он раздвинул ноги, так что я оказался на кожаном сидении, а мои ноги – перекинутыми через его бедра. Я стал слишком тяжелым, чтобы сидеть у него на коленях, еще когда мне исполнилось семнадцать. Ростом я уже тогда был шесть футов два дюйма[9], хотя и оставался худым как щепка. Уилбер поцеловал меня в висок.

– С днем рождения, Брант. Я зажег свечу на твоем праздничном торте и загадал желание, прежде чем ехать сюда.

– Ты загадал за меня желание?

– И теперь буду делать это каждый год.

– Почему?

– Потому что мое желание сбылось. Добро пожаловать домой, Брант. С возвращением.

Я наклонил голову, чтобы ему было удобнее целовать меня. Я не закрывал глаз, чтобы точно знать, что целую именно Уилбера. Что именно к нему прикасаюсь, а он прикасается ко мне. Что он сказал? Что зажег на торте свечу. Он хотел снова вытащить меня из темноты. Хотел вернуть мне солнце. Просто смотреть в его лицо было для меня достаточно, чтобы мир снова заиграл яркими красками. Я чувствовал себя луной, которая выплыла из-за земли в тепло лучей.

Тени растворились в свете. Они просто не могли выдержать такого сияния.

Мы направились к дому, все окна были темными. Я нахмурился. Где все? Уилбер заметил хмурое выражение моего лица, открывая дверь.

– Я сказал всем убраться на ночь. Не хотелось, чтобы нам кто-нибудь мешал, если бы удалось забрать тебя домой. А если нет… ну, ты знаешь, я пью один.

Почему-то мне стало неловко. Я вздрогнул, почувствовав, как пальцы Уилбера вытирают дорожки слез, которые еще не высохли на моих щеках.

– Время слез прошло, малыш. Ты дома.

– Мне тридцать лет. Я не малыш.

– Ну, если ты так говоришь, Гот-бой.

Уилбер вошел в темный дом и направился к кухне, чтобы включить свет. Я побрел следом, словно благодарный котенок, которого подобрали на мостовой. Войдя в кухню, я увидел, что он стоит у стойки, спиной ко мне. Мне давно хотелось сделать одну вещь, но я боялся, что он оттолкнет меня. После трех лет с Константином я не собирался упускать такую возможность.

Я прижался к нему сзади всем телом и обнял его. Вдохнул его запах и почувствовал его тепло сквозь пиджак. Я даже готов был поклясться, что чувствую, как бьется под моей щекой его сердце. Он замер.

На мгновение я напрягся, уже собираясь сделать шаг назад, но потом… потерся лицом о его спину и крепче сжал руки. Страх не даст мне того, что нужно, а мне нужен был Уилбер. Его сила. Его мягкость. Может, он хотел только моего тела, но мне этого было достаточно. Я мог любить за нас обоих. Его руки накрыли мои, и я уже думал, что сейчас он оттолкнет их. Но вместо этого его ладони сжали мои пальцы и крепко притиснули к груди.

– Спасибо, – прошептал я куда-то в ткань его пиджака.

– За что, Брант?

– За то, что не отталкиваешь меня.

– Я никогда не стал бы тебя отталкивать, малыш. Тебя так долго не было. Идем. – Пусть я и говорил, что мне тридцать, сдержанности во мне было, как в подростке. Он повернулся и прижался своим виском к моему. Я вцепился в него и заплакал от облечения. Все желания и мечты наконец сбылись.

– Ты дома. Дома.

Его ладони легли мне на затылок.

– Они отрастут. – Я чувствовал, как от его тепла тает лед, в который было заковано мое тело.

Большой палец гладил мою шею. Я вздрогнул… но не от удовольствия, и он остановился.

– Не могу представить, через что тебе пришлось пройти, Брант, если простое прикосновение заставляет тебя так вздрагивать. Я не стану спрашивать. Но если захочешь рассказать мне, я все выслушаю.

– Я не хочу говорить о Константине.

– Тогда не будем. – Уилбер подхватил меня на руки, и я почувствовал себя так, как не чувствовал уже несколько лет. У меня отняли то, что я принимал как должное. А сейчас я вновь чувствовал себя в безопасности. С Уилбером я был в безопасности. – Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.

– Что угодно, Уилбер.

Он отодвинулся и засунул руку в карман. Порывшись немного, он вытащил зажигалку.

– Хотя это твой день рождения, подари это желание мне. – Он снова зажег свечу, которая стояла посреди белой глазури. С того момента, как я оказался в лифте, я не мог успокоиться, сейчас я, похоже, совсем распустил сопли. Пришлось вытереть нос рукавом свитера.

– Чего ты хочешь?

Уилбер прижал меня к груди и обнял так, что, казалось, еще немного и затрещат ребра.

– Тебя. Желание за желание.

Вспыхнуло и заплясало пламя. Я прислонился спиной к Уилберу и закрыл глаза.

Спасибо за то, что я оказался тебе достаточно небезразличен, чтобы ты пришел за мной. Спасибо, что не стыдишься моих прикосновений, прикосновений шлюхи. Спасибо, Уилбер. Спасибо за то, что не забыл обо мне. Я дунул, свеча погасла, оставив тонкую струю дыма.

– Хочешь немного?

– Конечно.

Уилбер протянул руку, провел пальцем по глазури, поднес его к моим губам и обвел их, будто раскрашивая рисунок из детской раскраски. Я зачарованно наблюдал, как он обсасывает палец. Мои глаза следили за ним.

Губы Уилбера слегка дрогнули, а потом он медленно придвинулся ко мне, высунул язык и слизнул глазурь из уголка моего рта.

– Уилбер…

– С тобой обращались нежно, малыш?

Я закрыл глаза.

– С заботой, которой ты заслуживаешь? – Пробег языком. Хмммм.

– Уилбер… – Я тоже слизнул немного глазури.

Его рука оказалась между нами, он слегка отстранился и зачерпнул целую горсть нежного торта. У меня вырвался напряженный смешок. Уилбер не любил сладкое. Он отломил кусочек и поднес к моим губам. Его глаза внимательно следили за мной. По телу пробежала дрожь. Я помнил этот его взгляд. Я ответил на него, потянулся вперед и взял кусочек торта губами. Ваниль и глазурь из сливочного сыра. Я обожал его. Многим он казался безвкусным, но мне нравился.

Я погладил языком небо, наслаждаясь сладостью.

– Ты запомнил.

– Я помню все, Брант. Только потому что я не декламирую стихи при каждой возможности, не значит, что я бесчувственный ублюдок. Я знаю, как тебя порадовать. – Я снова вздрогнул, когда он прошелся костяшками пальцев по моему затылку. Он поджал губы. – Ты через столько прошел, малыш. Пора немного отдохнуть. Твоя комната там же, где и была.

Что? Я не хотел проводить свою первую ночь с Уилбером в маленькой, одинокой постели. Уилбер вытер руку полотенцем. Я стоял за его спиной, с ужасом ожидая, что он оставит меня одного, боясь того, что боюсь.

– Брант?

Я выпрямился.

– Я хочу спать с тобой в твоей постели. Я скучал, Уилбер.

– Уверен?

– Абсолютно.

Он осторожно перехватил полотенце и вытер мое лицо. Сколько раз он делал это, когда я был маленьким? Может быть, он подбирал мне клиентов, но только чтобы выплатить долг. Он никогда не обращался со мной по-другому, ведь так? Он взял меня за руку и повел через кухню вниз по коридору, а потом вверх по лестнице. Прошло три года, а в доме ничего не изменилось. Как будто время здесь остановилась. Если бы.

Уилбер затащил меня в спальню и остановился, разглядывая, словно пытаясь решить, что делать дальше. Я видел в его глазах желание. Меня слишком хорошо натренировали, чтобы я мог не заметить, что он стал каменно твердым, еще когда я сидел у него на коленях в лимузине. Но это был Уилбер… мой Уилбер, мое сердце и ключи к существованию принадлежали ему. Я знал, что оживаю, когда я с ним. Почему? Он заставлял меня чувствовать это. Он называл меня цветком. Как точно. Я расцветал от его заботы. Но чахнул в руках Константина, поэтому ублюдок и отпустил меня.

Я потянулся вперед и прижался губами к его губам. Я очень редко брал на себя инициативу. Может, мне и хотелось внимания Уилбера, но я привык ждать, когда он сам решит уделить его мне. Я поднял руки и обнял его за шею, откинув голову, чтобы удобнее было прижиматься к нему. Поцелуй получился жадным, голодным, полным отчаяния. Я пробрался языком в его рот.

Он сжал мои плечи и отодвинул. Его дыхание стало глубже, глаза потемнели.

– Я хотел подарить тебе ночь покоя.

– Покажи, что ты рад меня видеть, Уилбер.

– Тебе всегда было холодно здесь, со мной.

Я откинулся на матрас и протянул ему руку, приглашая присоединиться. В слабом лунном свете я видел, как он замер. Прежде я бы убрал руку, если бы он не взял ее тут же. Но сейчас я поднял ее выше и раскрыл ладонь.

– Если ты сделаешь это, мне будет очень спокойно. Есть просто холод, а есть ХОЛОД. Мне так долго было холодно. Я хочу согреться, а ты единственный, кому я позволю помочь мне в этом.

Константин научил меня быть плохим… ну, в его представлении. Тесные кожаные брюки, которые все еще были на мне, туго обтягивали тело. Я подхватил край свитера и сорвал его через голову. За эти тысяча девяносто пять дней мое тело стало сильнее. Теперь оно было под стать росту.

Я встретил взгляд Уилбера и провел рукой по шее вниз, к обнаженной груди, задел напряженный сосок и скользнул ладонью к животу, задерживаясь в местах, прикосновение к которым посылало по телу волны жара.

Слабый пряный запах наполнил ноздри, и я благодарно вздохнул. Кожа обрисовала мою твердеющую плоть. Я позволил пальцам скользнуть под низкий пояс брюк, слегка погладив кончиками основание… я испуганно охнул, потому что Уилбер перехватил мое запястье и выдернул руку из моих брюк.

– Это не ты, Брант. – Меня с неожиданной легкостью стащили с постели, и я оказался в его объятиях. – Это не ты… это Он.

– Я не помню, какой я.

– Зато я помню тебя, Гот-бой.

– Тогда покажи мне, Уилбер. Чтобы мне больше не было холодно.

– Я не хочу делать тебе больно.

– Я люблю тебя, Уилбер. Ты не можешь сделать мне больно.

Мое тело затрепетало, когда его сильная рука медленно прошлась от затылка, по плечам, вниз по спине и осторожно скользнула в ложбинку между ягодиц. Один из пальцев пробрался за пояс и нежно погладил.

Я смотрел в его глаза и думал, как странно, что мне не нужно задирать голову. В моих воспоминаниях и мечтах он был гораздо выше. Но если подумать, то я помнил его, еще когда он был гигантом, а я просто мальчишкой. Его глаза изучали мое лицо, словно пытаясь отыскать признаки неловкости и страха. Я прижался к нему поближе и еще сильнее откинул голову, чтобы можно было поцеловать его именно так, как мне того хотелось. Как мне было нужно.

Уилбер поцеловал меня и мягко потрогал сомкнутые губы языком. Не закрывая глаз, я послушно открыл рот. Мне хотелось видеть, знать, кого я целую. Уилбер, тяжело навалившись, вжал меня в матрас. Я просунул руки у него под мышками и впился пальцами в кожу на спине, а он продолжал нежно целовать меня.

Его ладонь потерла мой член, и я низко застонал. Расстегнув пуговицу и молнию, он стащил кожаные брюки с моих бедер. Его пальцы сомкнулись вокруг моей плоти, и он начал ласкать меня нежными, легкими движениями. Его прикосновения были такими теплыми. Я выгнулся, прижимаясь к его телу, предлагая себя его рукам.

Он медленно начал спускаться вниз по моему телу. Его губы и язык влажно прошлись по шее и ключице. Мое дыхание стало глубже, когда он впился поцелуем во впадинку на моем горле. Я запустил пальцы в его волосы, но он замер, тряхнул головой и посмотрел на меня.

– Позволь мне. Просто чувствуй, малыш.

– Уилбер…

Я зарылся руками в простыни, когда он втянул в рот мой сосок, осторожно задел напряженную плоть зубами, погладил языком. Большим пальцем он ласкал другой сосок. Каждое ощущение вызывало дрожь, ломая возведенные мной стены, обнажая уязвимые места, которые мне пришлось спрятать, чтобы выжить. Я застонал, но не закрыл глаз. Это должно быть реальностью. Должно быть, иначе это будет слишком жестоко.

Что? Я резко сел, когда Уилбер глубоко втянул меня в рот. Я мог по пальцам пересчитать, сколько раз он делал мне минет. Он никогда не был от этого в восторге. Плечом он заставил меня шире раздвинуть ноги. Я подумал, что не вынесу еще больше удовольствия, тем более, что уже так давно никто не пытался сделать мне приятное. Мои стоны были только для Уилбера. Они всегда были только для Уилбера. Я… я… слишком. Слишком сильные ощущения.

– Уилбер! Перестань… я сейчас… – Его руки сжали мои ягодицы, и он втянул меня еще глубже. Я попытался остановить его, но… Уилбер уже глотал мою сперму. Он никогда не делал этого раньше. Те несколько раз, что он брал у меня в рот, он отстранялся, чтобы посмотреть, как я кончаю. Я сидел, не двигаясь, почти без сознания от силы оргазма.

– Я никогда не возьму того, что ты не предлагаешь, малыш; но я хочу тебя. – Все еще не совсем придя в себя, я смотрел, как Уилбер вытирает рот большим пальцем. Я нахмурился. Я обнажен, а Уилбер все еще полностью одет.

– Брант?

– Я хочу почувствовать тебя в себе. – Я раздвинул ноги и подтянул колени к груди.

Бесстыдно раскинувшись перед ним на широкой кровати, я следил, как он снимает с себя пиджак и развязывает галстук, радуясь, когда он небрежно пошвырял одежду на пол. Он был полностью поглощен мной. Мне следовало бы смутиться – я лежал перед ним в такой развратной позе, а слюна Уилбера высыхала на моем уже вновь оживающем члене, но мне было все равно. После стольких лет в пустыне тело казалось таким приятно прохладным.

Я облизнул пальцы и стал ощупывать вход в свое тело, пока он стаскивал с себя брюки.

– Скажи, если будет больно, Гот-бой. Я не хочу причинять тебе боль.

От крупного с грубоватой внешностью мужчины вроде него, никто не стал бы ждать такой нежности и осторожности. Я никогда не сравнивал его с клиентами, которых обслуживал. Никогда, но теперь, после Него… я знал. Уилбер больше и толще. Он вытащил мои пальцы, заменив их своими, нежно, но настойчиво разрабатывая мое тело, пока я не начал дрожать и хватать ртом воздух.

Уилбер поднял меня на колени и развернул так, что я оседлал его бедра, прислонившись спиной к груди.

– Скажи, что ты чувствуешь, Брант. – Я ахнул, когда он начал проникать в мое напряженное тело. О, так медленно. Уилбер начал толкаться в меня, обхватив рукой мой член.

Тело залил жар. Руки комкали простыню, пока Уилбер входил в меня. Он пытался отыскать ту особую точку. И когда ему удалось, я содрогнулся и громко вскрикнул. Он продолжал каждым движением задевать простату.

Впервые за тысяча девяносто пять дней я чувствовал чью-то любовь и нежность – купался в них. Уилбер крепко обнял меня, и его движения стали ускоряться. Он поцеловал мой стриженный затылок и резко ворвался в меня в последний раз. Тепло его разрядки растопило ледяную корку, которой я окружил свое сердце. Он ласкал мою плоть, пока я не кончил во второй раз, а потом я повалился лицом вперед, и слезы потекли по лицу. Я снова заплакал. Это не было истерикой, как в лимузине по дороге сюда, я словно хотел выплакаться за годы сдержанности и молчания…

Уилбер ничего не сказал, просто обхватил меня поудобнее и нежно прижал к потному телу. Он молчал, но был рядом. Он всегда был рядом. Он молча утешал меня, как будто я снова стал худосочным подростком, который впервые пришел к нему.

Когда я, наконец, перестал вздрагивать от рыданий, он устроил нас обоих поудобнее, притянул меня к себе, обняв, как всегда это делал. Я оказался в коконе его рук под защитой его тела. Когда-то я думал, что таким образом он просто заявляет, что я его собственность. Теперь я знал правду. Хотя он никогда мне этого не скажет. Но я не ребенок, чтобы мне так уж нужно было это услышать. Дела говорят громче слов, и он говорил мне это много лет подряд. Просто я не мог или не желал слушать. Я подтащил подушку к груди и прижался к ней мокрой щекой. Ноздри наполнил запах его лосьона после бритья. Он снова поцеловал меня в открытую шею, сильная рука обвила мою талию и легла на живот. Уилбер любил меня. Мне не нужно было, чтобы он объявлял о бессмертной любви. Я мог сделать это за нас двоих. Мне вернули сердце. Я почувствовал, как утихает боль в животе, и проникающее всюду тепло, о котором я давно забыл, возвращается в грудь. Может, если оно останется достаточно долго, жизнь вернется в мои глаза.