Я неожиданно выступаю в роли колдуна и навожу ужас на вора-вольнодумца

Тибетские колдуны, к счастью, пользуются и менее отвратительными методами ворожбы. Мне самой не раз приходилось прибегать к ним либо из любезности к гостеприимным хозяевам, либо в личных целях. Приведу один из таких случаев. Я до сих пор вспоминаю о нем с улыбкой.

Происшествие это относится ко времени, когда нас задержали под Шобандо, не позволив продолжить путь на Салуэн, и мне пришлось повернуть вспять, пойти в направлении китайского Туркестана и снова пересечь всю обширную территорию по пустыни трав с юга на север. Мой маленький караван состоял из Ионгдена, трех слуг - Тсеринга, Иеше Уанду, Сенама - и китайского мусульманина-солдата, возвращающегося на родину с женой-тибеткой и маленьким сыном.

Однажды Ионгден, женщина и я занялись сбором трав и сильно отстали. Солнце уже садилось. Нужно было скорее догнать своих и выбрать место для ночлега. Мы сели на лошадей и поехали шагом, наслаждаясь безмятежным покоем предвечернего часа. Мы въехали в узкое ущелье, и вдруг я заметила слева в ложбине троих неизвестных с ружьями через плечо. Незнакомцы безмолвно скрылись за ближайшим холмом. Было совершенно ясно, с кем мы встретились. В этой местности тибетцы никогда не пропускают ни одного путника без вежливого приветствия "Огие, огие, огие" ("вы потрудились") и не задав ему вопросов, откуда он идет и куда направляется. Эти молчаливые субъекты, притаившиеся недалеко от проезжей тропы, выжидали удобного момента, чтобы напасть на нас. Делая вид, будто они меня нисколько не интересуют и удостоверившись, что спрятанный под моим широким одеянием револьвер у меня под рукой, я придержала лошадь и, когда жена солдата поравнялась со мной, прошептала:

- Вы их видели?

- Да, это разбойники, - ответила женщина тихо, но совершенно спокойно. Истинную дочь Тибета подобная встреча не могла вывести из равновесия. Притворившись заинтересованной каким-то растением на скале, я подозвала Ионгдена им полюбоваться и спросила:

- Вы видели людей слева от вас?

- Нет.

- Трое вооруженных людей, вероятно, воры. Женщина тоже их видела. Держите револьвер наготове. Мы доедем шагом до поворота тропы, и как только скроемся из вида, пустим лошадей во весь опор. Нужно поскорее нагнать наших. Может быть, разбойников не трое, а целая шайка.

На этот раз я говорила по-английски и не боялась, что меня услышат - тибетцы не могли меня понять. У нас были хорошие лошади, мы скакали быстро. Но... Что случилось? Вдали перед нами раздался выстрел. Мы подняли коней. В высокой траве на берегу речки показался лагерь. Все выглядело очень мирно. Не сходя с лошади, я прежде всего спросила:

- Вы не встретили по дороге троих мужчин?

Никто никого не видел.

- Что это был за выстрел? Мои люди смутились.

- Это я стрелял, убил зайца, - признался солдат, у нас вышло все мясо, а моя жена совсем ослабла.

Я строго запрещала слугам охотиться, но к солдату это никакого отношения не имело. Прервав его объяснения, я перешла к главному:

- Мы видели троих человек. Они, конечно, воры. Сегодня ночью нужно будет принять особые меры предосторожности. У этих бандитов могут быть сообщники в окрестностях...

- О, вот двое из них, - воскликнул Тсеринг, указывая на два силуэта на гребне горы, у подошвы которой приютился наш лагерь.

Я взяла бинокль. Именно этих людей мы видели в лощине. Где же третий? Уж не пошел ли он за остальными негодяями, пока его приятели рассматривают нас со своего наблюдательного пункта?

- Не обращайте на них внимания, - распорядилась я. - Мы обсудим план действий за чаем. Только сложите наше оружие на видном месте, но так, будто вы делаете это ненамеренно. Надо дать им понять, что у нас есть чем защищаться.

Чай готов. Один из слуг зачерпывает из котла ковшиком и кропит чаем в направлении шести сторон света,* (*Тибетцы включают в число стран света "зенит"и "надир". – Прим. авт.) восклицая: "Пейте, о боги!". Затем он наполняет наши деревянные чаши, и, расположившись вокруг костра, мы обсуждаем, что нам предпринять. Снять лагерь и перейти в другое место - бесполезно. В этих бескрайних пустынных просторах нельзя укрыться. Если за нашим караваном гонится шайка разбойников, они все равно разыщут нас завтра, послезавтра, через неделю. Следуя за медлительными вьючными яками, мы сможем добраться до ближайших китайских деревень не раньше, чем через месяц. Слуги предложили обследовать окрестности, нет ли поблизости других злоумышленников. Этот план мне не понравился. Разбойники могли воспользоваться отсутствием людей и ограбить лагерь. Солдата осенила более удачная мысль.

- Останемся здесь все вместе до наступления ночи, предложил он. Потом, когда в темноте не будет видно, что мы делаем, двое из слуг и я займем наблюдательные пункты в разных местах в кустарнике недалеко от лагеря. Третий слуга пусть остается около палаток. Всю ночь время от времени он должен стучать во что-нибудь, как это делают часовые в Китае. Бандиты подумают, что мы все спим под его охраной. Когда они пройдут мимо одного из дозорных, он выстрелит им в спину прежде, чем они доберутся до палаток, а двое других прибегут и нападут на них с другой стороны. Вы, трое, атакуете их с фронта. Застигнутые врасплох, обстреливаемые со всех сторон, бандиты, может быть, и разбегутся, если их не очень много.

Этот план показался мне самым приемлемым для людей в нашем положении. Мы привязали животных как можно надежнее. Небольшие группы тибетских мародеров, не решаясь напасть на караван открыто, имеют обыкновение ночью пугать животных ружейными залпами. Когда перепуганный скот срывается с привязи, они гонятся за ним. Почти всегда им удается поймать несколько голов, и они угоняют их, чтобы продать подальше от места разбоя.

Ионгден настаивал на сооружении баррикады из мешков и ящиков с дорожными припасами. Она должна была служить нам прикрытием при стрельбе в противника. Однако, хотя мой приемный сын и мог по праву считаться у себя на родине выдающимся ученым, военное дело, даже в самой скромной степени, не входило в круг его познаний. Не баррикада защищала бы нас, но скорее мы сами подпирали и поддерживали бы ее своими телами. Не много было в моей жизни таких восхитительных ночей, как эта, когда каждое мгновение мы ждали вторжения разбойников в наш маленький лагерь. Очарование нашему бдению придавало пение Тсеринга, который, усевшись у входа в свою палатку с чашей чая под рукой, пел, отбивая ритм палкой о бронзовый котел.* (*Такие котлы изготовляются на востоке Тибета и продаются по всей стране. Прим.авт.) Он передавал сказания страны Кхам, несомненно, более чем тысячелетней давности, воспевая леса, снежные вершины, подвиги национальных героев. Эти сказочные рыцари были разбойниками, так же как и бандиты, чье близкое соседство заставляло нас бодрствовать; так же как и сам певец, насколько мне известно, принимавший участие не в одном жарком деле, и как все обитатели этой страны отважных дикарей, где еще слывет за доблесть война с караванами. Тсеринг пел хорошо. В его голосе, мужественном и в то же время нежном, сочетались героические созвучия с мистическими интонациями. Его песня возрождала образы богинь и святых лам. Порой строфа заканчивалась страстными устремлениями к духовному пробуждению: "Дук мед, джиге мед. Сангиайс тхоб пар шог" - "О, если бы я мог достигнуть блаженства Будды, не знающего ни страдания, ни страха". Даже будничный котел сверкал в тон его стихам. Его металл вибрировал бархатными переливами колокола. Певец был неутомим. До самого рассвета продолжался этот удивительный сольный концерт. Вернулись продрогшие дозорные: бросились разжигать огонь и готовить свежий чай. Тсеринг умолк. Сладкозвучный котел вернулся к своим повседневным обязанностям и, наполненный до краев водой, стоял в пламени костра. Ионгден сладко спал на своей баррикаде.

Воры на нас не напали, но остались поблизости. Когда мы кончали завтракать, они появились перед нами, все трое. Каждый вел лошадь под уздцы. Мужчины вскочили и подбежали к ним.

- Кто вы такие? Мы вас вчера видели. Что вы здесь делаете?

- Мы охотники, - сказал один из них.

- Охотники! Вот хорошо! У нас как раз нет мяса. Мы купим у вас что-нибудь из вашей добычи.

Эта просьба поставила мнимых охотников в тупик.

- Мы еще ничего не поймали, - заявили они хором. Мои слуги умели с ними разговаривать:

- Знаете ли вы, кто эта почтенная госпожа-лама, которая путешествует с такой красивой палаткой и носит "тега"* (*Корсаж без рукавов, часть монашеского одеяния лам. – Прим. авт.) из золотой парчи?

- Должно быть, она Жетсюн Кушог из Хакиендо... Мы слышали о ней.

- Да, это она и есть. Вы, конечно, понимаете, она не боится разбойников. Тот, кто у нее что-нибудь похитит, сейчас же будет обнаружен. Ей стоит только посмотреть в чашку с водой, и тут же она увидит в ней изображение вора, укравшего вещь, и место, где эта вещь находится.

- Значит, все это правда. Все "докпа" говорят, будто "пхилинги" умеют так делать.

Тсеринг знал об этой басне и ловко ею воспользовался, желая отбить у воров охоту объединиться с товарищами и потом напасть на нас с превосходящими силами.

Дней через десять мы выбрали место для ночлега прямо перед стойбищами кочевников. Я легла еще до наступления ночи и из палатки слышала, как к нам пришли многочисленные посетители. Они принесли в подарок молока и масла и хотели меня лицезреть. Ионгден объявил, что госпожа-лама занята вознесением молений. Сейчас ее нельзя тревожить, но она примет их завтра утром. Послышалось шушуканье, и затем один из слуг пригласил пастухов на чаепитие. Все отошли от моей палатки, и мне уже больше ничего не было слышно. На следующее утро очень рано Ионгден попросил разрешения войти ко мне.

- Прежде чем пастухи вернутся, я хочу рассказать вам, чего они хотели от вас вчера вечером. Они уверяют, что у них увели лошадей и хотят, чтобы вы посмотрели в чашу с водой и описали наружность конокрадов и место, куда воры угнали животных.

- Что вы им сказали?

- Вот что: я подумал, не собираются ли они расставить вам ловушку. Не исключено, что "доспа" не очень-то верят в чудесные способности чужеземцев и, может быть, у них никто ничего и не украл. Наоборот, они хотят удостовериться, нельзя ли ограбить нас безнаказанно. Тогда, если вы скажете, будто видите лошадей и воров, они решат, что вывели вас на чистую воду, а на самом деле вы ничего видеть не можете и им вас бояться нечего. Я подтвердил, что вы действительно можете узнать все, что им нужно, но для этой церемонии недостаточно зачерпнуть свежей воды из реки. Необходимо подготовить ее, совершая над ней заклинания в течение трех дней, а мы вряд ли задержимся здесь еще на три дня. Они сейчас же согласились с необходимостью подготовительных процедур. Потом, зная, как им отвратительна смертная казнь, я добавил, что как только вы найдете преступников, вам придется доставить их к китайскому судье для приведения смертного приговора. Ничто не сможет этому помешать. То-Уо ("Разгневанный", наименование одной из разновидностей зловещих божеств), властью которого совершается гадание, потребует воров к себе в жертву. Если их не казнят, То-Уо выместит свой гнев на пострадавших пастухах, просивших его о помощи. Пастухи, по-видимому, пришли в ужас и сказали, что лучше они поищут лошадей своими силами и потом заставят конокрадов заплатить штраф. Все-таки они хотели вернуться, и я решил вас предупредить.

"Докпа" явились с новыми дарами. Я раздала больным кое-какие безобидные лекарства, и дело о лошадях снова было выдвинуто на обсуждение. Но, когда я подтвердила все сказанное моим приемным сыном, пастухи окончательно утвердились в намерении искать воров без услуг моего пророческого дара.

Тсеринг уже совершал путешествия до самого Татшиенлу и служил у европейцев. Благодаря общению с ними он стал до некоторой степени вольнодумцем и любил щеголять скептицизмом перед своими наивными товарищами. Теперь в течение многих дней пищей для его остроумия стала доверчивость бедных пастухов и легкость, с какой эти простофили позволили нам себя провести.

Прошло некоторое время и вот я снова с великой радостью увидела берега большого Синего озера - святейшего озера Куку-Hop, места поклонения миллионов монголов и тибетцев (вокруг Куку-Hop я совершила обход несколько лет тому назад).

Однажды, возвращаясь после купания в озере, я заметила, что Тсеринг стремительно вышел из палатки Ионгдена, что-то пряча в карман своего платья. Он меня не видел и направился к кухне. В тот же вечер молодой лама рассказал мне, что днем его зачем-то вызвали из палатки, как раз когда он считал деньги. Вернувшись, он не досчитался в кошельке, оставленном в палатке, трех рупий.

- Очень хорошо, вора найти не трудно, - подумала я, но посоветовала молодому человеку быть внимательнее, а сама никому ничего об этом происшествии не сказала.

Три дня спустя, разложив у себя на столе стебли трав и рассыпав рис, я зажгла ароматические палочки и поставила чашу с водой. Я подождала, пока слуги не легли спать, прекрасно зная, что в этот момент каждый из них уже положил свой кошелек под подушку.

Позвенев тамбурином и колокольчиком, служившими ламам во время совершения религиозных церемоний, я позвала Тсеринга. Когда Тсеринг явился, я подула на воду, слегка помешала ее веточкой и сказала голосом оракула:

- Тсеринг, из кошелька ламы Ионгдена исчезли три рупии. Я видела их у тебя под головой, когда ты лег спать. Принеси их.

Скептицизм вольнодумца получил сокрушительный удар. Не в силах произнести ни одного слова, побледнев как мертвец, он трижды распростерся у моих ног, потом пошел к себе в палатку и принес украденные деньги.

- Благородная, преподобная госпожа, спросил он, дрожа всем телом, То-Уо потребует теперь моей смерти?

- Нет, - ответила я великодушно. - Я заступлюсь за тебя. Он снова припал к моим ногам и вышел.

Оставшись одна в своей маленькой палатке, открытой в ночное безмолвие пустыни, я снова взяла тамбурин и колокольчик ламаистских жрецов, и, под аккомпанемент их древних напевов, погрузилась в размышление о власти вековых верований над рассудком человека и о глубоком смысле только что разыгранной мной комедии.

Глава 5