Унамуно и Ортега-и-Гассет о познании

Унамуно

Мигель де Унамуно (1864 — 1936 гг.) — испанский философ, был ректором университета. Автор работ: "Моя религия и другие очерки", "О трагическом чувстве жизни у людей и народов", "Агония христиан­ства", "О пуризме", др.

"Вся его жизнь, вся философия были размышлением о смерти. В наши дни повсюду заметно преобладание такого настроения, Унамуно можно назвать его предтечей", —писал о нем Ортега-и-Гассет.

Унамуно занимали не интеллектуальные фантазии и не историографическая реконструкция истории Испании. Он размышляет о народе Испании, который работает, думает, страдает и поет. На упреки в том, что испанский народ погряз в невежестве, Унамуно отвечал: зато "на­род знает много того, чем пренебрегают общественные лидеры". "Незнание — божественная наука: оно скорее мудрость, чем нау­ка". "Да будут прокляты достижения прогресса, заставляющие задыхаться людей от работы, от науки!". Он критикует интеллектуалов, которые за экономическими и социологическими графиками не желают видеть человеческих страданий.

Не разум, а воля создает для нас мир, заявляет Унамуно. Он предлагает внести поправку в старый афоризм: "Нельзя хотеть того, что не познано", а именно — "Нельзя познать то, что не стало желанным". Согласно Унамуно, разум приходит после действия, инте­ллект следует за волей: "Именно жизнь есть крите­рий наших суждений об истине, а не логическая согласованность рас­судка. Если моя вера ведет меня к росту, жизненному творчеству, то кому и зачем нужны доказательства моей веры? Если математика слу­жит убийствам, то, значит, она становится ложью. Если вы после дол­гого пути почувствуете смертельную жажду и увидите чудо-мираж, то, что мы называем водой, то вы броситесь к ней и почувствуете себя рожденными заново, если вы утолите жажду. Мираж был истиной, а истина — водой. Истина — все то, что заставляет так или иначе действо­вать".

Здравый смысл Унамуно отождествляет с чумой. Ему он противопоставляет "настоящее безумие", которого нам всем не хватает. Он говорит: "Твоя вера будет твоим искусством, твоя вера будет твоей наукой". Он призывает спасти гробницу рыцаря Безумия от "власти джентльменов Разума". Дон Кихот стано­вится безумным только по причине зрелого духа. Безумие героя, со­гласно Унамуно, противостоит ничтожеству здравого смысла, рыцар­ство — научному интеллектуализму и философскому рационализму.

Все живое иррационально. Рациональное — это противожизненное. Жизнь не приемлет формул, конкретный человек нестабилен, поскольку он индивидуален. Конкретный человек не может быть выведен из той или иной теоретической дефиниции. Унамуно заявляет: "Я не подчиняюсь разуму, я восстаю против него". Что гово­рит, спрашивает Унамуно, наука о смысле жизни и о нашей жажде бессмертия? — Ничего, именно поэтому жизнь и рациональная истина противоположны. Понятия слишком тесны для того, чтобы вы­разить смысл жизни. Они "трагичны" и "агонистичны" (агон – спор). Жизнь, существование превосходят всякую попытку разума объяснить их. Настоящий интеллектуал тот, кто никогда не удовлет­ворен ни самим собой, ни другими. Понятие "трагического" противо­стоит понятиям точности, достоверности и удобства.

Унамуно не доверяет философским системам, сводящим материю или идею к духу. Он считает, что наши воля, аффекты, чувства и трево­ги рождаются раньше рефлексии. Философские теории всегда опазды­вают, ибо они апостериорны, судят вдогонку событиям. В науке нет ничего такого, перед чем следует пасть на колени. Ее поддерживает вера в разум, рационально не обосновываемая, как и любая другая вера. Наука существует только в сознании личности и благодаря ей. Философы и ученые, генерирующие и меняющие идеи, ведут непрекращающуюся войну между собой и будоражат умы людей.

Унамуно не принимает и теологический рационализм томизма. Бог существует, утверждает он, не потому, что для этого есть ра­циональное основание, а благодаря живущем в нас неистребимой воле победить смерть. Трагическое чувство жизни заставляет человека вновь и вновь создавать "живого Бога". Доводы атеистов против Бога Унамуно считает еще более поверхностными, чем доводы теологов в пользу Бога. А ответ агностика — "не знаю" — он трактует как еще более глупый. Позиция Унамуно — "я никогда не узнаю, но хочу знать. Хо­чу, и все тут!".

Бог — это тот, кто обращается к сердцу, а вовсе не бог фило­софов и теологов. Жизнь и борьба — вот что такое христианство. Не мысль, а вера, умирая, воскресает в неостановимом потоке внутренних тревог и надежд личности.

Благодаря Унамуно из забвения был вызволен Кьеркегор, которого он называл "братом". Себя Унамуно именовал "испанским Паскалем".

Ортега-и-Гассет

Хосе Ортега-и-Гассет (1883 — 1955 гг.) — испанский философ, автор докторской диссертации: "Ужасы тысячного года", посвященной Франции эпохи раннего средневековья. Он основатель Института гуманитарных наук в Мадриде. Автор работ: "Размышления о Дон Кихоте", "Человек и люди" (издана посмертно), "Восстание масс", "Что такое философия?", "Дегуманизация искусства", "Тема нашего времени", "Ни витализм, ни рационализм", др.

Ортега приходит к концепции человека, которую выражал сло­вами: "Я есть я и мои обстоятельства". Пытаясь разрешить проблемы, человек вынужденно конструирует свою экзистенцию, реализуя тем са­мым проект, который он выбрал. Человек борется с трудностями, изоб­ретая идеи, инструменты, роли, стили жизни. Отталкиваясь от обстоя­тельств, человек изобретает человека и открывает мир культуры и истории. Все это было бы невозможно без фантазии, которая делает человека проектирующим существом, меняющим себя и среду.

Согласно Ортега, человек больше, чем мышление, поскольку он еще и страсть, страх, тревога, желание. Человека нет без идей, ко­торые необходимы для решения проблем, непрерывно возникающих сомне­ний. Человек обязан понимать, чтопроисходит вокруг, он не может жить вслепую. Философия может предложить человеку анализ этичес­ких положений, ценностей и идеалов, при помощи которых люди ориен­тируются в жизни, понимая ее смысл. Наука, со своей стороны, должна стать действенным инструментом информирования человека о состоянии среды, в которой он живет.

Ортега различает верования и идеи-изобретения. Он пишет: "В идеях-изобретениях заключены наиболее строгие научные истины, можно сказать, мы создаем их, утверждаем, обсуждаем — это наши творения". "Верования" —"молчаливое наследие", базовые, полученные в наследство от прошлого идеи. "Не мы располага­ем идеями, идеи — мы сами", они — содержание жизни, нашего мира и нашего бытия. Ортега считает, что акты решения человека предшествуют его мыслям о них. Речь идет о вере в то, что за порогом дома человека наве­рняка есть куда-то ведущая и зовущая нас дорога. Каждый момент жизни предполагает множество автоматизмов, в основе которых лежат верования. Мы помещаем реальность внутрь схем, образованных верованиями. Для нас сегодня Земля есть то, говорит Ортега, что о ней говорит астрономия. Для грека V в. до н.э. Земля была матерью Деметрой. Земля-планета и Мать-Земля сконструированы верованиями наших предков с целью найти успокоение, не быть задушенными бес­конечным страхом. Наше окружение — верования и проб­лемы — результат традиции, «наследственный капитал». "Сознавать себя наследником — значит иметь историческое сознание".

Однако, верования, считает Ортега, лишены абсолютно надежного характера. Верования, как "консолидированные мысли", бессознательно управляют нами. Иногда в них открывается пропасть сомнений. Дело доходит до борьбы между непримиримыми верованиями. Пошатнувшаяся и ослабевшая вера заставляет человека обратиться к интеллекту, изобретать новые идеи. При этом научные идеи оказываются своего рода удавши­мися фантазиями. "Треугольник и Гамлет, — пишет Ортега, — имеют одну и ту же родословную. Они — дети безумной семьи", т.е. фантазии. Изобретая гипотезы и теории, человек проверяет их, отбрасывая оши­бочные, не замечая, что именно ошибки — настоящее сокровище. Все, что достиг человек, он достиг силой ошибок, ибо достижения — результат проверки миллионов ложных, никуда не ведущих путей, откуда он, жалкий и безумный, дол­жен вернуться назад.

Все мировые проблемы, которые человек напридумывал, не есть реальность. Накопленный опыт ошибок сузил область поиска выхода. "Важно не забывать ошибки, — подчеркивает Ортега, — в этом история".

Идеи нуждаются в критике, как легкие в кислороде. Самая сильная критика предполагает факты. Факты науки не есть полые и жесткие факты, ибо они теоретически обработаны. "Реальность, — утверждает Ортега, — не дана, в ней нет ничего подаренного. Это конструкция, сделанная человеком из подручного материала". Высшая истина — очевидность. Но ценность очевидности, в свою очередь, — это уже теория, интеллектуальная комбинация. "Человек науки обязан непрерывно сомневаться в собственных истинах". Истины ценны только в той мере, в какой у них есть сопротивляемость скепсису. Непрерывный конфликт с сомнениеместь проверка. Но сама по себе исти­на безотносительна и не зависит от субъективных условий: "Не может быть истины для одного и истины для другого".

Цивилизацию XX века Ортега характеризует как больную, а ее болезнь он называет "человек-масса". Эта цивилизация подвергает опасности главную ценность западной цивилизации — индивидуальное начало. Человек-масса не желает отдавать отчета в том, что культурные институты требуют его поддержки, он безответствен. Как специалист, человек-масса прячется от общих проблем, решительно отвергает обсуждения, не считается с объективными нормами и стремится к соб­ственным интересам. Человек-масса — новый варвар, которого не устраивает лишь считать себя вульгарным. Чудовищная новость нашего времени, говорит Ортега: "Право не иметь разу­ма — разум без ума". Фашизм и большевизм он характеризует как этапы становления человека-массы, лишенного какой бы то ни было культуры.