Тема 5. Динамика науки как процесс порождения научного знания. Научные традиции и научные революции

Позитивистская традиция в философии науки. Расширение поля философской проблематики в постпозитивистской философии науки. Концепции К.Поппера, Т.Куна, И.Лакатоса, П.Фейерабенда, М.Полани.

Позитивистская философия с полным основанием может быть рассмотрена как мировоззренческая форма самоутверждения науки в культуре общества. Ключевая идея позитивизма — философия— должна принять в качестве модели для себя образцы научного знания, должна быть построена по образу и подобию наук. Традиционная философия (метафизика) стремилась к достижению абсолютного знания. Однако подобное знание и невозможно, и ненужно для практики. Философии следует отказаться от подобных претензий и стать позитивной наукой.

Основоположником позитивистской философии был О.Конт (1798—1857). Его работы дали начало первой, «классической», форме позитивизма, наиболее известными представителями которой были также Дж.С.Милль и Г.Спенсер. Данная версия позитивистской философии исчерпала себя к концу XIX в., чтобы смениться «вторым» позитивизмом, или эмпириокритицизмом (Мах Э., Авенариус Р.и др.); наконец, в 20-е гг. ХХ в. возникает третья версия позитивизма — неопозитивизм, или аналитическая философия. Общим, объединяющим моментом для всех версий позитивизма стала ориентация на науку, анализ ее строения, ее спецификацию и в связи с этим отграничение (демаркацию) науки от других форм сознания, прежде всего традиционной философии (метафизики).

Согласно Конту, человечество в своем интеллектуальном развитии проходит три стадии, или этапа: теологическую, метафизическую и позитивную (закон «трех стадий»). На первой, теологической, человек объясняет мир действием сверхъестественных сил, понимаемых по аналогии с человеком. Объяснения, формируемые на метафизической стадии, сводятся к ссылкам на выдуманные первосущности вроде эйдосов, апейрона, субстанции и т.п. На третьей, последней, стадии человечество отказывается от попыток познания абсолютной сущности всех вещей и обращается к опытному, позитивному знанию. Наука не должна вводить понятия, не имеющие чувственного коррелята, она отвечает на вопрос «как?», а не на вопрос «почему?». Цель научного познания — законы, описывающие данные в опыте явления, повторяющиеся связи и отношения между ними. Знание этих законов выступает средством объяснения частных фактов, а также средством предвидения будущих событий, что Конт выразил афоризмом «Знать, чтобы предвидеть, предвидеть, чтобы обладать силой».

Отрицая метафизику, Конт допускал возможность и необходимость позитивной философии, основная задача которой заключается в систематизации положительного знания. В конечном счете она должна построить систему однородной науки, сведя всю совокупность присущих разным наукам принципов и законов к их наименьшему числу. Смысл позитивной философии — в изучении взаимосвязей между науками, логических законов разума, методологии научного мышления. Система научного знания представляется Конту состоящей из следующих разделов: математики, астрономии, физики, химии, физиологии (биология), социальной физики (социология), морали. Таким образом, наряду со сложившимися уже к его времени науками Конт проектирует науку об обществе — социологию, которая, с его точки зрения, должна основываться на общих принципах позитивного знания, а поэтому должна стать аналогом физики. Показательно, что социальное знание, по Конту, должно быть представлено тремя разделами: социальной статикой (учением об условиях существования общества, его институтах), учением об изменениях социальных систем — социальной динамикой и программой социального действия (социальной политикой).

Основной и принципиальный недостаток позитивизма — радикальный сциентизм, т.е. представление о том, что наука есть высший, наиболее совершенный вид сознания. По поводу контовской интерпретации позитивной философии следовало бы поставить вопрос «какими средствами и методами должна она пользоваться, создавая систему однородной науки?». Может ли, в частности, физика решать вопросы своей познавательной компетенции своими собственными методами? В конце концов, правда, уже в лице аналитической философии, третьего позитивизма, произошло обращение к методам формальной логики, с помощью которых и пытались решать методологические проблемы науки. Очевидная неудача подобных попыток и привела к общему истощению творческого потенциала позитивистской традиции к середине ХХ в.

В конце 50-х - начале 60-х годов ХХ в. влияние позитивизма в западной философии резко ослабевает. Это было вызвано, рядом обстоятельств, прежде всего отказом позитивистов рассматривать и решать мировоззренческие проблемы. Указанная ориентации - продукт радикального сциентизма, присущего позитивистской традиции вообще. Наука с точки зрения этой традиции - единственный вид познавательной деятельности, способный дать адекватные ответы на все возникающие перед человеком вопросы. Если же эти вопроса не могут бытъ сформулированы соответственно канонам научной рациональности, то их следует отнести к категории псевдовопросов. Отсюда же стремление позитивистов к демаркации науки а первую очередь от философии, а также, от других форм духовного освоения мира.

Однако развитие науки ХХ в. (отметим попутно, что 50-е годы, по общему мнению, время начала современной научно-технической революции) поставило перед человечеством ряд острых проблем именно мировоззренческого плана, в том числе сложную проблему добра и истина, ответственности ученого за результаты своей деятельности и т.п. Неопозитивизм не давал каких-либо средств для решения проблем этого рода, считая их псевдопроблемами.

Другой существенной причиной упадка влияния неопозитивизма явился его внутренний кризис, особенно кризис построенной им, концепции наука.

Во-первых» неопозитивизм обнаружил полную невозможность освободить науку от так называемой «метафизики», т.е. от определенных предпосылок, вскрываемых философской рефлексией. Программа демаркации философии и науки оказалась несостоятельной. Оказалось невозможным выделать научное знание из сложного социокультурного контекста, который, вопреки мнению постпозитивистов, играет важную роль в движении познания. Как оказалось, рост научного знания нельзя понять, не учитывая и субъективных, личностных аспектов познавательной деятельности, которые не нашли отражения в рамках нeопозитивизма.

Во-вторых, одной из наиболее характерных черт позитивистской традиции в философии было противопоставление контекста открытия и контекста обоснования в научном исследовании, с полным исключением первого из сферы методологического анализа. В свою очередь, это с необходимостью приводило к исключению из философии науки проблемы развития научного знания и к построению исключительно статических моделей науки.

Неопозитивисты основывались на дихотомии эмпирического- и теоретического. Отсюда поиск «атомарных», теоретически «ненагруженных» фактов и вся программа верификации. Кроме того, неопозитивистский анализ науки акцентирован на экспликации по преимуществу формально-логических структур научного знания, что опять-таки вело к абстракции от социальных, психологических и т.п. факторов, опосредующих рост научного знания, приводило к господству «де факто» сугубо кумулятивистских представлений о развитии наука.

Но реальная картина процессов развития науки в XX в., особенно учитывая проявления современных научно-технических революций, вступала в очевидное противоречив с неопозитивистским их образом. Этот образ не только не позволял формулировать ответы на проблемы, непосредственно связанные с ростом научного знания, но и не соответствовал потребностям интенсивно развивающегося комплекса наук о науке: социологии науки, психологии научного творчества и т.д.

В силу указанных причин на смену неопозитивизму в западной культуре приходит целый спектр разного рода концепций и школ, объединяемых следующими моментами.

Во-первых, все они в отправном пункте начинают с критики неопозитивистских программ анализа научного знания и констатации их краха, Вместе с тем как неопозитивисты так и представители идущих ему на смену постпозитивистских школ сохраняют основную ориентацию на решение проблем, связанных с анализом научного знания.

Во-вторых, все эти концепции и школы объединяются стремлением реабилитировать роль «метафизики» в научном познании, т.е. поиском философских оснований научного знания. Вообще в центре их внимания оказываются те или иные аспекты личностного и социокультурного, исторического контекста познавательных процессов.

_. — В-третьих, для постпозитивистов характерно стремление вскрыть основные механизмы развития науки, роста научного знания. Появление нового знания, новых форм познавательной деятельности интересует представителей постпозитивистских концепции науки в первую очередь».

В остальном для концепций научного знания, пришедших на смену неопозитивистской традиции философии науки, свойственна большая пестрота исходных философских посылок и подходов. К их числу принято относить концепции таких западных философов науки, как К.Поппер, И.Лакатос, Дж.Агасси, П.Фейерабеид, Т.Кун, С.Тулмин, М.Полани и др. Общим названием для всего этого движения, принятым в нашей философской литературе, является «постпозитивизм».

Логико-методологическая концепция К.Поппера. Постпозитивизм, как уже было подчеркнуто, является интеллектуальным и духовным преемником философской традиции позитивизма, вырастает из поставленных им проблем. Доказательством и демонстрацией этой преемственности служат работы одного из наиболее влиятельных современных западннх философов Карла Раймунда Поппера.

К.Поппер начинал свою профессиональную деятельность в Венском университете в период формирования Венского кружка. И хотя формально Поппер не было членом этого союза и всегда занимал по отношению к позитивизму критическую позиции, творческое тесное общение с такими его видными представителями, как В.Крафт, Г.Фейгль, Р.Карнап оказало определенное воздействие на его творчество. Историческая связь с логическим позитивизмом наложила отпечаток, в первую очередь, на выбор исходных проблем. Например, проблема демаркации науки и метафизики решается К.Поппером в той же форме, как она стояла в логическом позитивизме. С логическим позитивизмом его концепцию объединяет и принятие тезиса эмпиризма в методологии. Действительно, одной из центральных отправных задач, которую решал Поппер, была задача эмпирического обоснования научного знания. Тезис эмпиризма заключал в себе три допущения: I. возможность жёсткого различения фактического и теоретического знания; 2. существование надежных способов получения: фактических данных; 3. существование методов, позволявших получать теоретически положения на основе результатов опыта и эксперимента .Последнее следует из признания исключительной роли индукции. Эмпиризм и индуктивизм всегда были тесно связаны; именно индуктивизм, индуктивная логика были основой рождающегося эмпиризма. Однако уже вскоре после своего появления: индуктивизм обнаружил свои слабые стороны. Критика индуктивизма предполагала, во-первых, логическую критику метода индукции и, во-вторых, обоснование' недостаточности индуктивных способов рассуждения для реальной научной практики.

Критика индуктивизма является отправным пунктом исследования Поппера. Продолжая обе названные линии критики принципа индукции, Поппер отказывает ему в статусе логической основы метода опытных наук. По мнению Поппера, единственной логикой, способной стать фундаментом методологии науки, является дедуктивная логика. Однако последняя, в свою_очередь, не может служить основой эмпиризма, интересы которого продолжает защищать К.Поппер. Единственную возможность в рамках дедуктивной логики выстроить связь между единичными утверждениями и общими положениями науки дает известное правило «Modus tollens», которое гласит: ложность эмпирического следствия из теория с необходимостью ведет к ложности основания, т.е. самой теории. Однако с помощью этого правила нельзя подтвердить теорию, доказать ее истинность, можно только опровергнуть, доказать ложность. Так с логической необходимостью рождается в концепции Поппера установка на «опровержение».

«Логическая теория, которая будет развита далее-, прямо и непосредственно выступает против всех попыток действовать, исходя из идеи индуктивной логики,- пишет К.Поппер.- Она могла быть определена как теория дедуктивного метода проверки, или как воззрение, согласно которому гипотезу можно проверить только эмпирически и только после того, как она была выдвинута»

(К.Поппер. Логика и рост научного знания. М., 1983. – С -. 50).

Установка на опровержение определила всю структуру концепции Поппера и его дальнейшие выводы. Прямым ее следствием является решение проблемы демаркации науки и метафизики. Как мы помним, логический позитивизм решал проблему демаркации посредством выдвижения принципа верификации (или опытной, экспериментальной подтверждаемости) всех синтетических высказываний. Однако как бы велико ни било число верификаций, исследователь не может, с абсолютной уверенностью говорить ой истинности теории, поскольку никогда нет гарантии, что следующий опыт тоже будет подтверждающим. Поэтому, по мнению Поппера, принцип верифицируемости должен быть заменен принципом фалъсифицируемости. Фальсифицируемость универсальных высказываний определяется как их способность формулироваться в виде утверждений о несуществовании.

«Не верифицируемость, а фальсифицируемость системы следует рассматривать в качестве критерия демаркации. Это означает, что мы не должны требовать возможности выделить некоторую научную систему раз и навсегда в положительном смысле но обязаны потребовать, чтобы она имела такую логическую форму, которая позволяла бы посредством эмпирических проверок выделить ее в отрицательном смысле: эмпирическая, система должна допускать опровержение путём опыта»

(там же, с. 63).

Непосредственно связано с теорией демаркация и решение проблемы научного метода. Методологические правила рассматриваются К.Поппером как конвенции. «Аналогично тому как шахматы могут быть определены при помощи свойственных им правил, эмпирическая наука может быта определена при помощи eё методологических правил»

(там же, с. 79).

При установлении методологических правил необходимо выделить одно высшее правило, которое служит системообразующим для всех остальных. В теории Поппера таким правилом является принцип, «согласно которому другие правила следует конструировать так, чтобы они не защищали от фальсификации ни одно из научных высказываний».

Все правила конструируются с целью обеспечения критерия демаркации. В целом теорию метода можно представать в виде следующей структуры: 1. выдвижение гипотезы; 2. оценка степени фальсифицируемости гипотезы; З. выбор предпочтительной гипотезы, т.е. такой, которая имеет большое число потенциальных фальсификаторов (говоря: другими словами, предпочтительнее те гипотезы, которые рискованнее); 4. выведение эмпирически проверяемых следствий и проведение экспериментов; 5.отбор следствий, имеющих принципиально новый характер; 6. отбрасывание гипотезы в случае ее фальсификации. Если же теория не фальсифицируется, она временно поддерживается; 7. принятие конвенционального или волевого решения о прекращении проверок и объявление определенных фактов и теорий условно принятыми. Реализацией установки на «опровержение» является теория роста научного знания. Отметим, что само обращение к вопросам развития, роста знания является «запретным» для позитивизма. В концепции Поппера вопросы роста знания появились в результате развития .ее внутренней логики, как следствие попытки решить проблему обоснования с помощью дедуктивной логики. Действительно, если эмпирический характер знания может быть сохранен только при условии постоянного критического отношения к нему, т.е. при условии постоянных попыток фальсификации, то успех этих попыток будет вести к элиминации предыдущих теорий и выдвижению новых гипотез, т.е. к постоянному изменению, развитию знания. Таким образом, начиная с разрешения трудностей проблемы обоснования, Поппер приходит к необходимости отказаться от самой установки на обоснование как единственно возможной. Он приходит к парадоксальному, о точки зрения позитивизма, выводу: обоснованное научное знание - это знание, которое прогрессирует, т.е. способно к росту.

Однако "теория роста знания" - это не логика открытия в традиционном, бэконовском смысле слова. Поппер не затрагивает вопросов логика творчества, он исследует логику принятия и смены теорий.

Теория роста научного знания приводит Поппера к ряду философских, гносеологических выводов. Во-первых, это вывод о принципиальной гипотетичности научного знания и его «фаллибилизме, т.е. подверженности опровержению. Во-вторых, это своеобразное решение вопроса об истинности наших знаний. Истина как точное соответствие суждений фактам, по мнению Поппера, принципиально недостижима. Она выступает как регулятивная идея в научном познании. Мы стремимся к достижению истина, но никогда ее не достигаем. Даже получив истинное знание, мы никогда не можем отделить его от заблуждения. Онако мы способны измерять степень приближения к истине. Для этого вводится специальное понятие правдоподобия: «…теория T1 менее правдоподобна, чем теория Т2, если и только если: а) их истинные и ложные содержания (или их меры) сравнимы и если в) истинное содержание, но не ложное содержание T1 является меньшим, чем истинное содержание T2, а ее ложное содержание является большим. Короче, мы говорим, что Т2 ближе к истине и больше похожа на истину, чем T1, если и только если из нее следует больше истинных утверждений; но не больше ложных, или по крайней мере при равном количестве истинных утверждении, но при меньшем ложных»

(Цит. по: Панин А.В. Диалектический материализм и постпозитивизм. М., 1981. - С. 55).

Онтологическим основанием методологии и гносеологии Поппера служит его концепция «Третьего мира», являющаяся частью общей теории объективности научного знания. Интерес к проблеме объективности связан у К.Поппера с его борьбой против «психологизма» в логике и методологии науки. Решению этой проблемы он посвятил работу "Объективное знание". В этой работе автор считает, что. можно различить следующие три мира: «во-первых, миp физических объектов или физических состояний, во-вторых, мир состояний сознания, мыслительных- (ментальных) состояний и, возможно, диспозиций я действию, в-третьих, мир объективного содержания мышления, прежде всего содержания научных идей, поэтических мыслей и произведений искусства». Третий мир возникает как результат взаимодействия физического мира и мира сознания, как естественный продукт человеческой деятельности. Необходимым условием его возникновения является появление языка. Именно закрепляясь в языке, знание превращается в «объективный дух», приобретает объективный характер. Поппер формулирует три главных тезиса:

I) традиционная эпистемология Локка, Беркли, Юма и даже Рассела концентрирует внимание на втором мире, или знании в субъективном смысле, и поэтому не имеет отношения к исследованию научного знания;

2) «эпистемология должна заниматься исследованием научных проблем и проблемных ситуаций, научных предположений... научных дискуссий, критических рассуждений, той роли, которую играют эмпирические свидетельства в аргументации;, и поэтому исследованием научных журналов и книг, экспериментов и их значения для научных рассуждений. Короче, для эпистемологии решающее значение имеет исследование третьего мира объективного знания, являющегосяв значительной, степени автономным»;

(Поппер К. Указ. соч. – С. 445).

3) «объективная эпистемология, исследующая третий мир, может в значительной степени пролить свет на второй мир субъективного сознания, особенно на субъективные процессы мышления ученых, нообратное не верно»

(там же , с. 446).

Поппер подчеркивает, что «третий мир в значительной степени автономен, хотя мы постоянно воздействуем, на него и подвергаемся воздействию с его стороны; Он является автономным, несмотря на то, что он есть продукт нашей деятельности и обладает сильным обратным воздействием на нас, то есть воздействием на нас как жителей второго и даже первого миров»

(там же, с. 446).

Обитателями третьего мира являются теоретические системы, проблемы и критические рассуждения; сюда же относится и содержание журналов, книг и библиотек. Процесс развития научных теорий происходит в «третьем мире» и имеет собственную логику развития. Схема развития имеет вид: Р1 - ТТ - ЕЕ – Р2.

Поясняя эту схему, Поппер пишет: «Мы начинаем с некоторой проблемы P1, переходим к предположительному, пробному решению или предположительной, пробной теории ТТ, которая может быть (частично или в целом) ошибочной; в любом случае она должна быть подвергнута процессу устранения ошибки ЕЕ, который может состоять из критического обсуждения или экспериментальных проверок; во всяком случае, новые проблемы P2 возникают из нашей собственной творческой деятельности, но они не являются преднамеренно созданными нами, они возникают автономно из области новых отношений, появлению которых мы не в состоянии помешать никакими действиями, как бы активно ни стремились сделать это» (там же, с. 455).

Наличие в схеме пункта ЕЕ - элиминации ошибок - позволяет Попперу уподобить процесс развития науки эволюционному развитию биологических видов. Пробные решения представляют собой мутации, а данные опыта аналогичны факторам естественного отбора, которые элиминируют неудачные теории.

Развивая «биологическую» аналогию, К.Поппер пишет: «Пробные решения, которые животные и растения включают в свою анатомию и свое поведение, являются биологическими аналогиями теорий и наоборот: теория соответствует эндосоматическим органам и их способу функционирования (как соответствуют многие экзосоматические продукты, такие, как медовые соты, и особенно экзосоматические инструменты, такие, как паутина пауков). Так же как и теории, органы и их функции являются временными приспособлениями к миру, в котором мы живем»

(там же, с. 486).

Интеллектуальная эволюция является продолжением эволюции биологической. Поппер прямо заявляет, что от амёбы до Эйнштейна закономерности роста знания остались теми же самыми: происходит выдвижение пробных вариантов и элиминация ошибочных решений. Различие между амёбой и Эйнштейном лишь в том, что Эйнштейн сознательно ищет элиминации ошибок, он критичен по отношению к своим теориям.

Эволюционная теория роста знания специфически решает вопрос о преемственности теорий. Согласно Попперу, теории должны быть связаны эмпирически. Суть постулата эмпирической преемственности заключается в требовании, чтобы каждая последующая теория была способна объяснить эмпирический успех предыдущей теории, т.е. она должна успешно объяснять все те эмпирические факты, которые в свое время объясняла старая теория. Кроме того, от новой теории требуется объяснение фактов, не укладывающихся в объяснительную схему старой теории, и предсказание принципиально новых фактов. Таким образом, теоретический рост знания полностью определяется его эмпирическим ростом.

Теория роста научного знания послужила для Поппера основанием критического опровержения марксизма, марксова материалистического понимания истории. Поппер трактовал его как «историцизм», суть которого - вера в существование законов истории. Именно вера, а не знание. Рост научного знания не поддаётся прогнозированию точно так же как и биологическая эволюция. Но, очевидно, ход человеческой истории в значительной мере зависит от роста знания. Это признавал и сам Маркс. Следовательно, и ход человеческой истории не предсказуем:

«Важнейший аспект марксистской теории и марксистской идеологии состоит в том, что марксизм – это теория истории, претендующая на предсказание будущего с абсолютной научной определённостью (хотя и в самых общих чертах). В частности, марксизм утверждает, что способен предсказывать социальные революции, подобно тому, как ньютоновская астрономия может предсказывать солнечные и лунные затмения»

(Поппер К.Р. Открытое общество и его враги. Т. 2. – М.: Феникс, Международный фонд «Культурная инициатива». 1992. – С. 480).

Концепция научных революций Т.Куна. Итак, в работах К.Поппера по логике науки был сделан шаг к истории науки, начата новая традиция анализа научного знания. Поппер стремился максимально приблизить логические понятия к изображению исторических процессов науки. Томас Кун, в противовес этому, выдвинул тезис о том, что объяснение научного развитая вообще невозможно обеспечить с помощью рационально-логических понятий. Кун обратился к анализу социокультурных и психологических факторов в деятельности исследовательских коллективов и отдельных ученых.

Поппер пренебрег наличием в работе ученого некоторых, «догматических» элементов позволяющих ему верить в успех своего исследовательского предприятия и не спорить с коллегами, а решать конкретные задачи по изучению природы. Если Поппер убеждает в приоритете критицизма в науке, то Кун подчеркивает «функцию догмы в научном исследовании» (таково название одного из самых первых его докладов, прочитанного в 1961 г.). Если для Поппера смелые опровержения и жесткая конкуренция теорий обеспечивают прогресс в науке, то для Куна начало прогресса - в переходе от дискуссий к конкуренции теорий к единой для группы специалистов точке зрения. Эту единую точку зрения, разделяемую «научным сообществом», Кун называет парадигмой.

Кун отмечает, что в состав общепринятых представлений обычно входят: символические обобщения - те выражения, которые используются членами научной группы без сомнений и разногласий, которые имеют вид F = m a, J = u/R или выражаются словами (например, «действие равно противодействию»); «метафизические» картины, или модели, типа: «теплота представляет собой кинетическую энергию частей, составлявших тело» или: «все воспринимаемые нами явления существуют благодаря взаимодействию в пустоте качественно однородных атомов» и т.д. Эти модели снабжают научное сообщество предпочтительными и доступными аналогиями и метафорами; ценности, -например, ценности, касающиеся предсказаний: количественные .предсказания- должны быть предпочтительнее .по сравнению с качественными; в любом случае следует постоянно заботиться в пределах данной области науки о соблюдении допустимого предела ошибки. Ученым часто приходится выбирать, что предпочесть в теории: точность или последовательность, «эстетичность» или «логичность» и т.д. Такой выбор очень сильно зависит от конкретных особенностей исторической эпохи или биографии каждого члена сообщества

(Кун Т. Структура научных революций. – М.: Прогресс, 1977. С. - 236-243).

Кун считает, что исследование природы в рамках парадигмы - это «нормальная наука»: «В данном очерке термин «нормальная наука» означает исследование, прочно опирающееся на одно или несколько прошлых научных достижений - достижений, которые в течение некоторого времени признаются сообществом как основа его дальнейшей практической деятельности. В наши дни такие достижения излагаются ... учебниками - элементарными или повышенного типа. ...До того, как подобные учебники стали общераспространенными, что произошло в начале XIX столетия (а, для вновь формирующихся наук даже позднее), аналогичную функцию выполняли знаменитые классические труды ученых: «Физика» Аристотеля, «Альмагест» Птолемея, «Начала» и «Оптика» Ньютона, «Электричество» Франклина, «Химия» Лавуазье, «Геология» Лайеля и многие другие. Долгое время они неявно определяли правомерность проблем и методов исследования каждой области науки для последующих поколений ученых»

(там же, с. 28).

Парадигма, таким образом, принимается научным сообществом как основа для дальнейшей работы. Кроме того, она достаточно открыта, чтобы новые поколения ученых могли в ее рамках найти для себя нерешенные проблемы, т.e. парадигма открывает простор для исследований. «Ученые, научная деятельность которых строится на основе одинаковых парадигм, опираются на одни и те же правила и стандарта научной практики. Эта общность установок и видимая согласованность, которую они обеспечивают, представляют собой предпосылки для нормальной науки, то есть для генезиса и преемственности в традиции того или иного направления исследования»

(там же, с. 29).

Именно «нормальная наука» не представлена в концепции Поппера. А, тем не менее, признание учеными некоторых «догм», традиций, стандартов работы позволяет им эффективно познавать природу. Кун называет работу в ранках парадигмы будничной и. полагает, что многие люди, не принадлежащие к числу исследователей в русле зрелой науки, не осознают, что «именно наведением порядка занято большинство ученых в ходе их научной деятельности».

Обсуждая вопрос о том, что представляет собой нормальное, или основанное на парадигме исследование, Кун начинает изложение со стадии накопления фактов. Он описывает три класса экспериментов и наблюдений. Прежде всего, имеется класс фактов, которые особенно показательны для вскрытия сути вещей. Исследование состоит в уточнении фактов и в их распознании во все более широком кругу ситуации. Например, в астрономии эти уточнения заключались в определении положения звезд и планет; в физике - в вычислении удельных весов и сжимаемостей материалов, длин волн и спектральных интенсивностей, электропроводностей и контактных потенциалов и т.н. Попытки увеличить точность и расширить круг известных фактов, подобных тем, которые были названы, занимают значительную часть литературы, посвященной экспериментам и наблюдениям в науке.

«От Тихо Браге до Э.О.Лоренца некоторые ученые завоевали себе репутацию великих не за новизну своих открытий, а за точность, надежность и широту методов, разработанных ими для уточнения ранее известных категорий фактов»

(там же, с. 48).

Второй класс - факты, которые не представляет большого интереса сами пo ceбe, но могут непосредственно сопоставляться с предсказаниям парадигмальной теории. Научная теория, особенно если она имеет преимущественно математическую форму, непосредственно может быть соотнесена с действительностью лишь в некоторых немногих областях. Поиски областей, где можно продемонстрировать полное соответствие, требуют постоянного совершенствования мастерства и возбуждают фантазию исследователя.

«Специальные телескопы для демонстрации предсказания Коперником годичного параллакса, машина Атвуда, изобретенная почти столетие спустя после выхода в свет «Начал» Ньютона и дающая впервые ясную демонстрацию второго закона Ньютона; прибор Фуко для доказательства того, что скорость света в воздухе больше, чем в воде... - все эти примеры специальной аппаратуры и множество других подобных им иллюстрируют огромные усилия и изобретательность, направленные на то, чтобы ставить теорию и природу во всё более теснее соответствие друг с другом

(там же, с. 48-49).

Этот тип экспериментальной работы зависит от парадигмы даже более явно, чем первый. Существование парадигмы заведомо предполагает, что проблема разрешима. Часто парадигмальная теория прямо подразумевается в создании аппаратуры, позволяющей решить проблему. Например, без «Начал» Ньютона измерения, которые позволяет произвести машина Атвуда, не значила бы ровно ничего.

Третий класс экспериментов и наблюдений представляет эмпирическую работу, которая предпринимается для разработки парадигмальной теории. В математизированных науках ряд экспериментов, целью которых является разработка парадигмы, направлен на определение физических констант, например, гравитационной постоянной, числа Авогадро, коэффициента Джоуля, заряда электрона и т.д. Ни одна из этих попыток не принесла бы плодов без парадигмальной теории, которая поставила проблему и гарантировала существование определенного решенная. Разработка парадигмы происходит и при открытии количественных законов. Таковы законы Бойля, Кулона, Джоуля.

Описывая теоретическую работу в рамках нормальной пауки, Кун называет в качестве примеров разработку теоретических методов для истолкования движения более чем двух одновременно притягивающихся тел и исследование стабильности орбит при возмущениях, приложение ньютоновской механики для решения задач гидродинамики и колебания струны, перестройку механики в работах Гамильтона, Якоби, Герца.

Кун показывает, что решение конкретных задач по изучению природы при наличии парадигмы напоминает решение задач-головоломок: есть образец решения (парадигма), есть правила решения, известно, что задача разрешима. На долю ученого выпадает попробовать свою личную изобретательность при заданных условиях. Секрет успехов науки во многом лежит в такой самоорганизации научного сообщества. Кун отмечает, что нет ни одного другого профессионального сообщества, которое бы было так хорошо изолировано от запросов непрофессионалов и повседневной жизни, как научное сообщество. Работа ученого обращена прежде всего к его коллегам, в то время как поэт или теолог обращается к непрофессиональной аудитории и очень зависит от ее оценок. «Именно потому, что он работает только для аудитории коллег, - аудитории, которая разделяет его собственные оценки и убеждения, ученый может принимать без доказательства единую систему стандартов». Кун подчеркивает, что изоляция научного сообщества от общества в целом позволяет каждому ученому концентрировать свое внимание на проблемах, относительно которых он имеет все основания верить, что способен их решить. Ученый не нуждается в выборе проблем, последние сами требуют своего решения.

Было описано, как Кун понимает работу в рамках нормальной науки. Но это только один период научного процесса, другой - ломка устоявшихся парадигм, кризис и формирование новой парадигмы. На одном из этапов развития нормальной науки непременно происходит несовпадение наблюдений с предсказаниями, возникает аномалия. И когда таких аномалий накапливается достаточнoe количество, нормальное течение науки прекращается, наступает состояние кризиса, которое обычно приводит к созданию новой теории. На примерах систем Птолемея и Коперника, кислородной теории горения и теории относительности Кун показывает, каким образом прежняя теория перестает адекватно объяснять накопившиеся факты, как подготавливается новая теория и происходит замена парадигмы, т.е. научная революция. Он проводит аналогию с социальной революцией и подчеркивает, что формирование новой парадигмы - это «экстраординарное исследование», период дискуссий, формирования новых принципов мышления, картин мира и т.п.

«Увеличение конкурирующих вариантов, готовность опробовать что-либо еще, выражение явного недовольства, обращение за помощью к философии и обсуждение фундаментальных положений - все это симптомы перехода от нормального исследования к экстраординарному»

(там же, с. 127).

Кун считает, что выбор теории на _роль новой парадигмы - это не логическая проблема.

«Ни с помощью логики, ни с помощью теории вероятности невозможно переубедить тех, кто отказывается войти в круг. Логические посылки и ценности, общие для двух лагерей при спорах о парадигмах, недостаточно широки для этого. Как в политических революциях, так и в выборе парадигмы нет инстанция более высокой, чем согласие соответствующего сообщества»

(там же, с. 131).