Что стряслось? Сколько время? Извини, Валь, за вид, я только из постели
Ничего, монах, ничего. Сейчас десять утра.
И протянул роскошный конверт. Монах взял его, и вопросительно посмотрел на капо.
Что там?
Открой и увидишь.
Монах открыл. Достал оттуда зелёную пластиковую карту. Спереди выглядела стандартно. Монах её развернул, и согнулся от приступа смеха. На фотке был изображён он, в рясе, в капюшоне, надвинутом на глаза. В правой руке он угрожающе держал пистоль. Левой прижимал к сердцу красную Библию. Где, по нормальному, должны были располагаться фамилия, имя и отчество, было здоровенными буквами написано: "МОНАХ".
Она действительна, хотя бы, - сумел кое-как выдавить из себя монах.
Конечно. До декабря четырнадцатого года.
Спасибо, Валь. А теперь извини, - монах хрустнул шеей и широко зевнул. - Я пойду досыпать. Неделя моего отдыха не прошла ещё. Если что, я всегда на связи.
Понял, монах. До встречи...
И капо ушёл, на прощание, пожав руку монаху. Монах захлопнул дверь, хлебнул кваса стакан, и пошёл спать дальше. Крематорий до сих пор сладко храпел. Монах заглянул к нему. Пёс расположился посереди комнаты, скрестив передние и задние лапы. Только пузо слегка приподнималось и опускалось, в такт дыханию. Монах снова зевнул, бухнулся на кровать, и тут же крепко уснул. Когда вновь открыл глаза, ахнул. Он лежал на скамейке на Патриарших прудах. Сел, в полнейшем удивлении. Поставил ноги на что-то мягкое, и это мягкое, в следующую секунду, протяжно завыло. Монах, с криком, подтянул ноги к себе. Опустил испуганный взгляд вниз, и, как камень с души упал. В ногах лежал Крематорий, и тоже, с большим удивлением осматривал окрестности. Монах осмотрел и ощупал себя, и пса заодно. Оба были в порядке. Монах, в своём обычном виде. Проверил рукава. Всё на месте. Только ещё какая-то пластиковая лабуда в правом рукаве возникла откуда-то. Это оказалось социальная карта, которую ему сделал капо Валентин. Убрал карту на место. Достал пистоль, откинул барабан. Пустой. Достал коробочку, зарядил и выстрелил в воду. Стрелял пистоль, как и всегда. Библия тоже была на месте. Монах огляделся. На лавке лежала пачка красного L'mа, и жёлтая зажигалка. Прикурил, встал с этой проклятой лавки, потянулся. Хрустнул почти всеми костями, присвистнул Крематорию, и пошёл в направлении метро. Вот и лавка "Хлеб и Со", чуть дальше налево, отделение Сбербанка. Вот уже и "Алые паруса", поворот налево. Какие-то кафешки, синагога. Чуть погодя ещё одна кафешка, и по правую руку какие-то дома, смахивающие на старинные дворянские особняки. На стене весит, и переливается на Солнце ни то золотом, ни то позолотой, какая-то табличка. Подойдя чуть поближе, монах смог прочитать её "Литературный институт им. А. М. Горького. Курсы английского языка Бонк"
Слышь, Крематорий, это же Литинститут, чтоб мне в аду гореть, - монах досадно глянул через решётку во двор. - Ладно, пойдём отсюда...
Добрался до метро. Карта работала. Спустился в метро, впервые в жизни. До этого передвигался исключительно пешком, или на чёрном Ситроене, за рулём, без прав. Разобрался со схемой движения поездов. Сел в вагон, уже на своей, красной ветке. С любопытством оглядел пассажиров. На него же смотрели, как на психа. И на пса тоже. Крематорий, по ходу дела, еле сдерживался, чтоб не укусить кого-нибудь. Хотелось спать. Монах прикрыл глаза. В следующую секунду, монаху кто-то дал под каблук сапога. Он удивлённо приподнял взгляд, и увидел бомжа, который сильно размахивал руками, орал так, что закладывало уши. Руки монах держал в рукавах рясы, и он взвёл пистоль. Подъезжая к станции, монаху ещё раз треснули по ноге. Монах достал пистоль. Поезд тихо встал. Двери ещё не распахнулись.
Вали отсюда, пока жив. - сказал монах, пока спокойно, и с трудом сдерживая пса.
Чё ты сказал?!
И грянул выстрел! В ту же секунду распахнулись двери. Монах, в мгновение ока, отпихнул труп, и вместе с псом, оказался на станции. Двери вагона захлопнулись, и поезд, не спеша, укатил. Монах, с трудом выбравшись из метро, добрался до дома. Стоял, спокойно курил возле своего подъезда. Тут к нему, откуда-то из-за угла вырулив, пристали три гопника. Долго о чём-то беседовали, и тут ихний старший, отойдя немного в сторону, со всех сил врезал монаху в висок. Монах, со стоном, рухнул лбом в асфальт. Пёс набросился на главаря. Загнал его в угол. Монах не мог подняться, его пинали во все части тела. Тут раздался дикий вой. Монах, в ту же секунду, вскочил, и ахнул. Крематорий лежал мёртвый, а главарь, с наслаждением смотрел на нож, откуда стекала кровь Крематория. Монах, от жуткой боли, заорал. В следующее мгновение, его свалили. Он, кое-как, смахнул кровь с лица, а ему в лицо уже целились три взведённых ствола.