Вина, наказание и покаяние

Вина – состояние человека, обусловленное нарушением им долга, требований авторитета, обязанностей, накладываемых законом или соглашением (договоренностью). Противоположность вины – заслуга, которая признается за человеком, совершившим действия, превышающие требования долга. Осознание вины выражается в чувстве стыда, муках совести. В признании (в частности, исповедальном) своей вины заключается раскаяние, а в осознанном принятии наказания, искупающего вину – покаяние. Возможность вины обусловлена ситуацией выбора, в котором реализуется свобода и ответственность человека как способность выбирать между нравственным (требуемым, подобающим) и неправильным (запрещаемым, неподобающим).

По Канту, виновность следует усматривать не только в совершении поступков, имевших злые последствия, но и в поступках, совершенных не ради долга, а по максимам, которые по своей природе могли бы привести к дурным последствиям и не привели лишь по счастливой случайности. По Гегелю, человек виновен уже в своей способности действовать, быть виной – «причиной» происходящих вовне изменений, а действование – возможная материя проступка и преступления. Во французском экзистенциализме вина человека обусловлена его неспособностью сполна реализовать собственный потенциал. Как и Гегель, Рикер видит в чувстве вины одно из проявлений действенности сознания, внутреннего диалога, посредством которого осуществляется самоанализ и самонаказание.

Важнейшими модусами человеческой экзистенции являются наказание и покаяние. Наказание – в современном обществе это определенный вид санации, применяемой в случае нарушения принятых норм, правил, законов и заключающийся в ограничении возможностей и понижении социального статуса виновного (ограничение прав, лишение имущества, свободы и т.п.). Исключительной исторической мерой наказания является смертная казнь. В традиционном обществе, в котором справедливость как таковая еще не обособлялась от справедливости общественной жизни (общежития) оценка нарушения закона человеческой жизни осознавалась как явление религиозно-нравственного порядка. Так, для платоновского Сократа наказание заключается в справедливо налагаемом на человека страдании за совершенное им преступление и является «благом для того, кто его несет», так как приводит к нравственному исправлению. Не существует уголовных особых норм и кодексов, независимых от богословия и морали. Впервые автономизация права и исполнение уголовной ответственности в современном смысле сформировались в Римской империи, что явилось следствием религиозного синкретизма и плюрализма римской культуры, размыванием традиционных ценностей, римской гражданской добродетели, ранее неразрывно связанной с верой отцов, нравственных устоев, превращением несправедливости в нечто безразличное для римлянина.

Глубинная антиномия наказания во всей ее остроте обнаруживается в столкновении римского права с христианской моралью в европейской средневековой культуре. Разрешение этой антиномии затрагивает самую нравственную возможность наказания. В соответствии с тезисом антиномии, закон превыше всякого другого соображения; нарушение его есть безусловное зло, наказание же есть благо. Смысл наказания есть возмездие за содеянное преступление. Так рождается теория «равного воздаяния» (талион). Возможность отмены наказания за доказанное преступление, право помилования при таком подходе оспаривается. Итак, тезис антиномии гласит: «наказание проступка необходимо, ибо неоспорим факт нарушения закона», согласно антитезису антиномии «наказание невозможно, потому что преступник морально принужден, а судья морально некомпетентен». В рамках антитезиса наказание невозможно, потому что преступник – слабый человек, а кроме того, сомнительны компетенции судьи, который, чтобы судить по справедливости сам должен быть безоговорочно воплощением справедливости, т.е. свят. Потенциально наказание в духе тезиса называют легализмом, концепцию наказания в духе антитезиса называют уголовно-правовым гуманизмом.

Как преодолеть эту антиномию, выяснить соотношение правового и морального законодательства в уголовной области, восстановить целостность морального мира – в контексте разрешения этих вопросов и возможно построение фундаментальной этической теории наказания.

Если обратиться к Ветхому Завету, то здесь мы увидим воплощение идеи равного воздаяния по типу талиона. Пафос пророческой эпохи ветхозаветного мира есть восстановление справедливости суда и наказания. Законы Моисея не знают помилования, и единственный случай освобождения убийцы от наказания есть защита имущества от посягательства. Правда, законы Моисея не выдерживают строгости талиона в конкретном применении: убийство по неосторожности избавляет от смертной казни, но ряд преступлений помимо убийства наказываются смертью. Смысл наказания есть побуждение к отвращению от злых дел и, значит, не одно возмездие злой воле, но и поощрение воли доброй, сохранение божественной справедливости. Эта тема развивается у пророков. Всякое преступление есть преступление права, моральный грех и религиозная «мерзость» одновременно. Главное наказание за преступные деяния есть проклятие Божье народу. Весь уголовный закон составляет заповедь Божью.

В Нагорной проповеди Христа вместо нарастающей справедливости талиона предлагается идея милующей любви к врагам (милосердие) и прощения проступков в отношении свободы и имущества. Равное воздаяние, кажется, заменяется непротивлением злому. В дальнейшем этот вывод был развит А. Толстым в его теории непротивления злу. Осуждать, тем более казнить, вправе только один Бог, человеку же дозволено лишь прощение, ибо судить и казнить он будет всегда пристрастно. Однако следует иметь ввиду, что Христос, призывая к непротивлению беззаконнику, нигде не призывал не противиться беззаконию, напротив, он пророчит гибель отступившим от закона фарисеям. Для христианина, вследствие того, что беззаконие в христианстве есть прежде всего морально-религиозная категория, понятие убийства, блуда, воровства, значительно обширнее, чем для ветхозаветного человека. Возможность оправдать преступника и его исправления совмещается здесь с категорическим осуждением самого преступления и не раскаявшегося человека, за что ему полагается мучение и казнь. Необходимость воздаяния кесареву кесарева не ставится под сомнение. Собственно наказание есть удаление от Бога или от Церкви. Наказание постигает собственно не преступника, как чадо Божие, но преступление, как нарушение Заповеди Божией. Смысл христианской идеи наказания углубляет учение Моисея и ветхозаветных пророков, ибо здесь перед нами милующая справедливость наказания, которая руководствуется прежде всего нравственной целью исправления Божьего в преступном лице, т.е. наказание по справедливости за преступление, измеряемое необходимой милостью к преступившему. В христианском учении фундаментальная антиномия наказания находит свое синтетическое развитие.

И в законах Моисея, и в христианских заповедях законодателем и судьей по существу выступает сам Бог, судьи лишь исполняют его волю. При рассмотрении же связи законодательства и установления власти с волей Божьей невыполнение закона, его преступление начинает толковаться как нарушение мирской справедливости и воли мирского законодателя, а соответственно и наказание оказывается только воздаянием за совершенное преступление и только мерой для защиты общественной безопасности. Теория наказания в этом случае опирается на легализм, когда отношение граждан оказывается сугубо политическим отношением сторон, договорившихся о средствах сохранения жизни, собственности и т.п. Преступником является лицо, добровольно и односторонне расторгнувшее конституционный договор, т.е. наказание заложено в самом изначальном договоре граждан, т.е. отношение власти к преступнику оказывается в этом случае возможным вывести за рамки моральной оценки.

На основе легализма свою теорию наказания обосновывает И. Кант, для которого преступление – это нарушение публичного закона, лишающее возможности быть гражданином. Наказующая же санация за совершенное преступление заключается в возмездии. И.Т. Фихте убежден в том, что ни частное лицо, ни государство, никогда не вправе убивать и принуждать к убийству, государство не есть моральный судья своим гражданам. Тем самым Фихте пытается преодолеть легализм и коренную антиномию наказания, не впадая в морализаторство, оставаясь в рамках теории права, «где народу приписывается законодательная власть» и соблюдая требования к теории наказания, предъявляемые идеей человеческого достоинства преступника. Однако противоречие его концепции состоит в том, что государство есть моральный судья неправоверному подданному и в то же время оно произносит над ним моральный суд и применяет к нему меру крайнего пресечения. Поскольку государство, с точки зрения этики Гегеля, является высшей инстанцией и конкретным бытием свободы, оно требует от своих граждан жертвы для своих собственных целей, а не для защиты их жизни и собственности. В случае же, если частное лицо со своей особенной волей не нацелено на исполнение всеобщей справедливости, а его воля есть содержательно несправедливая и реализуемая в преступлении, тем самым произносит себе приговор и выражает согласие подвергнуться наказанию. Тем более, что правосудие у Гегеля относится к сфере не государства, но гражданского общества, и компетенции государственной власти не могли затронуть разрешения этических антиномий. Гегельянская же школа в большой степени развивала иное направление, связанное с системой римского права, автономного и связанного с исполнением уголовной ответственности и обособлением справедливости наказания, разработкой уголовных кодексов и норм. Примирение светской и христианской этики не осуществилось. Этика уголовной ответственности была элиминирована в рамках позитивистской традиции, в которой по существу отвергается теория права и правоведения и признается лишь учение о законе, законопослушании, действующем (моральном) праве, способах, правилах и приемах его изучения, классификации, систематизации и т.д. Философское разрешение спора легализма и этатизма является до сих пор открытым.

Покаяние– признание в недостойном проступке, деянии, исповедование в грехах и отвращение от них; одно из таинств в православной и католической церквях. Уже у древних греков под понятием покаяния понимали раскаяние по поводу отдельных поступков. Сугубо религиозно-нравственный смысл понятие покаяния приобретает в Священном Писании. Оно определяет собой характер и направление личной жизни человека, его поведения. В учении Нового Завета оно опосредовано обращением человека к Богу, благодаря ему достигается спасение человека, его переход в вечную жизнь из области греха. В результате покаяния появляются такие отношения с Богом, которые не противоречат его воле, наступает перелом в образе мыслей, обретаются новые цели и мотивы. Покаяние предполагает два момента – отрицательный и положительный: оно подразумевает не только воздержание от зла, но и свершение добра, любовь как веру в бога, надежду на прощение. Покаяние неразрывно связано с верой, составляя две стороны одного нераздельного акта обращения человека ко Христу. Не случайно используется словосочетание, передающее это единство – «покаянная вера». Суть религиозного смысла покаяния, «покаянной веры», устремление на служение Богу, самопожертвование ради него. Естественное выражение покаяния, как одно из семи христианских таинств, установленных самим Христом, находит в исповеди. В Евангелии покаяние понимается как духовное возрождение человека. С точки зрения христианского учения покаяние становится возможным только с помощью Божественной силы – благодати, дарованной Богом, его милостью. Покаянию способствует смирение, а через приобретение крайнего смирения покаяние может возвести человека к святости – на самый верх добродетелей. Противоположные же страсти – гордость и самооправдание мешают покаянию. Как считают отцы церкви, противоположностью покаяния, как переживания духовного подвига, является переживание отчаяния. Свободное преодоление греха, обращение к добродетели, а значит, нравственное самоопределение человека являются результатом покаяния. На основе сложного, добросовестного самоиспытания человек, благодаря покаянию, преодолевает греховное содержание своей жизни и эгоизм.