Кулик А.В. Философское исследование феномена плацебо

Введение.

Актуальность темы

Философскую мысль можно поделить на два вида: концепции выдвигаемые в качестве единственно приемлемых, и такие концепции, которые допускают философский плюрализм, когда множество несводимых друг к другу концепций имеют право на своё существование в рамках философской мысли. Искушенный философией человек назовет первую позицию позицией упрямого догматизма, не допускающего «поправки» и «доработки» к представленной концепцией, а вторую можно было бы назвать позицией скептицизма, ведь сомнение и порождает философский плюрализм. В то время, как догматики находятся в неком собственноручно сотворенном вакууме, по мнению скептиков, а сами скептики своей позицией противоречат себе, так и не находится однозначного ответа, который смог бы примирить обе стороны. Тот же искушенный философией человек воскликнет, что агностицизм способен разрешить этот спор, говоря о невозможности познания вообще. Но на каком же основании мы можем отрицать познание? Ведь знание о незнании всё-таки является знанием, и мы вновь имеем дело с самопротиворечивой системой мышления.

Можно, конечно, поразмыслить на тему того, допустимы ли в философии противоречия, и должна ли она от них избавляться? Мне кажется, что да, философия должна избавляться от противоречий. Философия должна стремиться к единой концепции, путь философии – есть путь совершенствования собственной мысли, нельзя отрицать человеческое стремление к истине. Ведь истина не может противоречить истине, по словам Джордано Бруно. Истина является идеалом человеческого знания.

Я не считаю уместным говорить о невозможности познания истины, и тем более говорить об отсутствии у человека необходимости в истине. Антуан де Сент-Экзюпери говорит замечательные слова, раскрывающие смысл истины: «Истина не лежит на поверхности. Если на этой почве, а не на какой-либо другой, апельсиновые деревья пускают крепкие корни и приносят щедрые плоды, значит, для апельсиновых деревьев эта почва и есть истина. Если именно эта религия, эта культура, эта мера вещей, эта форма деятельности, а не какая-либо иная, дают человеку ощущение душевной полноты, могущество, которого он в себе и не подозревал, значит, именно эта мера вещей, эта культура, эта форма деятельности и есть истина человека. А здравый смысл? Его дело — объяснять жизнь, пусть выкручивается как угодно. Истина человека – это то, что делает его человеком»[1].

Философия должна восприниматься как путь постижения истины. И неважно, что такое определение может показаться кому-нибудь старомодным, мне не кажется возможным согласиться с современной философией критицизма, которая рискует быть названа просто-напросто нигилистической. Вопрос о соответствии знания этическим законам будет рассмотрен в соответствующей главе. Что же касается сущности философии, у меня получилось прийти к следующей дефиниции: философия есть переживание субъектом бытия, которое осмысляется и закрепляется в концептах. Эти концепты есть тождественность субъективного знания и объективного. Различные философские концепции формируются индивидуально и зависят от многих факторов, а особенно зависят от самого познающего субъекта, и именно это объясняет характер различных концепций. Получается так, что концепция философа зачастую не раскрывает нам тайны бытия, но раскрывает нам тайну личности, иначе говоря человеческой души, которая породила ту или иную концепцию. А для того чтобы постичь эти тайны бытия, необходимо это делать самостоятельно. Отсюда следует вывод, что задача философа не открыть тайну людям, а научить человека думать, научить его мыслить, чтобы человек сам смог постичь что-либо. Я считаю, что философ, который своей целью ставит научить истине, обречен на провал – человек должен обладать самостоятельным познавательным аппаратом. У авторитетных философов мы в первую очередь мы должны учиться думать. И у нас возникает вопрос о методе мышления.

Общая характеристика распространенных методов философии мною уже была представлена выше. Не является верным то, что агностицизм или скептицизм может удовлетворить человеческое познание, эти методы могут показаться чем-то вроде гносеологического лабиринта, где мысль запутывается, не может найти выход, ничего не добивается и в итоге бегает по кругу. Догматизм – является наиболее уязвимым методом, так как при принятии догмы человек лишается возможности её опровергнуть. Это уже своеобразный гносеологический тупик. Феноменология может себе позволить изучить лишь явления, но тут я снова позволю себе процитировать Сент-Экзюпери: «Исследуя последовательность, изучая отличия, что узнаешь ты о человеке? О дереве? Семечко, росток, гибкий ствол, твердая древесина – это ли дерево? Чтобы понять, не члени. Сила, мало-помалу сливающаяся с небом, – вот что такое дерево». Автор этих строк считает, чтобы осмыслить что-либо, нельзя отделять феномен от сущности. Бытие должно осмысляться целостно.

Каким же должен быть идеальный метод познания? Сначала нужно определиться, каким мы видим знание. Во-первых, знание должно объяснять необходимые для человека явления и законы бытия. Во-вторых, получаемое знание должно пройти испытание критикой. В-третьих, знание должно содержать в себе конкретизированное знание того, что человек не знает, то есть сфера непознанного должна быть конкретно определена. Важно знать, что ты конкретно не знаешь. В-четвертых, знание должно быть применимо в реальной жизни человека, оно должно работать в той сфере, к которой она привязана. Таким образом, я выделяю эти четыре основные характеристики знания.

Теперь самый важный вопрос: как такого знания достичь?

В данной работе мною будет представлен метод фальсификации, разработанный в качестве альтернативного метода познания.Сразу следует оговорить то, что представленный мной метод не основывается на фальсификации Поппера, хотя некоторые схожие моменты всё-таки есть. Больше всего я хочу избежать в своей работе нигилистической трактовки фальсификации, как это может быть трактовано у Поппера, и стоит оговорить, что я прибегаю к этому методу как к некой гносеологической хитрости. Если человеческому уму порой доставляет удовольствие подвергать сомнению очевидное и не подвергающееся оспариванию, доставит ли ему удовольствие принять за объективное и непреложное заранее сфальсифицируемое? Более подробно об этом будет сказано в соответствующей главе.

Объект исследования - фальсификация как самостоятельный метод познания;

Предмет исследования - онтологическая, гносеологическая, этическая функция знания;

Цели исследования - разработать альтернативный компромиссный метод познания на основе этической и онтологической составляющей знания;

Задачи исследования -рассмотреть фальсификацию сквозь призму онтологии, гносеологии и этики.

Глава 1. Онтология фальсификации.

Раскрывая понятие фальсификации, кажется, что было бы очевидным начать рассмотрение метода фальсификации сквозь призму теории познания. Однако, мне хотелось бы сначала рассмотреть онтологические аспекты фальсификации, так как теория познания всегда должна строится на онтологии.

Почему при конструировании онтологии возникают диаметрально различные концепции? На что опираются различные авторитетные философы в своих трудах? Откуда и почему появилась атеистическая онтология Сартра и религиозная онтология Бердяева? Как и почему формируются различные онтологические концепции?

При конструировании собственной онтологической концепции человек не может соглашаться абсолютно со всеми философами, ведь они спорят между собой и говорят абсолютно противоположные вещи. А значит, даже при заимствовании чьей-то идеи человеку необходимо выявить причины, из-за которой ему нравится та или иная концепция. Или же, как философствование более высокого уровня, разработка собственной концепции в том или ином философском направлении. Что объединяет между собой метафизиков, феноменологов, атеистов, религиозных мыслителей? Здесь меня интересует причины появления данной структуры.

Своей глобальной задачей мне хотелось бы видеть разработку такой онтологии и такой теории познания, которая могла бы примирить противоположные концепции и обратить их внимание на решение общих проблем, а не только тех, которые поставила перед собой та или иная онтология. Пренебрежительное отношение атеистических философов к религиозным, феноменологов к метафизикам рассеивает внимание мыслителя и отвлекают его от действительно важных задач. Философия в качестве мировоззрения может помочь человеку сформировать систему мышления для того, чтобы объяснить человеку его роль и место в жизни, и роль и место окружающих его людей. Таким образом философия приобретает личностный характер, и это может привести к солипсической системе мировоззрения. Важнейшую задачу философии я вижу в том, что человек должен вырабатывать систему знаний и систему ценностных ориентаций не только для самого себя, но и для всего человечества в целом. И только исходя из этих соображений должны разрабатываться философские концепции. Универсализация и абсолютизация такого знания в данном случае будет выступать в качестве своеобразной «проверки»: что если все люди будут атеистами? К каким результатам тогда придет человечество, чего оно сможет достигнуть? Чего добьется человечество, если всё поголовно будут феноменологами? В данном вопросе на первое место выходит то, на что конкретно направлена онтология. Конечно, человеку бытийствующему и желающему быть хотелось бы, чтобы она была направлена на бытие в любом случае. Очень яркий пример онтологии направленной в небытие – онтология буддизма. Абсолютный буддизм привел бы к исчезновению человека: данная философская концепция подразумевает отказ от земного блага и страдания, то есть отказ от жизни; уход в «нирвану» здесь равен уходу в небытие. Буддизм не приемлет процесс творчества и изобретательства, он словно бы не приемлет жизнь вообще; путь буддизма – путь в небытие.

Исходя из соображений о том, какая концепция имеет право на существование и развитие ( существование в философском смысле), волей неволей упирается в то, какая концепция является годной, а какая негодной для бытия. В таком аспекте ни одна философская концепция, претендующая на звание универсальной, не должна игнорировать другие концепции, претендующие на это же звание.

Стоит ли доказывать необходимость универсального знания? Существует мнение, что бытие должно быть уравновешенно противоположностями, и только благодаря единству противоположностей и существует жизнь. Отсутствие противоположности останавливает процесс жизни. Если такое произойдет, то человечество может столкнуться с проблемой отсутствия актуальных задач, зайдет в тупик. Но за всю историю человечества данная проблема не то что не коснулась, но даже не угрожала человечеству. Напротив, человечество видит перед собой очень много задач и отнюдь не так много путей их решения. И на данный момент задачей философии хотелось бы видеть актуализацию проблем и задач человечества, а так же решение важных вопросов, касающихся духовной жизни человека.

Итак, стоит раскрыть понятие фальсификации. Мне хочется прибегнуть к одному очень простому примеру. Предположим, у нас есть картина, на которой запечатлен какой-нибудь пейзаж. Картину нарисовал какой-нибудь художник, но он давно умер и мы не знаем, он её нарисовал или её срисовали с нарисованной им. Мы можем просто поверить в то, что это оригинал, можем отрицать, что это оригинал и доказывать, что она ненастоящая, так же мы можем отрицать то, что мы вообще можем говорить о подлинности картины, так как это знание нам недоступно и никогда доступно не будет. Мы можем и менять свою точку зрения относительно этой картины: вчера нам она казалась настоящей, сегодня мы воспринимаем ей как подделку, а завтра снова будет казаться достаточно убедительной, чтобы поверить в то, что картину нарисовал всё-таки настоящий художник.

Предположим, что мы воспринимаем картину как настоящую. Мы любуемся ей какое-то время, и вдруг встречаемся с факторами, которые подвергают сомнению нашу уверенность. Допустим, мы встречаем точно такую же картину. У нас становится недостаточно оснований для того, чтобы определить, какая из двух картин является подлинной, а какая настоящей.

Как можно воспринимать данную картину методом фальсификации? Допустим, это и вправду ненастоящая картина, а точная копия картины настоящей. Но это ли для нас главное в этой картине? Если фальсификация сильно отличается от оригинала – это значит, что это плохая фальсификация. Следовательно, если мы воспринимаем картину как возможно настоящую, это значит, что подделка настолько хороша, что на самом деле может являться настоящей, а если мы не знаем какая есть настоящая картина, то эта фальсификация и становится для нас онтологически настоящей, так как она – есть наше единственное знание о картине. Даже если встречается другая картина, различия с которой обнаружить не удалось – они являются единым целым, так как воспринимаются одинаково.

Из данного примера видно, что если мы сомневаемся в подлинности знания данное знание может быть как истинным, так и ложным ( то есть оно и ложно и истинно одновременно), оно может вполне оказаться и истинным, если мы найдем доказательства и не найдем контраргументов. Обязательно ли соблюдение обоих условий для определения истинности? Допустим, мы найдем и контраргумент и доказательство, и в данном случае наш поиск будет напрасен, так как в итоге мы не получим ничего. Можно сравнить контраргумент и доказательство через наибольшую убедительность того или другого, но данный способ всё равно не даст достоверного знания. В таком случае, я думаю, стоит просто исключить и аргумент и контраргумент и посмотреть на данное знание со стороны онтологии.

Какую функцию выполняет истинное знание? Оно дает нам ответы на интересующие нас вопросы, создает некую реальность, в которой субъект бытийствует. В нашем примере с картиной знание о подлинности не является смыслообразующим для картины: знание настоящая она или нет ничего нам не говорит о смысле нарисованного. Следовательно, онтологически картина остается неизменной, несмотря на гносеологическую проблему установления подлинности.

В философии встречается невозможность что-либо говорить о бытии, некоторые философы считают, что невозможно человеку констатировать бытие и небытие. В том понимании бытия, о котором я пытаюсь говорить, констатация бытия начинается с констатации собственной принадлежности к бытию и к существованию. В философии часто озвучивается проблема бытия и существования. Когда бытие и существование тождественны, а когда расходятся? Я попробую сформулировать своё понимание различия: человек, живой настоящий человек, обладает и тем и другим; некоторые идеи и теории человека обладают бытием и воплощаются в действительности, существуя; абсолют обладает бытием, но не обладает существованием. Я затрудняюсь ответить на вопрос, есть что-то, что обладает существованием, но не обладает бытием. Возможно, потому что в данном понимании существование есть эманация бытия. Существование ограничено временем, бытие – нет. В одном месте цветок увядает, на этом же месте восходит росток. Думаю, то же самое и касается бытия человека. Формулировка: бытие нами обладает или мы обладаем бытием, я считаю, не так важна. Человек обладает своим существованием, а так же существование многих вещей находится в его власти: если человек захочет, он может уничтожить картину, и она перестанет существовать. Однако, он не в силах уничтожить бытие картины: она бытийствует хотя бы на идейном уровне и её можно воссоздать.

Знание человека связанно с познанием человека какой-либо идеи. Это утверждал Платон и еще многие после него. Здесь стоит задуматься о том, какие идеи человек усваивает, понимает, а какие даются ему с особым трудом. По мнению морского офицера Александра Комара[2], сложнее всего человеку дается понимание простых идей. Подобные вещи говорил и Сент-Экзюпери: « Истина – это простота».

В современное время молодые люди очень легко могут понять довольно сложную идею – идею мизантропии. Сущность этой идеи мне видится в следующем: человек не может смириться с тем темным и плохим, что есть в других людях, он опасается этого, не может этого принять и бежит от этого. Однако же филантропия представляется довольно простой позицией: филантроп хорошо относится к человеку, просто потому что он точно такой же человек, быть ненавистником сложнее, гораздо сложнее.

Появляется необходимость верного понимания человеком простых идей. Мне кажется что ненавистников на свете гораздо больше, чем человеколюбов, так что позиция фальсификации может быть им крайне полезна. Фальсификация может возвратить человеческое мышление к тому, что более приемлемо для сущего, а именно, какая из двух концепций направлена на бытие.

Допустим, у нас есть человек-мизантроп. Он убежден в том, что люди не должны существовать на свете, так как они творят много зла. Человеческое отношение к миру должно формироваться на отношении человека к самому себе: то есть мизантроп в первую очередь должен ненавидеть самого себя и только тогда не возникнет явного противоречия. Ненавистник отрицает бытие совсем. Однако он исключает тот момент, когда бытие все-таки становится сильнее небытия, то есть оно просто напросто есть. То есть получается так, что есть то, чего не должно быть. Вопросы: « Почему не должно быть?», «Зачем не должно быть?» - остаются без ответа. Мне представляется, что ненавистничество формируется у человека бессознательно, возможно в результате какой-либо обиды на людей. И не стоит удивляться, почему не помогают жить человеку, а наоборот даже мешают, учения авторитетных философов-мизантропов. Например, заявление Шопенгауэра: «Наш мир – наихудший из возможных миров» вряд ли способно привнести в общечеловеческую культурную копилку нечто такое, что поможет человечеству жить и решать проблемы.

Но ведь существует и другая позиция, позиция человеколюбия. Эта позиция может утвердить бытие и только эта позиция может решить существующие у человека проблемы. Способность человека творить доказывает следующее: никогда бы ни создавались никакие творения, которые впоследствии помогли человечеству и воспитали его, если бы в мире господствовало человеконенавистничество.

Почему в таком случае нужна фальсификация? Человеколюбцам она не нужна, но она может помочь мизантропам. Возможно, им не хватает эпистемологической смелости принять за истину то, что человек достоин быть, тогда фальсификация предлагает выход: что если принять позицию человеколюбия в качестве фальсификации, в качестве универсальной модели. Это универсальная идея и может оказаться ложной, но тем не менее она осуществляла функцию истинной.

Из этого рассуждения можно сделать следующий вывод: существует такое онтологическое знание, к которому не применимы понятия истинности и ложности. Иными словами оно просто есть, то есть бытийствует.

Глава 2. Эпистемология и фальсификация.

В эпистемологии понятие фальсификации впервые было предложено Поппером. Фальсификация Поппера является в первую очередь принципом познания. Поппер говорит, что любое знание надо подвергать фальсификации, чтобы достичь истины. Говоря другим языком, любое знание нужно подвергать сомнению. Мне кажется, что если назвать позицию Поппера аналогичной позиции скептиков, сложно ошибиться. Однако, в философии Поппера не ясен один очень важный момент. Что такое мудрость и как её достичь?

Основу мудрости, как особенности философского знания, составляет постоянная готовность к новому, открытость к познанию, способность удивляться. Удивляющийся человек размышляет, философствует, думает обо всем на свете. Мудрость предполагает, прежде всего, понимание того, что, в общем, известно большинству людей. Мудрость, согласно древнегреческому мыслителю Аристотелю (384-322 гг. до н.э.), есть знание общего. Это значит, что мудрость заключается в том, чтобы обо всех известных людям вещах судить, исходя из признания их общей непреходящей основы. Для мудрого человека не обязательно знать много, для него главное - понимать многое, то есть не умножать знания, а уметь постигать причины. Многознание, говорил еще один древнегреческий мыслитель Гераклит (544-480 гг. до н.э.), не прибавляет мудрости.
Важнейшей особенностью философского знания является его интерес к таким вопросам, которые всегда сохраняют свое значение для человека, человечества, истории познания. Это так называемые "вечные вопросы". Английский мыслитель Е.Рассел (1872-1970) в своей "Истории западной философии" формулирует "вечные вопросы" философии следующим образом: "Разделен ли мир на дух и материю, а если да, то что такое дух и что такое материя? Подчинен ли дух материи или он обладает независимыми способностями? Развивается ли вселенная по направлению к некоторой цели? Если же существует образ жизни, который является возвышенным, то в чем он состоит и как мы его можем достичь? На такие вопросы нельзя найти ответа в лаборатории". Проблема единства мира, проблема человека, проблема свободы и многие другие "вечные вопросы" философии получают свое решение в каждую эпоху в соответствии с уровнем достигнутых знаний.
Путь философского знания - это путь разумного мышления. Это мышление - основательное, умеющее отстаивать свою правоту, свободное, творческое, предполагающее знание бесконечным.
Итак, философское знание - это осмысление, понимание, умение постигать причины явлений; это отношение к миру, руководствующееся только разумом; это обращение к "вечным" смысловым вопросам человеческого бытия.
Всякая философия, как одна из форм общественного сознания, представляет собой мировоззрение. Мировоззрение - это сложное духовное образование, в котором переплетены обыденно-практические, или житейские и научно-теоретические взгляды. Содержание мировоззрения изменялось соответственно тому, как менялись формы теоретического осмысления мира. Поэтому основой являются знания, составляющие его информационную сторону. Однако чтобы знание обрело мировоззренческий смысл, оно должно получить соответствующую оценку. Следовательно, в структуру мировоззрения входит оценка знаний, представляющая аксиологическую (ценностную) сторону мировоззрения.
Важным и постоянным компонентом мировоззрения являются убеждения, которые предполагают безусловное принятие некой реальности, воззрений, идей. Необходимым фактором убеждения выступает сомнение, так как оно помогает продвигаться по пути знания и истины и избегать догматизма. Догматизмом называют безоговорочное следование избранной доктрине, принятие на веру раз и навсегда какой-либо идеологии. Наконец, в структуру мировоззрения входят идеалы, без которых немыслима жизнь человека. [3]

Как уже говорилось в предыдущей главе, существуют такие категории, к которым не применимы понятия истинности или ложности. К чему могут быть применимы эти понятия?

Истинности и ложность можно воспринимать как результат применения алгоритма к какой-то совокупности информации, например, к подмножеству слов какого-то формального языка или массиву информации о реальности. Однако, при анализе информации может возникнуть ситуация неопределенности. Например, парадокс нигилизма, «правды не существует», при истинности предложения показывает, что правда всё-таки существует. Такие ситуации называются ситуациями неопределенности.

Парадокс нигилизма заключается даже не в алогичности с точки зрения теории познания, а в том, что он действительно есть, есть люди, которые верят в отсутствие какой-либо правды. Аналогично примеру из предыдущей главы, можно профальсифицировать понятие «правда». Если это фальсификация, то что же «правда» на самом деле? Почему псевдоправда так похожа на истинную правду, то есть та, которая человеку необходима? Если она отвечает всем требованиям, которые мы можем ей предъявить, то почему бы не смириться с её бытием?

Хотелось бы привести один очень важный пример, который касается фальсификации. Допустим, мужчина женился на женщине, которую он любит. Много лет они прожили счастливо в браке, и у них все было хорошо. Но вдруг по прошествии некоторого времени появляются некие существа, пусть даже инопланетяне, которые забирают у этого мужчины его жену, и говорят, что на самом деле это был их шпион-разведчик, и на самом деле это не женщина, и она только исполняла роль его жены все эти годы. Страшная ситуация, не так ли? Жена – оказалась фальшивой. Однако разгадка данной ситуации заключается в том, что муж может не поверить в то, что его жены нет и номинально не было никогда. Для него она ведь существовала, его прошлое связанно с ней. Он уснет и она будет ему сниться. Эта жена не обладает существованием, а обладает нечто большим, она обладает бытием. Если мужчина пересмотрит всю свою жизнь, где его жена является искусно сконструированным роботом, для него жена потеряла существование не изначально, а только в тот момент, как её разоблачили перед ним. Этот пример наглядно демонстрирует онтологическую связь между человеком и миром в котором он живет: всё то обладает бытием, что исполняет функцию, которую от него ожидает сущее

Возьмем в качестве метафоры нашей реальности шахматы и шахматный мир. Насколько мы можем говорить о реальности? Для нас это будет являться искусственным миром, где существуют свои правила и законы бытия, своё начало и свой конец. Шахматная доска, 64 поля – тридцать два белых, тридцать два черных. Представим, что мы являемся одной из восьми белых пешек. Что мы можем знать? Мы знаем, что мы являемся белой пешкой, таких как мы еще семь штук в одном ряду, есть еще другие фигуры, которые стоят впереди нас. Впереди нас аналогичные нам фигуры противников. Шахматная партия состоится только в том случае, если будут соблюдены все правила, которым подчиняется игра. Стоит ли нам, будучи одной из пешек, задаваться вопросом о реальности фигур, нас окружающих? Фигуры вокруг нас реальны ровно настолько, насколько реальна пешка, которой мы сейчас являемся. Мы знаем правила игры, знаем когда мы выиграем, а когда нет. И играя в шахматы, мы не ставим под сомнение правила шахмат, так как они являются шахматообразующим фактором, то есть, если бы не было этих правил, то не было бы и самой игры, а остались бы только бессмысленные фигуры, рассыпанные на доске. И играя в шахматы мы стремимся выиграть согласно правилам, и такая честная игра и является для нас целью. Речь идет о настоящей игре в шахматы, а не игре в духе Остапа Бендера, где можно воспользоваться невнимательностью игрока и стянуть у него пару фигур или поставить незаметно свою фигурку для более выгодного положения. Для настоящей игры в шахматы это неприемлемо. Играя в шахматы мы знаем как действовать, но мы не можем заранее предугадать что именно надо делать, из-за невозможности заранее просчитать все варианты, которые могут быть в шахматах.

Мне кажется, что тоже самое можно и сказать о человеческой сфере бытия. Проблема заключается в том, что если мы, играя в шахматы, знаем правила шахмат, то правила бытия ( или можно даже сказать – правила жизни) нам не известны изначально. Проблема эпистемологии – это проблема познания этих правил бытия.

Глава 3. Этика и фальсификация

Особое место в ряду наиболее существенных и убедительных способов доказательства жизненно-практической значимости философского знания служит апелляция к его этической составляющей. А именно, к тому исторически фиксируемому культурному событию, когда философское мышление избирает в качестве одного из своих приоритетных предметов вопрос о том, что движет человеком при совершении тех или иных поступков и как регламентируется сфера его свободного от объективной физической необходимости поведения. С этого момента обнаружение источника моральных обязанностей становится неотъемлемой составляющей самоидентификации разумного индивида, даже при условии, что его самоопределение проходит под знаком последовательной дискредитации любых культурных норм, включая все возможные нравственные императивы. Парадоксальность подобной логики рассуждения состоит в том, что мы можем системно действовать вне морали (или, по крайней мере, в обход всех известных ее предписаний), но не можем последовательно мыслить безотносительно к ее базовым ценностно-нормативным концептам. Иными словами, наше сознание и поведение может быть в большей или меньшей степени аморальным, но не может быть внеморальным в полном смысле этого определения. Столь простой до наивности ход мысли невольно заставляет даже самого скептически настроенного по отношению ко всякому философствованию прагматика признать, что инициированный философским мышлением этико-антропологический переворот в европейском сознании привел к дисциплинарному оформлению наиболее практически значимой и общественно резонансной философской дисциплины – этики как практической философии. В этой общеизвестной дефиниции заключено немало смысловых кодов, исчерпывающая дешифровка которых вряд ли возможна. Однако не подлежит сомнению: одним из наиболее значимых и, одновременно, очевидных смыслов данного определения служит прямое указание на то, что этика не только с необходимостью включает в себя практическую, т.е. сугубо нормативную, часть, но и является своего рода практически воплотимым «продуктом» философского знания как такового в форме императивно-ценностной стратегии собственно человеческого существования. Таким образом, через этику, призванную формулировать, систематизировать и обосновывать каноны совершенного поведения человека как в личной, так и в общественной сфере его существования, достигается выход философии в практику.[4]

Одна из примечательных особенностей современной науки состоит в том, что в ней все более заметное место занимает этическая проблематика. Конечно же, интерес к ней возник отнюдь не сегодня — дискуссии вокруг этических проблем науки, хотя в известном смысле они и были факультативными, имеют достаточно длительную и содержательную историю. Тем не менее никогда в прошлом не было такого, чтобы исследователям и администраторам науки в своей повседневной деятельности приходилось тратить столько внимания, времени и сил не только на их обсуждение, но и на попытки найти то или иное решение. [5]

Фундаментальную проблему философии стоит обозначить не только вокруг гносеологии, но и в контексте онтологических проблем, связанных с определением человеческого сознания. Можно ли согласиться с тем, что вся проблематика сознания сводится к выявлению условий и возможностей человека иметь знания о мире? Интересно отметить, что если в русском языке термины "сознание" и "знание" близки по значению, то в других языках, например в английском, сознание обозначается словом, имеющим один корень со словом "совесть".

Что такое совесть? И. Кант определял совесть как суждение умопостигаемого характера об эмпирическом и утверждал, что в ней нравственный долг и свобода познаются нами с полной достоверностью, хотя и не составляют предмета теоретического познания. Современный философ Ю. Давыдов считает, что Кант признавал нравственный смысл сознания, ибо для него даже формула закона тождества формальной логики А=А непосредственно переходила в другую формулу: Я=Я, выражающую нравственную самотождественность Я или этическое требование: "Будь верен себе и данному тобой слову!", "помни, что Ты это Ты. Для Гегеля, совесть - это долг, т.е. моральное требование реальной правды и добра. Она есть работа сознания, направленная на исполнение права. Русские религиозные философы понимали под совестью сопричастность благой вести, единой для всех, не являющейся плодом рассуждений, а данной в непосредственном откровении. Жить по совести - значит осознавать напряжение противоречия между должным и сущим и делать соответствующий выбор. Жить по совести очень трудно, ибо это путь страдания. Н. А. Бердяев был уверен, что без помощи Бога человечеству не осилить всеобщей совестливой жизни. Только отдельные люди - святые, подвижники, гении, герои в состоянии осилить этот путь.

Можно ли рассматривать сознание и совесть как явления одного порядка: морального?

Для ответа на этот вопрос рассмотрим аргументы против отождествления сознания и знания. Суть их в следующем. Главной формой деятельности по получению знания является мышление, движущееся по логике вещей внешнего мира. Гегель считал, что в познании надо отдаться жизни предмета, убрать свою партикулярность (т.е. особенность своего человеческого бытия). Другими словами, из своего отношения к миру в ходе познания человек должен убрать как лишние и мешающие все смысложизненные и экзистенциально-нравственные вопросы типа "зачем?": "зачем я живу?", "зачем мне дана способность познания?" и т.д. Познавать законы мира человека вынуждает необходимость поддерживать свою телесную жизнь. Телесные потребности его не предполагают, что человек может выбирать: познавать внешний мир или нет? Только познавать, иначе не выживешь. Знание всегда принудительно для человека, ибо вещи мира принуждают его мыслить по их логике, а материально-телесные потребности принуждают принять принуждение внешнего мира. Поэтому знание и познание безопасны с точки зрения морали: здесь не требуется совершать подвиг свободного выбора. В частности, наука и возникла как такой вид познания, при котором задача овладения тайнами внешнего мира не была обременена морально-нравственной озабоченностью. Правда, впоследствии это обернулось грозными экологическими кризисами, которые показали, что познание природы должно включать нравственную ответственность человека.

Проблематика сознания шире проблем, связанных с условиями возможности познания и знания. Акт сознания, считают многие философы, возникает там, где появляется нужда в свободном выборе, например, между долгом и совестью, добром и злом, где Я берет на себя бремя свободы решать, как поступать: смириться или бунтовать, жить или умереть, отдать приоритет своему телу или своей душе и уму и т.д.

Примером свободного выбора может служить вера. Речь идет не только о религиозной вере, но вере как таковой. Можно верить и в коммунизм. В актах веры нет опор на какие бы то ни было внешние гарантии. Любая вера сопряжена с риском, ибо никто не даст гарантий, что Бог есть, что человечество сумеет построить коммунизм и т.д. Другой пример. Людям, как известно, свойственно чувство стыда. Стыд - это духовное, идеальное начало в человеке, которое постоянно напоминает, что он не только физиологическое, природное существо. Но человек волен сам решать воспользоваться или нет этим напоминанием. Стыд - это показатель трагического выбора между природным и духовным в человеке. Существует точка зрения, что человек возвестил о наличии у него сознания, когда устыдился своих откровенно животно-физиологических влечений.

Итак, сознание имеет дело со смысложизненными проблемами, оно есть там, где человек задает себе вопросы: зачем я живу, зачем существуют мир, страдания, смерть и т.д.

Сознание, как и познание, есть отношение Я к миру (не-Я), но в случае сознания это отношение ставит человека перед проблемой свободного выбора. Свободного - значит ничем не обусловленного. Давно известно, что свободными по исходу являются моральные действия. Моральное - это способность человека руководствоваться мотивацией, которая причинно не обусловлена. Морально то, что бескорыстно, беспричинно. Нельзя ответить на вопрос "почему?" в отношении совести: она обрубает цепь причинных объяснений. Нельзя сделать по совести, потому что испугался возмездия, или был в хорошем настроении и т.д. Здесь речь идет о чем угодно, но только не о совести. Мы говорим "п

Наши рекомендации