А) Отказ от универсализма

Мы видели, что развитие философии науки со второй половины XX в. шло в направлении смягчения жестких разграничительных линий, стандартов и правил научной деятельности. Кун и Лакатош настолько расширили понятие научной рациональности, что оно практически стало охватывать все действия ученых. Однако Кун еще защищается от обвинений в "иррациональности" и говорит, что он всегда считал науку рациональной деятельностью. Фейерабенд же доводит эту тенденцию к ослаблению методологических норм до конца. Он выступает против всяких универсальных методологических правил, норм, стандартов, против всех попыток сформулировать некое общее понятие научной рациональности.

Прежде всего, Фейерабенд указывает на то, что реальная наука и ее история всегда богаче любой методологической реконструкции. История науки представляет собой хаотичное переплетение самых разнообразных идей, ошибок, заблуждений, интерпретаций фактов, открытий, эмоций ученых, социальных влияний и т. п. Господствующая в науке концепция выделяет в этом хаосе лишь те элементы, которые важны с ее точки зрения. Она определяет свою область, задает "логику" этой области, формирует специфический язык и создает свои "факты". Все, что не укладывается в рамки господствующей схемы, безжалостно отсекается и оттесняется в область "псевдонауки". Так создается определенная устойчивая научная традиция. Философски осмысливая эту традицию, методологи формулируют в явном виде ее основные принципы и методы, объявляя их "универсальными" и "единственно научными". Научное образование приспосабливается к господствующей традиции и каждому индивиду навязывает ее жесткие стандарты, ее логику и ее факты. Все, что может привести к размыванию установленных границ, все, что выходит за рамки господствующих в данное время в науке схем, подавляется и искореняется. Нетрудно заметить, что это — изображение "нормальной науки" Куна.

Совершенно очевидно, что безраздельное господство подобной традиции чрезвычайно обедняет науку, лишая ее множества форм и способов деятельности, не попадающих в русло традиции. История науки в глазах сторонников господствующих представлений обедняется и искажается: от нее остается лишь бледный образ прямолинейного прогресса. Для более адекватного понимания науки и ее истории мы должны подняться выше существующих признанных схем и постараться охватить все богатство исторического процесса развития научного мышления. Но это означает, что нам нельзя заранее ограничивать себя какими-либо жесткими критериями и принципами. "Тому, кто посмотрит на богатый материал, доставленный историей, — пишет Фейерабенд, — и кто не стремится улучшать ее в угоду своим инстинктам и в силу своего стремления к интеллектуальной уверенности в форме ясности, точности, 'объективности' или 'истинности', станет ясно, что существует лишь один принцип, который можно защищать при всех обстоятельствах и на всех этапах развития человечества. Это принцип — anything goes".

Нужно далее учитывать, говорит Фейерабенд, что мир, который мы стремимся исследовать, пока еще представляет собой нечто весьма мало известное. Трудно предположить, что за сравнительно ничтожный период времени развития человеческого познания нам удалось открыть основные законы и структуры реальности, выработать наиболее успешные методы познания. По-видимому, мы находимся в самом начале познания и освоения мира. Современные методологические предписания кажутся хорошими в сравнении с предписаниями прошлого. Однако с точки зрения будущего они могут оказаться совершенно наивными. Следует держать наши глаза и уши открытыми и стараться принимать во внимание все формы, методы, способы познания. Кто знает, какие из них приведут к открытию наиболее глубоких тайн природы?

У Фейерабенда имеется еще один — может быть, важнейший — аргумент против универсальных правил и в пользу анархистской методологии. Создание определенной научной традиции, ее философское обобщение и закрепление, организация образования в соответствии с требованиями этой традиции — все это, считает Феиерабенд, несовместимо с гуманизмом. Каждый человек отличается своеобразием, индивидуальным темпераментом, вкусами, склонностями, способностями, условиями жизни. Когда мы заставляем человека подчиняться определенным принципам и стандартам, навязываемым современной наукой и ее логикой, мы калечим его индивидуальность, стесняем его свободное развитие. Ограничивая познавательную деятельность людей определенными догмами, мы не только стесняем и калечим тех, кто оказывается все-таки способным усвоить эти догмы и подчиниться им, но большое число людей — темперамент и способности которых не втискиваются в признанные в настоящий момент формы образования и познания — оказывается отлученным от науки. Свободное развитие способностей каждого индивида, формирование гармонически развитой личности невозможно до тех пор, пока человеческое познание насильственно втискивается в узкие рамки науки и логики сегодняшнего дня. "Следовательно, попытка увеличить свободу, жить полной и настоящей жизнью и соответствующая попытка раскрыть секреты природы и человеческого существования приводит к отрицанию всяких универсальных стандартов и всяких косных традиций. (Естественно, это приводит также к отрицанию значительной части современной науки.)"

И, наконец, любая методологическая концепция, формулирующая некоторые жесткие, неизменные и абсолютно обязательные принципы научной деятельности, рано или поздно становится помехой для развития познания. История науки показывает, что всякое методологическое правило нарушалось в ту или иную эпоху, тем или иным мыслителем. Более того, таких нарушений, считает Феиерабенд, нельзя избежать, ибо они необходимы для прогресса науки. Античный атомизм, гелиоцентризм, волновая теория света, квантовая теория — все они появились только потому, что отдельные мыслители сознательно или непроизвольно разрывали путы господствующих методологических норм и правил. Фейерабенд конкретно показывает, что для любого методологического правила можно найти обстоятельства, при которых целесообразно не только игнорировать это правило, но и поступать прямо противоположным образом.

· б) Контриндукция

Рассмотрим, например, правило, согласно которому именно "опыт", "факты" или "экспериментальные результаты" служат решающим свидетельством за или против научной теории. Согласование теории с опытными данными часто рассматривается как решающий аргумент в ее пользу; расхождение между теорией и фактами ставит теорию под угрозу устранения. Это правило лежит в основе эмпиризма и является существенной составной частью всех теорий подтверждения и проверки. Противоположным этому было бы правило, гласящее, что следует разрабатывать гипотезы, несовместимые с твердо установленными фактами и хорошо обоснованными теориями. Феиерабенд называет такое правило "контриндукцией". Какие аргументы можно привести в пользу контриндукции?

Начнем с того правила, которое побуждает нас изобретать и разрабатывать гипотезы, несовместимые с общепринятыми и в высокой степени подтвержденными теориями. Если у нас имеется хорошо обоснованная теория, то опровергающее ее свидетельство чаще всего можно получить только с помощью альтернативной гипотезы. Без такой гипотезы любое свидетельство можно привести в соответствие с существующей теорией. Поэтому разработка гипотез, несовместимых с принятыми в науке теориями, предохраняет науку от догматизма и окостенения. Кроме того, существование таких гипотез помогает нам лучше понять те теории, которых мы придерживаемся. Многие свойства теорий обнаруживаются не при сравнении их с фактами, а при сравнении их между собой. Однако для такого сравнения нужно их построить, нужно иметь несколько альтернативных теорий в одной научной области. Но это означает, что "познание не представляет собой ряда совместимых теорий, приближающихся к некоторой идеальной концепции: оно не является постепенным приближением к истине. Познание скорее представляет собой возрастающий океан взаимно несовместимых (и, может быть, даже несоизмеримых) альтернатив, в котором каждая отдельная теория, каждая волшебная сказка, каждый миф являются частями одной совокупности, взаимно усиливают, дополняют друг друга и благодаря конкуренции вносят свой вклад в развитие нашего сознания. Ничто не является вечным и ни одно мнение не может быть опущено в этом всеобъемлющем процессе. Плутарх или Диоген Лаэрций, а не Дирак или фон Нейман дают образцы познания этого рода, в котором история науки становится неотъемлемой частью самой науки, ибо она существенна как для дальнейшего развития науки, так и для придания содержания теориям, существующим в каждый данный момент. Эксперты и простые люди, профессионалы и любители, поборники истины и лжецы — все они участвуют в соревновании и вносят свой вклад в обогащение нашей культуры. Задача ученого состоит не в том, чтобы "искать истину", "восхвалять Бога", "систематизировать наблюдения" или "улучшать предсказания". Все это — побочные эффекты деятельности, на которую главным образом направлено его внимание и которая состоит в том, чтобы "делать слабое сильным", как говорили софисты, и благодаря этому поддерживать движение целого" ^s.

Второе правило, рекомендующее разрабатывать гипотезы, несовместимые с наблюдениями, фактами и экспериментальными результатами, не нуждается в особом обосновании, т. к. нет сколько-нибудь значительной теории, которая согласовывалась бы со всеми фактами в своей области. Фейерабенд рекомендует сознательное применение этого правила. Наши экспериментальные результаты, отчеты о наблюдениях, факты содержат некоторые гипотетические предположения о мире и о взаимодействии субъекта с миром. Наш эмпирический язык, содержащий наиболее знакомые и привычные для нас понятия, несет в себе определенную космологию. Принципы этой космологии невозможно проверить, находясь в рамках данного эмпирического языка, используя теории, построенные на его основе, проводя наблюдения и эксперименты, результаты которых выражаются в этом языке. Для критики и проверки космологических допущений, лежащих в основе привычного для нас языка, нужно выйти за его пределы и сравнить его с иным языком, с иной космологией. Проверка и критика нашего перцептивного опыта, наших фактов, нашей картины мира возможны лишь в том случае, если мы создадим иную картину мира, другие факты, новый язык, который иначе организует наш перцептивный опыт. Ясно, что при этом мы должны действовать контриндуктивно.

Обычно считают, что хороший ученый должен избегать пользоваться ad hoc гипотезами и если такие гипотезы все-таки иногда встречаются в отдельных дисциплинах, то это свидетельствует об их неудовлетворительном состоянии. В хорошей научной теории ad hoc гипотез быть не должно. В частности, Поппер указывал, что новая теория должна обладать избытком содержания по сравнению со старой теорией, которое с течением времени уменьшается благодаря ad hoc гипотезам. В противоположность этому мнению Фейерабенд подчеркивает неизбежность ad hoc гипотез в науке. Всякая новая теория возникает как ad hoc теория: ее содержание не превышает тех немногих фактов, для объяснения которых она выдвинута. Лишь последующая постепенная и длительная работа приводит к расширению ее содержания, к распространению ее на новые факты и области. Поэтому не следует избегать ad hoc гипотез. Напротив, можно (а иногда и нужно) вводить и разрабатывать такие гипотезы, увеличивать их содержание и постепенно устранять их исходную ограниченность.

Из своего анализа методологических правил и рассмотрения их отношения к реальной истории науки Фейерабенд делает вывод о том, что нет и не может быть ни одного методологического правила, применение которого можно было бы рекомендовать во всех обстоятельствах. Но если таких правил нет, на деятельность ученого не накладывается никаких ограничений. — Это и есть центральная идея методологического анархизма.