Методология хайдеггеровского мышления

Хайдеггер понимает под Seyn основу сущего, из чего с необходимостью вытекает убеждение, что предназначение всякой истинной философии состоит в экспликации, проживании внутри себя и «воспевании» его истины [10, с. 304]. Примечательно, что таковой же он считает основную задачу поэзии, поскольку подлинная поэзия «стоит перед тем же вопросом и таким же образом, что и мысль» [10, с. 219]. Философ и поэт, обитая, по словам Гёльдерлина (одного из немногих изначальных, бытийных поэтов), «на ближних вершинах, разделённые бездной», имеют перед собой общий предмет [10, с. 41]. «Исконно (и изначально) мышление и поэзия есть, хотя и в корне различным способом, одно и то же: средоточащееся в слове про-изведение бытия в слово», поэзия и мысль вскрывают бытие, претворяя его не-сущую истину в сущее, или, что будет точнее, Ereignis выражает себя в них, присваивая язык [17, с. 449]. Поэзия (от греческого ποίησις – про-изведение, созидание) представляет собой утверждение истины бытия в творении, красота которого суть сияние этой истины. Столь широко толкуемая поэзия как обнажающее и воспевающее бытие созидание – это сущность языка, сущность искусства и сущность человека, который, по часто цитируемым Хайдеггером словам Гёльдерлина, «поэтически живет… на этой земле» [10, с. 238]. Естественна тогда позиция, согласно которой сущностная история предстает перед нами как история вскрывающих Seyn или отдаляющихся от него мышления и поэзии. Только она есть именно бывшее, а не просто прошедшее в смысле ушедшего, поскольку отражённые в них посылы бытия властно определяют собой настоящее и будущее. Различие между ними состоит в том, что, хотя в поэзии дает о себе знать «судьба мира», она еще «не открывает себя в качестве истории бытия», поскольку поэзия не ставит своей целью выразить её рефлективно и членораздельно [10, с. 206].

Как бы то ни было, настоящая поэзия философична, а настоящая философия – поэтична. И более всего их роднит то, что ни поэзия, ни философия в хайдеггеровском учении по большому счету не стоят перед задачей познания, поступательного добывания нового знания, решения философских проблем: они обе эксплицируют и воспевают Бытие – их единственный предмет. В связи же с бытием не возникает и не может возникнуть никаких подлежащих логическому или логико-эмпирическому решению «проблем», даже его истина постигается человеком не в ходе сбора и анализа каких-то данных, а открывается по воле бытия в событии присвоения. Из понятого таким образом существа мысли и рассмотренных выше основных положений хайдеггеровской фундаментальной онтологии вытекает и совершенно особая методология его философствования.

Учение Хайдеггера строго выстраивается вокруг одного предмета – бытия.Предмет у истинно философской мысли только один, все её движения должны сходиться в одной точке и исходить из этой одной точки, из Seyn, «поэтому существенные мыслители всегда говорят то же самое» [10, с. 304].

Подлинное философское мышление осуществляется как интуиция и духовная практика. Хайдеггер считает возможным постижение бытия по типу, близкому к христианской мистике и восточным духовным учениям, а классический философский дискурс, выстроенный по правилам логики, является лишь вспомогательным средством. Отказ от «логики» и ограниченной миром сущего эмпирией является, однако, вполне обоснованной стратегией, поскольку если бытие есть нечто совершенное иное, нежели сущее, и между ними лежит фундаментально-онтологическое различие, то и постижение его методами логики, применимой к области сущего, становится если не невозможным, то по крайней мере предельно ограниченным. «Есть более строгое мышление, чем понятийное», — пишет Хайдеггер [10, с. 216]. Речь здесь идёт, конечно же, о мышлении бытия, которое в традиционной философской терминологии следует назвать интуитивным: оно является прыжком (Хайдеггер очень часто прибегает к метафоре прыжка, когда речь заходит о подлинном мышлении) в непосредственное постижение Seyn (что, однако, не означает полноты и ясности знания о нём). Несмотря на «алогичность» такой философии-поэзии, она предпосылает и превосходит всякую науку, всякую истину о сущем как по «истинности» (бытие и есть истина), так и по экзистенциальному и историческому значению 10, с. 219]. Чрезвычайно показателен для стиля его мышления следующий отрывок, написанный в форме диалога трех лиц, где речь ведётся, конечно же, о бытии:

«У: Должен признаться, что я не вполне могу представить себе всё то, что вы говорите о Крае, о просторе и о времени, о возвращении и покоеньи.

Г: Возможно, это вообще нельзя представить, поскольку в представлении всё становится предметом, который противостоит нам в определённом горизонте.

У: Тогда мы по-настоящему не можем описать то, что назвали?

Уч: Нет. Любое описание показывает называемое предметно.

Г: Тем не менее называемое позволяет себя назвать и таким образом думать о себе, названном...

Уч: в том случае, если мышление не будет больше представлением.

У: Но чем же тогда оно должно быть?

Уч: Возможно, мы сейчас близки к тому, чтобы быть впущенными в сущность мышления...» [12, с. 118].

Хайдеггеровский метод заключается в том, чтобы показать, а не доказать. Наконец, поскольку становится очевидным, что классическая модель философствования, рассматривающая философский дискурс как цепочку силлогизмов, доводов и апелляций к фактам не может работать с «предметом», не являющимся частью «сущего» мира, то и вопрос о «доказательстве» своей точки зрения у Хайдеггера вообще нигде не встаёт. Он не обосновывает, а постулирует, и это, как мы теперь понимаем, является не слабостью и изъяном его мысли, а необходимо вытекающим из её основоположений атрибутом. Постулирование, преподнесение определённых позиций у него, однако, идёт на языке сущего, в рамках определенной структуры и последовательности. Текстуально представленную философию Хайдеггера можно сравнить с дорожным знаком, указующим перстом или грубой картой, ведущей к некоей terra incognita. Они – и это принципиально важно иметь в виду – не ставят целью сколь-нибудь точно описать свой «предмет», их задача — привести нас к нему. Предельно лаконично, но в то же время содержательно эту особенность хайдеггеровской мысли можно выразить следующими словами: речь в ней идёт «не об “аргументации”, не о “доказывании” (Beweisen), а о казании (Weisen), которое даёт возможность увидеть» [2, с. 73].

Хайдеггер не пробует доказать, что утверждаемое им истинно. Это, как свидетельствует история мысли, зачастую оказывается тщетно даже в тех случаях, когда мы имеем дело с вполне осязаемыми, «сущими» предметами. Он пробует доставить нас в ту точку миросозерцания, где находится он сам, привести к тому ракурсу взгляда на вещи, с которого мы сами получим непосредственный доступ к Seyn – и будем в состоянии решить уже исходя из полученного опыта, верна или неверна хайдеггеровская мысль. Так, к примеру, нельзя доводами убедить человека, что перед ним на столе лежит книга, если он её не видит. С другой стороны, если нам удалось бы показать её, привести его к личному и непосредственному опыту и переживанию, нужда в дальнейших уверениях бы попросту отпала. В связи с этим очень часто, когда Хайдеггер пускается в интерпретации древних текстов и сомнительные этимологии или излагает довольно темные мысли в очень странных метафорах, как в «Beiträge zur Philosophie», бывает весьма сложно, иногда невозможно ответить на вопрос, как он перешёл от одного тезиса к другому и на каком основании. Такова специфика его философствования, и он отдавал себе в ней ясный отчет. Так, к примеру, в конце интерпретации изречения Анаксимандра, которую большинство филологов да и философов сочло бы, мягко говоря, «вольной», он пишет: «Мы не умеем доказать этот перевод научно и не смеем верить ему, опираясь на какой-либо авторитет. Научное доказательство было бы слишком плоским. Вере уже нет места в мышлении. Этот перевод позволяет лишь мыслить себя, причем в мышлении этого изречения. Мышление же есть стихослагание истины бытия в исторически-былом собеседовании мыслящих» [12, с. 67].

Если радикализировать тезис о абсолютном преобладании показывания над доказыванием в учении Хайдеггера, то можно выразиться в том духе, что оно есть не столько философия, как её понимали всегда, сколько «технология» фундаментальной трансформации нашего сознания, смещения точки отсчёта всех наших взглядов и поступков – из сущего в Seyn.

Подтверждает эту мысль и часто демонстрируемая Хайдеггером «скромность», когда речь прямо или косвенно заходит о том, насколько успешно удалось ему эксплицировать истину бытия. Он неоднократно и на протяжении всех этапов творчества пишет о предварительности своих размышлений, о том, что своей основной задачей он видит постановку вопросов, а не дачу ответов. Не редки высказывания в таком ключе: «Сказав это, я не сказал ничего нового, да и смеет ли мыслящий человек искать усладу в том, чтобы сказать что-то новое? Искать это новое и изобретать его — дело “исследования” и техники. Существенное мышление должно всегда говорить одно и то же, старое, древнейшее, изначальное, причем говорить изначально» [2, с. 170]. Одним словом, чтобы понять Хайдеггера, нужно не столько «понятийно» вникать в содержание его текстов и искать в них «доводы», а, как он сам прекрасно выразился во вступлении к докладу «Время и бытие», «уместно будет не выслушать ряд повествовательных предложений, но следить за ходом показывания» [10, с. 542].

Библиография

1. Heidegger M. Gesamtausgabe. Frankfurt am Mein: Vittorio Klosterman, 1975–. Bd.: 7 (298 S.), 12 (262 S.), 14 (155 S.), 15 (447 S.), 65 (513 S.), 69 (229 S.), 70 (200 S.), 94 (536 S.), 96 (285 S.).

2. Хайдеггер М. Парменид. СПб.: Владимир Даль, 2009. 383 c.

3. Inwood M. A Heidegger Dictionary. Malden: Blackwell Publishers, 1999. 283 pp.

4. Inwood M. Heidegger: A Very Short Introduction. New York: Oxford University Press, 2000. 154 pp.

5. Dahlstrom D.O. The Heidegger Dictionary. London: Bloomsbury Publishing, 2013. 312 pp.

6. Schalow F., Denker A. Historical Dictionary of Heidegger’s Philosophy. Lanham: Scarecrow Press, 2010. 429 pp.

7. Дугин А.Г. Мартин Хайдеггер: философия другого Начала. М.: Академический проект; Фонд «Мир», 2010. 389 c.

8. Мотрошилова Н.В. Работы разных лет: избранные статьи и эссе. М.: «Феноменология-Герменевтика», 2005. 576 c.

9. Хайдеггер М. Ницше: в 2 т. СПб.: Владимир Даль, 2006. 603 c.

10. Хайдеггер М. Время и бытие: сборник. М.: Республика, 1993. 447 c.

11. Richardson W.J. Heidegger: Through Phenomenology to Thought. New York: Fordham University Press, 2003. 778 pp.

12. Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге: сборник. М.: Высш. шк., 1991. 192 c.

13. Боэций. Каким образом Троица есть единый Бог, а не три божества // Утешение философией и другие трактаты. М.: Наука, 1990. 415 с.

14. Хайдеггер М. К чему поэты? / Дугин А.Г. Мартин Хайдеггер: философия другого Начала. М.: Академический проект; Фонд «Мир», 2010. С. 299-352.

15. Хайдеггер М. Положение об основании. СПб.: изд-во СПбГУ; Алетейя, 2000. («Метафизические исследования. Приложение к альманаху».) 290 с.

16. Черняков А.Г. Онтология времени. Бытие и время в философии Аристотеля, Гуссерля и Хайдеггера. СПб.: Высшая религиозно-философская школа, 2001. 460 с.

17. Хайдеггер М. Гераклит. СПб.: Владимир Даль, 2011. 513 с.

18. Capobianco R. Engaging Heidegger. Toronto: University of Toronto Press, 2010. 183 pp.

19. Young J. Heidegger’s Later Philosophy. Cambridge: Cambridge University Press, 2002. 132 pp.

20. Хайдеггер М. Исток художественного творения: сборник. М.: Академический проект, 2008. 528 c.