Глава 16. идеалистическая философия второй половины xix века 2 страница

В сознании человека есть божественная идея как некоторая норма, которой он оценивает все свои действия. Как совесть, эта норма говорит, чего он не должен делать. Соловьев указывает на следующие добродетели:

♦ так называемые богословские: вера, надежда, любовь;

♦ так называемые философские («кардинальные»): воздержанность, мужество, мудрость и справедливость (здесь Соловьев ссылается на Платона);

♦ Соловьев также добавляет: великодушие, бескорыстие, щедрость, терпеливость, правдивость.

Кроме добродетелей Соловьев указывает на нравственные чувства — стыда, жалости и благоговения. Человек стыдится своей животности, испытывает жа­лость и сочувствие ко всем живым существам, испытывает благоговение перед высшими началами. Человек освобождает себя от эгоизма посредством любви.

Соловьев говорит, что человек должен стремиться к преобладанию духа над плотью; это необходимо для сохранения «нравственного достоинства человека». Он призывает к аскетической нравственности в телесной жизни — ограниченно­сти питания, воздержанию от плотской похоти и т. д.

Чувственно-материальная сторона не должна быть принижена, но она нужда­ется в изменении. «Ложная духовность есть отрицание плоти, истинная духовность есть ее перерождение, спасение, воскресение». Соловьев связывает «переро­ждение» человека с «перерождением Вселенной», с «одухотворением» материи. Совершенствование человека откроет перед ним широкие возможности.

Соловьев говорит о возможности различного отношения к внешней природе. «Возможно троякое отношение к внешней природе: страдательное подчинение ей в том виде, как она существует, затем деятельная борьба с ней, покорение ее и пользование ею как безразличным орудием и, наконец, утверждение ее идеального состояния — того, чем она должна стать через человека».

Нельзя останавливаться на совершенствовании человека. «Наше личное дело, поскольку оно истинно, есть об­щее дело всего мира — реализация и индивидуализация всеединой идеи и одухотворения материи. Оно подготов­ляется космическим процессом в природном мире и совер­шается историческим процессом в человечестве». Нужно (и в этом важная задача философии) направить человече­ский дух на преобразование внешнего мира. Христианст­во предполагает действие Божие, но вместе с тем требует и действия человеческого. Действительность несовершен­на, человек не может быть равнодушен к несовершенству. «Пришло время не бегать от мира, а идти в мир, чтобы преобразить его».

Задачу реализации «божественного начала» в природной действительности реализует, согласно Соловьеву, «свободная теургия»; она называется «свободной» потому, что деятельность человека по преобразованию действительности должна основываться на свободной воле, собственном внутреннем стремлении, а не на влиянии каких бы то ни было внешних сил. Задача свободной теургии рассматри­вается как задача искусства. «Задача искусства в полноте своей, как свободной те­ургии, состоит, по моему определению, с тем, чтобы пересоздать существующую действительность, на место данных внешних отношений между божественным, человеческим и природным элементами установить в общем и частностях, во всем и каждом, внутренние, органические отношения этих трех начал».

Преображенная действительность должна стать прекрасной. Прекрасное — это единство и цельность, свободное разнообразие, духовная полнота. «Совершенное воплощение этой духовной полноты в нашей действительности, осуществление в ней абсолютной красоты или создание вселенского духовного организма есть выс­шая задача искусства». Но при этом Соловьев говорит, что решение этой задачи станет финалом всего развития мира. «Ясно, что исполнение этой задачи должно совпадать с концом всего мирового процесса».

Преобразование действительности — акт свободной воли. Признание свободы воли у Соловьева связано с решением проблемы зла. «Бог допускает зло, посколь­ку, с одной стороны, полное его отрицание или уничтожение было бы нарушением человеческой свободы, т. е. большим злом, так как делало бы совершенное (свободное) добро в мире невозможным, а с другой стороны, Бог допускает зло, по­скольку имеет в своей премудрости возможность извлекать из зла большее благо, или наибольшее возможное совершенство, что и есть причина существования зла».

Зло, страдания человека определяются его зависимостью от чего-то внешнего, чуждого. Таким образом, освобождение от зла заключается в автономии, т. е. в освобождении от зависимости воли от чего-то другого. Но, конечно, это не абсолютное освобождение. Человек не может быть вообще независимым ни от чего другого, будь то природа или общество. Еще в большей степени он зависим от Бога. «Чело­век нуждается в помощи, чтобы его свобода была делом, а не словесным только притязанием. Но та помощь, которую человек получает от мира, есть только слу­чайная, временная и частичная, от Бога же через Вселенскую церковь ему обеща­на помощь верная, вечная и всецелая».

У Соловьева человек — существо лично-общественное. Из этих двух нераз­дельных и соотносительных начал личность есть начало подвижное, динамическое, а общество — охранительно-статичное. В связи с этим могут возникать противо­речия. Соловьев отдает приоритет личности и утверждает право каждого человека на достойное существование.

Соловьев развивает специфическую теорию познания. Исходное понимание сознания звучит так: «Сознание вообще есть определенное умственное совмеще­ние или взаимоотношение внутренней, психической жизни данного существа с его внешней средою». Между прочим, из такого понимания сознания следует, что оно есть и у животных — у них есть ощущения, представления, память, «язык раз­нообразных криков» и т. д. Но человек отличается от животных разумом, «способ­ностью общих понятий и идей».

Центральная проблема гносеологии — проблема истины. Истина, по Соловьеву, двойственна. С одной стороны, это некое бытие, прежде всего идеальное содержа­ние божественного бытия (единое истинное существо, Бог). В этом аспекте исти­на — всеединство, абсолютное. «Для истинного познания необходимо предполо­жить безусловное бытие его предмета, т. е. истинно-сущего, или всеединого, и его действительное отношение к нам — к познающему субъекту». Но абсолютное тре­бует существование неабсолютного, единое — многого, абсолютный дух, сверх­природное существо Божие — материи, природы. И если абсолютное истинно, то истинно и неабсолютное.

Далее Соловьев характеризует истину как предмет. «Предмет есть истинное и существенное; он есть независимо от того, познается он или нет; он остается, хотя бы никто не знал о нем, знание же не существует, если нет предмета». Истина как предмет, объективное явление характеризуется последовательно в трех аспектах: «1) истина есть действительное явление, данное нам в ощущениях внешних чувств; 2) истина есть необходимый закон явлений, открываемый научным опытом; 3) ис­тина есть всеобщая система явлений, познаваемая наукой как такою, или систе­мою всех наук». Истина в природе — это «образ Божий».

С другой стороны, истина — это характеристика знания. Истинное знание — знание того, что есть. Истина как истинное знание определяется предметом, имеет свое основание вне субъекта, в «реальном предмете». Соловьев подчеркивает, что истинное познание должно показать «каждый предмет в его отношении ко всему», причем не просто к сумме явлений, а к их единству.

Познание явлений начинается с ощущений. Но чтобы знать «истину явления», чтобы узнать необходимость или закон явлений, необходим научный опыт в котором отвлекаемся от случайных связей явлений в их сосуществовании и после­довательности.

Законы постигаются рациональным, логическим мышлением. Логическое мыш­ление предполагает память, обобщение в слове и «замысел» (знание должно слу­жить «некоторой положительной цели»). Самый главный «замысел» — стремление познать истину. «Замысел познать безусловную истину станет во главе всякой на­стоящей философии».

Но и ощущения и понятия дают познание относительного, условного, они не способны дать познать безусловное, абсолютное. Кроме «естественного» знания есть особое, «мистическое» знание. «Во всех человеческих существах глубже опре­деленного чувства, представления и воли лежит непосредственное ощущение аб­солютной действительности, в котором действие абсолютного непосредственно нами воспринимается, в котором мы, так сказать, соприкасаемся с самосущим».

«Мы вообще познаем предмет или имеем общение с предметом двумя способа­ми: извне, со стороны нашей феноменальной отдельности, — знание относитель­ное в двух своих видах, как эмпирическое и рациональное, и изнутри, со стороны нашего абсолютного существа, внутренне связанного с существом познаваемо­го, — знание безусловное, мистическое».

Первое проявление мистического знания — вера. Вера в данном случае пони­мается в широком смысле, как уверенность в чем-либо. В ходе познания мы ве­рим, что познаваемый предмет существует на самом деле, а не является какой-то субъективной видимостью. Эта вера опирается на «внутреннюю связь» между по­знаваемым объектом и познающем субъектом. «Для того чтобы данная в нашем опыте и в нашем мышлении видимость была видимостью предмета, а не просто субъективной иллюзией, необходимо, чтобы мы имели уверенность в самом пред­мете, чтобы его собственное существование было в самом предмете, чтобы его соб­ственное существование было для нас достоверным, а не проблематичным, а это возможно только при внутренней связи или единстве с предметом».

Соловьев дает оригинальную трактовку процесса познания. Он состоит из трех этапов: на первом этапе утверждается, что есть некоторый предмет. На втором — «мы умственно созерцаем или воображаем в себе идею предмета». «В действи­тельное же познание этот образ переходит только под условием ощущений, кото­рые его вызывают к проявлению в нашем природном сознании» (третий этап). Первому этапу соответствует вера, второму — воображение, третьему — творчест­во. Вера убеждает нас в существовании предмета, воображение сообщает, чем яв­ляется этот предмет, т. е. дает его идею, творчество дает оформленное знание пред­мета.

Таким образом, в отличие от концепции, согласно которой образ объекта воз­никает на основе ощущений, в концепции Соловьева образ существует до ощуще­ний. «Так как наши актуальные ощущения сами по себе не могут составлять того объективного образа, в котором для нас существует предмет, то, следовательно, этот образ по существу своему первее всяких действительных ощущений, и пото­му, что мы сначала воображаем его, другими словами, на данные в нашем созна­нии ощущения мы налагаем образ предмета». Но если сначала существует образ, а затем — ощущения предмета, то возникает вопрос о том, откуда берется этот об­раз? Соловьев говорит, что он — «в невидимой (бессознательной) глубине духа», основывается на внутреннем, «метафизическом» взаимодействии человека с сущностью предмета. У предмета есть сущность, форма, истина; эта истина дается в «идеальной интуиции», вдохновении. А истина предмета основана на истине Бо­жества. «Существование идеальной интуиции вообще, несомненно, доказывается фактом художественного творчества».

Финалом непосредственного, мистического познания является Бог как поло­жительное Всеединство. Соловьев считает, что существование Бога «может ут­верждаться только актом веры», доказательства бытия Бога не дают безусловной достоверности.

Продолжая свою концепцию истины, Соловьев говорит о том, что «образ пред­мета необходимо определяется не только существенным характером познаваемо­го предмета, но и существенным характером познающего субъекта». Он также считает, что не следует резко противопоставлять истину и заблуждение. «Всякое заблуждение — по крайней мере, всякое заблуждение, о котором стоит говорить, — содержит в себе несомненную истину и есть лишь более или менее глубокое иска­жение этой истины; ею оно держится, ею привлекательно, ею опасно, и через нее же только может оно быть как следует понято, оценено и окончательно опроверг­нуто».

В традициях античной философии, Соловьев связывает истину с добром. Без единства добра и истины «само понятие истинного добра, которым держится вся нравственность, не имело бы смысла. Если добро как такое непременно должно быть истинным, то ясно, что истина по существу не может быть чем-то противоре­чащим и чуждым добру». Соловьев считает, что «нравственно-нормальной дея­тельностью» человечества должна быть такая деятельность, которая ставит целью осуществление «всеединого богочеловеческого общества».

Правильное, должное, «достойное» отношение человека к другим людям орга­низуется в формах церкви, государства и хозяйственного общества («земства»). Соловьев осуществляет координацию сфер знания и сфер общественной жизни: экономическая жизнь соотносится с положительной наукой, политическая — с фи­лософией, духовная жизнь — с теологией.

Соловьев говорит, что человеку присуще чувство, мышление и деятельная во­ля. Каждое из них имеет две стороны — личную и общественную. В обществе чув­ство имеет своим предметом объективную красоту, мышление — объективную ис­тину, воля — объективное благо. Исходным фактором, началом общественной жизни является воля.

Воля направлена на получение от природы средств существования. Этот про­цесс реализуется в трудовой деятельности и союзе людей, в «экономическом об­ществе»; первичной, элементарной формой такого «общества» является семья, затем община и т. д. Впоследствии взаимоотношения людей формируются в «об­щество политическое», или государство. Соловьев отмечает взаимосвязь эконо­мического и политического. «Разумеется, что государство имеет сторону экономиче­скую, так же как экономическое общество имеет сторону политическую, и различие состоит лишь в том, что в первом преобладающее, центральное значение имеет ин­терес политический, а во втором — экономический».

Далее Соловьев переходит от экономического и политического к духовному общению. Именно на основе духовного общения происходит совершенствование общества. Установление в мире совершенной гармонии возможно только на осно­ве взаимной любви Бога и людей.

Человек должен стремиться к совершенному добру не для отдельной лично­сти, а для всего человечества. Нравственный смысл жизни человека — служение Добру. Совершенствование общества ведет к устроению на земле «Царства Божь­его». По пути к царству Божию на земле люди должны действовать совместно, со­ставляя общество, построенное на принципах справедливости. В обществе этом будут разрешены все социальные противоречия, установлен подлинный «христи­анский мир», «всеобщая справедливость», «истинная свобода». Такое общество есть добровольный духовный союз людей, церковь.

Соловьев критически оценивает современное состояние общества. В нем отде­лены друг от друга экономическое общество («земство»), государство и церковь, на первый план вышла «плутократия»: «в нас нет Бога», мы «живем не в истине». «Если современное состояние цивилизованного общества, вообще говоря, есть не­нормальное в нравственном смысле, то виной этого не то или другое социальное учреждение, безразличное само по себе, а общий принцип современного общества, в силу которого оно все более и более превращается в плутократию, т. е. в такое об­щество, в котором верховное значение принадлежит вещественному богатству. Безнравственна не индивидуальная собственность, не разделение труда и капита­ла, а именно плутократия. Она же безнравственна и отвратительна как превраще­ние низшей и служебной по существу своему области, именно экономической, в высшую, господствующую».

В настоящее время и в человеке, и в обществе имеет место неправильное соот­ношение материального и духовного. «Господство низших сил души над разумом в отдельном человеке и господство материального класса над интеллектуальным в обществе суть два случая одного и того же извращения и бессмыслия». Продолжая характеристику состояния общества, Соловьев говорит, что суще­ствуют три вида вражды: между различными народами; между обществом и пре­ступниками; между классами (вопросы «национальный, уголовный и социально-экономический»).

Соловьев призывает к прекращению вражды. Межнациональная вражда долж­на быть осуждена как «антихристианская» по своему существу. Отношения между народами должны быть построены на принципе: «Люби все другие народы, как свой собственный». Для искоренения вражды между обществом и личностью («пре­ступником») должны действовать государственная власть и право. «Во всяком случае, есть общая правительственная власть, непременное назначение которой состоит в ограничении частного своекорыстия». Право должно обеспечить равно­весие «двух нравственных интересов: личной свободы и общего блага».

Соловьев указывает на три признака правовой сути закона: публичность (чтобы все знали), конкретность и реальная применимость (санкции в случае наруше­ния). «Право по существу своему требует для себя действительного обеспечения, т. е. достойной силы для реализации правовых норм». Нужно противодействовать преступлениям, общество «имеет право на безопасность». Соловьев выступал про­тив смертной казни и пожизненного заключения, говоря, что «преступник имеет право на вразумление и исправление».

Для функционирования государства и права необходимы «подати и налоги», которые должны идти на дело, на пользу людям. Интересно, что если в других случаях Соловьев отдает приоритет нравственному началу перед экономическим, то здесь он отмечает «дурное воздействие экономических условий современного человечества на состояние национального и уголовного вопроса».

Соловьев призывает к прекращению вражды между классами. Нужно стре­миться к равенству всех людей на основе любви, нужно построить Царство Божие на земле. Ведь к этому и призывает идеал социализма. Царство Божие на земле предполагает уничтожение экономического рабства и эксплуатации, достижение справедливой организации труда и распределение.

По мнению Соловьева, сама история определила («заказала») различные вари­анты культуры, устройства обществ.

♦ На мусульманском Востоке — подчинение людей верховому началу, преобла­дание «исключительного единства».

♦ В западной цивилизации — свободная игра сил, свобода личности и ее деятель­ное начало.

♦ Славянский мир обладает своей, особой, ролью. (Здесь Соловьев отдает дань славянофильской идеологии.)

На смену этим культурам придет новая, которая пока только зарождается, и она синтезирует, примирит культуры единства и индивидуальности.

У России есть свои специфические проблемы. История навязала ей три «вели­ких вопроса» — польский, или «католический», восточный и еврейский. Но это не все. В настоящее время «Россия страдает от действительных бедствий, угрожаю­щих ей великими опасностями: от экономического расстройства, от владычества кабака, от извращения и застоя религиозной жизни». Эти бедствия и опасности «частию беспрепятственно выросли под сению всевластной бюрократии, частию прямо ею созданы». Но русскому народу присуща внутренняя религиозность, стрем­ление к высокой нравственности, к «святому делу», к Богу. Соловьев говорит, что « великое историческое призвание России, от которого только получают значение и ее ближайшие задачи, есть признание религиозное в высшем смысле этого сло­ва». Именно Россия сыграет решающую роль в духовном примирении Востока и Запада в богочеловеческом единстве вселенского христианства.

Соловьев говорит о «свободной теократии». Вся предшествующая история че­ловечества была предуготовлением грядущей вселенской теократии как верхо­венства церкви, духовенства над государством, добровольного подчинения чело­веческого божественному.

Русская философия, считает Соловьев, отражает стремление русского народа к высокой нравственности, внутренней религиозности. «Миролюбие и кротость, любовь к идеальному и открытию образа Божия даже под оболочкой временной мерзости и позора — вот идеал русского мыслителя, мечта русской нравственной философии».

Неославянофильство

В пореформенный период старое славянофильство трансформируется в так назы­ваемое почвенничество, представляющее собою разновидность консервативной политической идеологии и течение идеалистической философии, часто смыкаю­щееся с религиозной философией. Неославянофилы противопоставляли европейскую и русскую цивилизации, утверждали самобытность устоев русской жизни и необходимость их развития, призывали к сближению интеллигенции с народом.

Видные представители неославянофильства — Ап. А. Григорьев, Н. И. Стра­хов, Н. Я. Данилевский, Ф. М. Достоевский, К. Н. Леонтьев. Идеология неославя­нофильства проводилась не только в специальных философских работах, но и в поэзии, прозе, публицистике. Яркое выражение она нашла в издававшемся брать­ями Достоевскими журнале «Время».

Аполлон Александрович Григорьев (1822-1864)— поэт, литературный кри­тик, публицист. Он окончил юридический факультет Московского университета. Вошел в литературный кружок, сложившийся вокруг журнала «Москвитянин» (Островский, Мей, Мельников-Печерский и др.). В этом кружке начала формиро­ваться идеология так называемого почвенничества как своеобразного продолже­ния славянофильства.

На Григорьева определенное воздействие оказала философия Шеллинга. Гри­горьев исходит из того, что мир в целом — живой единый организм; человеческое общество — его часть. Сущность жизни рационально непознаваема. «Для меня жизнь есть нечто таинственное, то есть неисчерпаемое, необъятная ширь, в кото­рой нередко исчезает, как волна в океане, логический вывод».

В мире царит гармония, вечная красота. Высшая форма познания — искусство, имеющее своим объектом высшие начала бытия, прекрасно-гармоничные по своей сущности. Философия как интеллектуальное познание может дать лишь частич­ное познание истины. Искусство идет дальше. В нем есть логическая сторона, от­ражающая внешнюю жизнь, и идеально-внутренняя, бессознательная, выражающая скрытые «жизненные» силы явлений мира и самого художника-творца. Именно искусство достигает цельного знания, именно искусство удовлетворяет познава­тельную потребность цельного человека. Искусство — «цельный, непосредствен­ный и сжатый синтез новых отношений мысли к жизни, который дается таинст­венным откровением великой художественной силы».

Григорьев смотрит на народ как на единый организм, внутренне связанный ду­ховной общностью. Дворянство утратило народные стихии. Мир «лежит во лжи». Правду жизни следует искать в народе. Народная жизнь и есть та «почва», на ко­торой все растет; общественное движение будет правильным, если действует «не теряя почвы под ногами». «Почва» у Григорьева — это глубина народной жизни, таинственная сторона исторического движения. Нужно погрузиться в глубину народности. Вся духовная жизнь должна быть продуктом века и народа. Особая ответственность возлагается на художника. Истинный художник является выра­зителем народного духа. В конечном счете Григорьев говорит о том, что тайна рус­ской народности раскрывается в православии.

Высоко оценивая народ, Григорьев вместе с тем не умаляет значимости лично­сти. Свободная личность — высшая культурно-историческая ценность. Ничто не должно давить на нее. И здесь Григорьев выступает против преувеличения роли общины, которая может «подавить» личность. Но и личность не должна, в свою очередь, отрываться от народа. Только связь личности с «народной правдой» дает ей возможность сберечь свою оригинальность, способность к творчеству.

Николай Яковлевич Данилевский (1822-1885)— естествоиспытатель, социо­лог, публицист. Полемизируя с Дарвином, он утверждает идею о божественной предопределенности и целесообразности в природе. Разнообразие видов детерминировано «морфологическим принципом». А «морфологический принцип есть идеальное в природе», определенные «планы».

В книге «Россия и Европа» (1871) Данилевский развивает концепцию «куль­турно-исторических типов» (до него эту идею выдвинул немецкий историк Рюкерт, а после продолжил О. Шпенглер, без ссылок на Данилевского). Данилевский считает, что не существует единой общечеловеческой цивилизации. Нет единого плана развития общества. Прогресс «состоит не в том, чтобы идти всем в одном направлении (в таком случае он скоро бы прекратился), а в том, чтобы исходить все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, во всех направлениях».

Каждый народ живет своею независимой жизнью, национально-расовые куль­туры существуют и развиваются самобытно, независимо от других. Самобытность и своеобразие культурно-исторических типов определяются природными, этно­графическими факторами. В одно и то же время разные народы находятся на раз­ных стадиях развития.

Данилевский выделяет 10 культурно-исторических типов. «Культурно-исто­рические типы, или самобытные цивилизации, расположенные в хронологиче­ском порядке, суть: 1) египетский, 2) китайский, 3) ассиро-вавилоно-финикийский, халдейский, или древнесемитический, 4) индийский, 5) иранский, 6) еврейский, 7) греческий, 8) римский, 9) ново-семитический, или аравийский, и 10) германо-романский, или европейский. К ним можно, еще, пожалуй, причислить два амери­канских типа: мексиканский и перуанский, погибшие насильственною смертью и не успевшие совершить своего развития. Только народы, составлявшие эти куль­турно-исторические типы, были положительными деятелями в истории человече­ства». Далее Данилевский говорит, что существуют народы, которым не суждено «ни положительной, ни отрицательной исторической роли» (например, фин­ские племена) и народы — «бичи божий»: гунны, монголы, турки, которые помо­гают гибнуть умирающим цивилизациям, а затем «скрываются в прежнее ничто­жество».

Культура в целом, по Данилевскому, включает четыре вида культурной дея­тельности: 1) религиозную; 2) собственно культурную, в том числе теоретическое (наука), эстетически-художественное и технически-промышленное отношение к внешнему миру; 3) политическую; 4) общественно-экономическую. Некоторые культурно-исторические типы имеют и развивают только одну основу: еврейская — религиозную, греческая — собственно культурную, римская — политическую. Это представители «одноосновной» культуры. Германо-романская культура относит­ся к двухосновному, политико-культурному типу.

В перечне культурно-исторических типов отсутствует Россия и славянский мир. Дело в том, что, по мнению Данилевского, Европа находится в «апогее своего цивилизационного периода», но ее расцвет — предвестник близкого заката. На сме­ну европейской идет славянская цивилизация с самобытными общественно-поли­тическими учреждениями и культурой. В России складывается новый культурно-исторический тип. Оригинальность славянского типа, в первую очередь России, заключается в том, что его культура «четырехосновная». Славянский тип склады­вается одновременно на религиозной, научной, творческой, политической, эконо­мической общинной базе.

Данилевский предложил 5 «законов» развития культурно-исторических типов. Это законы: 1) «сродства языков» как условие самобытности культурно-истори­ческого типа; 2) «политической независимости»; 3) «непередаваемости цивилиза­ции»; 4) «разнообразия и силы составных элементов типа» (здесь учитывается за­висимость полноты цивилизации от богатства и разнообразия этнографических особенностей народа); 5) «краткости периодов цивилизации».

Каждый культурно-исторический тип проходит несколько стадий развития: а) длительный этнографический период, когда формируется психический облик народа; б) государственный; в) период цивилизации, который сравнительно коро­ток, в его ходе истощаются силы культурно-исторического типа.

Поскольку каждый культурно-исторический тип развивается независимо от других, постольку для России попытки перенять европейскую цивилизацию не только не плодотворны, но и вредны, поскольку задерживают естественный ход развития. «Европа — не только нечто нам чуждое, но даже враждебное». Русский народ, по Данилевскому, мягок, покорен, почтителен к властям, «одарен в высшей степени консервативными инстинктами». Поэтому «Россия есть едва ли не един­ственное государство, которое никогда не имело (и по всей вероятности никогда не будет иметь) политический революции».

Данилевский проводит сопоставление различных понятий церкви и ее непо­грешимости. «Понятие православное, утверждающее, что церковь есть собрание всех верующих всех времен и всех народов под главенством Иисуса Христа и под водительством Святого Духа, и приписывающее церкви, таким образом понимае­мой, непогрешимость. Понятие католическое, сосредоточивающее понятие о церк­ви в лице папы и потому приписывающее ему непогрешимость. Понятие протес­тантское, переносящее право толкования Откровения на каждого члена церкви и потому переносящее на каждого эту непогрешимость, конечно, только относи­тельно его же самого, или, что то же самое, совершенно отрицающее непогреши­мость где бы то ни было. Наконец, понятие некоторых сект, как, например, квакеров, методистов и так далее, ко­торое можно назвать мистическим, так как оно поставляет непогрешимость в зависимость от непосредственного про­светления каждого Духом Святым и признаком такого про­светления выставляет собственное сознание каждого, счи­тающего себя вдохновенным или просветленным».

Данилевский отводит России и вообще всему славян­скому миру особую роль в защите православия. Славяне — народы «богоизбранные». Идея «славянства» должна объ­единить все народы. Данилевский считает, что после рас­пада Австро-Венгрии возникает всеславянская федерация во главе с Россией со столицей в Царьграде (Константи­нополе). Характерно, что идеи Данилевского подхватили представители «охранительного» направления (М. Н. Катков, Л. А. Тихомиров, К. П. Победоносцев).