Кара Густав ЮНГ, Мишель ФУКО. и вот он уже, кажется, погружен в глубокий сон: эта осо­бенность всегда настораживает внимательного человека и более других способствует пробуждению или

и вот он уже, кажется, погружен в глубокий сон: эта осо­бенность всегда настораживает внимательного человека и более других способствует пробуждению или усилению бдительности родителей. [...] И вот вы застигли молодого человека, чьи руки, если он не успел их переместить, — на органах, с которыми он балуется, или рядом с ними. Так­же вы можете заметить напряженный член или даже следы недавнего семяизвержения: о последнем можно догадаться и по специфическому запаху, который распространяется от постели или запачканных пальцев. Поэтому следует насто­рожиться, если мальчики, ложась в постель, или во время сна ведут себя так, как я только что описал [...]. Следы се­мени надо расценивать как определенные доказательства онанизма, когда речь идет о неполовозрелых детях, и как вполне вероятные признаки этой привычки у подростков». Простите меня за то, что я привел все эти детали (к тому же под портретом Бергсона!), однако я думаю, что мы имеем дело с внедрением той семейной драматургии, которая всем нам хорошо знакома, великой семейной драматургии XIX и XX веков, этого малого театра семейной комедии и трагедии с его кроватями и покрывалами, с его темнотой и светильни­ками, с осторожным приближением на цыпочках, с запахами и пятнами на тщательно проверяемых простынях; всей этой драматургии, в которой любопытство взрослых вплотную приближается к телу ребенка. Это подробная симптомато­логия удовольствия. В этом все более тесном приближении взрослого к телу ребенка в тот момент, когда это тело испы­тывает удовольствие, мы, в конечном счете, сталкиваемся с правилом, симметричным правилу одиночества, о котором я говорил только что: мы сталкиваемся с правилом непос­редственного физического присутствия взрослого рядом с ребенком, вокруг ребенка, чуть ли не на ребенке. Если есть необходимость, — как говорит Деланд, — то вам надо спать рядом с юным мастурбатором, чтобы помешать ему мастур­бировать, спать с ним в одной комнате, а может статься, и в одной постели.

Существует целый ряд техник, позволяющих в том или ином смысле связать тело взрослого с телом ребенка в со­стоянии удовольствия — или с телом ребенка, которому нужно помешать войти в состояние удовольствия. Так, де­тям связывали на ночь руки, причем один из шнурков при­вязывался также к руке взрослого. Когда ребенок шевелил руками, взрослый просыпался. Известна история подрост­ка, который сам просил привязывать его к стулу в спальне своего старшего брата. К стулу, на котором он спал, были прикреплены колокольчики, и когда он начинал двигаться во сне с намерением мастурбировать, колокольчики звенели, отчего брат просыпался. Розье приводит историю воспитан­ницы пансиона, «тайная привычка» которой однажды была замечена начальницей. Начальница вся «содрогнулась» и «с этой минуты» решила «делить свой сон с юной больной; никогда, ни на мгновение она не позволяла той ускользнуть от своего взгляда». И наконец, «несколько месяцев спустя» настоятельница (монастыря или пансиона) вернула юную воспитанницу родителям, которые с гордостью смогли представить свету «в высшей степени разумную, здоровую, сознательную, исключительно приятную девушку»!

За всеми этими глупостями скрывается, как мне кажется, очень и очень важная тема. Я имею в виду правило прямо­го, непосредственного и постоянного сопровождения тела ребенка телом взрослого. Да, посредники исчезают, но, в позитивных терминах, это означает вот что: тело ребен­ка должно находиться под бдительным присмотром или, в некотором смысле, неотступно сопровождаться телом его родителей. Максимальная близость, предельный контакт, почти слияние; обязательное ограничение тела одних телом других; обязанность взгляда, присутствия, сопричастности, контакта. Именно об этом говорит Розье, комментируя слу­чай, который я приводил только что: «Мать подобной боль­ной должна стать, в некотором роде, одеждой или тенью своей дочери. Когда что-либо угрожает детенышам двуут­робки [кажется, это нечто вроде кенгуру. — М.Ф.], мать не только присматривает за ними, но и складывает их прямо в

ФИЛОСОФСКИЙ БЕСТСЕЛЛЕР

свое туловище». Включение тела ребенка в тело родителей: вот в чем, на мой взгляд, состоит (и простите меня за долгий окольный путь с атаками и отступлениями) центральный предмет всего этого предприятия, всего этого крестового похода. Речь идет о конституции нового семейного тела.

Аристократическая и буржуазная семья (кампания, на­помню, ограничивалась именно этими формами семьи) до середины XVIII века была по сути своей реляционным ансамблем, сетью отношений восходящей линии, нисходя­щей линии, бокового родства, двоюродных связей, перво­родства, брака, которые соответствовали схемам передачи рода, деления и распределения имущества и социальных статусов. Именно взаимные отношения служили действи­тельным основанием сексуальных запретов. Теперь же складывается, в некотором смысле, сжатое, твердое, плот­ное, массивное, телесное, аффективное семейное ядро: се­мья-клетка вместо реляционной семьи, семья-клетка с ее телесным пространством, с ее аффективным, сексуальным пространством, без остатка заполненным прямыми отноше­ниями «родители — дети». Иными словами, я бы не сказал, что преследуемая и запрещаемая сексуальность ребенка является неким следствием сложения сжатой, или супру­жеской, родительской семьи XIX века. Я бы сказал, что, на­оборот, сексуальность ребенка — одна из составных частей этой семьи. С выдвижением на передний план сексуальнос­ти ребенка, а точнее сказать, его занятия мастурбацией, с выдвижением на передний план тела ребенка, подвержен­ного сексуальной опасности, родителям был предписан им­ператив: ограничивать обширное, полиморфное и опасное пространство семейного дома и быть со своими детьми, со своим потомством своего рода единым телом, связан­ным заботой о детской сексуальности, тревогой о детском аутоэротизме и мастурбации: родители, будьте бдительны к возбуждению ваших дочерей и желанию ваших сыновей, ибо только в этом случае вы будете родителями в подлин­ном смысле этого слова! Не стоит забывать о приведенном Розье образе двуутробки. Складывается семья-кенгуру: