Мы шли на Одессу, а вышли к Херсону

(не совсем о деньгах)

Строго говоря, тема финансов в этой истории затронута только косвенно, но все же затронута (речь идет о закупках продовольствия для армии – но скорее о результатах, чем о самом процессе). Кроме того, этот сюжет завершает ту последовательность, которая, по мнению Киянской, должна показать, как Юшневский использовал служебное положение в целях тайного общества. Поэтому мне показалось логичным завершить ею разбор темы о декабристах и финансах.

Немного раньше самого сюжета о закупках на 1826 год всплывает еще одно событие года 1825-го: Киселев получил наконец право самостоятельно ревизовать интедантство, которого ему так не хватало во время ревизии 1823 г. Киянская опять объясняет это (без каких-то дополнительных ссылок) в терминах интриг и соперничества: «Видимо, Витгенштейн понял, что обозденный Киселев, имевший прямой доступ к императору через его голову, может стать личным врагом...» (Южное общество, с. 76). (У меня одной ощущение от этой фразы, что Витгенштейн должен выступать в роли ретранслятора или медиума для общения Киселева с царем?)

Сами соображения Киселева по результатам проверки Киянская публикует в приложении (Южное общество, с. 109-115).

Начинает он его, кстати, так:

«Я начну мое донесение тем, что с особенным удовольствием повторяю здесь мое неизменное заключение о генерал-интенданте, который лично по всем отношениям заслуживает уважения; но в деле столь трудном одно собственное влечение к пользе недостаточно, а нужно еще существенное познание всех подробностей, к сей части относящихся…» (Южное общество, с. 110).

Вслед за этим он действительно пишет о ряде недостатков (на его взгляд) в работе интендантства и возможных мерах к их устранению. Поскольку ни сместить, ни отдать под суд интенданта он не предлагает, степень их тяжести явно не зашкаливающа; осенью 1825 г. Юшневский награжден очередным орденом, об этом Киянская упоминает и публикует документ (Южное общество, с. 116).

Один из недостатков, отмеченных Киселевым – «генерал-интендант, действуя часто одним лицом, без посредства провиансткой комиссии… обременен чрез то бесполезною перепискою…» (Южное общество, с 114, цитирую Киселева), то есть за многие дела он берется сам, не назначая для этого других исполнителей. Это действительно, по-видимому, не лучший вариант для того обширного учреждения, как интендантство целой армии… да и для самого генерал-интенданта, загруженного кучей дел, скорее всего, тоже.

Киянская интерпретирует такое положение дел, привлекая к этому, конечно же, тайное общество:

«Но, очевидно, Юшневскому-заговорщику ни в коей мере не нужны были лишние глаза и уши в собственной канцелярии, ни контроль за его деятельностью». (Южное общество, с. 77).

Обоснований этому никаких не приведено. Хотя вначале статьи Киянская сама честно пишет, что идея о связи служебной и конспиративной деятельности – только предположение, но, сделав это заявление, она сама себе выдает карт-бланш на то, чтобы во всяком удобном случае интерпретировать что-то служебное через что-то конспиративное. О сокращении штатов именно ввиду того, что «начало… революции неминуемо должно было привести к перераспределению провианта и к большим тратам» Киянская упоминает и раньше (Южное общество, с. 48), но ссылаясь все на те же документы Киселева. Обоснований нет и там.

Факт есть, причины ему мы не знаем, но никакой явной связки с тайным обществом у него нет; обе истории, которые Киянская притягивает к этой связи, о 1823 и 1825 касаются бюджета армии в целом; даже если у генерал-интенданта в канцелярии нет лишних глаз, ушей и других органов, документы такого уровня все равно будет читать его армейское начальство и, окажись там что-то несусветное, удивится.

Почему, например, нельзя предположить более простую вещь – что таков был личный стиль работы Юшневского? В качестве аргумента в пользу – вот та же Киянская пишет о сибирских годах Юшневского:

«Бывший генерал-интендант и тут не изменил себе… кроме брата, практически никто не узнал о его бедах» (Южное общество, с. 98).

Информация, собственно, не от Киянской известная, но тут она сама описывает то, что выглядит в чем-то похоже – привычку со всем справляться самому, по возможности не привлекая окружающих.

При этом немного раньше истории с проверкой 1825 г. Киянская описывает некие не очень удачные закупки 1824 г., в данном случае (внезапно) полагая, что причиной «послужили вовсе не революционные устремления интенданта, а банальная халатность с его стороны» по следующей причине:

«Скорее всего, генерал-интендант, занятый делами по тайному обществу, просто поленился… сравнивать цены, предлагаемые Гальпериным, с ценами других поставщиков». (Южное общество, с. 72).

Так и остается непонятным, так обделывал ли он в канцелярии дела тайного общества, или отвлекался от нее на них?.. Все-таки неплохо бы определиться.

И чтобы покончить с вопросом о канцелярии и обществе – еще один момент:

«Оповещенный о готовящемся аресте, он имел достаточно времени сжечь свои документы, в том числе, очевидно, и служебные. Во всяком случае, в фондах Российского государственного военно-исторического архива не сохранилось никаких бумаг, вышедших из недр его интендантской канцелярии». (Южное общество, с. 48).

Это еще одно характерное обоснование у Киянской – отсутствием. Даже если предположить, что генерал-интендант усердно тащил революцию на работу, явно не получится поверить, что все служебные бумаги были с двойным дном (или с одним, но не тем): в конце концов, армия все это время как-то продолжала существовать в условиях отсутствия революции. Следовательно, если в архиве не наблюдается ни одной ее бумаги, это означает только, что они «не сохр.». По любой из многих причин – их могли еще в 19 веке посчитать ненужными и никуда не сдать храниться или списать, ну а уж в 20 веке было много разнообразных событий, не способствовавших сохранности документации…

Потому что, если следовать этому аргументу, то очень революционной окажется 1 Западная армия в кампании 1812-1814 гг., а еще более нее – Лейб-гусарский полк во всякое время. От первой в соответствующем фонде РГВИА есть буквально десяток бумаг, собранных по соседним, а от второго фонда вообще нет.

Так что если наличием документов можно то или иное предположение обосновать, то только самим фактом их отсутствия, без каких-то дополнительных факторов – увы, нельзя.

Но вернемся к тому, что же, по мнению Киянской, затевалось в 1825 году? Точнее, в 1826-м:

«О существовании «плана 1-го генваря»… хорошо известно историкам. (…) Однако конкретное содержание плана осталось исследователям неизвестно. Декабристы на следствии старались говорить на эту тему как можно меньше. …необходимо вновь обратиться к методу исторической реконструкции». (Южное общество, с. 85)

(Выделено мной – К.)

Раз мы снова видим этот термин – жди беды. То есть реконструкции от балды. И точно.

Нас сразу наводят на мысль: «старались говорить меньше» - значит, что-то скрывали! Хотя варианты «потому что мало знали» или «потому что их об этом мало спрашивали» имеют не меньшее право на существование. Собственно, я предполагаю, что имело место и то, и другое, причем «мало знали» тем более понятно, что сама Киянская пишет: дата 1 января появилась только в ноябре 1825 г. При этом у нее это выглядит как финальный этап некоего стройного плана:

«С лета 1825 г. Пестель начал усиленно готовить революционное выступление. Его дата постепенно изменялась и уточнялась. И наконец… после того, как заговорщики узнали о смерти императора Александра I, она конкретизировалась». (Южное общество, с. 84-85).

Но если посмотреть на следственные дела непредвзято, появляется куда менее стройная картина: у тайных обществ были разные планы выступлений, они в основном были ориентированы или на неопределенное «когда-то», или – не ближе 1826 г. (и скорее весны-лета), и в них многое еще предполагалось согласовать. Необходимо помнить, что ни одно из двух действительно произошедших выступлений – Сенатская и восстание Черниговского полка – не были тем, что готовили заранее, они начались под влиянием резко изменившихся обстоятельств осени 1825 г.: смерти Александра I, междуцарствия и все более ясных указаний на то, что общество раскрыто. Судя по всему, еще одним таким поспешно возникшим замыслом – только не осуществившимся вовсе – был «план 1 января», исходивший из того совершенно официального обстоятельства, что с этого дня часть Вятского полка приходила нести караул в Тульчин (как это делали разные полки по очереди). Предполагалось, что если ситуация обострится, можно воспользоваться такой возможностью, - но ситуация, как мы знаем, развивалась еще быстрее. И обсудить этот замысел, собственно, успели немногие – Пестель, Волконский и Давыдов.

Поэтому неудивительно, что, например, юноши из квартирмейстерской части, стоявшие на квартирах в окрестностях Тульчина – Киянская их упоминает и ссылается на их показания – братья Бобрищевы-Пушкины и Николай Заикин отвечают, что про «план 1 января» они слышали… уже после ареста Пестеля и зачастую от посторонних людей. И, кстати, для подобного тульчинского слуха (а там ходили разные слуги – например, про намерение основать «Уманскую республику»), строго говоря, даже не нужны были какие-то сведения о реально имевшемся плане, хватит двух известных фактов: 1) Пестель арестован как один из главных заговорщиков 2) опять же, 1 января Вятский полк должен был прийти в Тульчин. Из сопоставления их вполне может вырасти идея, что не просто так бы он пришел туда с полком…

Но Киянская рисует вместо этой смеси поспешного плана и слухов планомерный «революционный поход на столицу» (Южное общество, с. 90). Откуда тут берется столица – понятно не очень, ведь план связан именно с Тульчином, - но, видимо, под девизом: где-то в других планах она была, значит – и тут должна. И без обоснования ее наличия она, например, сразу пишет о тех самых квартирмейстерских юношах:

«Уместно предположить, что именно им предстояло проложить маршрут мятежной армии на столицу» (Южное общество, с 86) – и полагает, что поскольку они вели в это время съемку Киевской и Подольской губернии, то «Обязанности по заговору… они могли выполнять вполне легально…» ( там же).

К сему, помимо внезапного возникновения столицы, есть ряд вопросов. Например, две губернии – немалая территория, где гарантия, что выполняющих съемку пошлют именно в ту сторону, где они смогут выполнить «обязанности по заговору»? И зачем, в конце концов, прокладывать маршрут на местности, если уж что-что, а дороги на обе столицы, надо полагать, и так неплохо известны?

Но Киянская находит еще одно обстоятельство, связанное с дорогами. Да еще и с Юшневским. Она читает приказы по 2 армии о закупках продовольствия на 1826 год и снова видит там одну революцию. Ее удивляет, что генерал-интендант заложил меньшие, чем ранее, закупки для приграничной Бессарабии при том, что «недостаток провианта в бессарабских магазинах еще за год до того обращал на себя внимание армейского начальства», а самые значительные запасы «концентрировались… в Одессе, Балте, Тульчине и Каменце-Подольском» (Южное общество, с. 87).

Из этого она делает довольно смелые выводы:

«И если бы высшее военное начальство пожелало сопоставить эти данные с данными предыдущих лет, то Юшневский мог лишиться свободы еще в августе 1825 г.» (там же)

И

«Таким образом, можно сделать вывод и о том, каким маршрутом собиралась двигаться мятежная армия. Главная тактическая проблема, которую предстояло решить, – дойти до Петербурга, не столкнувшись по дороге с верными правительству частями 1-й армии» (Южное общество, с. 88 – и нет, здесь нет никаких ссылок, подтверждающих «главную проблему»!).

Рассмотрим их подробнее.

Итак, по мнению Киянской, «военное начальство» не в курсе плана закупок, который извлечен… из приказов по 2-й Армии (от самого интендантства, как мы помним, документы «не сохр.»!), то есть общеармейских документов. Прибавим к этому недавно упоминавшегося Киселева, вникающего в мелкие детали жизни все того же учреждения. На мой взгляд, событие такого масштаба и в таких условиях просто не имеет шансов остаться безвестным командованию.

И гораздо логичнее полагать, что бумаги были прочитаны и не вызвали «подозрение… в государственной измене» (Южное общество, с. 88). Как и в случае с бюджетом 1823 года.

Второе. Повторю энный раз – целая армия (пусть даже не самая крупная) – сложный организм, у нее разные потребности, она занимает достаточно обширную площадь. И сводить все ее функции к охране границы с Турцией едва ли стоит.

Да, мы, не влезая в дополнительные документы, не знаем подробностей ее внутреннего состояния на 1825 год – но и Киянская тоже не знает, она тут ничего не изучала, а только заявила, что «в начале 1820-х годов война с турками могла вспыхнуть в любую минуту» (Южное общество, с. 87). Однако уже несколько лет как не вспыхивала, заметим, и еще несколько лет не вспыхнет. А у армии вполне хватало проблем помимо границы – чума, взаимодействие с военными поселениями, смотры…

И если в бессарабских запасах чего-то не хватало за год до описанных закупок – возможно, их просто за это время уже пополнили?

Ну и наконец, о «маршруте мятежной армии». Как я уже говорила, идея похода 2 армии на Москву берется откуда угодно (например, из отрывочных упоминаний о более ранних разговорах – у Поджио или у Майбороды), но не из подробностей вокруг планов на 1 января 1826-го, сосредоточенных на Тульчине. Откуда берется идея о том, что надо обойти куда менее революционную Первую Армию – вообще непонятно. Надо сказать, что сами декабристы были другого мнения о ее «революционности» в сравнении со Второй. А. Барятинский, например, говорит, что там должно быть больше членов тайного общества, потому что там с людьми обращаются менее по-человечески. Мало того, совсем недавно Сули из материалов 6 тома выяснил, что это как раз в 1 Армии был по осени 1825-го план зимнего (но без точной даты и не 1 января точно!) похода на Москву – только вот во 2 армии о нем, похоже, никто не знал, и эти два локомотива не встретились. ( http://anarsul.livejournal.com/119951.html ) И вот там, да, пожалуйста -реально существовавший план, о котором мало говорили и мало спрашивали… Словом, похоже, Киянская искала совсем не там.

Ну и самое интересное. Предположим все-таки, что «революционная армия» двинулась на столицу. В качестве связанных с этим походом мест Киянская упоминает следующие города: Каменец-Подольский, Тульчин, Балта, Одесса. Нанесем их на карту вместе с целью пути, Петербургом.

https://yandex.ru/maps/-/CZHTJ07k

Каменец-Подольский находится севернее Тульчина, Балта и Одесса – южнее. При этом они, в общем, выстраиваются в одну линию… но легче от этого не становится. И однозначно вспоминается та самая строка о плохой ориентации примерно в этих же местах – «Мы шли на Одессу, а вышли к Херсону».

Потому что из этой последовательности, конечно, вырисовывается некий маршрут… только в конце его, видимо, нужно прийти в Одессу, погрузиться на корабли и отплыть… куда-нибудь. Например, на помощь Греции. Потому что если вы пришли в противоположный конец этого отрезка, в Каменец-Подольский, то дальше можно было бы только долго сидеть и есть собранные припасы… Потому что впереди – Первая армия, Царство Польское… и что угодно, только не те места, куда можно сложить продовольствие, состоя во 2 Армии, - а столица все еще на противоположном краю карты. В общем, добавленная Яндекс-картой надпись «Невозможно построить маршрут между данными точками» выглядит тут особенно гармонично.

И все это наводит на мысль, что каковы бы ни были причины сосредоточить продовольствие 2 армии на 1826 год в этих точках, они не имели никакого отношения к планам декабристов. А имели – к такому сложному предмету, как повседневное существование 2 Армии, никем пока не исследованное. И выдергивать из этого контекста отдельные факты, с тем, чтобы придать им сенсационный вид тайных планов, никем не замеченных 200 лет, и вот теперь выявленных «ведущим декабристоведом» - право, не лучший способ употребления.

(Можно ли найти никем не замеченный план декабристов или что-то еще о них, оглушительно новое? Вполне можно, в этой теме, как ни странно, еще много никем толком не исследованных углов. Что до планов – выше я давала ссылку на изыскания Сули – вот ровно про план выступления, который почему-то не заметил никто из предыдущих исследователей. И его не надо реконструировать из воздуха – о нем есть вполне конкретные показания.)

Таковы попытки, которые предпринимает Киянская, чтобы связать служебную деятельность Юшневского с деятельностью по тайному обществу.

Она дважды – для 1823 и 1825 года – прилагает усилия объединить его меры по интендантству с идеей начала масштабного выступления.

Однако при ближайшем рассмотрении никаких обоснований для такой связки нет, деятельность внутри армии выглядит вполне логично для армейских нужд, более (1823) или менее (1825) известных нам, а сами планы выступлений так, как они поданы – тоже не факты из истории тайных обществ, а конструкт Киянской.

Еще одно, более общее замечание. Киянская обещает читателю говорить о служебной деятельности декабристов – прежде всего Пестеля (она специально упоминает об этом в предисловии к «Разведчику-заговорщику»), но и о Юшневском она также немало говорит в том же ключе. И эта тема – как они служили, что именно и как именно делали, чем это отличалось от службы тех, кто в тайных обществах не состоял, а чем – было сходно, - все это действительно очень интересный клубок вопросов. Об этом можно написать целую книгу… И, увы, книги Киянской приближают нас к такому труду очень мало. Поскольку вместо обстоятельного исследования этих вопросов мы видим не раз, как отдельные факты выдергиваются из любого контекста и упорно приделывают к одному – конспиративному – несмотря на «сопротивление материала» с обеих сторон.

Самое пригодное к дальнейшему использованию – это документы, которые она публикует, и архивные ссылки. Как исходный материал для отдельного исследования.

Это относится и к более узкому аспекту темы «декабристы и служба», к той теме, с которой я пыталась здесь разобраться – «декабристы и финансы». Те документы, которые берет Киянская, сами по себе действительно могут дать много интересной информации, помимо собственно финансов, например на темы «декабристы и…»

«…и начальство разных уровней»

«…и местные чиновники»

«…и полковое хозяйство» (и вообще по сложной и, похоже, мало исследованной теме «полковое хозяйство»)

«…и армейское хозяйство»…

…но пока нет никаких следов, что они вот так легко, напрямую, с наскока дают какую-то информацию напрямую по теме «декабристы и их деятельность в тайных обществах».

У нас нет никаких доказательств, что:

- любая их служебная деятельность была связана с тайной

- что финансы армии или полка шли на нужды тайного общества

- что существовал некий разветвленный «генеральский заговор», участников которого подкупали

- и, наконец, того, что идея «бесплатно революцию в стране произвести невозможно» как-то относится к этому этапу русского освободительного движения и вообще к этому историческому периоду, а не к более поздним.

Это все допущения Киянской, высказанные, не доказанные и возведенные в ранг несомненных фактов – которыми они не являются.

И при этом, по тем же самым документам - у нас есть данные от множества конкретных историй, о разных людях и их взаимодействии в разных ситуациях… Они не имеют привкуса сенсации из желтой прессы, но могут быть тоже совершенно неожиданны и несомненно жизненны. И этим, кстати, разительно непохожи, - по тем людям, которые оттуда на нас выходят, - что на «пламенных революционеров», что на интриганов, казнокрадов и прочих «профессионалов от революции». Поэтому могут кого-нибудь при первой встрече несказанно удивить. (Как, декабрист и дает взятки? Как, у декабриста бардак в полковых финансах или нашлись недостатки в работе?... Как, декабрист думает не только о революции?..) Но от этого они не исчезнут и лучше всего не приделывать к ним сразу, для спасения привычного образа (с любой оценкой) теорию о чем-нибудь тайном. Лучше просто исследовать их дальше – и включать в картину мира.

И беда не только в том, что эта работа еще практически не начата а возможный объем ее немал. Но и в том, что взявшись за любые подобные исследования, да, впрочем, и иные, где прозвучат, например, фамилии «Пестель» и «Юшневский», да просто – ввязавшись в дискуссию, где мелькнуло слово «декабристы», - вам очень часто понадобится преодолевать дополнительное «сопротивление материала». То есть – разгребать «всем известные» факты, вышедшие из книжек Киянской. Про то, что «революцию нельзя сделать бесплатно», а декабристы воровали деньги на революционные нужды, везде, где могли их добыть.

Надеюсь, к этой расчистке поля под будущие исследования и просто «разговоры о» может чем-то послужить и все, написанное выше.

Кеменкири (Ек.Ю. Лебедева), декабрь 2016 – март 2017

[1] Киянская О.И. «Южное общество. События и люди.» М., 2005. с. 91.

[2] Поясление: Вятский полк был позже объединен с Суздальским и автор написал историю обоих, - и весьма качественно. В целом раздел о временах пребывания в полку П. Пестеля находится на с. 172 – 221 и содержит немало интересного, поскольку Плестерер пользовался материалами полкового архива, до нашего времени не дошедшего.

[3] Киянская О.И. Южное общество декабристов в 1823 г. // Декабристи в Украiнi: (дослiдження й матерiали). Т. 5 – Киiв: Б/и, 2007. – С. 24-30.

Киянская О.И. Декабристы и армия: план военной революции.// XIX век в истории России: современные концепции истории России XIX века и их музейная интерпретация: (сборник статей по материалам заседания Научного совета исторических и краеведческих музеев, 9-11 июня 2004 г.). – Москва: ГИМ, 2007. – С. 245 - 258.

[4] О.И. Киянская. Пестель. М., 2005.

http://sd-inform.org/upload/books/Political%20history/1825/Kiyanskaya_Pestel.pdf