Медведь, лиса, слепень и мужик
Жил-был мужик, у него была пегая лошадь. Мужик запряг ее в телегу и поехал в лес за дровами. Только приехал в лес, а навстречу ему идет большой медведь. Поздоровался с мужиком и спрашивает: «Скажи, мужичок, кто твою лошадку пежил? [129] Ишь какая рябенькая да славная!» – «Эх, брат Мишка! – говорит мужик. – Я сам ее выпестрил». – «Да разве ты умеешь пежить?» – «Кто? Я-то? Да еще какой мастак! Коли хочешь, я, пожалуй, сделаю тебя пестрее моей лошади». Медведь обрадовался: «Сделай милость, пожалуйста! Я тебе за работу целый улей притащу». – «Ну что ж! Хорошо. Только надо тебя, старого черта, связать веревками; а то тебе не улежать, как стану пежить».
Медведь согласился. «Погоди, – думает мужик, – я тебя спеленаю!» Взял вожжи и веревки и так скрутил, опутал медведя, что тот зачал реветь на весь лес, а мужик ему: «Постой, брат Мишка! Не шевелись, пора пежить». – «Развяжи, мужичок! – просится медведь. – Я уже не хочу быть пегим; пожалуйста, отпусти!» – «Нет, старый черт! Сам напросился, так тому и быть». Нарубил мужик дров, наклал целый ворох и развел огонь жарко-жарко, да взял топор и положил его прямо на огонь.
Как накалился топор докрасна, мужик вытащил его и давай пежить медведя; только заверещало [130]. Медведь заревел что есть мочи, понатужился, перервал все веревки и вожжи и ударился бежать по́ лесу без оглядки – только лес трещит. Рыскал, рыскал медведь по́ лесу, из силы выбился, хочет лечь – нельзя; все брюхо и бока выжжены; как заревет, заревет! «Ну, только попадись мне мужик в лапы, уж будет меня помнить!»
На другой день мужикова жена пошла в поле рожь жать и взяла с собою краюшку хлеба да кувшин молока. Пришла на свою полосу, поставила к сторонке кувшин с молоком и стала жать. А мужик думает: «Дай проведаю жену». Запряг лошадь, подъезжает к своей полосе и видит, что во ржи бродит лиса. Подобралась плутовка к кувшину с молоком, кое-как всунула в него свою голову, да назад-то уж никак ее и не вытащит; ходит по жниве да головою мотает и говорит: «Ну, кувшин, пошутил, да и будет!.. Ну, полно же баловать: отпусти меня!.. Кувшинушко! Голубчик! Полно тебе дурачиться, поиграл, да и довольно!..» А сама все головою мотает. Вот покудова лиса уговаривалась с кувшином, мужик достал полено, подошел да как урежет ее по ногам. Лиса бросилась вдруг в сторону, да головой прямо об камень, и кувшин в мелкие черепки разбила. Видит, что за ней гонится мужик с поленом, лиса как прибавит рыси, – даром что на трех ногах, а не догонишь и с собаками, – и скрылась в лесу.
Воротился мужик и стал накладывать на телегу снопы. Откуда не́ взялся слепень, сел ему на шею и больно его укусил. Мужик хватился за шею и поймал слепня. «Ну, – говорит, – что с тобой мне делать? Да хорошо, постой, будешь и ты меня помнить». Взял мужик соломину и воткнул ее слепню в зад. «Лети теперь как знаешь!» Бедный слепень полетел и соломину за собой потащил. «Ну, – думает себе, – попался я в руки! Еще отроду этакой ноши я не таскивал, как теперь!»
Вот летел он, летел, прилетел в лес и совсем уж из сил выбился. Захотел сесть на дерево отдохнуть, думал повыше подняться, а соломина тянет его книзу. Бился-бился, насилу кое-как присел, запыхался и так тяжело начал дышать, что даже дерево зашаталось. А под этим деревом лежал тот самый медведь, которого мужик пестрил. Медведь испугался: отчего так шибко зашаталось дерево? Глянул вверх, а на дереве сидит слепень. Он и закричал ему: «Эй, брат! Родня! Слезай, пожалуйста, долой, а то, пожалуй, ведь ты и дерево повалишь».
Слепень послушался и слетел вниз. Медведь посмотрел на него и спрашивает: «Кто, брат, тебе такую соломину в зад забил?» А слепень посмотрел на медведя и сам спрашивает: «А тебя, брат, кто изуродовал? Вишь, у тебя где шерсть, а в другом месте и кости видать». – «Ну, брат слепень, это меня мужик обработал». – «Ну, брат медведь, и мне от мужика досталось».
Смотрят они: лиса на трех ногах скачет. «Кто тебе ногу-то сломал?» – спрашивает медведь. «Ах, куманек! И сама хорошенько не видала, а некому кроме мужика; он за мной с поленом гнался». – «Братцы, пойдемте все трое губить мужика!» Тотчас все трое собрались и пошли на́ поле, где мужик убирал снопы. Вот стали они подходить; мужик увидал, испугался и не знает, что ему делать…
Волк
* * *
Жил старик со старухой; у них было пять овец, шестой жеребец, седьмая телка. Пришел к ним волк и стал петь песню:
Жил жилец,
На кустике дворец;
У него пять овец,
Шестой жеребец,
Седьмая телка.
Старуха и говорит старику: «Ох, какая песня-то славная! Старик, дай ему овечку». Старик дал ему, волк съел и опять пришел с этой же песнию, и ходил с нею до тех пор, пока не поел овец, жеребца, телку и старуху. Остался один старик; волк пришел и к нему с этой песнию. Старик взял кочергу и ну ею возить [131] волка. Волк убежал и с тех пор к старику ни ногой; а старик остался, горемычный, один горе мыкать.
* * *
Жил-был старик да старушка, у них была кошечка-судомоечка, собачка-пустолаечка, овечка да коровушка. Дознался волк, что у старика много скотины; пошел просить себе. Пришел и говорит: «Отдавай старуху!» Старику жаль отдать старушку; отдал вместо ее кошечку-судомоечку. Волку этого мало; съел и опять пришел к старику: «Подавай старуху!» Старику жаль отдавать старушку; отдал за нее собачку-пустолаечку. Съел волк и опять идет за старухою. Старик не дает старушки; отдал за нее овечку, а потом и коровушку. А старушку себе оставил; и стали они вдвоем жить да быть, и теперь живут, хлеб жуют.
Свинья и волк
* * *
Жил-был старик и при нем старуха. У старика, у старухи не было ни сына, ни дочери; было скота только одна свинья вострорылая. И повадилась та свинья ходить со двора в задние ворота́. Черт ее понес, да в чужую полосу – в овес.
Прибежал туда волк, да и приумолк: схватил он свинку за щетинки, уволок ее за тынинки и изорвал. Тем сказка и кончилась.
* * *
Была старая свинья, не ходила никуда днем со двора; ночь пришла – свинья со двора сошла. Хозяйскую полосу миновала, в соседскую попадала; цветочки срывала, соломку бросала. Откуль взялся старый старичище, серый волчище, поднял хвостище, свинье челом отдал: «Здравствуй, милая жена, супоросная свинья! Зачем шляешься и скитаешься? Здесь волк поедает овец». Приходит свинье конец. «Не ешь меня, волчинька, не ешь меня, серенький! Я тебе приведу стадо поросят». – «Не хочу мясца иного, хочу мясца свиного». Взял волк свинку за белую спинку, за черную щетинку; понес волк свинку за пень, за колоду, за белую березу, стал свиные косточки глодать, свиных родителей поминать.
Волк и коза
* * *
Жила-была коза, сделала себе в лесу избушку и нарожала деток. Часто уходила коза в бор искать корму; как только уйдет, козлятки запрут за нею избушку, а сами никуда не выходят. Воротится коза, постучится в дверь и запоет: «Козлятушки, детятушки! Отопритеся, отворитеся! А я, коза, в бору была; ела траву шелкову́ю, пила воду студену́ю. Бежит молоко по вымечку, из вымечка в копытечко, из копытечка в сыру землю!» Козлятки тотчас отопрут двери и впустят мать. Она покормит их и опять уйдет в бор, а козлятки запрутся крепко-накрепко.
Волк все это и подслушал; выждал время, и только коза в бор, он подошел к избушке и закричал своим толстым голосом: «Вы, детушки, вы, батюшки, отопритеся, отворитеся! Ваша мать пришла, молока принесла, полны копытца водицы!» А козлятки отвечают: «Слышим, слышим – не матушкин голосок! Наша матушка поет тонким голоском и не так причитает». Волк ушел и спрятался. Вот приходит коза и стучится: «Козлятушки, детятушки! Отопритеся, отворитеся! А я, коза, в бору была; ела траву шелкову́ю, пила воду студену́ю. Бежит молоко по вымечку, из вымечка в копытечко, из копытечка в сыру землю!»
Козлятки впустили мать и рассказали ей, как приходил к ним бирюк и хотел их поесть. Коза покормила их и, уходя в бор, строго-настрого наказала: коли придет кто к избушке и станет проситься толстым голосом и не переберет всего, что она им причитывает, – того ни за что не впускать в двери. Только что ушла коза, волк прибежал к избе, постучался и начал причитывать тоненьким голоском: «Козлятушки, детятушки! Отопритеся, отворитеся! А я, коза, в бору была; ела траву шелкову́ю, пила воду студену́ю. Бежит молоко по вымечку, из вымечка в копытечко, из копытечка в сыру землю!» Козлятки отперли двери, волк вбежал в избу и всех поел, только один козленочек схоронился, в печь улез.
Приходит коза; сколько ни причитывала – никто ей не отзывается. Подошла поближе к дверям и видит, что все отворено; в избу – а там все пусто; заглянула в печь и нашла одного детища. Как узнала коза о своей беде, села она на лавку, зачала горько плакать и припевать: «Ох вы, детушки мои, козлятушки! На что отпиралися-отворялися, злому волку доставалися? Он вас всех поел и меня, козу, со великим горем, со кручиной сделал». Услышал это волк, входит в избушку и говорит козе: «Ах ты, кума, кума! Что ты на меня грешишь? Неужли-таки я сделаю это! Пойдем в лес погуляем». – «Нет, кум, не до гулянья». – «Пойдем!» – уговаривает волк.
Пошли они в лес, нашли яму, а в этой яме разбойники кашицу недавно варили, и оставалось в ней еще довольно-таки огня. Коза говорит волку: «Кум, давай попробуем, кто перепрыгнет через эту яму?» Стали прыгать. Волк прыгнул, да и ввалился в горячую яму; брюхо у него от огня лопнуло, и козлятки выбежали оттуда да прыг к матери. И стали они жить да поживать, ума наживать, а лиха избывать.
* * *
Где-то когда-то шла брюхатая коза. Подошла она к яблоне и говорит: «Яблонь, яблонь! Пусти меня окотиться [132] под себя». Яблонь не пустила, сказала: «Яблочко отпадет, козленка ушибет; тебе ж невыгодно будет». Коза подошла к орешне, чтоб она пустила ее окотиться; и орешня не пустила, сказала: «Орех упадет, козленка ушибет». Нечего делать – коза пошла как не солоно щи хлебала. Вот шла, шла она и видит – стоит избушка, к лесу передом, а к ней задом. Тут коза сказала: «Избушка, избушка! Обратись ко мне передом, а к лесу задом; я войду в тебя». Избушка обратилась, и коза вошла в нее котиться, и окотилась. Тут коза расположилась как дома; начала нередко оставлять своих козляточек в этой избушке под запором, а сама ходить в лес – траву есть.
Вот однажды – только коза ушла от козляточков – приходит к дверям избушки бирюк [133] и кричит толстым голосом: «Козлятушки, ребятушки! Отопритеся, отомкнитеся! Я – ваша мать пришла, молока принесла; бежит молоко по вымечку, из вымечка в корытце, из корытца в сыру землю». Козлятки узнали, что голос не их матери, и не отперли двери. «У нашей маменьки, – говорят они, – не такой голос; у ней голосок тонкий и нежный». Скоро после того, как ушел бирюк, приходит к двери их мать и кричит: «Ой, детушки, отопритеся, отомкнитеся! Я – ваша мать пришла, молока принесла [134]; я на бору была, скорваду [135] глодала; молочко течет по вымечку, из вымечка в корытце, из корытца в сыру землю». Козлятки отперли ей и начали пить молочко.
Между тем бирюк пришел к кузнецу и говорит ему: «Кузнец, кузнец! Сделай мне тоненький язычок». Кузнец сделал ему. Вот как наелись, напились козлятки, коза опять в лес ушла, строго приказав деткам никого не пускать к себе. Только коза ушла, приходит к дверям прежний бирюк и начал кричать голосом, похожим на голос их матери: «Ох, детушки, отопритеся, отомкнитеся! Я – ваша мать пришла, молока принесла; бежит молочко по вымечку, из вымечка в корытце, из корытца в сыру землю». Козлятки не разгадали голоса и отперли бирюку. Бирюк почти всех их поел (только один маленький козленчик спрятался под печь), поел, оставил одну шерстку да косточки и ушел в лес.
Пришла коза, кричит у двери, и козленчик отпер ей. Тут она собрала шерстку, иссушила на печи и смолола, как муку: через день затеяла блины и вздумала позвать к себе в гости бирюка, а бирюка она видывала у своей кумушки – лисы. Затеяв блины, коза приходит к куме и просит ее к себе в гости с тем бирюком. Лиса дала верное ей слово, и коза воротилась домой. Вот поутру рано, еще часов в пять, приходит к козе лиса с бирюком, а этот бирюк такой гладыш [136] стал, что коза и не узнала его. Сели они за стол; коза подала им тарелки, ножи и вилки, масло и сливки, и стали есть блины. Между тем коза полезла в по́дпол за сметаною, а у самой не то на уме; взяла с собою туда жару [137] и развела огонь, а около огня натыкала много железных тычек [138].
Только гости покушали блинов, коза и говорит им: не угодно ли будет им поиграть в ее любимую игру. Они согласились. Коза тотчас вынула одну доску из пола и, не приказывая им подходить близко, говорит: «Вот моя игра – прыгать через эту дыру скоро и без отдышки». Лиса с козою тут же перепрыгнули; за ними сряжается [139] прыгать толстый бирюк. Лишь только прыгнул, зацепил ногою за половицу и упал в дыру, а там на железные тычки и огонь. Коза с лисою прикрыли его доскою, и бирюк сгорел. Тут коза с кумою лисою сделали чудесный помин по бирюке: наелись, напились, вышли на двор; коза проводила куму, а сама с своим козленком стала жить да поживать и молочко для козленка добывать.
Волк-дурень
* * *
В одной деревне жил-был мужик, у него была собака; смолоду сторожила она весь дом, а как пришла тяжелая старость – и брехать [140] перестала. Надоела она хозяину; вот он собрался, взял веревку, зацепил собаку за шею и повел ее в лес; привел к осине и хотел было удавить, да как увидел, что у старого пса текут по морде горькие слезы, ему и жалко стало: смиловался, привязал собаку к осине, а сам отправился домой.
Остался бедный пес в лесу и начал плакать и проклинать свою долю. Вдруг идет из-за кустов большущий волк, увидал его и говорит: «Здравствуй, пестрый кобель! Долгонько поджидал тебя в гости. Бывало, ты прогонял меня от своего дому; а теперь сам ко мне попался: что захочу, то над тобой и сделаю. Уж я тебе за все отплачу!» – «А что хочешь ты, серый волчок, надо мною сделать?» – «Да немного: съем тебя со всей шкурой и с костями». – «Ах ты, глупый серый волк! С жиру сам не знаешь, что делаешь; таки после вкусной говядины станешь ты жрать старое и худое песье мясо? Зачем тебе понапрасну ломать надо мною свои старые зубы? Мое мясо теперь словно гнилая колода. А вот я лучше тебя научу: поди-ка да принеси мне пудика три хорошей кобылятинки, поправь меня немножко, да тогда и делай со мною что угодно».
Волк послушал кобеля, пошел и притащил ему половину кобылы: «Вот тебе и говядинка! Смотри поправляйся». Сказал и ушел. Собака стала прибирать мясцо и все поела. Через два дня приходит серый дурак и говорит кобелю: «Ну, брат, поправился али нет?» – «Маленько поправился; коли б еще принес ты мне какую-нибудь овцу, мое мясо сделалось бы не в пример слаще!» Волк и на то согласился, побежал в чистое поле, лег в лощине и стал караулить, когда погонит пастух свое стадо. Вот пастух и гонит стадо; волк повысмотрел из-за куста овцу, которая пожирнее да побольше, вскочил и бросился на нее: ухватил за шиворот и потащил к собаке. «Вот тебе овца, поправляйся!»
Стала собака поправляться, съела овцу и почуяла в себе силу. Пришел волк и спрашивает: «Ну что, брат, каков теперь?» – «Еще немножко худ. Вот когда б ты принес мне какого-нибудь кабана, так я бы разжирел, как свинья!» Волк добыл и кабана, принес и говорит: «Это моя последняя служба! Через два дня приду к тебе в гости». – «Ну ладно, – думает собака, – я с тобою поправлюсь». Через два дня идет волк к откормленному псу, а пес завидел и стал на него брехать. «Ах ты, мерзкий кобель, – сказал серый волк, – смеешь ты меня бранить?» – и тут же бросился на собаку и хотел ее разорвать. Но собака собралась уже с силами, стала с волком в дыбки и начала его так потчевать, что с серого только космы летят. Волк вырвался, да бежать скорее: отбежал далече, захотел остановиться, да как услышал собачий лай – опять припустил. Прибежал в лес, лег под кустом и начал зализывать свои раны, что дались ему от собаки. «Ишь как обманул мерзкий кобель! – говорит волк сам с собою. – Постой же, теперь кого ни попаду, уж тот из моих зубов не вырвется!»
Зализал волк раны и пошел за добычей. Смотрит, на горе стоит большой козел; он к нему, и говорит: «Козел, а козел! Я пришел тебя съесть». – «Ах ты, серый волк! Для чего станешь ты понапрасну ломать об меня свои старые зубы? А ты лучше стань под горою и разинь свою широкую пасть; я разбегусь да таки прямо к тебе в рот, ты меня и проглотишь!» Волк стал под горою и разинул свою широкую пасть, а козел себе на уме, полетел с горы как стрела, ударил волка в лоб, да так крепко, что он с ног свалился. А козел и был таков! Часа через три очнулся волк, голову так и ломит ему от боли. Стал он думать: проглотил ли он козла или нет? Думал-думал, гадал-гадал. «Коли бы я съел козла, у меня брюхо-то было бы полнехонько; кажись, он, бездельник, меня обманул! Ну, уж теперь я буду знать, что делать!»
Сказал волк и пустился к деревне, увидал свинью с поросятами и бросился было схватить поросенка; а свинья не дает. «Ах ты, свиная харя! – говорит ей волк. – Как смеешь грубить? Да я и тебя разорву и твоих поросят за один раз проглочу». А свинья отвечала: «Ну, до сей поры не ругала я тебя; а теперь скажу, что ты большой дурачина!» – «Как так?» – «А вот как! Сам ты, серый, посуди: как тебе есть моих поросят? Ведь они недавно родились. Надо их обмыть. Будь ты моим кумом, а я твоей кумою, станем их, малых детушек, крестить». Волк согласился.
Вот хорошо, пришли они к большой мельнице. Свинья говорит волку: «Ты, любезный кум, становись по ту сторону заставки, где воды нету, а я пойду, стану поросят в чистую воду окунать да тебе по одному подавать». Волк обрадовался, думает: вот когда попадет в зубы добыча-то! Пошел серый дурак под мост, а свинья тотчас схватила заставку зубами, подняла и пустила воду. Вода как хлынет, и потащила за собой волка, и почала его вертеть. А свинья с поросятами отправилась домой: пришла, наелась и с детками на мягкую постель спать повалилась.
Узнал серый волк лукавство свиньи, насилу кое-как выбрался на берег и пошел с голодным брюхом рыскать по лесу. Долго издыхал он с голоду, не вытерпел, пустился опять к деревне и увидел: лежит около гумна какая-то падла. «Хорошо, – думает, – вот придет ночь, наемся хоть этой падлы». Нашло на волка неурожайное время, рад и падлою поживиться! Все лучше, чем с голоду зубами пощелкивать да по-волчьи песенки распевать. Пришла ночь; волк пустился к гумну и стал уписывать падлу. Но охотник уж давно его поджидал и приготовил для приятеля пару хороших орехов [141]; ударил он из ружья, и серый волк покатился с разбитой головою. Так и скончал свою жизнь серый волк!
* * *
Дело было в старину, когда еще Христос ходил по земле вместе с апостолами. Раз идут они дорогою, идут широкою; попадается навстречу волк и говорит: «Господи! Мне есть хочется!» – «Поди, – сказал ему Христос, – съешь кобылу». Волк побежал искать кобылу: увидел ее, подходит и говорит: «Кобыла! Господь велел тебя съесть». Она отвечает: «Ну, нет! Меня не съешь, не позволено; у меня на то есть вид [142], только далеко забит». – «Ну покажи!» – «Подойди поближе к задним ногам». Волк подошел; она как треснет его по зубам задними копытами, ажно [143] волк на три сажени назад отлетел! А кобыла убежала.
Пошел волк с жалобой; приходит ко Христу и говорит: «Господи! Кобыла чуть-чуть не убила меня до смерти!» – «Ступай, съешь барана». Волк побежал к барану; прибежал и говорит: «Баран, я тебя съем, господь приказал». – «Пожалуй, съешь! Да ты стань под горою да разинь свою пасть, а я стану на горе, разбегусь, так прямо к тебе в рот и вскочу!» Волк стал под горою и разинул пасть; а баран как разбежится с горы да как ударит его своим бараньим лбом: бац! Сшиб волка с ног, да сам и ушел. Волк встал, глядит на все стороны: нет барана!
Опять отправился с жалобой; приходит ко Христу и говорит: «Господи! И баран меня обманул; чуть-чуть совсем не убил!» – «Поди, – сказал Христос, – съешь портного». Побежал волк; попадается ему навстречу портной. «Портной, я тебя съем, господь приказал». – «Погоди, дай хоть с родными проститься». – «Нет, и с родными не дам проститься». – «Ну, что делать! Так и быть, съешь. Дай только я тебя смеряю: влезу ли еще в тебя-то?» – «Смеряй!» – говорит волк. Портной зашел сзади, схватил волка за хвост, завил хвост за руку, и давай серого утюжить [144]. Волк бился-бился, рвался-рвался, оторвал хвост да давай бог ноги! Бежит что есть силы, а навстречу ему семь волков. «Постой! – говорят. – Что ты, серый, без хвоста?» – «Портной оторвал». – «Где портной?» – «Вон идет по дороге». – «Давай нагонять его», – и пустились за портным. Портной услышал погоню, видит, что дело плохо, взобрался поскорей на дерево, на самый верх, и сидит.
Вот волки прибежали и говорят: «Станем, братцы, доставать портного; ты, кургузый [145], ложись под испод, а мы на тебя, да друг на дружку уставимся – авось достанем!» Кургузый лег наземь, на него стал волк, на того другой, на другого третий, все выше и выше; уже последний взлезает. Видит портной беду неминучую: вот-вот достанут! и закричал сверху: «Ну, уж никому так не достанется, как кургузому» [146]. Кургузый как выскочит из-под низу да бежать! Все семеро волков попадали наземь да за ним вдогонку; нагнали и ну его рвать, только клочья летят. А портной слез с дерева и пошел домой.
Медведь
* * *
Жил-был старик да старуха, детей у них не было. Старуха и говорит старику: «Старик, сходи по дрова». Старик пошел по дрова; попал ему навстречу медведь и сказывает: «Старик, давай бороться». Старик взял да и отсек медведю топором лапу; ушел домой с лапой и отдал старухе: «Вари, старуха, медвежью лапу». Старуха сейчас взяла, содрала кожу, села на нее и начала щипать шерсть, а лапу поставила в печь вариться. Медведь ревел-ревел, надумался и сделал себе липовую лапу; идет к старику на деревяшке и поет:
Скрипи, нога,
Скрипи, липовая!
И вода-то спит,
И земля-то спит,
И по селам спят,
По деревням спят;
Одна баба не спит,
На моей коже сидит,
Мою шерстку прядет,
Мое мясо варит,
Мою кожу сушит.
В те́ поры [147] старик и старуха испугались. Старик спрятался на полати под корыто, а старуха на печь под черные рубахи. Медведь взошел в избу; старик со страху кряхтит под корытом, а старуха закашляла. Медведь нашел их, взял да и съел.
* * *
Жила-была старуха. Избушка ее стояла на отлете от села, двор был плохо огорожен, а скотинки-то было вдоволь: одна корова да шесть овец. Зимой всюду бродят волки да медведи; вот к этой старухе и повадился по ночам ходить медведь – овец есть. Разломал назади плетень, съел овцу, съел и другую. Старуха зачала караулить и накинула на себя такую дуре́нь [148], что и ночь стала у ней как день. Сняла она с зарезанных медведем овец шерстку и всю ноченьку сидит себе да прядет.
Вот медведь много раз приходил, хочется ему съесть овечку – не тут-то было! Только медведь за плетень, а старуха скрип дверью и выйдет на двор. Медведь с досады перестал ходить по задам, а подойдет под окно к старухиной избе и запоет песню: «Скрипи, скрипи, скрипка, на липовой ножке! И вода-то спит, и земля-то спит; одна бабушка не спит, свою шерстку прядет!»
Выйдет старуха за ворота посмотреть – кто так хорошо поет, а медведь шасть назад к плетню, стибрит [149] овцу и уйдет в лес. Так-то всех овец и перетаскал. Бедная старушка сломала свою избушку и поселилась на куте [150] у своего брата; стали они вместе жить да поживать, добра наживать да лиха избывать.
Медведь, собака и кошка
Жил себе мужик, у него была добрая собака, да как устарела – перестала и лаять и оберегать двор с амбарами. Не захотел мужик кормить ее хлебом, прогнал со двора. Собака ушла в лес и легла под дерево издыхать. Вдруг идет медведь и спрашивает: «Что ты, кобель, улегся здесь?» – «Пришел околевать с голоду! Видишь, нынче какая у людей правда: покуда есть сила – кормят и поят, а как пропадет сила от старости – ну и погонят со двора». – «А что, кобель, хочется тебе есть?» – «Еще как хочется-то!» – «Ну, пойдем со мною; я тебя накормлю».
Вот и пошли. Попадается им навстречу жеребец. «Гляди на меня!» – сказал медведь собаке и стал лапами рвать землю. «Кобель, а кобель!» – «Ну что?» – «Посмотри-ка, красны ли мои глаза?» – «Красны, медведь!» Медведь еще сердитее начал рвать землю. «Кобель, а кобель! Что – шерсть взъерошилась?» – «Взъерошилась, медведь!» – «Кобель, а кобель! Что – хвост поднялся?» – «Поднялся!» Вот медведь схватил жеребца за брюхо; жеребец упал наземь. Медведь разорвал его и говорит: «Ну, кобель, ешь сколько угодно. А как приберешь все, приходи ко мне».
Живет себе кобель, ни о чем не тужит; а как съел все да проголодался опять, побежал к медведю. «Ну что, брат, съел?» – «Съел; теперича опять пришлось голодать». – «Зачем голодать! Знаешь ли, где ваши бабы жнут?» – «Знаю». – «Ну, пойдем; я подкрадусь к твоей хозяйке и ухвачу из зыбки [151] ее ребенка, а ты догоняй меня да отнимай его. Как отнимешь, и отнеси назад; она за то станет тебя по-старому кормить хлебом». Вот ладно, прибежал медведь, подкрался и унес ребенка из зыбки. Ребенок закричал, бабы бросились за медведем, догоняли-догоняли и не могли нагнать, так и воротились; мать плачет, бабы тужат.
Откуда не́ взялся кобель, догнал медведя, отнял ребенка и несет его назад. «Смотрите, – говорят бабы, – старый-то кобель отнял ребенка!» Побежали навстречу. Мать уж так рада-рада. «Теперича, – говорит, – я этого кобеля ни за что не покину!» Привела его домой, налила молочка, покрошила хлебца и дала ему: «На, покушай!» А мужику говорит: «Нет, муженек, нашего кобеля надо беречь да кормить; он моего ребенка у медведя отнял. А ты сказывал, что у него силы нет!» Поправился кобель, отъелся: «Дай бог, – говорит, – здоровья медведю! Не дал помереть с голоду», – и стал медведю первый друг.
Раз у мужика была вечеринка. На ту пору медведь пришел к собаке в гости. «Здорово, кобель! Ну как поживаешь – хлеб поедаешь?» – «Слава богу! – отвечает собака. – Не житье, а масленица. Чем же тебя потчевать? Пойдем в избу. Хозяева загуляли и не увидят, как ты пройдешь; а ты войди в избу да поскорей под печку. Вот я что добуду, тем и стану тебя потчевать». Ладно, забрались в избу. Кобель видит, что гости и хозяева порядком перепились, и ну угощать приятеля. Медведь выпил стакан, другой, и поразобрало его. Гости затянули песни, и медведю захотелось, стал свою заводить; а кобель уговаривает: «Не пой, а то беда будет». Куды! Медведь не утихает, а все громче заводит свою песню. Гости услыхали вой, похватали колья и давай бить медведя; он вырвался да бежать, еле-еле жив уплелся.
Была у мужика еще кошка; перестала ловить мышей, и ну проказить: куда ни полезет, а что-нибудь разобьет или из кувшина прольет. Мужик прогнал кошку из дому, а собака видит, что она бедствует без еды, и начала потихоньку носить к ней хлеба да мяса и кормить ее. Хозяйка стала присматривать; как узнала про это, принялась кобеля бить; била-била, а сама приговаривала: «Не таскай кошке говядины, не носи кошке хлеба!» Вот дня через три вышел кобель со двора и видит, что кошка совсем с голоду издыхает. «Что с тобой?» – «С голоду помираю; потуда и сыта была, покуда ты меня кормил». – «Пойдем со мною».
Вот и пошли. Приходит кобель к табуну и начал копать землю лапами, а сам спрашивает: «Кошка, а кошка! Что – глаза красны?» – «Ничего не красны». – «Говори, что красны!» Кошка и говорит: «Красны». – «Кошка, а кошка! Что – шерсть ощетинилась?» – «Нет, не ощетинилась». – «Говори, дура, что ощетинилась». – «Ну, ощетинилась». – «Кошка, а кошка! Что хвост – поднялся?» – «Ничего не поднялся». – «Говори, дура, что поднялся!» – «Ну, поднялся». Кобель как бросится на кобылу, а кобыла как ударит его задом: у кобеля и дух вон! А кошка и говорит: «Вот теперича и впрямь глаза кровью налились, шерсть взъерошилась, и хвост завился. Прощай, брат кобель! И я пойду помирать».
Коза
* * *
Сидит козел да плачет: он послал козу за орехами; она пошла и пропала.
Вот козел и запел:
Нет козы с орехами,
Нет козы с калеными!
Добро же, коза! Пошлю на тя волки.
Волки нейдут козы гнать:
Нет козы с орехами,
Нет козы с калеными!
Добро же, волки! Пошлю на вас медведя.
Медведь нейдет волков драть,
Волки нейдут козы гнать:
Нет козы с орехами,
Нет козы с калеными!
Добро же, медведь! Пошлю на тя люд.
Люди нейдут медведь стрелять,
Медведь нейдет волков драть,
Волки нейдут козы гнать:
Нет козы с орехами,
Нет козы с калеными!
Добро же, люди! Пошлю на вас дубье.
Дубье нейдет людей бить,
Люди нейдут медведь стрелять,
Медведь нейдет волков драть,
Волки нейдут козы гнать:
Нет козы с орехами,
Нет козы с калеными!
Добро же, дубье! Пошлю на тя топор.
Топор нейдет дубье рубить,
Дубье нейдет людей бить,
Люди нейдут медведь стрелять,
Медведь нейдет волков драть,
Волки нейдут козы гнать:
Нет козы с орехами,
Нет козы с калеными!
Добро же, топор! Пошлю на тя камень.
Камень нейдет топор тупить,
Топор нейдет дубье рубить,
Дубье нейдет людей бить,
Люди нейдут медведь стрелять,
Медведь нейдет волков драть,
Волки нейдут козы гнать:
Нет козы с орехами,
Нет козы с калеными!
Добро же, камень! Пошлю на тя огонь,
Огонь нейдет камень палить,
Камень нейдет топор тупить,
Топор нейдет дубье рубить,
Дубье нейдет людей бить,
Люди нейдут медведь стрелять,
Медведь нейдет волков драть,
Волки нейдут козы гнать:
Нет козы с орехами,
Нет козы с калеными!
Добро же, огонь! Пошлю на тя воду.
Вода нейдет огонь лить,
Огонь нейдет камень палить,
Камень нейдет топор тупить,
Топор нейдет дубье рубить,
Дубье нейдет людей бить,
Люди нейдут медведь стрелять,
Медведь нейдет волков драть,
Волки нейдут козы гнать:
Нет козы с орехами,
Нет козы с калеными!
Добро же, вода! Пошлю на тя бурю.
Буря пошла воду гнать,
Вода пошла огонь лить,
Огонь пошел камень палить,
Камень пошел топор тупить,
Топор пошел дубье рубить,
Дубье пошло людей бить,
Люди пошли медведь стрелять,
Медведь пошел волков драть,
Волки пошли козу гнать:
Вот коза с орехами,
Вот коза с калеными!
* * *
Пошла коза за лыками;
Козы нету за рекой.
«Ну, постой же ты, коза!
Я нашлю на тебя волка».
Волк нейдет козы резать:
Козы нету за рекой.
«Ну, постой же ты мне, волк!
Я нашлю на тя медведь».
Медведь нейдет волка драть,
Волк нейдет козы резать:
Козы нету за рекой.
«Ну, постой же ты, медведь!
Я нашлю на тя дубье».
Дубье нейдет медведь бить,
Медведь нейдет волка драть,
Волк нейдет козы резать:
Козы нету за рекой.
«Ну, постой же ты, дубье!
Я нашлю на тя топор».
И так далее, на топор насылается камень, на камень – лом, на лом – кузнец, на кузнеца – плеть.
Плеть идет кузнеца бить,
Кузнец идет лом варить,
Лом идет камень дробить,
Камень идет топор точить,
Топор идет дубье рубить,
Дубье идет медведь бить,
Медведь идет волка драть,
Волк идет козу резать!
Сказка о козе лупленой
Коза рухлена, половина бока луплена!.. Слушай, послушивай! Жил-был мужик, у него был зайчик. Вот и пошел мужик на́ поле; тут увидал он: лежит коза, половина бока луплена, а половина нет. Мужик сжалился над нею, взял ее, принес домой и положил под сарай. Пообедав и отдохнув немножко, вышел он на огород, и зайчик с ним. Тут коза из-под сарая в избу пробрала́сь и там крючком заперлась.
Вот зайчик захотел поесть и прибежал к дверям избы; хвать лапкой – дверь заперта! «Кто там?» – спрашивает зайчик. Коза отвечает: «Я – коза рухлена, половина бока луплена; выйду – все бока повыбью!» Зайчик с горем отошел от двери, вышел на улицу и плачет. Навстречу ему бирюк. «Что ты плачешь?» – спросил бирюк. «У нас в избе кто-то», – сказал сквозь слезы зайчик. А бирюк: «Иди со мною, я выгоню!» Пришли к дверям. «Кто здесь?» – спросил бирюк. Коза затопала ногами и сказала: «Я – коза рухлена, половина бока луплена; выйду – все бока повыбью!»
Вот они и ушли от двери. Зайчик опять заплакал и вышел на улицу, а бирюк убежал в лес. Навстречу зайцу идет кочет: «Что ты плачешь?» Зайчик ему сказал. Вот кочет и говорит: «Иди со мною, я выгоню!» Подходя к двери, зайчик, чтобы устрашить козу, кричит: «Идет кочет на пятах, несет саблю на плечах, идет душу губить – козе голову рубить». Вот подошли; кочет и спрашивает: «Кто там?» Коза по-прежнему: «Я – коза рухлена, половина бока луплена; выйду – все бока повыбью!»
Зайчик опять со слезами ушел на улицу. Тут подлетела к нему пчелка, суетится и спрашивает: «Кто тебя? О чем ты плачешь?» Зайчик сказал ей, и пчелка полетела к избе. Тут она спросила: «Кто там?» Коза отвечала по-прежнему. Пчелка рассердилась, начала летать круг стенок; вот жужжала-жужжала и нашла дырочку, влезла туда да за голый бок и жальнула [152] козу ру́хлену и сделала на боку пу́хлину. Коза со всего маху в дверь, и была такова! Тут зайчик вбег в избу, наелся-напился и спать повалился. Когда зайчик проснется, тогда и сказка начнется.