Онтология права. Проблема определения сущности права.

Многообразие образов права отражает многообразие форм его проявления: закон, правило, идея, обычай, судебное решение и т.д. однако все это многообразие предполагает некое единство, которое и обозначается понятием права. В чем заключается единство права? Единство нельзя свести к какому либо из проявлений права: норме, обычаю, идеи. Поскольку право это многоединство, единство во множестве. Именно на такое понимание нацеливали славянофилы (Хомяков). Поэтому надо отвлечься от различных проявлений права к его очевидной сущности.

Говоря «право», мы можем предполагать за этим с одной стороны оправданную свободу поступать так или иначе, но с другой стороны мы можем вкладывать сюда и смысл общеобязательного правила поведения. Вот эти два полюса: право как свобода и право как принуждение являются наиболее очевидным содержанием права. Между этими полюсами и разворачивается большинство теоретических споров вокруг сущностного определения права.

Определение права как диалектического единства прав и обязанностей само по себе не снимает проблемы, т.к. требует разъяснения того, в чем состоит это единство. Диалектический метод лишь указывает на то, что это единство существует. Но на чем основывается это единство?

Являются ли основания этого единства метафизическими (абсолют, естественный закон) или мы можем найти их в очевидной реальности?

Метафизика как метод рефлексии ориентирует нас на поиск безусловного основания единства, но когда пытается содержательно определить эту безусловность, она либо сводит все единство к единству формы, тем самым, абсолютизируя формальный принцип, либо, как мы это уже видели на примере юснатурализма сводит все содержание к безусловному долгу, т.е. обязанности. В этом случае метафизика приходит к единству, уничтожая многоединство.

В поисках адекватного метода философия права обращается к поиску очевидного в праве, а не запредельного. Но это должна быть очевидность не его условных форм, а безусловного содержания.

Позитивизм как метод обратившись к рефлексии реального права абсолютизировал его различные формы. Он принял за неизменность структуры права относительные формы его воплощения (нормы, обычаи). В результате он вообще должен был отказаться от поиска безусловного в праве.

Попытка преодолеть эти недостатки как позитивизма, так и метафизического метода наметились в российских метафизических концепциях, ориентирующих на поиск безусловного содержания не за пределами человеческого сознания а в очевидных данностях человеческого опыта.

Российские метафизические концепции значительно ближе к феноменологии, чем к метафизике.

Современная философская рефлексия сущности права или определение онтологического статуса права основывается в основном на сочетании коммуникативного подхода, герменевтики и феноменологии.

Коммуникативный подход ориентирует на то, где находится право: право – есть результат смысловой коммуникации (смыслового взаимодействия).

Герменевтика позволяет толковать смысл этого взаимодействия именно как со-мыслие, т.е. двусторонний процесс, который предполагает активность как того, кто сообщает нам правовой тест, так и активность того, кто его воспринимает и в соответствии с ним действует. Т.е. герменевтика ориентирует нас на поиск сущности права не только в объективированном тексте, но и его казуальном контексте.

Феноменология нацеливает на выявлении в этой казуальности (случайности) некой очевидной данности, которую мы и принимаем за право, а не за что-либо другое. Она нацеливает на выявление того безусловного содержания коммуникации, т.е. смыслового взаимодействия, которое позволяет нам считать это взаимодействие именно правовым, а не моральным, или вообще произволом.

Феноменологическая редукция – это процесс «вживания» в предмет, «схватывание» того, что составляет его первоначальную данность. Она предполагает «заключение в скобки» всего того, что соотносится не только с самим предметом (правом).

В результате проведения такой редукции мы должны будем заключить в скобки понятия нормы (могут быть не только нормами права: технические и т.д.), волю (не всякая воля есть право, бывает и произвол), принуждение (то же самое), интерес.

Что же все-таки является очевидным в праве? Что вы имеете в виду, когда говорите, что вы имеете право, или, что вам предоставили право? То есть вы имеете что?

Вы имеете возможность действовать свободно в определенных границах. Но этого еще не достаточно для определения права. Вы ведь имеете возможность жить. Человек всегда имел возможность жить. Когда эта возможность становится правом? Только тогда, когда эта возможность соотнеслась с требованием к другим лицам признать за вами эту возможность.

Другими словами, вы имеете возможность притязать. Притязание всегда предполагает наличие другого субъекта, способного воспринять ваше притязание в соответствии с этим действовать.

Таким образом право – это оправданное притязание. В юриспруденции используют обычно термин правомочие. Но наличие в этом понятии слова «право» затемняет смысл редукции. Предложение: право- есть правомочие требует прояснения первой половины этого слова.

Оправданное притязание или правомочие – это наличная возможность для субъекта свободно (тем или иным образом) действовать в определенных границах и требовать от других действий, соответствующих этому притязанию.

Правомочие (притязание) – это и есть не выносимая за скобки реальность, через которую проявляет себя право.

Поскольку правомочие не возможно без поддерживающей его обязанности, как север невозможен без юга, постольку в правомочии и находят свое единство свобода и долженствование.

Эта возможность притязать и есть та очевидность, которая не требует логического обоснования в силу простой своей данности нашему опыту. Притязание (правомочие) далее уже не определимо, его в праве можно только усмотреть. Это непосредственно переживаемая нами правовая реальность, как стыд – есть непосредственно переживаемая нами нравственная реальность.

Все остальные формы и элементы смыслы права соотносятся с этим его содержанием. Выводятся из него.

Так, правомочие всегда предполагает его носителя, т.е. правового субъекта. Правомочие всегда чье-то, оно не существует само по себе.

Правомочие, следовательно возникает лишь как правоотношение.

Правомочие как наличная возможность применима только к такому субъекту, который способен понять смысл и значимость притязания и действовать в соответствии с ним. Но это возможно только, если данное притязание будет значимо и для того, на кого оно направлено, т.е. будет воспринято как оправданное. Ваше право на жизнь воспринимается как оправданное притязание, потому что значимость этого права воспринимается и другими субъектами как ценность, как объективная значимость, а потому соблюдение вашего права на жизнь может стать правилом, т.е. нормой, т.е. признаются обществом нормальными (оправданными).

А вот возможность добровольной смерти не становится оправданным притязанием. Поскольку не может со-мыслиться другими субъектами как и их ценность, как то, что может иметь объективную значимость. Поэтому и невозможно говорить о праве на смерть как именно праве. Это есть воля человека, субъективная воля. Но это не правовая воля, т.к. это не оправданное объективной значимостью (не нормальное) притязание. Человек здесь не является субъектом правовых отношений.

Если человек не признает общественно признанное притязание ценностно значимым для себя, он все равно ориентирует свое поведение на общественную значимость данного притязания. Скажем, вор, тем, что скрывает свой поступок ориентируется тем самым на значимость норм уголовного права.

Другими словами правомочие является правомочием, а обязанность – обязанностью является только тогда, когда они вытекают из общезначимых, а потому общеобязательных правил поведения (норм). Но эта нормативность предполагается самим содержанием правоотношения.

Точно так же и обязанность становится юридической обязанностью, если только она соотносится с чьим-то притязанием, чьим-то правом.

Обязанность любить своих ближних не есть юридическая обязанность, потому что ни какое человеческое сообщество не признает за кем либо права (не оправдывает притязания) требовать, чтобы его любили. Обязанность благотворительности будет нравственной обязанностью, если не будет признано за кем-либо право требовать ее выполнения. Так в Англии существует налог на бедность, превращающий благотворительность в обязанность. И эта обязанность является юридической, т.к. в этом случае за органами власти признается право требовать ее выполнения.

Правомочие (субъективное право) не создает правила (нормы), оно предполагает правило (общеобязательность), оно исходит из этой общеобязательности правила, которое делает притязание правовым (оправданным). Другими словами правомочие не существует без нормы, вне нормы. Другое дело, что норма не всегда имеет законодательно-текстуальную форму. Норма не вытекает из правоотношений, она включена в правоотношения. Составляет с ними неразрывное единство.

При этом надо иметь в виду, что юридические тексты (законы и судебные решения) значительно обедняют жизненную нормативно-правовую интерпретацию правовой реальности, в которой норма и отношение существуют в единстве. Вычлененное (эксплицированное) из реальных отношений текстуальное оформление нормы (правила) содержательно беднее реально существующей нормы. Шпенглер писал по этому поводу, что ни в каком праве мира не говорится о самом «последнем и глубоком», потому что это само собой разумеется. Каждое право молча предполагает это. Право обращено к людям, «которые кроме содержащихся в нем положений внутренне понимают никогда не высказываемое и знают как это использовать. Любое право всегда представляет собой право обычая, и какие бы слова не находил закон, толковать их будет жизнь».

Таким образом, норма существует не в юридическом тексте, но и не рождается из отношений, она связывает юридический текст и правовые отношения в единый процесс коммуникации, в котором реализуется общественно оправданное притязание субъекта.

Таким образом, отталкиваясь от правомочия как очевидной данности права, как его сущностной основы, мы смогли связать в единство (вернее многоединство) различные аспекты права: норму, отношения, ценность (идеал).

Норма и отношения становятся правовым единством только через общественно оправданные (принятые в качестве ценности, признанные справедливыми) притязания субъекта права.

Право предстает в качестве ценностно значимой для общества системы норм и отношений, структурным свойством которой является притязание как единство прав и обязанностей.

Норма и отношение – это элементы структуры права. Справедливость – это характеристика правовой системы в ее взаимодействии с обществом (которое для права является средой). Т.е. справедливость – это требование общества к правовой системе, а не ее собственное свойство. Структурным свойством правовых элементов (придающим этим элементам правовой смысл) является правомочие (притязание) правового субъекта, адресующего свои притязания второй стороне правоотношений.

Исходя из этого не важно, с какого элемента мы начнем определение права (определим ли мы его как систему норм или систему отношений), главное, чтобы мы увидели в нем целостный комплекс, в котором реализуются ценностно осмысленные и общественно признанные правомочия.

Общеобязательность правовых норм поддерживается в том числе и государственным принуждением, но это не является обязательным признаком права.

Итак, нормы становятся правовыми тогда, когда они получают коммуникативный смысл и значение: когда они объективно получают признание со стороны общества в качестве оснований для прав и обязанностей субъектов и реально их ими наделяют. Но нормы создаются в результате интерпретации различных «нормативных фактов», имеющих языковую (текстовую) форму.

Поэтому существование законов, которые содержат правила или никем не выполнимые, или никем не выполняемые, говорит, что в этом случае правовой нормы не возникло и право в них отсутствует (дефект коммуникации). Но и фактические отношения, связывающие двух субъектов, с их точки зрения правами и обязанностями, таковыми не являются, если они не нормативны, т.е. не вытекают из социально признанных правовых текстов (не обязательно текстов законов или судебных решений).

Мы с вами говорили, что первичным фактом правовой реальности является притязание.

Вспомним, что притязание – это наличная возможность действовать в определенных границах и требовать от других действий, соответствующих этому притязанию.

Т.е. это 1) требование лица о признании его действий лица не только социально допустимыми, но и ценностно общезначимыми; 2) требование ответных действий соответствующих первичным ценностно означенным действиям лица.

Не будучи ценностно означенным для других, притязание остается субъективным желанием, но не правовым требованием (как мы и увидели это на примере права на смерть)

Но верно и обратное, когда речь идет о субъективном отказе лица признать социально признанное притязание ценностно значимым для себя. Скажем, вор, тем, что скрывает свой поступок, ориентируется тем самым на значимость норм уголовного права.

Мы оговорили, что такие внешние признаки права как нормативность, социальная значимость определяются внутренними особенностями притязания как онтологической основы права. Чтобы верно опознать в реальных социальных отношениях признаки права, надо обосновать наличие в них обоснованного притязания.

Посмотрим как могут заявлять себя притязания со стороны государства, со стороны юридических лиц и со стороны физических лиц.

1. Притязание государства. Законодатель предлагает законопроект, обязывающий замужнюю женщину просить письменного разрешения мужа на аборт. Законодатель при этом апеллирует к равенству супругов в принятии решений, касающихся семьи.

Можно ли считать, что законопроектом предлагается закрепить право (оправданное притязание)?

2. Притязание юридического лица. Может ли трактоваться как оправданное притязание модель кредитования банками физических лиц, когда банк в одностороннем порядке может повышать процентную ставку по кредитам, при этом, используя электронную версию формы самого договора и формы оповещения об изменении в договоре, а также норма о первостепенном погашении очередными платежами сначала штрафных санкций, а затем только обусловленной договором суммы выплаты. Используя такую модель, банк фактически затрудняет лицу возможность выбраться из долговой ямы. При этом возможность реструктуризации долга банк считает своим правом, а не обязанностью, и как правило очень неохотно идет на такую процедуру.

Можно ли считать действия банка злоупотреблением правом, или мы имеем оправданное притязание со стороны банка?

3. Притязание физического лица. Девушка, принявшая приглашение молодого человека посетить вместе ресторан, оказалась в ситуации, когда молодой человек исчез, не предупредив ее и поставив в ситуацию необходимости самой расплатиться по счету в ресторане за проведенный вечер. Она не просто считает себя обманутой, но и хочет оспорить действия молодого человека через суд.

Пытается ли девушка реализовать через суд право или свою прихоть?

Во всех трех ситуациях мы имеем в наличии правовой конфликт. Апелляция к норме не решает дела, т.к. в первом случае, норма еще только предлагается, в последнем случае законодательной нормы нет, а в случае с банком, мы имеем пробел в праве, поскольку ст. 10 ГК РФ о злоупотреблении правом слишком абстрактно трактует это понятие.

Чтобы разрешить конфликт, требуется ответить на вопрос, что является правом, основаны ли предлагаемые модели на оправданном притязании?

Но для этого надо внимательнее вглядеться в само притязание как исходный правовой факт.

Проблемой притязания в философии права занимались многие исследователи. Истоки можно проследить уже у Петражицкого. Активно разрабатывал это понятие Н.Н. Алексеев. В рамках коммуникативного подхода рассматривает ее А.В. Поляков.

Мы будем рассматривать с вами притязание в интерпретации современного правоведа В.П. Малахова (Основы философии права. М. 2005)