Восемьсот пятьдесят восьмая ночь
Когда же настала восемьсот пятьдесят восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что кузнец передал Зейналь-Мавасиф слова кади и рассказал, что он хочет, чтобы они явились к нему и подняли перед ни»: дело, и он отомстит за них их обидчику и возьмёт для них должное. И Зейн-аль-Мавасиф сказала кузнецу: «Как же мы пойдём к нему, когда ворота заперты и у нас на ногах цепи, а ключи у еврея». – «Я сделаю к замкам ключи и отомкну ими ворота и цепи», – ответил кузнец. И Зейн-аль-Мавасиф сказала: «А кто покажет нам дом кади?» – «Я опишу его вам», – сказал кузнец. «А как же мы пойдём к кади, когда мы одеты в одежды из волоса, обкуренные серой?» – сказала Зейн-аль-Мавасиф. И кузнец ответил: «Кади не осудит вас за то, что вы в таком виде».
И потом кузнец, в тот же час и минуту, пошёл и сделал ключи для замков, а затем он отомкнул ворота и отомкнул цепи и, сняв их с ног женщин, вывел их и показал им дорогу к дому кади. А потом невольница Хубуб сняла со своей госпожи бывшие на ней волосяные одежды, пошла с нею в баню и вымыла её и одела в шёлковые одежды. И вернулся к ней прежний цвет лица, и, в довершение счастья, её муж был на пиру у кого-то из купцов. И Зейн-аль-Мавасиф украсилась лучшими украшениями и пошла к дому кади, и, когда кади увидел её, он поднялся на ноги, и девушка приветствовала его нежной речью и сладостными словами, пуская в него стрелы взоров. «Да продлит Аллах жизнь владыки и его кади и да укрепит им тяжущегося!» – сказала она.
А потом она рассказала кади о делах кузнеца, который совершил с ней поступки благородных, и о том, какие еврей причинил ей мучения, ошеломляющие ум. И она рассказала кади, что усилилась над ними опасность гибели и не находят они себе освобождения. И кади спросил: «О девушка, как твоё имя?» – «Моё имя – Зейн-аль-Мавасиф, а имя этой моей невольницы – Хубуб», – ответила девушка. И кади воскликнул: «Твоё имя подходит к именуемому, и его звук соответствует его смыслу!» И Зейн-аль-Мавасиф улыбнулась и закутала лицо, и кади сказал ей: «О Зейн-аль-Мавасиф, есть у тебя муж или нет?» – «Нет у меня мужа», – ответила девушка. И кади спросил: «А какой ты веры?» – «Моя вера – вера ислама и религия лучшего из людей», – ответила девушка. «Поклянись божественным законом, содержащим знаменья и назидания, что ты исповедуешь веру лучшего из людей», – сказал кади. И девушка поклялась ему и произнесла исповедание.
И тогда кади спросил: «Как прошла твоя юность с этим евреем?» – «Знай, о кади, – да продлит Аллах твои дни в удовлетворении, да приведёт тебя к желанному и да завершит твои дела благими деяниями! – сказала Зейн-аль-Мавасиф, – что мой отец оставил мне после своей кончины пятнадцать тысяч динаров и вложил их в руки этого еврея, чтобы он на них торговал, и прибыль должна была делиться между ним и нами, а капитал – быть неприкосновенным по установлению божественного закона. И когда мой отец умер, еврей пожелал меня и потребовал меня у моей матери, чтобы на мне жениться, но моя мать сказала ему: „Как я её выведу из её веры и сделаю её еврейкой! Клянусь Аллахом, я сообщу о тебе власти!“ И еврей испугался её слов и взял деньги и убежал в город Аден, и, когда мы услышали, что он в городе Адене, мы приехали туда его искать. И когда мы встретились с ним в этом городе, он сказал нам, что торгует разными товарами и покупает товар за товаром, и мы поверили. И он до тех пор нас обманывал, пока не заточил нас и не заковал в цепи, и он нас пытал сильнейшими пытками, а мы – чужестранки и нет нам помощника, кроме великого Аллаха и владыки нашего, кадя».
И когда кади услышал эту историю, он спрятал невольницу Хубуб: «Это твоя госпожа, и вы чужестранки, и у неё нет мужа?» Хубуб ответила: «Да». И тогда кади воскликнул: «Жени меня на ней, и для меня обязательно освобождение раба, пост, паломничество и подаяние, если я не получу для вас должного от этого пса после того, как воздам ему за то, что он сделал!» И Хубуб ответила: – «Внимание тебе и повиновение!» И кади сказал: «Иди успокой своё сердце и сердце твоей госпожи, а завтра, если захочет великий Аллах, я пошлю за этим нечестивцем и возьму с него для вас должное, и ты увидишь чудеса при его пытке».
И девушка пожелала ему блага и ушла от него, оставив его в горе, безумии, тоске и страсти. И когда Хубуб со своей госпожой ушли от него, они спросили, где дом второго кади, и им показали его. И, придя ко второму кади, они сообщили ему то же самое, и третьему, и четвёртому тоже, так что Зейн-аль-Мавасиф доложила о своём деле всем четырём судьям. И каждый из них просил её выйти за него замуж, и она говорила: «Хорошо!» И ни один из них не знал про другого. И каждый кади желал её, а еврей не знал ни о чем из этого, так как он был в доме, где шёл пир.
А когда наступило утро, невольница Зейн-аль-Мавасиф поднялась и одела её в платье из прекраснейших одежд и вошла с нею к четырём кадиям в помещение суда, и, увидев, что судьи находятся там, Зейн-аль-Мавасиф обнажила лицо, подняла покрывало и приветствовала их, и судьи возвратили ей приветствие, и каждый из них узнал её. А кто-то из судей писал, и калам выпал у него из руки, и кто-то разговаривал, и язык его стал заплетаться, а кто-то из них считал, и ошибся в счёте. И судьи сказали девушке: «О прекрасная качествами и редкая по красоте, пусть будет твоё сердце вполне спокойно! Мы непременно получим для тебя должное и приведём тебя к тому, что ты хочешь». И она пожелала им блага, а потом попрощалась с ними и ушла…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.