Историческое самоопределение Беларуси
Исторический опыт показывает, что государства, достигавшие высоких вершин экономического, политического и культурного развития на определенных исторических этапах, всегда обращались к объединяющим мировоззренческим идеям, выражающим в концентрированном виде цели, к которым стремится общество. Такого рода идеи впитывают в себя духовные ценности, значимые и понятные каждому человеку, вследствие чего они способны выступить в качестве мировоззренческого мобилизующего начала. Так, в свое время немецкая философия, разрабатывая категории абсолютного духа, единства мирового разума, рационального начала в развитии общества и др., выработала систему общенациональных ценностей, которые были реализованы политической практикой создания сильного германского государства из мелких княжеств. Становлению государственности в США также способствовало провозглашение идеологемы «американская мечта», дополненной в период великой депрессии рузвельтовским «новым курсом», а позже идеей «нового общества» вместе с системой долгосрочных программ борьбы с бедностью, расизмом, неграмотностью. Фундаментальная идея «мирового порядка», которая со стороны других государств воспринимается как «мировое государство», характерна для современного американского общества.
В условиях поиска механизмов сохранения культурно-цивилизационной идентичности в глобализирующемся мире, исторического самоопределения и выбора путей дальнейшего развития несомненно обостряется историческая память людей, актуализируется проблема обоснования обновленной системы ценностей, происходит «переоткрытие времени», возникает особый интерес к духовным традициям прошлого, к глубинным истокам своей собственной истории, ибо, «если ты выстрелишь в прошлое из пистолета, будущее выстрелит в тебя из пушки». Какую же роль в этом процессе поиска системы ценностей могут сыграть славянские традиции духовной культуры, сформированные в глубине веков богатой и порою трагической истории? Будут ли они востребованы мировой цивилизацией в условиях ее глобализации и каковы факторы консолидации восточнославянских народов?
Духовные традиции любого народа имеют чрезвычайно важное значение, обнажая истоки, корни соответствующей цивилизации, ее наследие. В истории же цивилизации, как и в человеческой жизни, детство, как отмечает Ле Гофф[20], имеет решающее значение. Оно во многом, если не во всем, «предопределяет будущее» Акцентируя внимание на проблеме преемственности духовных традиций, исследователь американской цивилизации М.Лернер также подчеркивал: «те вопросы, которые я задаю американцам, можно бы задавать представителям любой великой нации. Каковы ваши традиции? Как уживаетесь с глубинными извечными проблемами? Как вы работаете, веселитесь, воплощаете свой творческий дух? Каковы связующие и организующие принципы, удерживающие вашу цивилизацию от распада? Каким богам вы поклоняетесь, какие верования вас держат в узде или дают вам силу? Какие мечты, какие мифы вас вдохновляют и какие страхи лишают вас сил? Что дает вам мужество для борьбы? Какие неурядицы грозят вам разладом и какие чувства общности спаивают вас воедино?».[21]
Духовные традиции, аккумулируя опыт прошлого, являются культурогенетическим кодом народа, запечатлевая его «черты вечности», существуя вопреки переменчивому времени и всему исторически преходящему.
В иерархии духовных традиций и ценностей славянства можно выделить: общеславянские ценности; ценности восточного славянства (наряду с другими типами регионального славянства - западного и южного); духовные ценности национального славянства (русские, белорусы, украинцы и т.д.).
Проблеме общеславянских духовных ценностей уделял внимание В. Соловьев, пытаясь проникнуть в дух народа, выразить глубинные антиномии и напряжения славянского этноса. В славянской духовности, в отличие от западного образа мышления с его аналитической, холодной рациональностью, он видел сплав язычества (мифологизм), христианства (мудрость) и европейского мышления (рационализм)[22]. С точки зрения Н. Данилевского, менталитет славян в большей степени соотнесен с христианским идеалом. Славянству, по его мнению, свойствен дух свободы, хотя это стремление к свободе обусловлено умением и привычкой славянских народов повиноваться, наличием у них уважения и доверия к власти, и в основном, отсутствием властолюбия[23].
Сравнивая общеславянские духовные ценности с менталитетом западного человека, исследователи называют такие традиционные качества славян, как святость и добродетель, коллективизм и соборность, веру в идеал, служение обществу, в противоположность таким ценностям, как агрессивность, уверенность в себе, умение владеть собой, прагматизм, характерным для западного общества. При исследовании различных черт общеславянских духовных ценностей в литературе часто подчеркивается некоторая их сопоставимость с западноевропейскими и американскими типами ментальности. Это позволяет выделить такие альтернативы, как христианская мудрость и рационализм, свобода и рабство, добродеяние и агрессивность и т.п.
Не раз отмечалось, что формированию некоторых духовных ценностей общеславянства способствовала соответствующая природная среда, географическое положение, маятниковое положение между Востоком и Западом. В очерке «О власти пространств над русской душой» Н. Бердяев отмечал это обстоятельство применительно к России, поскольку главные звенья становления духовного мира восточного славянства были заложены здесь. Географическое положение России, писал он, было таково, что русский народ принужден был к образованию огромного государства, размеры которого ставили народу почти невыполнимые задачи. Вся деятельность уходила на служение государству. Это наложило безрадостную печать на жизнь русского человека. Душа русского ушиблена ширью, она не видит границ, и эта безграничность не освобождает, а, наоборот, порабощает ее. Из географической необъятности России Бердяев делает вывод о национальном характере русского человека, таких его чертах, как смирение, самосохранение, недостаток инициативы, слабо развитое чувство ответственности. Антиномичность русской души заставляет стремиться ее к безграничной свободе духа, скитанию и искательству, быть мятежной и жуткой в своей стихийности, в своем народном дионисизме, не желающем знать формы.
Несомненно, российский менталитет закладывал важные звенья духовного мира восточного славянства, представленного русскими, украинцами и белорусами, хотя и нельзя все духовные ценности белорусов и украинцев сводить к российским. В эволюции духовных ценностей восточного славянства решающую роль сыграли такие исторические вехи, как формирование Киевской Руси, Московского княжества и Великого княжества Литовского, единого Российского и советского государства (имея в виду некоторое отклонение существования западных белорусов в составе Польши), а также современная суверенность трех восточнославянских народов.
Формирование духовных ценностей восточного славянства связано с влиянием православно-византийского духовного наследия. «Между гражданами Византийской империи, - писал К. Леонтьев, - были люди, которыми могли бы гордиться все эпохи, всякое общество»[24].Обладая глубокими знаниями, богатой культурой, высокими идеалами, такие люди трансплантировали византизм на почву восточного славянства. Благодаря салунским братьям Кириллу и Мефодию были переданы не только вся сумма знаний, накопленная Византией и полученная ею в наследство от античной цивилизации, но и произошла передача ее исторического опыта, юридических и этнических норм, духовных ценностей. Образ жизни восточной ветви славянства, пережившего ордынское подневолье, тяжкий путь освобождения от него, жесткий режим московских правителей, на фоне общеславянства все же отличался. Неустранимость подобного наследия формировала такие черты ментальности восточного славянства, как стойкость к жизненным испытаниям и невзгодам, твердость душевной организации, готовность нести свой тяжкий крест перед лицом судьбы, особая преданность в сохранении христианских заветов. Наиболее показательным примером такого характера является Сергей Радонежский.
Наряду с общеславянскими духовными ценностями, ценностями восточного славянства, в этой иерархии особую роль играют ценности национального славянства – русских, белорусских, украинцев, поляков, германцев и т.д. О ментальности русских, как самой значительной части восточного, да и всего славянства, мы уже частично говорили. Здесь важно иметь в виду, что генезис русской этнокультурной общности объединил в себе такие компоненты, как исходный славянский, византийско-православный и ордынский (татаро-монгольский), что создавало особый характер русского человека.
Противоречивость русской души, ее амбивалентность во многом объясняются антиномиями исторического пути Руси, которые ей пришлось испытать, ее промежуточным, неустойчивым положением между двумя цивилизациями. Трудолюбие и лень, деспотизм и доброта, бунт и смирение, коллективизм и персонализм, мужское и женское, христианство и язычество, аскетически-монашеское и безбожное, трудолюбие и праздность и т.д. – таковы противоположные начала русского характера. Комплекс раболепия (сервилизма), транслированный от Востока, причудливо сочетался здесь с бунтарским духом, вечным стремлением к свободе.
Духовные ценности белорусов несомненно формировались в контексте восточно-славянского менталитета, традиционно испытывая трудности существования между Востоком и Западом и осуществляя поиск собственного пути развития. Белоруская ментальность впитала в себя и униатскую склонность к компромиссам, и героику католицизма, и строгую воздержанность вместе с индивидуализмом протестантизма. Многие исследователи отмечают, что белорусы миролюбивы, для них нехарактерно чувство национального превосходства над другими национальностями. Говоря о толерантности белорусской нации, обычно выделяют такие черты, как рассудительность и поиск справедливости без насилия, стремление к разумному компромиссу, терпимость, чуткость, уважение людей с иным мировосприятием и стилем мышления.
Отмечается неоднородность белорусской ментальности в зависимости от местонахождения: так для Гродненщины и других районов Западной Беларуси, развивающихся под влиянием католической Польши, Литвы и протестанской этики Западной Европы, характерна индивидуализация жизни; в Полесье же преобладает культ сельской общины, в белорусском Поозерье, граничащим с Россией, проявляется православная соборность.
В последнее время все чаще слышен призыв к единению славян, который зародился в глубине веков. Объединительная программа всех славян, т.е. восточных, южных и западных (европейских), католиков, православных и др., именуется панславизмом. Еще во времена Московской Руси, в царствование Алексея Михайловича, появились идеи и попытки такого объединения. Панславянские идеи поддерживал известный русский дипломат XVII столетия Афанасий Ордын-Нащекин, подчеркивая необходимость тесного союза с Польшей, призывая к объединению двух мощных государств и двух конфессий – католиков и православных. Позже, рассматривая различия исторических путей других славянских народов (болгар, сербов, чехов и др.), К.Леонтьев дополнил понятие «славизм» понятием «славянства», под которым понимал племенную совокупность славян. Сравнивая же исторический процесс в России и на Западе, он, как и Н.Данилевский, был убежден, что славянской России необходимы внутренняя сила, крепость организации и дисциплины, чтобы защитить свою независимость от европейского натиска. Дистанцируясь от Запада (испытывая «тяготение на почтительном расстоянии»), Россия в то же время должна в себя вобрать и некоторые западные тенденции («национальную гармонию», «дух охранения в высших слоях общества»).
О необходимости единения славян говорили и представители меньших славянских народов. Сторонниками единения славянства были, например, примыкавшие к протестанцизму мыслители Великого княжества Литовского С. Будный, Л. Зизаний, М. Смотрицкий, католики из этого же княжества Я. Веслицкий, Н. Гусовский, Я. Длугаш и др.
Ближе к нашему времени начинает укрепляться более целостное, не ограниченное конфессиональными рамками представление о путях единения славян. Влиятельными центрами утверждения единства славянства были в разные времена такие города, как Охрид, Тырново, Киев, Новогрудок, Белград, Минск. Но наибольшее влияние достигла Прага, которую называли «Славянскими Афинами». В ней и состоялся в 1848 году первый Славянский конгресс, сформировалась сильная школа ученых-славистов. Здесь, в Праге, проводились такие ответственные форумы, как Всеславянский съезд прогрессивных студентов (1908), I Международный съезд славянистов (1929) и, наконец, в 1998 году Всеславянский съезд.
На рубеже XX - XXI столетий одновременно с интеграцией западноевропейских стран происходит процесс дезинтеграции славянского мира, сопровождающейся разрушением СССР, расчленением СФРЮ, Чехословакии. Славянские духовные ценности, как проявление особой человеческой цивилизации и ментальности исторически уникальны и во многом самодостаточны. В наши дни разъединения славян и славянской трагедии на Балканах особенно актуально звучит призыв Н. Данилевского к мужеству, единодушию, твердой вере в величие славянских народов.
Ни для кого не является секретом, что процесс формирования единой глобальной космополитической цивилизации, о которой мечтал еще И. Кант, считая, что она будет представлять государство народов, устроенное по принципу всемирной федерации, в современных синергетических версиях модернизации видится как обустройство всего человечества по западной модели. В свете теории модернизации ведущее место в динамике человечества к универсалистским ценностям отводится Западу, как локомотиву цивилизованного поворота, остальные же элементы синергетической планетной системы, в том числе, и славянский мир, должны рационализировать свои традиционные ценности и жизнеустройство по западным стандартам, поворачивая свои вагоны-цивилизации вслед за локомотивом прогресса. Резкая поляризация между индустриальным ядром и периферией, автоматическое превращение отставших в резервуар для сбыта товаров и услуг, производимых в техногенном ядре, вызывают тревогу не у представителей западной модели глобальной модернизации человечества, а лишь у тех лидеров, которые осознают последствия ориентации на западные ценности. В Докладе о развитии человека говорится о том, что мир становится более поляризованным, и пропасть между богатыми и бедными становится все шире. Перенос таких ценностей, по которым развивался западный социум, как индивидуализм, конкуренция, право на выживание сильного, культ накопления в традиционные общества дает печальные результаты.
Восточно-православному миру западными идеологами отводится важное место в стратегии противодействия самобытным цивилизациям. Свое отношение к иным типам цивилизации профессор американского университета Джона Гопкинса З. Бжезинский четко определил одним понятием - гегемония. «Гегемония стара, как мир, - пишет он, - однако современная гегемония Америки отличается стремительностью своего утверждения, своим глобальным характером, а также средствами своей реализации. В течение одного столетия Америка трансформировалась – не без динамики международного развития – из страны, изолированной в западном полушарии, в державу, беспрецендентную по своему влиянию и масштабам»[25]. Если такие политики, как Г. Трумэн, Дж. Буш, Р. Рейган, гегемонию США выводили из ее военного и экономического могущества («России следует показать железный кулак», - заявлял в самом начале холодной войны против СССР Г. Трумэн), то З. Бжезинский дополняет этот перечень таким компонентом, как культурная гегемония, выделяя при этом ее привлекательность среди молодежи. Развивая по сути дела известную концепцию С. Хантингтона[26] о столкновении цивилизаций, он учит, что в возможном конфликте двух основных цивилизаций XXI века – западной (атлантической) и конфуцианско-буддистской восточноправославный регион необходимо использовать как противовес усиления исламского фактора и для недопущения «конфуцианско-мусульманской» связи.
Вместе с тем, Бжезинский видит и трудности формирования из восточноправославной цивилизации противовеса конфуцианству и исламскому миру в том случае, если восточное славянство, восстановив свою мощь, может оторваться от Запада и установить тесные связи со странами, способными играть роль цивилизационных или региональных центров: Турцией, Ираном, Китаем. По мнению западных стратегов, это может содействовать России в формировании оппозиции американской гегемонии не только в Евразии, но и в мире, учитывая фундаментальный потенциал восточного славянства в географической, политической, интеллектуальной и военной сферах. Восстановление «имперской мощи» восточного славянства не вписывается в антураж стратегии атлантизма, для чего и прорабатывается тактика расчленения восточного славянства на самостоятельные анклавы, а союз России и Беларуси с этих позиций рассматривается, по крайней мере, как нежелательный эксперимент.
Как ответит на этот вызов времени восточнославянский мир, как сохранить и умножить славянские духовные ценности и единство славян на рубеже веков, каковы приоритеты дальнейшего развития человечества? Эти вопросы призывают современные славянские народы к их величию, мужеству и твердой вере в свою историческую миссию единения различных народов, национальностей, конфессий, культур в контексте глобализации мировой истории и сохранения национальных интересов и приоритетов.
Вопросы для самоконтроля
1. Какого содержание понятия глобализации? Какие параметры глобализационных процессов можно выделить на современном этапе?
2. Глобализация мировой истории и современные геополитические концепции.
3. Духовные традиции и ценности славянства: общеславянские ценности, ценности восточного славянства, духовные ценности национального славянства.
4. Специфические черты системы ценностей белорусов.
5. Идеи панславизма и процесс дезинтеграции славянского мира.
6. Духовные традиции и ценности славянства в условиях глобализации.
7. Трансформационные процессы в белорусском обществе и поиск новых ориентиров.
8. Сохранение национальных приоритетов и ценностей в современном мире.
Литература
1. Аттали Жак. На пороге нового тысячелетия / Пер. с англ. М.: Международные отношения, 1993.
2. Бек У. Общество риска. На пусти к другому модерну. М., 2000.
3. Белл Д. Грядущее индустриальное общество. М., 1999.
4. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1990.
5. Валлерстайн И. Конец знакомого мира. Социология ХХ1в. М., 2003.
6. Данилевский Н.Я. Россия и Европа: взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо-Романскому. СПб., 1889; 1995.
7. Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология. М., 1999.
8. Новая технократическая волна на Западе. М., 1986.
9. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992.
10. Тойнби А. Цивилизация перед судом истории. М., 1995.
11. Яскевич Я.С. Социальная философия: антиномии человеческого бытия. Мн., 2006.
Глава 8. Философия культуры
8.1. Понятие культуры. Основные парадигмы философского анализа культуры
Слово "культура" (от лат. cultura – возделывание, воспитание, образование) вошло в сферу европейской мысли лишь во II-й половине XVIII в., хотя представления о культуре обнаруживаются на разных этапах как европейской истории, так и за ее пределами. В "пайдейе", т.е. "воспитанности", эллины видели свое главное отличие от "некультурных варваров" (в китайской традиции – это "жень", в индийской – дхарма). В историческом развитии понятие культуры наполнялось различными смыслами – от возделывания человеком земли, процессов и результатов возделывания материалов природы в различных ремеслах до процессов воспитания и обучения человека и обозначения этим термином всего искусственно созданного, сотворенного человеком в противоположность естественному, природному. Начав активно использоваться со второй половины XVIIIв., в философской традиции обозначились различные исследования проблематики культуры: культура представала как процесс развития человеческого разума и разумных форм жизни, противостоящих дикости и варварству первобытного человечества; как развитие человеческой духовности, обеспечивающей прогресс человечества, что характерно для представителей немецкого классического идеализма и романтизма. Следующая линия философского анализа культуры связана с исследованием особенностей культуры в различных типах общества, ее системы ценностей и норм (представителями неокантианства – Г. Риккерт, Э. Кассирер), в дальнейшем исследование специфики локальных культур и их ценностей было продолжено Н.Е. Данилевским, П.А. Сорокиным, А. Тойнби, О. Шпенглером. Расширение спектра изучения культуры в конце XIX – первой половине ХХ в. было связано с развитием культурной антропологии (Э.Б. Тайлор, Ф. Боас) социальной антропологии и структурного функционализма (Б. Малиновский, Р. Мертон, Т. Парсонс), структурной антропологии и структурализма (К. Леви-Строс, М. Фуко, Р. Барт), неофрейдизма, постмодернизма и т.д.
В настоящее время насчитываются сотни определений культуры – в зависимости от того или иного аспекта рассмотрения. Не вдаваясь в подробный анализ, отметим лишь некоторые подходы к осмыслению феномена культуры, что дает нам возможность рассмотреть связь культуры и цивилизации:
Деятельностный подход, в рамках которого культура выступает как специфический способ человеческой жизнедеятельности, как способ регуляции, сохранения, воспроизводства и развития общества, как своего рода «социальный ген» жизнедеятельности людей, механизм адаптации и основа творческой активности человека.
Аксиологический (ценностный) подход связан с выделением мира ценностей в бытии человека. Культура выступает в данном случае как совокупность материальных и духовных ценностей, сложная система идеалов, целей и смыслов, значимых для человека.
В контексте философии культуры аксиология изучает механизмы порождения и культурно-исторические тенденции динамики ценностей, многообразие конкретных форм их воплощения в различных областях социальной практики.
Ценности, наряду с нормами, образцами, идеалами служат важнейшими регуляторами деятельности культурных систем. Аксиологическое измерение человеческой деятельности заключается в «опредмечивании» той или иной системы ценностей путем воплощения в конкретные культурные объекты, формы социальных отношений и мировоззренческие программы человеческой деятельности, поведения и общения, что в итоге формирует конкретное культурное пространство. Последнее делает обоснованным аксиологический анализ. Всевозможные феномены социокультурного пространства – от трудовых отношений до философских учений, от “элитарных” до маргинальных культурных сообществ, аксиологически детерминированы исторически изменяющейся системой ценностей и культура при таком ракурсе исследования выступает как регулятивно-нормативная область
3.Семиотический подход к культуре заключается в ее способности выступать в качестве знакового механизма передачи опыта через определенный социокод, т.е. знаками закрепленную совокупность деятельностных схем. Эти схемы обеспечивают социальное наследование (по биологическим программам не передаются), человек их усваивает в процессе обучения, воспитания, трудовой деятельности и т.д.
Семиотический подход к исследованию культуры оформился в 60-е –70-е годы в рамках двух основных школ семотических исследований: московско-тартусской (Ю.Лотман, Б.Успенский, Вяч.В.Иванов) и французской (Ц.Тодоров, Р.Барт, Ю.Кристева). Семиотика как наука о знаках и знаковых системах, знаковом поведении и знаковой (лингвистической и нелингвистической) коммуникации рассматривает культуру как сложноорганизованную динамичную совокупность знаковых систем. Функционирование культуры, в рамках такого подхода, обеспечивает полифоничное взаимодействие наличных языков культуры — вторичных моделирующих систем, возникающих на базе первичных естественных языков.
Только наличие семиосферы (семиосфера – целостное пространство знаков и символов, территория взаимодействия семиотических образований различного уровня сложности, обеспечивающего возможность культурной коммуникации. М.Лотман) делает знак знаком, а понимание – возможным. Принципиальная диалогичность семиосферы проявляется не только во взаимодействии различных языков в рамках конкретного типа культуры, но и в постоянном диалоге-противостоянии с «внешним» или «чужим» материалом — текстами иных культур или не-текстами /природной средой/. Пределы конкретной культуры как «набора имен для реальности» характеризуют ее семантическую индивидуальность. Именно территория пограничья культурных пространств как принципиально многоязычная зона семантической нестабильности является, согласно Лотману, местом интенсивного культуротворчества, построения новых знаковых систем.
Результатом семиотического подхода является выявление принципиального «многоголосия» культуры и ее знаковых систем как обязательного условия функционирования культуры. Основной принцип семиотики — ни одна культура не может существовать при наличии лишь одного семиотического канала — способствовал более глубокому изучению культурной динамики в ее целостности и противоречивости, анализу форм взаимодействия, взаимовлияния и возможностей и диалога различных семиотических систем.
4. Социологический подход представляет культуру как социальный институт, который определяет роли и нормы поведения людей в различных подсистемах культуры (материальной, духовной, политической), в конкретной системе общественных отношений.
5. Гуманитарный подход выделяет в культуре аспекты, направленные на духовно-нравственное совершенствование человека как субъекта культуры.
6. Психоаналитический подход ориентирован на изучение психологических оснований индивидуального и коллективного культуротворчества. Основное внимание при этом обращается на роль бессознательных импульсов в поведении людей, как это следует из основополагающей установки Фрейда. Психоаналитический подход исходит из идеи существования единого в смысловом содержании психического пространства, связующего воедино и первичные психические реакции древнейшего человека и духовный опыт современного человека. Общность скрытых мотивации социального действия и индивидуальных поступков подтверждают, согласно психоанализу, содержательное и образное сходство древних мифов, личностных фантазий, снов, невротического феномена и художественного творчества. В каждом неординарном фрагменте культурного мира человека психоаналитический подход видит при этом скрытое присутствие бессознательного, воплощает в причудливых превращенных формах запретные для культуры тайные течения человеческого бытия. К числу основных психологических структур, определяющих в психоаналитической трактовке духовную жизнь человечества, относится Эдипов комплекс – набор инфантильных переживаний, выражающих влечение ребенка к матери и вражду к отцу как сексуальному сопернику. Именно здесь, согласно теории психоанализа, самым впечатляющим образом проявляется могучая энергия либидо — полового инстинкта, детские формы которого, не получив из-за своей антикультурности прямого осуществления, вытесняются в бессознательную область психики, продолжая постоянно волновать взрослого человека. Средством плодотворного разрешения запретных, но неустранимых побуждений либидо и общепринятых норм становится сублимация — процесс подмены запретных целей сексуальной страсти целями более «высокими». Сублимация запретных импульсов либидо есть, по Фрейду, источник и тайна культурного творчества.
7. Постструктуралистский подход. Постструктурализм как философско-методологический подход к осмыслению культурной деятельности и интерпретации текстов культуры, сложился в 70-90-х годах на основе критического пересмотра теории и практики структурно-семотических исследований. Постструктурализм (поздний Р. Барт и Ю. Кристева во Франции, У. Эко в Италии) в процессе своего становления был тесно связан с леворадикальными «антибуржуазными» течениями в литературе и политике. Выражением утопически свободной, открытой семиотической деятельности при этом подходе явилось новое понятие «текст», лишенное иерархической структуры «означающее/означаемое» и обладающего внутренней множественностью и безличностью. С опорой на Бахтина и его концепцию диалога, Кристева выдвинула понятие «интертекстуальности» — принципиально неограниченного континуума знаковой деятельности, где разные высказывания, коды, тексты сообщаются между собой даже в отсутствие прямых исторически фиксируемых контактов.
Постструктурализм тесно связан как со структурализмом, так и с постмодернизмом: относимые к постструктурализму авторы (Ж.Деррида, Ж.Делез, Ж.Бодрийяр) считаются ведущими представителями постмодернизма.
В постструктурализме сохраняется отношение к культуре как к тексту и ориентация на анализ и интерпретацию текстуальных явлений культуры, но сам подход к тексту радикально меняется. Объектом рассмотрения и анализа становится все, что осталось за пределами структурного осмысления. Интерпретация текста здесь понимается как деконструкция (Деррида) — выход за пределы очевидной структурности, поиск того, что к самому тексту прямо не относится, того, что в нем «вынесено за скобки», и выводит за пределы самого текста в мир желаний. Знак и смысл превращаются в фикцию, симулякр, маскирующий отсутствие актуального смысла, и предлагающий взамен свои многочисленные инкарнации. Бодрийяр определяет его как псевдовещь, замещающую «агонизирующую реальность» посредством симуляции, выдающей отсутствие за присутствие, стирающей различия реального и воображаемого.
Постструктурализм, как и постмодернизм, воплощают кризисное состояние современной гуманитарной мысли, возникающее в условиях исчерпанности культурной парадигмы (в данном случае — новоевропейской) и направлен на критическое осмысление прошлого опыта в рамках нового мировосприятия, которое, однако, еще не оформилось. Тем не менее, предложенные постструктурализмом новые интенции в восприятии текстов культуры, хотя и не воплотились, подобно структурализму, в набор прописанных научных методов и общепринятых культурных стратегий, но сумели существенно расширить представления о возможностях понимания и творчества культуры.
8. Игровая парадигма культуры заключается в актуализации игрового компонента в культуре. Игра в данном случае рассматривается как разновидность физической и интеллектуальной деятельности, обеспечивающая возможность самореализации, хотя и не имеющая прямой практической целесообразности. Введенная в широкий философско-культурологический оборот после классической работы И. Хёйзинги «homo Ludens» (1938), игровая концепция культуры стремилась выявить глубинные архаичные основания, навыки и ценности, специфику человеческого существования и перечитывание реальности (этот кусок я не совсем понял). Любая инновация в культуре с этой точки зрения, первоначально возникает как своеобразная игра смыслами и значениями, как осмысление наличного культурного материала и попытка выявить варианты его дальнейшей динамики. Игра в культуре трактуется как форма человеческого существования человеческой свободы (Сартр), высшая власть, доступная в полной мере лишь элите (Ортега-и-Гассет), самоценная деятельность, вовлекающая индивида в свою орбиту как превосходящая его действительность. Высшая ценность игры в культуре – не в результате, а в самом игровом процессе. Таинственные, магические смыслы игры, позволяющие реализовывать творческие, эстетические и интеллектуальные устремления человека, расширяют традиционные родовые и видовые границы интерпретации игры, настраивая современного человека на игровой характер восприятия различных феноменов культуры в духе «игры в бисер» (Г. Гессе), активно используя при этом в разных сферах принципы математической «теории игр», практики ролевых игр, и игрового моделирования жизненных ситуаций, позволяя человеку в пределах игры и символической условности быть свободным.
Этим не исчерпываются многообразные подходы к трактовке культуры, они взаимодополняют друг друга, позволяя дать более полное описание этого сложного феномена. В нашей литературе наиболее часто культура рассматривается через призму деятельностного подхода. При таком подходе культура – это своеобразный генотип общества, специфический способ организации и развития человеческой жизнедеятельности, представленный в продуктах материального и духовного труда, в системе социальных норм и духовных ценностей, в отношениях человека к природе, к самому себе и другим людям.
Культура в историческом развитии выполняет разнообразные функции: информационную, коммуникативную, аксиологическую, социализаторскую и др.
Информационная функция культуры проявляется в том, любой культурный объект или процесс с точки зрения семиотики, обладает символическими свойствами и в силу этого является культурным текстом, несущим информацию о собственных атрибутивных признаках, функциональной нагрузке, структуре, социальной значимости и т.п. Это означает, что культура в целом и каждый ее фрагмент в отдельности является носителем определенного объема социально значимой информации.
Коммуникативная функция культуры заключается в том, что культурная коммуникация выступает как средство воспроизведения, хранения и создания различных культурных программ, определяющих лицо конкретного типа культуры. Естественным основанием культуры является прежде всего необходимость управления социальным действием, а также поддержание стабильности в обществе путем организации эффективного диалога между различными социальными слоями. Это неизбежно предполагает активный информационный обмен и взаимную корректировку ценностных ориентиров, культурный диалог как встречу различных мировоззренческих ориентаций и моделей поведения. Культурная коммуникация, таким образом, является необходимым условием существования определенного типа общества и присущего ему типа культуры.
Аксиологическая функция культуры проявляется в том, чтоодной из важнейших задач культуры является выработка и трансляция набора ценностей, идеалов и норм, выступающих как основополагающие регулятивы человеческой деятельности во всем ее многообразии. Отражая актуальный социальный опыт, ценностное измерение присуще любой сфере культурной практики. Ценности повседневной жизни, политики, морали, искусства, науки, религии достаточно автономны относительно друг друга. В то же время каждому типу культуры присуща конкретно-историческая иерархия ценностей.
В основе формирования набора ценностей, присущих конкретному типу культуры, лежат определенные идеалы. Идеал представляет собой возникающий в процессе социальной коммуникации совершенный образ предмета, наделенный абсолютной значимостью. Обладая эталонным статусом, идеал задает модель социальной активности, неся информацию как о желаемом результате, так и о возможных путях его достижения. Социальная значимость любого культурного текста определяется степенью его соразмерности с идеалом. Выдвижение и конкуренция разнообразных идеалов как разнонаправленных социокультурных ориентиров, существенно влияет на культурную динамику. Это происходит посредством формирования ценностных ор