Науки о природе и науки о культуре (В. Дильтей, В. Виндельбанд, Г. Риккерт)

Уже с первой половины XIX в. начинается активный процесс формирования социально-гуманитарных наук. Их целью провоз­глашается не только познание общества, но и участие в его регу­ляции и преобразовании. Исследуются как общество в целом, так и отдельные его сферы с целью найти определенные технологии управления социальными процессами. Методологические пробле­мы социального познания стали активно разрабатываться в рам­ках самой системы «наук о культуре» с опорой на те или иные философско-методологические представления.

Однако давление на гуманитарные науки давало сильно о себе знать — прежде всего со стороны математического естествозна­ния, особенно механики. Но нарастало — и чем дальше, тем боль­ше—и сопротивление этому давлению внутри самих этих наук.

Краткий ретроспективный взгляд на зарождение и формиро­вание гуманитарных наук показывает следующие особенности это­го процесса. В XVI—начале XVII в. для данных наук познаватель­ный идеал научности выступал как дедуктивно построенная мате­матическая система, а реальным эталоном, образцом теории яв­лялась геометрия Евклида. Этому образцу пытались подчинить и гуманитарное познание.

Позднее, вплоть до конца XIX в., эталоном научности стала классическая механика с присущим ей четким разделением всех знаний на два уровня: теоретический и эмпирический. Система объектов науки выступает как механическая модель определен­ным образом взаимодействующих частиц. Этот познавательный идеал и «метод принципов» Ньютона, нередко распространялись и на общественные дисциплины.

Поскольку механика (и тесно связанная с ней математика) были в XVI—XVII вв. наиболее зрелыми и успешно развивающимися отраслями знания, то возникло стремление на основе законов ме­ханики познать все явления и процессы действительности, в том числе социальные, и даже построить философию (этика Спинозы, «доказанная в геометрическом порядке»). Выйдя за пределы есте­ствознания, математические и механико-атомистические идеалы и методы познания постепенно проникали в социальные науки.

Функционирование механической картины мира в качестве об­щенаучной исследовательской программы проявилось не только при изучении различных процессов природы, но и по отношению к знаниям о человеке и обществе, которые пыталась сформиро­вать наука XVII—XVIII вв. Конечно, рассмотрение социальных объектов в качестве простых механических систем — это сильное упрощение. Эти объекты — сложные развивающиеся системы (с включением в них человека и его сознания), которые требуют осо­бых методов исследования.

Однако чтобы выработать такие методы, наука должна была пройти длительный путь развития. В XVIII в. для этого не было необходимых предпосылок. Научный подход в эту эпоху отожде­ствлялся с теми его образцами, которые реализовались в механи­ке, а потому естественным казалось построение науки о человеке и обществе в качестве своего рода социальной механики на основе применения принципов механической картины мира.

Вплоть до конца XIX в. господствующей тенденцией в мето­дологии гуманитарных наук был натурализм — универсализация принципов и методов естественных наук при решении проблем социального познания. «Со времени Просвещения и, в частности, со времени Канта физические науки рассматривались в качестве парадигмы познания, на которую должна равняться вся осталь­ная культура». Ничего за пределами естественных наук не может считаться «объективным». Это вело, во-первых, к абсолютизации естественнонаучного знания (особенно механической картины мира) в объяснении человека и общества и, во-вторых, к игнори­рованию специфики последних. Развитие общества объяснялось либо механическими, либо различными природными факторами (климат, географическая среда), биологическими и расовыми осо­бенностями людей и т. д. Однако стремление развитие общества объяснить законами природы, игнорируя собственно социальные закономерности, все более выявляло свою односторонность и ог­раниченность.

Как отмечает В. Г. Федотова, «натурализм в методологии обществознания являлся продуктом исторически обусловленной апелляции к природе. Исторически первым таким образцом была механика... Натурализм в методологии социальных наук XX в. связан с развитием всех разновидностей позитивизма, а также со структурно-функциональным подходом... Кризис натуралистичес­кого подхода в конце XIX — начале XX в. был связан с осознани­ем различий природы и культуры». Это осознание пошло доста­точно быстрыми темпами, и стала формироваться — в противо­вес натуралистической — культур-центристская парадигма, осно­вой которой стало признание особого статуса социально-гумани­тарных наук.

Итак, к концу XIX—началу XX в. стало уже очевидным, что науки о культуре должны иметь свой собственный концептуаль­но-методологический фундамент, отличный от фундамента есте­ствознания. Этот тезис особенно активно отстаивали два фило­софских направления — баденская школа неокантианства и фило­софия жизни.

«Философия жизни» — направление, сложившееся в после­дней трети XIX вв., ее представителями были — Дильтей, Ниц­ше, Зиммель, Бергсон, Шпенглер и др. Возникла как оппозиция классическому рационализму и как реакция на кризис механисти­ческого естествознания. Обратилась к жизни, как первичной ре­альности, целостному органическому процессу. Само понятие жизни многозначно и неопределенно, дает простор для различ­ных трактовок. Однако во всех трактовках жизнь представляет собой целостный процесс непрерывного творческого становления, развития, противостоящий механическим неорганическим обра­зованиям, всему определенному, застывшему и «ставшему».

Научному познанию и его приемам противопоставляются вне-интеллектуальные, интуитивные, образно-символические спосо­бы постижения (иррациональные в своей основе) жизненной ре­альности — интуиция, понимание и др. Наиболее адекватным способом выражения жизни считаются произведения искусства, поэзия, музыка, вчувствование, вживание и другие внерациональные способы освоения мира.

Немецкий философ и историк культуры Вильгельм Дильтей (1833—1911) — представитель «философии жизни», основополож­ник понимающей психологии й школы «истории духа».

Мыслитель выделял два аспекта понятия «жизнь». Взаимо­действие живых существ — это применительно к природе; взаи­модействие, существующее между личностями в определенных внешних условиях, постигаемое независимо от изменений места и времени, — это применительно к человеческому миру. Понима­ние жизни (в единстве двух указанных аспектов) лежит в основе деления наук на два основных класса. Одни из них изучают жизнь природы, другие («науки о духе») — жизнь людей. Дильтей дока­зывал самостоятельность предмета и метода гуманитарных наук по отношению к естественным.

Постижение жизни, исходя из нее самой, считал он, — основ­ная цель философии и других «наук о духе», предметом исследо­вания которых является социальная действительность во всей полноте своих форм и проявлений. Поэтому главная задача гума­нитарного познания — постижение целостности и развития инди­видуальных проявлений жизни, их ценностной обусловленности. При этом Дильтей подчеркивает: невозможно абстрагироваться от того, что человек — сознательное существо, а это значит, что при анализе человеческой деятельности нельзя исходить из тех же методологических принципов, из которых исходит астроном, наблюдая звезды.

А из каких же принципов и методов должны исходить «науки о духе», чтобы постигнуть жизнь? Дильтей считает, что это преж­де всего метод понимания, т. е. непосредственное постижение не­которой духовной целостности. Это проникновение в духовный мир автора текста, неразрывно связанное с реконструкцией куль­турного контекста создания последнего. В науках о природе при­меняется метод объяснения — раскрытие сущности изучаемого объекта, его законов на пути восхождения от частного к общему.

Различая сравнительную (естественнонаучную) и описатель­ную психологию, Дильтей считает, что именно последняя явля­ется основой для наук о духе. «Природу мы объясняем, душев­ную жизнь — постигаем». Это «постижение» (понимание) душев­ной жизни как взаимосвязанной, структурированной и развиваю­щейся — важная задача описательной психологии.

По отношению к культуре прошлого понимание выступает как метод интерпретации, названный им герменевтикой — искус­ством понимания письменно фиксированных проявлений жизни. Герменевтику он рассматривает как методологическую основу всего гуманитарного знания. Дильтей выделяет два вида понимания: понимание собственного внутреннего мира, достигаемое с помо­щью интроспекции (самонаблюдения); понимание чужого мира — путем вживания, сопереживания, вчувствования (эмпатии). Фи­лософ рассматривал способность к эмпатии как условие возмож­ности понимания культурно-исторической реальности.

В обоих своих видах понимание — это «процесс, в котором на основе внешних, чувственных данных постигается внутреннее» — прежде всего внутренняя духовная жизнь человека, ее развитие, специфика и уникальность. Такое понимание — «это не концепту­ализация, а тотальное создание духовного состояния и его рекон­струкция на основе вчувствования». Здесь не нужны ни законы, ни теории, ни даже общие понятия.

Наиболее «сильная форма» постижения жизни, по Дильтею, — это поэзия, ибо она «каким-то образом связана с переживаемым или понимаемым событием». Как бы вторя в этом вопросе Диль­тею, современный американский философ Р. Рорти пишет о «сек­ретах поэтического сердца, неизвестных тайной полиции», и о том, что «человеческая жизнь заключается в поэзии, а не просто в раз­мышлении». Один из способов постижения жизни — интуиция. Важными методами исторической науки он считает биографию и автобиографию. При этом отмечает, что научное мышление мо­жет проверить свои рассуждения, может точно формулировать и обосновывать свои положения. Другое дело — наше знание жизни: оно не может быть проверено, а точные формулы здесь невоз­можны.

Дильтей подчеркивает важную роль идеи (принципа) разви­тия для постижения жизни, ее проявлений и исторических форм. Философ отмечает, что учение о развитии по необходимости свя­зано с познанием относительности всякой исторической формы жизни. Перед взором, охватывающим весь земной шар и все про­шедшее, исчезает абсолютное значение какой бы то ни было от­дельной формы жизни.

Если сторонники философии жизни исходили из того, что науки о культуре отличаются от естествознания по своему пред­мету, то неокантианцы полагали, что эти две группы наук отли­чаются прежде всего по применяемому ими методу.

Лидеры баденской школы неокантианства В. Виндельбанд (1848—1915) и Г. Риккерт (1863—1936) выдвинули тезис о нали­чии двух классов наук: исторических («наук о культуре») и есте­ственных. Первые являются идиографическими, т. е. описываю­щими индивидуальные, неповторимые события, ситуации и про­цессы. Вторые — номотетическими: они фиксируют общие, по­вторяющиеся, регулярные свойства изучаемых объектов, абстра­гируясь от несущественных индивидуальных свойств. Поэтому номотетические науки — физика, биология и др. — в состоянии формулировать законы и соответствующие им общие понятия. Как писал Виндельбанд, одни из них суть науки о законах, дру­гие — науки о событиях. Оба мыслителя предложили исходить в подразделении научного познания не из различий предметов наук, а из различий их основных методов.

Анализируя специфику социально-гуманитарного знания, Рик­керт указывал следующие его основные особенности: его пред­мет — культура (а не природа) — совокупность фактически обще­признанных ценностей в их содержании и систематической свя­зи; непосредственные объекты его исследования — индивидуали­зированные явления культуры с их отнесением к ценностям; его конечный результат — не открытие законов, а описание индиви­дуального события на основе письменных источников, текстов, материальных остатков прошлого; сложный, очень опосредован­ный способ взаимодействия с объектом знания через указанные источники; для наук о культуре характерен идиографический ме­тод, сущность которого состоит в описании особенностей суще ственных исторических фактов, а не их генерализация (построе­ние общих понятий), что присуще естествознанию — номотети-ческий метод (это главное различие двух типов знания); объекты социального знания неповторимы, не поддаются воспроизведе­нию, нередко уникальны; социально-гуманитарное знание цели­ком зависит от ценностей, наукой о которых и является филосо­фия; абстракции и общие понятия в гуманитарном познании не отвергаются, но они здесь — вспомогательные средства при опи­сании индивидуальных явлений, а не самоцель, как в естествоз­нании; в социальном познании должен быть постоянный учет всех субъективных моментов; если в естественных науках их единство обусловлено классической механикой, то в гуманитарном — по­нятием «культура».

Резюмируя свои рассуждения в работе «Науки о природе и науки о культуре» (1911), Риккерт пишет, что «мы можем абст­рактно различать два вида эмпирической научной деятельности. На одной стороне стоят науки о природе, или естествознание. Цель их — изучить общие абстрактные отношения, по возможности, законы... Они отвлекаются от всего индивидуального как несу­щественного, и включают в свои понятия обыкновенно лишь то, что присуще известному множеству объектов. При этом нет объек­та, который был бы принципиально изъят из-под власти есте­ственнонаучного метода. Природа есть совокупность всей действи­тельности, понятой генерализирующим образом и без всякого от­ношения к ценностям.

На другой стороне стоят исторические науки о культуре... На­званные науки изучают объекты, отнесенные ко всеобщим куль­турным ценностям; как исторические науки они изображают их единичное развитие в его особенности и индивидуальности»¹, — это и есть индивидуализирующий метод.

Этим двум видам наук и их методам соответствуют и два спо­соба образования понятий: 1) при генерализирующем образова­нии понятий из многообразия данности выбираются лишь повто­ряющиеся моменты, подпадающие под категорию всеобщего; 2) при индивидуализирующем образовании понятий отбираются моменты, составляющие индивидуальность рассматриваемого яв­ления, а само понятие представляет собой «асимптотическое приближение к определению индивидуума».,Объекты исторических наук — «суть процессы культуры», которая есть «совокупность объектов, связанных с общезначимыми ценностями» и где еди­ничные явления соотнесены с последними — «в смысле ее содер­жания и систематической связи этих ценностей».

Таким образом, и гуманитарные, и естественные науки при­меняют абстракции и общие понятия, но для первых — это лишь вспомогательные средства, ибо их назначение — дать конкретное, максимально полное описание исторического неповторимого фе­номена. Для вторых общие понятия в известном смысле — само­цель, результат обобщения и условие формулирования законов. Тем самым генерализирующий метод в науках о культуре не от­меняется, а имеет подчиненное значение: «И история, подобно естествознанию, подводит особое под «общее». Но тем не менее это, конечно, ничуть не затрагивает противоположности генера­лизирующего метода естествознания и индивидуализирующего метода истории».

При этом Риккерт обращает внимание на следующие моменты:

Культура как духовное формообразование «не может быть под­чинена исключительно господству естественных наук». Более того, он считает, что естественнонаучная точка зрения подчи­нена культурно-исторической, хотя бы потому, что естествоз­нание — «исторический продукт культуры».

В явлениях и процессах культуры исследовательский интерес направлен на особенное и индивидуальное, «на их единственное и неповторимое течение». Поэтому-то «в исторических науках о культуре мы не можем стремиться к установлению его общей «природы», но, наоборот, должны пользоваться индивидуали­зирующим методом». Последний находится во внутренней свя­зи с ценностным отношением к реальности. Дело в том, что ценность чего-либо может быть признана только с признанием его неповторимости, уникальности, незаменимости.

Если явления природы мыслятся не как блага, а вне связи с ценностями, то все явления культуры воплощают какие-ни­будь признанные людьми ценности, которые заложены в них изначально.

4. Исследование культурных процессов является научным толь­ко тогда, когда оно, во-первых, не ограничивается простым описанием единичного, а принимает во внимание индивиду­альные причины и подводит особое под общее, используя «культурные понятия», во-вторых, когда «при этом руковод­ствуется определенными ценностями, без которых не может быть вообще исторической науки... Только благодаря прин­ципу ценности становится возможным отличить культурные процессы от явлений природы с точки зрения их научного рас­смотрения»¹. Естествознание, как считает Риккерт, устанав­ливая законы, игнорирует культурные ценности и отнесение к ним своих объектов. Но это, как мы выше отмечали, уже не относится к современному естествознанию.

При этом «исторически-индивидуализирующий метод отне­сения к ценностям» философ отличает от оценки: оценивать — значит высказывать похвалу или порицание, относить к ценнос­тям — ни то, ни другое. Если отнесение к ценностям, по его мне­нию, остается в области установления фактов, то оценка выходит из нее. Именно метод отнесения к ценностям и выражает сущ­ность исторических наук о культуре, позволяя отличить здесь важ­ное от незначительного. Риккерт полагает, что и естественные и социально-исторические науки могут и должны избегать оценок, ибо это нарушает их научный характер. Однако теоретическое от­несение к ценностям как метод (принцип) наук о культуре, отли­чая их от естествознания, «никоим образом не затрагивает их на­учности».

5. Важная задача наук о культуре состоит в том, чтобы с помо­щью индивидуализирующего метода и исторических понятий «представить исторические явления как стадии развития», а не как нечто неизменное, раз навсегда данное. Иначе говоря, подойти к ним именно как к «процессам культуры», а не толь­ко как к ее результатам, т. е. конкретно-исторически. При этом немецкий философ различает понятия «историческое разви­тие» и «прогресс», считая, что последний означает «повыше­ние ценности культурных благ» и включает в себя положи­тельную или отрицательную оценку.

Поскольку историческая жизнь не поддается строгой систе­ме, то у наук о культуре не может быть основной науки, ана­логичной механике. Но это не означает, что у них отсутствует «возможность сомкнуться в одно единое целое». Возможность такого единства общей связи этих наук обеспечивает им поня­тие культуры. «Итак, единство и объективность наук о куль­туре обусловлены единством и объективностью нашего поня­тия культуры, а последняя, в свою очередь -— единством и объективностью ценностей, оцениваемых нами».

По сравнению с естествознанием исторические науки отлича­ются большей субъективностью и важную роль в них играют такие феномены, как интерес, ценность, оценка, культура. Тем самым историческое знание не только фиксирует индивиду­альное и неповторимое в истории, но и строится на основе индивидуальных оценок и личных предпочтений исследова­теля. Напротив, законы естествознания объективны, и, буду­чи продуктами определенной культуры, по существу от нее не зависят. Но это опять-таки уже не относится к современно­му естествознанию.

В методологическом плане, т. е. «с всеобщеисторической точ­ки зрения не бывает исторической науки без философии исто­рии». Последняя и есть всеобщее концептуально-методологи­ческое основание всех наук о культуре.

В последующем методологические идеи в рамках гуманитар­ных наук развивали М. Вебер, X. Г. Гадамер, К. Поппер, М. Фу­ко и др. Но это уже тема особого разговора.