Плюсы и минусы слепого повиновения

Всякий раз, когда мы сталкиваемся с действием чрезвычайно сильного мотивирую­щего фактора, есть основание предполагать, что столь мощная мотивация не может не иметь соответствующей социальной базы. Широко разветвленная, признанная прак­тически всеми социальными слоями система власти авторитетов предоставляет об­ществу огромные преимущества. Она дает возможность развиваться сложным струк­турам, регулирующим материальное производство, торговым, оборонным структу­рам, а также структурам социального контроля. Другая альтернатива, анархия, едва ли способствует общественному прогрессу. Анархия, как считает философ Томас Гоббс, обычно делает жизнь «жалкой, отвратительной, дикой и короткой». Мы с дет­ства приучены думать, что повиновение общепризнанным авторитетам является пра­вильным, а неподчинение им — неправильным. Эта идея «красной нитью» проходит в преподаваемых нам родителями уроках, стихах, которые мы учим в школе, расска­зах и песнях нашего детства, а также проводится в своде правил юридической, воен­ной и политической систем, с которыми мы сталкиваемся, повзрослев. Склонность граждан к повиновению и лояльности властям имеет большую социальную ценность. Религиозное обучение также вносит свой вклад в укоренение в сознании людей мыслей о необходимости повиновения авторитетам. Так, в Библии описывается, как неповиновение высшему авторитету привело к потере рая Адамом, Евой и, вследствие этого, всем человечеством. Далее в Ветхом Завете мы находим историю, которая мо­жет быть названа библейским аналогом опыта Милграма. Это рассказ о готовности Авраама вонзить кинжал в сердце своего юного сына по приказу Бога, данному без

Авторитет 203

всяких объяснений. Из этой истории можно сделать вывод о том, что любое действие, даже бессмысленное и несправедливое, является правильным, если оно совершено по команде достаточно высокого авторитета. Тяжелое испытание было послано Авраа­му Богом с целью проверки его на послушание. И Авраам — так же как и испытуемые в эксперименте Милграма, которые, возможно, получили один из первых уроков по­виновения авторитетам именно от него, — выдержал испытание.

Истории, подобные притче об Аврааме, а также исследования, подобные экспери­менту Милграма, могут многое рассказать нам о социальной значимости повинове­ния авторитетам. Однако, с другой стороны, они могут ввести нас в заблуждение. Мы обычно не слишком сильно страдаем из-за необходимости выполнения требований авторитетов. Фактически наше подчинение часто имеет вид реакции щелк, зажужжа­ло, протекающей при незначительном сознательном размышлении или вовсе без него. Информация, полученная от признанного авторитета, может подсказать нам, как сле­дует действовать в конкретной ситуации.

В конце концов, как считает Милграм, согласие с диктатом авторитетных фигур очень часто имеет реальные практические преимущества. В детстве нам кажется, что эти люди (например, родители, учителя) знают больше, чем мы, и мы обычно нахо­дим их советы полезными — отчасти из-за того, что мы считаем своих наставников весьма мудрыми, отчасти из-за того, что это они решают, когда нас надо награждать, а когда — наказывать. Эти же факторы продолжают играть важную роль и тогда, ко­гда мы взрослеем, хотя авторитетами для нас теперь становятся предприниматели, судьи и члены правительства. Поскольку эти люди имеют гораздо больший доступ к информации и власти, чем мы, нам представляется логичным подчиняться их тре­бованиям. Такой взгляд на вещи приводит к тому, что мы часто повинуемся автори­тетам даже тогда, когда это бессмысленно.

Подобная противоречивость характерна для всех главных орудий влияния. В дан­ном случае, если мы осознаем, что повиновение авторитету является выгодным для нас, мы можем позволить себе быть автоматически послушными. Одновременно плю­сом и минусом такого слепого подчинения является его механический характер. Мы считаем, что не должны думать; следовательно, мы и не думаем. Хотя такое неосо­знанное повиновение в громадном большинстве случаев способствует совершению уместных в конкретной ситуации действий, дело не обходится и без очевидных ис­ключений, поскольку мы реагируем, а не думаем.

Давайте рассмотрим пример, имеющий отношение к медицине. В области меди­цины давление авторитетов является весьма заметным и сильным. Здоровье для нас чрезвычайно важно, поэтому врачи, обладающие большими познаниями и возможно­стями в этой жизненно важной области, занимают позицию уважаемых авторитетов. Каждый медицинский работник понимает, на какой ступени иерархической лестни­цы в системе здравоохранения он находится, а также понимает/что доктор стоит на самом верху. Никто не может опротестовать решение доктора, за исключением разве что другого доктора более высокого ранга. Как следствие, среди медицинского персо­нала укоренилась традиция автоматически повиноваться приказам докторов.

В таком случае весьма вероятно, что если врач примет явно ошибочное решение, никто из нижестоящих на иерархической лестнице медиков даже не подумает о том, чтобы подвергнуть правильность этого решения сомнению — именно потому, что как только признанный авторитет отдает приказ, подчиненные перестают думать и на-

Глава 6

«Это только предположение, но давай не забудем, кто его делает...»

Рис. 6.2. Грубая сила авторитета

чинают действовать автоматически. Возникает реакция типа щелк, зажужжало. Та­ким образом, приходится признать, что врачебные ошибки неизбежны. В самом деле, исследование, проведенное Финансовой администрацией здравоохранения США (U. S. Health Care Financing Administration), показало, что в среднестатистической больнице 12% всех принимаемых ежедневно врачебных решений являются непра­вильными (Patient Drug Doses, 1982).

Врачи совершают ошибки при назначении пациентам медикаментов по целому ряду разнообразных причин. Однако два профессора-фармаколога Темпльского уни­верситета, Майкл Коэн и Нейл Дэвис, авторы книги «Ошибки в лечении: их причины и предотвращение» (Medication Errors: Causes and Prevention), считают, что решающее значение имеет далеко не всегда оправданная слепая вера пациентов, их родственни­ков, а также младшего медицинского персонала лечащему врачу. По мнению Козна, «раз за разом пациенты, медсестры, фармацевты и другие врачи не ставят под сомне­ние необходимость использования прописанного лекарственного средства». Приве­дем в качестве примера показательный случай «ректальной (прямокишечной) боли в ухе», о котором сообщают Коэн и Дэвис. Доктор велел пациенту закапывать ушные капли в правое ухо, которое было сильно воспалено и болело. Но вместо того чтобы написать на рецепте полностью «правое ухо», доктор сократил предписание до сле­дующей строчки: «Капать в пр. ухо» (place in R ear). Ознакомившись с рецептом, де­журная сестра, недолго думая, отправила требуемое количество ушных капель в анус

пациента

Игра слов: сестра поняла R ear (R [от Right] — правое, ear — ухо) как Rear (груб. зад). — Примеч. перев.

Авторитет 205

Рис. 6.3. Кто из них главный?

Исследования в области коммуникации показали, что в разговорах люди неосознанно подстраивают свой голос и манеру говорить под стиль собеседника, наделенного вла­стью или обладающего авторитетом. Например, был проведен анализ телевизионных шоу Ларри Кинга, в которых принимали участие Билл Клинтон, Джордж Буш, Барбара Стрейзанд и другие более или менее известные персоны. Если человек занимал очень высокое положение, Ларри Кинг подстраивал свою манеру речи под манеру гостя. Но если статус гостя был менее высоким ( например, Спайк Ли или Джулия Эндрюс), ме­нялась речь не Ларри Кинга, а гостей передачи (Gregory & Webster, 1996)

Безусловно, подобное лечение было абсурдно, но ни пациент, ни медсестра не усомнились в правильности предписания. Из данной истории можно сделать следу­ющий вывод: в большинстве случаев мы не способны критически оценивать распоря­жения признанных авторитетов. Мы не рассматриваем ситуацию в целом, а обраща­ем внимание только на отдельные ее аспекты и реагируем соответствующим образом.

Мы не являемся единственным видом, представители которого иногда оказывают неоправданное почтение занимающим авторитетное положение особям. В колониях обезьян, где существует жесткая иерархия доминирования, рядовые члены группы не начинают использовать полезные нововведения (например, палку для подтягивания еды к клетке) до тех пор, пока их не освоит доминирующее животное. Когда первым с чем-то новым знакомится более низкое по положению животное, вся остальная коло­ния в большинстве случаев остается в полном неведении относительно ценности но­вого предмета. Прекрасной иллюстрацией является описанное Эрдри (Ardry, 1970) исследование, в ходе которого японским обезьянам прививались новые пищевые вку­сы. В одной стае обезьяны были приучены к вкусу карамели посредством включения этого нового вида пищи в диету молодых животных, имеющих низкий статус. Рядо­вые обезьяны медленно привыкали к карамели. Через полтора года к ней привык толь­ко 51% обезьян, при этом никто из лидеров не пристрастился к карамели. Сравните это с тем, что произошло во второй стае, где пшеницу сначала дали лидеру. Через че­тыре часа пшеницу — до этого момента неизвестный данным обезьянам злак — жева­ли уже все живущие в колонии животные. Очень похожая вещь произошла в 1995 году

206 Глава 6

в баскетбольной команде «Чикаго Булле», когда ее признанный лидер Майкл Джор­дан стал съедать по три плитки «Energy Booster» перед каждой игрой. По свидетель­ству игрока Стивена Керра, «Армстронг (другой член команды) и я раньше съедали только по одной плитке. Теперь Майкл съедает по три, и вся команда делает то же самое»(5Ьарре1,1995).

Во всех случаях, когда нами становится легко управлять, как из-под земли появ­ляются «профессионалы уступчивости», чтобы попытаться извлечь выгоду. Всем из­вестно, что рекламодатели часто используют в своих целях наше уважение к врачам. Нанятые актеры играют роли докторов, расхваливающих медицинскую продукцию. Например, актер Роберт Янг рассказывает телезрителям о вреде кофеина и рекомен­дует пить кофе без кофеина марки «Санка» (Sanka). Показ этого рекламного ролика способствовал продаже такого большого количества кофе, что данный ролик не схо­дил с экранов телевизоров в течение нескольких лет. Но почему эта реклама оказыва­ла на потенциальных покупателей такое сильное влияние? Почему мы должны пола­гаться на слова Роберта Янга, расхваливающего кофе, лишенный кофеина? Работни­ки рекламного агентства, которое наняло этого актера, прекрасно понимали, что в сознании американской публики он ассоциируется с доктором Маркусом Велби, роль которого он играл в популярном телевизионном сериале. Конечно, если судить здра­во, не имеет смысла подпадать под влияние рекомендаций человека, о котором извест­но, что он только актер, игравший роль доктора. Но на практике этот человек способ­ствовал значительному увеличению спроса на «Санку».

Видимость; а не суть

Когда я впервые увидел рекламный ролик с участием Роберта Янга, меня больше все­го поразила способность актера, не являвшегося в действительности авторитетом, использовать принцип авторитета. Достаточно было видимости авторитета. Это го­ворит о многом. Когда мы реагируем по типу щелк, зажужжало, мы становимся под­вержены влиянию не только авторитетов, но и их символов.

Некоторые из этих символов авторитета неизменно побуждают нас идти на уступ­ки в отсутствие действительного авторитета. Эти символы часто используются теми «профессионалами уступчивости», которые на самом деле не являются авторитета­ми. Мошенники-виртуозы, например, создают вокруг себя «облако авторитета» из соответствующих титулов, личных вещей и одежды. Они обычно с важным видом выходят из шикарного автомобиля, элегантно одетые, и представляются своей пред­полагаемой «жертве» докторами, судьями, профессорами или специальными уполно­моченными Такого-то. Они понимают, что подобная экипировка увеличивает их шан­сы на успех. Каждый из упомянутых выше трех типов символов авторитета имеет собственную историю и заслуживает подробного рассмотрения.

Титулы

Титулы, в отличие от других символов авторитета, чрезвычайно трудно и вместе с тем очень легко приобрести. Чтобы честным способом заработать титул, требуются

Авторитет 207

годы напряженного труда. Однако тот, кто не хочет прилагать больших усилий, мо­жет просто навесить на себя соответствующий ярлык и тем самым автоматически вы­звать к себе уважение. Именно так поступают актеры, играющие в телевизионных рекламных роликах, и мошенники-виртуозы.

Я недавно говорил со своим другом — профессором известного восточного универ­ситета. Его рассказ лишний раз убедил меня в том, что на нас очень часто влияет имен­но титул, а не сущность человека, заявляющего свои права на него. Мой друг довольно много путешествует и часто беседует с незнакомцами в барах, ресторанах и аэропор­тах. Он говорит, что большой жизненный опыт научил его никогда не пользоваться своим титулом во время таких бесед. Мой друг говорит, что, когда он все-таки сооб­щает о своем профессорском звании, характер взаимодействия немедленно меняет­ся. Люди, которые были непосредственными и интересными собеседниками, стано­вятся почтительными, скучными и начинают соглашаться с каждым его словом. Мо­его друга такие перемены удивляют и даже несколько раздражают. Он недоумевает: «Я ведь все тот же парень, с которым они говорили последние тридцать минут, вер­но?» Теперь мой друг в таких ситуациях предпочитает что-нибудь сочинять относи­тельно своей профессии.

Этот пример является нетипичным. Чаще люди — в наибольшей степени это от­носится к «профессионалам уступчивости» — присваивают себе титулы, которых они на самом деле не имеют. Подобная нечестность говорит о том, что в большинстве слу­чаев достаточно одного символа авторитета, чтобы повлиять на наше поведение.

Интересно, так ли стремился бы мой друг профессор — человек довольно низко­рослый — скрыть свой титул, если бы знал, что упоминание об этом титуле не только делает незнакомых собеседников более почтительными и уступчивыми, но и делает его самого более высоким в глазах людей? Исследования, в ходе которых выяснялось, как авторитетный статус влияет на восприятие размеров, показали, что престижные титулы способствуют искажению представлений о высоте. Во время одного экспери­мента, проводившегося в пяти классах австралийского колледжа, некоего человека представили как гостя из Англии, работающего в Кембриджском университете. Одна­ко в каждом классе его статус в Кембридже был представлен по-разному. В одном классе человек был представлен как студент, во втором классе — как лаборант, в тре­тьем классе — как лектор, в четвертом классе — как старший лектор и, наконец, в пя­том классе — как профессор. После того как человек покидал учебную комнату, уча­щихся в каждом классе просили оценить его рост. Было выяснено, что при каждом повышении статуса «английский гость» вырастал в глазах студентов в среднем на полдюйма, так что в качестве «профессора» он выглядел на два с половиной дюйма выше, чем в качестве «студента» (P. R. Wilson, 1968). Другое исследование показало, что после победы на выборах рост политиков становится выше в глазах избирателей (Higham & Garment, 1992).

Стоит ненадолго отклониться от темы, чтобы проследить показательную во мно­гих отношениях связь между статусом и восприятием размеров. Оценивая размер монет, дети склонны преувеличивать размер более «дорогих» монет (Bruner & Goodman, 1947). Восприятие взрослых также подвержено подобному искажению. Дыоксом и Беваном (Dukes & Bevan, 1952) было проведено следующее исследование. Студенты колледжа тянули карточки, на которых был напечатан их денежный эк-

Глава 6

Дилберт, я хочу представить тебе Бена, нашего нового менедже­ра по перевозкам.