Входит ли в состав наследства (наследственной массы) право наследодателя на оспаривание и (или) применение последствий недействительности ничтожной сделки?

1. И на этот вопрос судебная практика отвечает положительно по уже знакомым нам формальным законодательным основаниям. "В соответствии со ст. 1112 ГК в состав наследства входят принадлежавшие наследодателю на день открытия наследства вещи, иное имущество, в том числе имущественные права и обязанности. - Не входят в состав наследства права и обязанности, неразрывно связанные с личностью наследодателя, в частности право на алименты, право на возмещение вреда, причиненного жизни или здоровью гражданина, а также права и обязанности, переход которых в порядке наследования не допускается Кодексом или другими законами. - Не входят в состав наследства личные неимущественные права и другие нематериальные блага. - Как указывает заявитель, права истца личного характера, которые не могут переходить по наследству... не являлись предметом рассмотрения по данному спору. - Вывод суда апелляционной инстанции о недопустимости правопреемства в спорном правоотношении сделан без учета характера спора. Гражданский кодекс РФ и иные законы не предусматривают правил, исключающих возможность перехода прав и обязанностей по сделке, законность которой оспаривается по данному делу. - Право требовать применения последствий недействительности ничтожной сделки или признания недействительной ничтожной сделки не относится к правам, неразрывно связанным с личностью умершего, переход которых не допускается в порядке наследования" (см. определение ВАС РФ от 14.05.2007 N 1764/07).

2. Коренное отличие рассматриваемой здесь ситуации от той, что была предметом предыдущего вопроса, заключается, конечно, в том, что требования о признании недействительными ничтожных сделок, а также требования о применении последствий их недействительности могут быть предъявлены любым заинтересованным лицом; более того, последствия недействительности ничтожной сделки суд вправе применить даже по собственной инициативе, т.е. безотносительно к чьему-либо требованию об этом (абз. 2 п. 2 ст. 166 ГК). Наличие такой - процессуальной - заинтересованности, очевидно, будет определяться уже не по моменту совершения ничтожной сделки, но по моменту предъявления соответствующего требования. Когда именно эта заинтересованность возникла и существовала ли она в момент совершения ничтожной сделки - для перспективы удовлетворения предъявленных требований это обстоятельство уже не будет иметь никакого значения; важным будет лишь то, чтобы такая заинтересованность наличествовала в момент обращения с соответствующим иском. Таким образом, тот факт, что при совершении ничтожной сделки будущим наследодателем будущий наследник не имел (и не мог иметь) интереса в оспаривании такой сделки или применении последствий ее недействительности, сам по себе не исключает возможности возникновения такого интереса в последующем, например, после открытия наследства. С этой точки зрения нет никаких препятствий для того, чтобы признать возникновение в составе правоспособности наследника, наряду с таким интересом, также и способности ("права") к удовлетворению такого интереса с помощью юридического средства (иска) - права на иск о признании сделки недействительной и (или) о применении последствий ее недействительности*(909).

Однако, встав на эту - вроде бы не противоречащую закону - позицию, мы невольно стали бы противоречить констатированному выше принципу, согласно которому условия действительности (и, разумеется, недействительности) сделок определяются по состоянию на момент их совершения. Все те фактические обстоятельства, которые наступают после совершения сделок, на ее действительность повлиять никак не могут; единственное, по-видимому, исключение, составляет закон, имеющий обратную силу. Было бы совершенно безосновательным, прямо скажем, нелепым, требовать от участников сделок, чтобы они предвидели наступление каких-либо фактов в будущем и сообразовывали с ними действительность своих сделок. Но если такого требования предъявить к участникам гражданского оборота невозможно, то ясно, что нет и не может быть причин для переквалификации их сделок в соответствии с вдруг изменившимися обстоятельствами. Допустив возможность подобной "переквалификации", мы создали бы почву для весьма странного вопроса: если одни обстоятельства могут поразить юридическую силу прежде действительной сделки и превратить ее в недействительную, то, спрашивается, почему бы участникам сделок недействительных не поставить вопрос о других обстоятельствах - тех, что исцеляют недействительную сделку, превращая ее в действительную? Нет особой надобности доказывать, сколь неопределенным стало бы положение участников гражданского оборота, допусти ГК хоть что-то подобное. При таком подходе совершенно невозможно объяснить, как наследник - лицо, которое в момент совершения ничтожной сделки не имело (и не могло иметь) интереса ни в ее оспаривании, ни в применении последствий ее недействительности, - мог бы приобрести такой интерес спустя какое-то время после совершения этой сделки.

Рассуждения показывают, что вопрос о возникновении в правоспособности наследника способности к оспариванию ничтожных сделок и применению последствий их недействительности нуждается в специальном (более глубоком) теоретическом исследовании.

Переходят ли к наследнику право наследодателя на оспаривание решения органа хозяйственного общества (собрания акционеров, совета директоров), акционером (участником) которого был наследодатель?

Нам встретилось два судебных акта, трактующих этот вопрос следующим образом.

1. "Согласно п. 27 Пленума ВАС РФ от 18.11.2003 N 19 решение совета директоров (наблюдательного совета) либо исполнительного органа акционерного общества (единоличного или коллегиального) может быть оспорено в судебном порядке путем предъявления иска о признании его недействительным как в случае, когда возможность оспаривания предусмотрена в Федеральном законе "Об акционерных обществах" (ст. 53, 55 Закона), так и при отсутствии соответствующего указания, если принятое решение не отвечает требованиям закона и иных нормативных правовых актов и нарушает права и охраняемые законом интересы акционера. Ответчиком по такому делу является акционерное общество...

...Акционерное общество в случае принятия решения о консолидации его акций несет обязанность предоставить равноценное (справедливое) возмещение акционерам, акции которых конвертированы в подлежащие обязательному выкупу дробные акции большей номинальной стоимости. Данное обязательство акционерного общества в силу ст. 408 ГК прекращается его надлежащим исполнением, право требовать которое принадлежит акционеру, акции которого конвертированы в дробные акции большей номинальной стоимости. -

В полном соответствии с материалами дела (в том числе на основании данных судебной экспертизы) суд апелляционной инстанции установил, что определенная решением Совета директоров ЗАО "Полюс" от 20.09.2001 стоимость акции значительно ниже ее рыночной стоимости. - При таких обстоятельствах суд апелляционной инстанции пришел к правильному выводу о том, что названное решение Совета директоров ЗАО "Полюс" в оспариваемой части противоречит требованиям ст. 74 и 77 Федерального закона "Об акционерных обществах" (в редакции, действовавшей до 01.01.2002). - Предъявленные по настоящему делу исковые требования по существу направлены на восстановление перешедшего к истцам в порядке наследования права на получение равноценного возмещения за выкупленные акционерным обществом дробные акции наследодателя.

В силу положений ст. 1110 ГК при наследовании имущество умершего (наследство, наследственное имущество) переходит к другим лицам в порядке универсального правопреемства, то есть в неизменном виде как единое целое. Поскольку при универсальном правопреемстве право правопреемника основано на праве правопредшественника, наследник может реализовать право на обжалование решения Совета директоров, принятого при жизни наследодателя, перешедшее к нему в порядке универсального правопреемства. - При таких обстоятельствах суд апелляционной инстанции правомерно удовлетворил иск" (см. постановление ФАС ВСО от 02.08.2007 N А33-25133/04-Ф02-4771/07).

2. "В соответствии с п. 1 ст. 57 ГК реорганизация юридического лица может быть осуществлена по решению его учредителей либо органа юридического лица, уполномоченного на то юридическими документами. При преобразовании юридического лица одного вида в юридическое лицо другого вида к вновь возникшему юридическому лицу переходят права и обязанности реорганизованного юридического лица в порядке универсального правопреемства (п. 5 ст. 58, п. 1 ст. 129, п. 1 ст. 1110 ГК)*(910), то есть в неизменном виде как единое целое и в один и тот же момент.

В соответствии с положениями п. 2 ст. 48 ГК участники хозяйственных товариществ и обществ имеют обязательственные права в отношении этого юридического лица. - При правопреемстве субъективные гражданские права и обязанности не прекращаются у правопредшественника и не возникают вновь у правопреемника. При таких обстоятельствах, применительно к положениям ст. 58 ГК, а также учитывая тот факт, что субъективные гражданские права истцов при реорганизации ТОО "Оренбургский станкозавод" в форме преобразования не прекращались, а лишь видоизменились, вывод арбитражного суда об отсутствии у заявителей прав на обжалование решения общего собрания участников товарищества, правопреемником которого является ОАО "Оренбургский станкозавод", основан на ошибочном толковании норм материального права..." (см. постановление ФАС УО от 16.06.2003 N Ф09-1539/2003-ГК).

3. Не подлежит, конечно, сомнению возможность преемства в процессуальных правах, возникших в ходе рассмотрения иска правопредшественника, направленного на оспаривание корпоративного акта (см. ниже, вопрос 757). Но в том-то и дело, что мы обсуждаем вопрос не о том иске, который был предъявлен наследодателем при жизни, а позже, в результате открытия наследства, оказался перешедшим к наследнику, но об иске, с которым сам наследодатель при жизни не обращался. В этом отношении он ничем не отличается от трех предыдущих вопросов, в которых ведется речь о посмертной судьбе не субъективных прав, но элементов правоспособности наследодателя. Однако в другом отношении вопрос этот представляется совершенно своеобразным, не похожим ни на один из предшествующих, ибо в нем идет речь об оспаривании не сделки, но корпоративного акта - акта, принятого третьим по отношению к наследодателю лицом. Если в предыдущих случаях наследодатель являлся непосредственным участником спорного действия - договора, планируемого к расторжению, оспоримой или ничтожной сделки - то корпоративный акт (будь то решение совета директоров или общего собрания акционеров - неважно) является актом иного по отношению к наследодателю лица - хозяйственного общества, участником которого был наследодатель, а потом стал наследник. Это обстоятельство очень важно для нас, поскольку спорный корпоративный акт оказывается стоящим вне какого-либо влияния наследственных правоотношений. Смерть наследодателя и принятие наследства являются юридическими фактами, которые сами по себе не способны оказать никакого влияния на судьбу корпоративного акта - акта третьего лица, не принимающего участия в наследственных правоотношениях.

Одним из необходимых условий успешного обжалования (оспаривания) корпоративного акта является нарушение данным (обжалуемым) актом корпоративных субъективных прав или законных интересов участников корпорации. И вот тут мы неожиданно сталкиваемся с проблемой: чьи именно права нарушает корпоративный акт? Возможно, что в момент своего принятия он нарушал корпоративные права наследодателя. Нарушать в то же время права наследника он никак не мог, ибо таковой в момент принятия корпоративного акта не был участником хозяйственного общества и никаких корпоративных прав в отношении общества просто не имел. Способность к оспариванию подобного акта могла возникнуть только у наследодателя и, будучи не субъективным правом, но элементом правоспособности, никак не может перейти к наследнику. Может ли она возникнуть у наследника? Тоже нет, поскольку после открытия наследства (в то время, когда наследник уже стал участником общества и приобрел корпоративные права, которые могли бы быть нарушены корпоративным актом) никаких актов, нарушающих эти права, от имени корпорации не принималось. В то время, когда акт был принят, он не мог нарушить прав наследника (он их не имел, а значит, нечего было нарушать); в то же время, когда права участия наследнику действительно принадлежали и, стало быть, могли быть нарушены, не было юридического факта, который можно было бы расценить в качестве нарушения этих прав.

Абсолютно недопустимо "решение" проблемы посредством "сложения" прежде имевшего место юридического факта (правонарушения) с приобретенным впоследствии наследником статусом акционера. Гражданские правоотношения возникают из юридических фактов и юридических составов - фактических обстоятельств и их совокупностей (систем), имевших место (происшедших) в объективной действительности. Юридическое значение этих обстоятельств определяется исходя из тех условий, в которых они реально происходили.

Следовательно, факт бездействия АО, выразившийся в том, что оно не направило уведомления о созыве общего собрания, может расцениваться в качестве нарушения прав лишь тех лиц, которые были акционерами этого общества в период существования обязанности уведомления о предстоящем собрании. Упрекать АО в нарушении будущих прав - прав лиц, которые стали акционерами позднее, - нет ни оснований, ни возможности. "Складывая" факт нарушения прав акционера-наследодателя с акционерным статусом его наследника, мы конструируем нечто фантастическое - то, чего в действительности никогда не происходило. Юридический фантазм, конечно, не может быть основанием динамики гражданских правоотношений.

Как же решить описанную проблему? Думается, что для этого необходимо в первую очередь отдать себе отчет в том, что она возникает не только при наследственном (универсальном) правопреемстве. Проблема имеет и более общее значение, поскольку она охватывает собой также и случаи правопреемства сингулярного. Вот пример. Некий акционер терпит нарушение своих прав - общество не уведомляет его о созыве общего собрания. Спустя какое-то время после проведения такого собрания потерпевший продает акции (перестает быть акционером); на его место заступает сингулярный правопреемник - новый акционер. Кто же из них вправе оспорить решение общего собрания, принятое с нарушением закона, - бывший или новый? Тот, чьи акционерные права были нарушены, в момент предъявления иска уже не является акционером - какие же, спрашивается, права он будет при помощи даваемого ему иска защищать? В свою очередь, то лицо, которому статус акционера принадлежит теперь, не имело такового в момент нарушения - а значит, спрашивается, какие его права были нарушены? Решение проблемы должно быть универсальным, т.е. охватывать собой оба описанных случая - смену акционера в результате как универсального, так и сингулярного правопреемства.

Рискуя навлечь на себя нападки самого различного толка - как практического, так и научного - мы все же считаем возможным выставить и доказать следующий тезис: прекращение нарушенных корпоративных прав лишает бывшего их обладателя способности к их защите, равно как и приобретение корпоративных прав от лица, потерпевшего вследствие их нарушения, не дает их новому обладателю возможности защиты таковых. Коротко говоря, нарушенные корпоративные права, сменившие своего обладателя, не в состоянии защитить никто - ни их отчуждатель, ни их новый обладатель. Применительно к нашему вопросу это означает, что решение общего собрания акционеров, нарушившее акционерные права наследодателя, наследник оспорить не может.

Выставленный тезис вполне доказывается, на наш взгляд, правильной квалификацией права на обжалование (оспаривание) решения общего собрания акционеров. Как и всякое право на иск - это элемент гражданской правоспособности. Универсальное правопреемство в подобного рода возможностях (способностях) по общему правилу невозможно. С прекращением нарушенных акционерных прав в лице потерпевшего - будь то наследодатель или иной акционер (сингулярный правопредшественник) - прекращаются также и все элементы правоспособности, прикреплявшие эти права к их носителю и вообще "обслуживающие" эти права (способности совершать те или иные действия с этими правами); прекращаются они за ненадобностью. Могут ли эти элементы возникнуть в составе правоспособности правопреемника, в частности, наследника? Думается, что нет, опять же по причине их ненадобности: они будут предоставлять правопреемнику такие возможности, которые ему просто не нужны; в частности, он никак не потерпел от нарушения, у него не было и нет тех прав, которые он мог бы "защищать", и тех интересов, которые он мог бы "восстанавливать".

Сказанное должно быть основанием, как минимум, более тщательной проверки правильности той позиции, которую занимает в данном вопросе арбитражная практика.