Явление третье

Те же и Бальзаминов .

Бальзаминов (садится) . Ну, маменька, кончено.

Бальзаминова . Значит, благополучно?

Бальзаминов . Еще как благополучно-то! Так, маменька, что я думаю, что не переживу от радости. Теперь, маменька, и дрожки беговые, и лошадь серая, и все… Ух, устал!

Бальзаминова . А какой я без тебя сон видела!

Бальзаминов . Что сон! Со мной наяву то было, что никому ни в жизнь не приснится. У своей был… и у той был, что сваха-то говорила, у Белотеловой, я фамилию на воротах прочел, как выходил оттуда; а туда через забор…

Матрена . Ишь ты, нелегкая-то тебя носит!

Бальзаминов . Молчи ты! Ты еще не знаешь, с кем ты теперь говоришь! Маменька, вот они, мечты-то мои! Ан вот правда выходит. Ух, дух не переведу!

Бальзаминова . Что, богато она живет?

Бальзаминов . Богато. Дом, лошади, сад, деньги, все…

Бальзаминова . Значит, правду сваха-то говорила, что денег счету нет?

Бальзаминов . Правду.

Бальзаминова . Ну что ж ты?

Бальзаминов . Женюсь.

Бальзаминова . На ком?

Бальзаминов . На обеих.

Матрена . Что ты татарин, что ли! Очувствуйся хоть малость!

Бальзаминова . Что это ты, Миша, право! Обрадуешься, так уж себя не помнишь! Говоришь такие слова, что ни на что не похоже.

Бальзаминов . Погодите, постойте! А то я помешаюсь в мыслях. Этакое счастье и вдруг, в один день…

Матрена . Не было ни гроша, да вдруг алтын!

Бальзаминов . Да замолчи ты! Я, маменька, себе человека найму, камердинера; а Матрену прочь… за грубость.

Матрена . И давно бы ты нанял. (Уходит.)

Бальзаминова . Ну, а эта, как ее, Пеженова, что ли? У нее сколько?

Бальзаминов . Полтораста тысяч.

Бальзаминова . У этой много поменьше, чем у той.

Бальзаминов . Зато эта, маменька, помоложе, а та постарше, ну, так у ней побольше.

Бальзаминова . И согласна она за тебя замуж идти, Пеженова-то?

Бальзаминов . Обе согласны. Только одна, чтоб увезти; а другая так дома. Не отдохну никак.

Бальзаминова . Ну как же ты?

Бальзаминов . Погодите, маменька, погодите! Вот он сад-то я нынче во сне-то видел! Я в двух садах был.

Бальзаминова . А я, Миша, Китай видела. Уж не знаю, к чему?

Бальзаминов . У Белотеловой лавка в Китай-городе, вот и весь ваш сон.

Бальзаминова . И то правда.

Бальзаминов (быстро встает) . Что же это такое! Боже мой! Представьте, маменька…

Бальзаминова . Да ты посиди, отдохни.

Бальзаминов . Ах, маменька, не мешайте! Представьте, маменька, я, бедный молодой человек, хожу себе по улице, и вдруг что же? И вдруг теперь поеду в коляске! И знаете, что мне в голову пришло? Может быть, за Пеженовой сад отдадут в приданое: тогда можно будет забор-то разгородить, сады-то у них рядом, и сделать один сад. Разных беседок и аллей…

Бальзаминова . Да ты, никак, в самом деле на обеих хочешь жениться?

Бальзаминов . Вот вы меня, маменька, всегда останавливаете! Никогда не дадите помечтать. Что ж такое! я этим никому вреда не делаю. Коли нельзя жениться на обеих, я бы хоть помечтал по крайней мере, а вы меня расстроили.

Бальзаминова . Ну мечтай, бог с тобой!

Бальзаминов (задумывается. Молчание) . Нет, маменька, сам чувствую, что начинает все путаться в голове, так даже страшно делается. Планов-то много, а обдумать не могу. Сейчас я думал об доме, ну и представился мне в уме дом, большой, каменный, и львы на воротах; только лев будто и разевает рот, каменный-то, да и залаял, а я об этом и думать не хотел, обо льве-то. Хочу его из головы-то выкинуть, никак нейдет. А отчего это? Оттого, что я не привык думать, как богатые люди думают; все думал так, как бедные думают; вот оно теперь богатство-то в голове и не помещается. А вот привыкну, так ничего.

Бальзаминова . Что мудреного, что не помещается! Этакая пропасть! Иной раз и о пустяках думаешь, да ум за разум заходит; а тут, с такими деньгами – просто беда!

Бальзаминов (задумавшись) . Если башню выстроить, большую, чтобы всю Москву видно было! Можно будет там и голубей держать…

Бальзаминова . Оставь, Миша! Не думай, хуже будет!

Бальзаминов . Само думается, маменька. Правду говорят, маменька, что с состоянием-то много заботы бывает.

Бальзаминова . А ты давай-ка лучше поговорим об чем-нибудь другом! А то, сохрани господи, долго ли до греха, пожалуй совсем свихнешься.

Бальзаминов . Извольте, маменька! Другой бы сын, получивши такое богатство-то, с матерью и говорить не захотел; а я, маменька, с вами об чем угодно, я гордости не имею против вас. Нужды нет, что я богат, а я к вам с почтением. И пусть все это знают. С другими я разговаривать не стану, а с вами завсегда. Вот я какой! (Садится.)

Бальзаминова . Еще бы! А которая лучше лицом-то из них?

Бальзаминов . Мне, маменька, все богатые невесты красавицами кажутся; я уж тут лица никак не разберу.

Бальзаминова . Что же ты мне не расскажешь, как у вас дело-то было?

Бальзаминов . До того ли мне, маменька, помилуйте! Вот Красавина придет, расскажет. (Задумывается.) У меня теперь в голове, маменька, лошади, экипажи, а главное – одежда чтобы к лицу.

Бальзаминова . Брось, Миша, брось, не думай! Право, я боюсь, что ты с ума сойдешь. Да что же это мы в потемках-то сидим! Ишь как смерклось. Пойду велю огня зажечь.

Бальзаминов . Погодите, маменька! Не нужно огня, в потемках лучше.

Бальзаминова . Ну что хорошего впотьмах сидеть?

Бальзаминов . Впотьмах, маменька, мечтать лучше. Оно можно и при огне, только надобно зажмуриться, а в потемках можно и так, с открытыми глазами. Я теперь могу себя представить как угодно. И в зале могу себя представить в отличной, и в карете, и в саду; а принесите вы свечку, я сейчас увижу, что я в самой бедной комнате, мебель скверная, ну и все пропало. Да и на себя-то взгляну – совсем не тот, какой я в мечтах-то.

Бальзаминова . Какой же ты?

Бальзаминов . В мечтах я себя представляю, маменька, что я высокого роста, полный и брюнет.

Бальзаминова . Разумеется, лучше.

Бальзаминов . Вот смотрите, маменька; вот я вам буду сказывать, что мне представляется. Вот будто я сижу в зале у окошка, в бархатном халате; вдруг подходит жена…

Бальзаминова . Ну, а потом что ж?

Бальзаминов . «Поедем, говорит, душенька, на гулянье!»

Бальзаминова . Отчего ж не ехать, коли погода хорошая?

Бальзаминов . Отличная, маменька, погода. Я говорю: «Поди, душенька, одеваться, и я сейчас оденусь».– «Человек!» Приходит человек. «Одеваться, говорю, давай, и приготовь голубой плащ на бархатной подкладке!» Вот не нравится мне, маменька, у него улыбка-то какая противная. Как точно он смеется надо мной.

Бальзаминова . Уж с этим народом беда!

Бальзаминов . Вот и грубит. Ну, я этого прогоню, я себе другого возьму. (Что-то шепчет про себя.)

Бальзаминова . Что ж ты замолчал?

Бальзаминов . Это мы, маменька, с женой разговариваем и целуемся. Вот, маменька, садимся мы с женой в коляску, я взял с собой денег пятьдесят тысяч.

Бальзаминова . Зачем так много?

Бальзаминов . Как знать, может быть, понадобятся!

Бальзаминова . Ты бы лучше дома оставил.

Бальзаминов . Еще украдут, пожалуй. Вот едем мы дорогой, все нам кланяются. Приезжаем в Эрмитаж, и там все кланяются; я держу себя гордо. (В испуге вскакивает и ходит в волнении.) Вот гадость-то! Ведь деньги-то у меня, пятьдесят-то тысяч, которые я взял, пропали.

Бальзаминова . Как пропали?

Бальзаминов . Так и пропали. Должно быть, вытащил кто-нибудь.

Бальзаминова . А ты не бери с собой!

Бальзаминов . В самом деле не возьму. Все равно и дома украдут. Куда ж бы их деть? В саду спрятать, в беседке под диван? Найдут. Отдать кому-нибудь на сбережение, пока мы на гулянье-то ездим? Пожалуй, зажилит, не отдаст после. Нет, лучше об деньгах не думать, а то беспокойно очень; об чем ни задумаешь, всё они мешают. Так я без денег будто гуляю.

Бальзаминова . Гораздо покойнее.

Бальзаминов . Вот, маменька, выхожу я из саду, жандарм кричит: «Коляску Бальзаминову!»

Входит Чебаков .

А я будто, маменька, генерал…