Восемьсот пятьдесят шестая ночь

Когда же настала восемьсот пятьдесят шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Масрур увидал во сне Зейн-аль-Мавасиф, которая его обнимала, он обрадовался до крайней степени, а потом он пробудился от сна и пошёл к её дому и увидел, что дом опустел. И усилились его печали, и он упал, покрытый беспамятством, а очнувшись, он произнёс такие стихи:

«Почуял я бани запах и благовонья их

И с сердцем, взволнованным тоскою, направился,

Со страстью своей борясь, безумный и горестный,

Ко стану, где прелести любимых уж больше нет:

Он хворь мне послал разлуки, страсти и горестей,

И прежнюю дружбу мне напомнил с любимыми».

А окончив свои стихи, он услышал ворона, который каркал возле дома, и заплакал и воскликнул: «Слава Аллаху! Каркает ворон лишь над жилищем покинутым!»

И затем он начал горевать и вздыхать и произнёс такие стихи:

«Над домом любви зачем рыдает так ворон,

А жар мою внутренность клеймит и сжигает?

Грустя о том времени, что быстро прошло в любви,

Пропало напрасно сердце в страсти пучинах.

Я гибну в тоске, и пламя страсти в душе моей,

И письма пишу, но их никто не доставит.

О горе! Как изнурён я телом, а милая

Уехала! Если б знать, вернутся ль те ночи!

О ветер, когда её под утро ты посетишь,

Приветствуй её и встань у дома с приветом».

А у Зейн-аль-Мавасиф была сестра, по имени Насим, и она смотрела на Масрура с высокого места. И, увидев, что он в таком состоянии, она заплакала и опечалилась и произнесла такие стихи:

«Доколь приходить ты будешь в стан, чтобы плакать,

А дом уже с горестью о строившем плачет?

Ведь были в нем радости, пока не уехали

Жильцы, и сияли в нем блестящие солнца.

Где луны, которые тогда восходили в нем?

Превратности свойства их прекрасные стёрли.

Забудь о красавицах, которых любил ты встарь, —

Смотри, не вернутся ль дни опять с ними вместе?

Не будь тебя, из дому жильцы б не уехали,

И ворона ты над ним тогда бы не видел».

И Масрур заплакал сильным плачем, услышав эти слова и поняв нанизанные стихи. А сестра Зейн-аль-Мавасиф знала, какова их любовь, страсть, тоска и безумие, и она сказала Масруру: «Заклинаю тебя Аллахом, о Масрур, держись вдали от этого жилища, чтобы не узнал о тебе кто-нибудь и не подумал, что ты приходишь ради меня. Ты заставил уехать мою сестру и хочешь, чтобы я тоже уехала! Ты ведь знаешь, что, не будь тебя, дом бы не лишился обитателей; утешься же и оставь его. То, что прошло – прошло». И Масрур, услышав эго от её сестры, заплакал сильным плачем и сказал ей: «О Насим, если бы мог летать, я бы, право, полетел с тоски по ней. Как же мне утешиться?» – «Нет для тебя хитрости, кроме терпения», – ответила Насим. И Масрур сказал: «Прошу тебя, ради Аллаха, напиши ей от себя и принеси нам ответ, чтобы моё сердце успокоилось и потух бы огонь, который внутри меня». – «С любовью и удовольствием», – ответила Насим.

И потом она взяла чернильницу и бумагу, и Масрур начал ей описывать, как сильна его тоска и как он борется с муками разлуки, и он говорил: «Это письмо со слов безумного, огорчённого, бедного, разлучённого, к кому не приходит покой ни ночью, ни в час дневной, а напротив, он плачет обильной слезой. Веки от слез у него разболелись, и горести в сердце его разгорелись, печаль его продлилась, и волненье его участилось, как у птицы, что дружка лишилась, и быстро гибель к нему устремилась. О, как в разлуке с тобой я страдаю, о, как о дружбе твоей я вздыхаю! Измучило тело моё похуданье, и ливнем лью слезы я от страданья. И в горах и в равнинах теперь мне тесно, и скажу я от крайней тоски по прелестной:

«Тоска моя по их домам осталась,

И страсть к их обитателям все больше.

И послал я вам повесть долгую о любви моей,

И чашу страсти дал мне выпить кравчий,

По отъезде вашем, когда вдали живёте вы,

Проливают веки потоки слез обильных.

Вожак верблюдов, к становищу ты сверни —

Ведь все сильней пылает моё сердце.

Привет ты мой передай любимой и ей скажи:

«Одни уста твои его излечат».

Погубил его, разлучив с любимой, жестокий рок,

И в сердце он метнул стрелу разлуки.

Передай ты им, что сильна любовь и тоска моя

И разлука с ней, и нет мне утешенья.

И клянусь я вам, моей страстью поклянусь я вам,

Что верен буду клятвам и обетам.

Ни к кому не склонён, и страсти к вам не забыл ведь я.

И как утешится влюблённый страстно?

От меня привет и желанье мира я шлю теперь,

И с мускусом он смешан на бумаге».

И удивилась сестра её Насим красноречью языка Масрура, его прекрасным свойствам и нежности его стихов и сжалилась над ним. Она запечатала письмо благоуханным мускусом, окурила его неддом и амброй и доставила его одному из купцов и сказала ему: «Не отдавай этого никому, кроме моей сестры или её невольницы Хубуб». И купец сказал: «С любовью и охотой!»

И когда письмо дошло до Зейн-аль-Мавасиф, она поняла, что оно продиктовано Масруром, и узнала в нем его душу по тонкости его свойств. И она поцеловала письмо и приложила его к глазам и пролила из-под век слезы и плакала до тех пор, пока её не покрыло беспамятство, а очнувшись, она потребовала чернильницу и бумагу и написала Масруру ответ на письмо, и, описав свою тоску, страсть и волненье и то, как её влечёт к любимым, она пожаловалась ему на своё состояние и на поразившую её любовь к нему…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.