Мифы у позднеантичных авторов

Выше уже говорилось о том, что в эпоху эллинизма (III-II века до в. э.) жившие в Александрии греки, поэт Каллимах (прибл. 300—240 гг.) и многочисленные ученые из Александрийского Мусейона, стремились как можно точнее воспроизвести в своих сочинениях сведения о далеком прошлом Эллады. Каллимах был вынужден даже прилагать к своим написанным на мифологические темы стихам обширные примечания и словарь устаревших слов, значение которых было непонятно читателю. Огромное внимание мифам, их необычным и малоизвестным вариантам уделяли также поэты и ученые, работавшие в Пергаме и Антиохии — малоазийских центрах науки и культуры, соперничавших с Александрией. Среди них непременно должен быть упомянут Полемон из Илиона (III век до н. э.); его многочисленные, но дошедшие до нас лишь в отрывках, труды (периэгезы) напоминали современные путеводители. Полемон рассказывал в них о достопримечательностях, находившихся в разных областях Эллады; причем, описывая храм, статую или картину, он всегда сообщал о мифах, легендах и ритуалах, связанных с описываемым объектом. Для Полемона и его современников представляют значительный интерес вещи, унаследованные от прошлого: оружие, разнообразные сосуды (амфоры, гидрии, килики, пифосы), музыкальные инструменты, украшения, ювелирные изделия, одежда и мебель. С точки зрения писателей поздней античности, без этих немых свидетелей минувшего вообще невозможно восстановить прошлое, в том числе и мифологическое. Вот почему эллинистические авторы постоянно подчеркивают, что Аполлон изобрел кифару, а Гермес — лиру, участник Троянской войны Паламед был первым, кто придумал игру в кости, и т. п.

Следует отметить также серьезные сдвиги, происшедшие в сфере общественного сознания: культура эллинистической эпохи как бы перемещается с площади во дворик частного дома. Мир, в котором центральное место принадлежало агоре, народному собранию, интересам полиса, уходит в безвозвратное прошлое. На смену ему приходят иной мир, иные ценности... Человек эллинистической эпохи открывает для себя особенную прелесть домашней обстановки, воспитания детей, дружеских связей; писатель начинает воспевать в своем творчестве маленький, уютный мир, ничего общего не имеющий с шумом агоры. Простые жанровые сценки, элементарные житейские ситуации, дети с их интересами, играми в забавами — все это наполняется новым смыслом и играет важную роль, чего никогда не было раньше. Появляются рассказы о том, как нимфы на Крите воспитывали Зевса, о детстве Геракла, о кентавре Хироне — мудром воспитателе Ахилла... Художник этой эпохи, избрав тот или иной мифологический сюжет, непременно изобразит на своей картине не только древних героев, но и те предметы, что их окружают. Поэт, воспроизводя в стихах картину художника (как правило, именно этим путем идут многие авторы III века до н. э. и более позднего времени; типичный пример — Овидий и его «Метаморфозы»), тоже обязательно расскажет обо всех этих предметах. Такова поэтика эллинистической литературы, в совершенстве освоенная учениками александрийских поэтов — римскими авторами. Так, например, Полемон, описывая картину художника Гиппея, посвященную свадьбе Пирифоя и Гипподамии, рассказывает, что на ней изображены чаши и сосуды, а также большой светильник, причем видно, подчеркивает Полемон, как в нем поблескивает пламя. Свадьба эта, как известно, закончилась страшной битвой между ее участниками — лапифами, из племени которых происходила Гипподамия, и кентаврами, родственниками Пирифоя [165]. Описывая эту битву, Овидий рассказывает, как превращались в оружие чаши (как раз те, о каких упоминал Полемон, говоря о картине из храма Тесея в Афинах!), сообщает, как один из кентавров «тяжкий светильник схватил, где блистал огонь разноцветный» (без сомнения, именно тот — с картины Гиппея, о которой мы знаем благодаря Полемону; сама картина, увы, до нас не дошла). Чисто зрительные, навеянные живописью образы встречаются в поэме Овидия на каждой странице; поэт рассказывает, в какой позе стоит герой, как он одет, как причесаны волосы богини и т. п. Картины античных мастеров, к сожалению, в большинстве своем не сохранились, зато художники Нового времени, заметившие, разумеется, сколь много полезной для живописца информации содержится в стихах у Овидия, широко использовали его сюжеты. Не случайно поэтому многие мифы Р. Менар излагает именно по Овидию.

ЧТО ЧИТАТЬ ПО МИФОЛОГИИ?

Книг о греческой мифологии — бездна. О том, что такое миф как явление в истории мировой культуры, лучше всего говорят М. И. Стеблин-Каменский в небольшой книжке «Миф» (Л., 1976) и Е. М. Мелетинский в своей «Поэтике мифа» (М., 1976). Именно по этим исследованиям лучше всего составить себе представление о современном состоянии науки. Целый ряд трудов посвятил греческой мифологии А. Ф. Лосев — замечательный русский философ, филолог и историк мировой культуры. В книге «Античная мифология в ее историческом развитии» (М., 1957) он дает анализ мифов о Зевсе и Аполлоне. Кроме того, в этой книге им собраны многочисленные тексты античных авторов, сопоставление которых поможет вдумчивому читателю научиться самостоятельно находить в рассказе каждого из них материал, относящийся собственно к мифу (то есть к его древнейшей основе), и отделять его от позднейших наслоений. Этот труд является серьезнейшим научным исследованием и в то же время читается необыкновенно увлекательно. А. Ф. Лосевым написано по мифологии множество статей для различного рода энциклопедий (философской, литературной, «Мифы народов мира»). Прекрасная книга «Греческая мифология» принадлежит перу А. А. Тахо-Годи — ученицы, друга и жены А. Ф. Лосева, которая многие годы читала лекции по мифологии в Московском государственном университете (ее книга представляет собой изложение этих лекций). Нельзя пройти мимо «Мифологического словаря» (М., 1990) под редакцией Е. М. Мелетинского. В сравнении с названными книгами, отвечающими нынешнему уровню развития науки, книга Рене Менара, а также неоднократно переиздававшиеся «Легенды и мифы Древней Греции» Н. А. Куна, без сомнения, покажутся во многом наивными, а отчасти и просто устаревшими. Было бы глупо и бессмысленно утверждать, что книга, написанная сто с лишним лет назад, ни в чем не устарела. Так стоило ли в таком случае переиздавать «Мифы в искусстве старом и новом»? Вероятно, да. Во-первых, у нас пока чрезвычайно мало литературы для первого знакомства с мифологией, во-вторых, Р. Менар, который, как помнит читатель, не был ни историком, ни филологом, ни профессиональным искусствоведом, говорит о мифологии не как ученый — и в этом есть своя прелесть. Обратившись к его книге, мы погружаемся в атмосферу музея, бродим вместе с автором по Лувру, разглядываем статуи античных ваятелей и полотна живописцев Нового времени (в основном — французских), вспоминаем мифологические сюжеты, послужившие источником вдохновения для мастеров старого и нового искусства. Такого рода «прогулки» порождают, как правило, много новых вопросов; возникает желание непременно обратиться к современной литературе, серьезным трудам, написанным учеными-специалистами. Если такое желание возникло и у тебя, Читатель, то, значит, Рене Менар принес пользу. Спасибо ему.