Кара Густав ЮНГ, Мишель ФУКО. ибо вся феноменология этой болезни концентрируется в па­тогенном комплексе

ибо вся феноменология этой болезни концентрируется в па­тогенном комплексе. При попытке объяснения лучше всего исходить именно из этого и рассматривать слабость эго как вторичное и деструктивное последствие аффективного ком­плекса, возникшего в области нормального, но впоследс­твии взорвавшего единство личности.

Каждый комплекс, в том числе и при неврозах, обла­дает явной тенденцией к нормализации, встраиваясь в ие­рархию высших психических связей или, в худшем случае, порождая новые субличности. В отличие от этого при ши­зофрении комплекс застревает не только в архаическом, но и хаотически случайном. Он остается чуждым, непонят­ным, асоциальным, как и большинство сновидений. Эта их особенность объясняется состоянием сна. По сравнению с ними для шизофрении в качестве объясняющей гипотезы приходится использовать специфический патогенный фак­тор. Им может являться токсин специфического действия, вырабатываемый под воздействием чрезмерного аффекта. Он не оказывает общего воздействия, расстройства фун­кций восприятия или двигательного аппарата, а действует только в окружении патогенного комплекса, ассоциативные процессы которого вследствие интенсивного «abaissement du niveau теша^рпускаются до архаической ступени и раз­лагаются на элементарные составные части.

Однако этот постулат заставляет думать о локализации, что может показаться слишком смелым. Правда, похоже (частное сообщение), что двум американским исследова­телям удалось вызвать галлюцинаторное видение архети-пического характера путем раздражения ствола мозга. Речь идет о случае эпилепсии, в котором продромальным симпто­мом припадка всегда выступало видение quadrature circuli*.

Этот мотив входит в длинный ряд т.н. символов мандолы, локализацию которых в мозговом стволе я давно предпола­гал. Психологически речь идет об архетипе, имеющем цен-

Квадратура круга (лат.)

ФИЛОСОФСКИЙ БЕСТСЕЛЛЕР

тральное значение и всеобщее распространение, спонтанно появляющемся независимо от всякой традиции в образах бессознательного. Он легко распознается и не может остать­ся тайной ни для кого, кто видит сны. Причина, заставившая меня предположить такую локализацию, состоит в том, что именно этому архетипу присуща роль направляющего, «ин­станции порядка».

Поэтому символы мандолы часто появляются в моменты духовной дезориентации — как компенсирующие, упорядо­чивающие факторы. Последний аспект выражается преиму­щественно математической структурой символа, извес­тной герметической натурфилософии еще с поздней анти­чности как аксиома Марии Пророчицы (представительницы неоплатонической философии III века) и бывшей в течение 1400 лет предметом интенсивных спекуляций.

Если бы последующий опыт подтвердил мысль о локали­зации архетипа, то саморазрушение патогенного комплекса специфическим токсином стало бы намного вероятнее, и появилась бы возможность объяснить деструктивный про­цесс как своего рода ложную защитную реакцию.

Впрочем, пройдет еще немало времени, пока нейрофизи­ология и патофизиология мозга, с одной стороны, и психо­логия бессознательного, с другой, смогут соединиться. До этого им, видимо, придется шагать по разным дорогам. Пси­хиатрии же, лечащей целостного человека, придется учиты­вать как одну, так и другую сторону — вопреки пропасти, разделяющей оба аспекта психического феномена. Хотя на­шему пониманию не дано пока найти мосты, соединяющие друг с другом видимость и осязаемость мозга и кажущуюся бесплотность психических образов, но есть несомненная уверенность в их существовании. Пусть эта уверенность убережет исследователей от опрометчивого и нетерпеливо­го пренебрежения одним ради другого или даже стремле­ния заменить одно другим. Природы ведь не было бы без субстанциальности — как не было бы и без ее психической рефлексии.