Дамодар к. маваланкар, ч. т. о

Почтительно предоставлено на рассмотрение м-ра Синнета.

Письмо 101 б

Почтительно представлено на рассмотрение м-ра Синнета, по непосредственному приказу Брата К. Х.

Дамодар К. Маваланкар.

За исключением взноса, который слишком преувеличен, его точка зрения совершенно правильна. Так восприняли это туземные умы. Я верю, мой дорогой друг, что вы прибавите пункт, показывающий Общество в его истинном свете. Прислушивайтесь к вашему внутреннему голосу и еще раз сделайте одолжение,

Искренне ваш К. Х.

Письмо 102

К. Х. — Синнету

Получено 6 января 1883 г.

Мой дорогой друг!

Я подхожу к предмету, которого умышленно избегал многие месяцы, пока не собрал доказательства, которые даже на ваш взгляд покажутся убедительными. Как вы знаете, мы не всегда одинаково мыслим, также то, что для нас является фактом, не имеет в ваших глазах никакого веса, если оно никоим образом не нарушает западных методов суждения о нем. Но теперь настало время, когда мы должны пытаться заставить вас лучше понимать нас, чем до сих пор понимали даже некоторые из лучших и наиболее серьезных западных теософов, например К. К. Мэсси. И хотя я менее всех стремлюсь, чтобы вы следовали за мной как за вашим "пророком" и "вдохновителем", я все же был бы истинно огорчен, если бы вы дошли до того, что стали бы считать меня "моральным парадоксом", допуская, что я или виноват в том, что приписываю себе силы, которых никогда не имел, или злоупотребляю ими, чтобы скрыть недостойные цели так же, как и недостойных лиц. Письмо мистера Мэсси объясняет вам, что я хочу сказать; то, что ему кажется убедительным доказательством и безупречной уликой, для меня ни то, ни другое, так как я знаю всю истину. В последний день вашего 1882 г. его имя приходится третьим в списке неудачников (я спешу сказать, опасаясь нового недоразумения); это ничто по отношению к предполагаемому новому филиалу в Лондоне, но все — по отношению к его личному продвижению. Я глубоко об этом сожалею, но не имею права привязываться настолько крепко к какой-либо личности или личностям путем собственных симпатий или уважения, чтобы лишать свою работу поступательного движения, стать неспособным повести остальных к чему-то более великому и благородному, нежели их нынешняя вера. Поэтому я предпочитаю оставить их при нынешних заблуждениях. Вкратце значение этого заключается в следующем: м-р Мэсси находится во власти весьма странных, неправильных представлений и в последнее время "видит сны", хотя он и не медиум, как его друг С. Мозес. При всем том он благороднейший, чистейший, короче — один из лучших людей, которых я только знаю, хотя при случае слишком расположен верить по неправильным направлениям. Но у него совершенно отсутствует правильная интуиция. Она придет к нему позднее, когда не будет ни Е. П. Б. , ни Олькотта. До этого времени — запомните и скажите ему это — мы не требуем ни преданности, ни признания нас (ни публичного, ни частного), а также не хотим ни сказать, ни иметь какие-либо дела с Британским филиалом, кроме как через вас. Четыре европейца начали проходить испытания 12 месяцев назад. Из этих четырех только вы один были найдены достойным доверия. В этом году вместо индивидуумов будут подвергнуты испытанию Общества. Результат будет зависеть от их коллективной работы, и м-р Мэсси ошибается, надеясь, что я готовлюсь присоединиться к пестрой толпе "вдохновителей" м-с К. Пусть они останутся под личинами Иоанна Крестителя и тому подобных библейских аристократов. Лишь бы последние учили наши доктрины, хотя и с примешанными чужими плевелами, и многое будет достигнуто. К. К. М. хочет света — таковой предполагается ему через вас. Так как это есть все, что он хочет, то какое значение имеет, рассматривает ли он "носителя света", передающего свой факел ему, как человека с руками чистыми или нечистыми до тех пор, пока это не отзывается на самом свете? Только разрешите дать вам предостережение. Дело это такое незначительное, что кажется невинным проявлением женского тщеславия, но если его сразу не выправить, оно может привести к очень плохим последствиям. В одном письме от м-с Кингсфорд к м-ру Мэсси, условно принимая доминирование Британского Т. О. , она высказывает свою уверенность — нет, указывает, как неоспоримый факт, что до появления "Пути Совершенства" никто "не знал, как восточная школа понимает перевоплощение", и добавляет, что "видя, как много рассказано в этой книге, Адепты поспешили отпереть свои собственные сокровища, из которых они так неохотно выдавали до сих пор (как говорит Н. Х. ). " М-р Мэсси на это в полном согласии с этой теорией и расцветает к этой леди ловким комплиментом, который сделал бы честь дипломату. "Вероятно, — говорит он, — Братья ощутили, что община, в которой мог появиться и быть принят такой труд, как "Путь Совершенства", подготовлена к принятию Света"! Ну а теперь, дай только этой идее ход, и все это обратится в секту школы высокоценимой авторши, которая, хотя и представительница пятого большого круга, все же несвободна от значительной дозы тщеславия и деспотизма, а отсюда и фанатизма. Таким образом, неправильное представление возвеличивается, ему придается недолжная важность. Этим наносится вред ее собственному духовному состоянию. Происходит питание ее спящего чувства мессианства; и вами будет создано препятствие делу свободного, обширного и независимого исследования, которое ее "инициаторы" так же, как и мы, желают продвинуть. Напишите поэтому м-ру Мэсси правду. Расскажите ему, что вы обладали Восточным Учением о перевоплощении за многие месяцы до появления сочинения, о котором идет речь, так как это было 18 месяцев тому назад, когда вас начали обучать разнице воплощений а ля Аллан Кардэк или перевоплощение личности и перевоплощение духовной монады. Разница была вам указана впервые 5 июля в Бомбее. И чтобы успокоить другое ее волнение, скажите ей, что никакой верности Братьям от нее не ожидают (она даже не будет принята, если будет предложена), поскольку у нас сейчас нет намерений продолжить попытки с европейцами и мы не будем употреблять другого канала, кроме вас самого, для передачи нашей философии Архатов. Намеченная попытка с м-ром Хьюмом в 1882 г. провалилась весьма печально. Более, чем ваш Врен, мы вправе прибегнуть к эпиграфу "festina lente"!

А теперь, пожалуйста, последуйте за мною в более глубокие воды. Неустойчивый, колеблющийся, подозрительный кандидат на одном конце линии; объявленный беспринципным (я говорю и удерживаю это слово), мстительный враг на другом конце; и вы согласитесь, что между Лондоном и Симлой мы не будем казаться очень привлекательными, и также нас не увидят в истинном свете. Что касается нас лично, такое состояние едва ли может рассчитывать лишить нас сна. Что же касается будущего прогресса Британского Теос. Общества и некоторых других теософов, то ток враждебности, пробегающий между этими двумя местностями, непременно заденет всех, находящихся на его пути, даже вас самого, возможно, в конце концов. Кто из вас мог не поверить подробным сообщениям двух "джентльменов", отмеченных за свои выдающиеся умы, причем один из них, по крайней мере, столь же не способен произносить ложь, как летать по воздуху. Таким образом, несмотря на конец цикла, налицо большая персональная опасность для Брит. Теос. Общества и для вас самого. Сейчас Обществу никакой вред не может произойти; но много интриг впереди для предполагаемого филиала и его поддерживателей, если не снабдить вас самого и м-ра Мэсси некоторыми фактами и ключом к истинному положению вещей. Теперь, если по некоторым и весьма основательным причинам мне приходится оставить К. К. М. в его заблуждении по поводу вины Е. П. Б. и по поводу моей собственной моральной шаткости, настало время показать вам м-ра Хьюма в его истинном свете, убирая таким образом с дороги одного фальшивого свидетеля против нас. В то же время я глубоко сожалею о том факте, что я обязан по нашим правилам и по моему собственному чувству чести (как бы ни мало это значило в глазах европейцев) молчать в настоящее время о некоторых фактах, которые сразу открыли бы К. К. М. , как глубоко он ошибается. Это будет не новость, если я вам скажу, что когда "Эклектик" формировался, это была занятая к нему позиция Хьюма, что заставило наших Глав свести Ферна и Хьюма вместе. Последний с жаром упрекал нас за отказ принять в ученики его самого и этого приятного, красивого, стремящегося к духовности и истине парня Ферна. Ежедневно нам диктовались законы и выговаривалось за неспособность понимать наши собственные интересы. И это не будет новостью, хотя может шокировать и вызвать отвращение, что эти двое были сведены в самые тесные отношения, чтобы взаимно выявить их обоюдные недостатки и добродетели, чтобы каждый засиял своим истинным светом. Таковы законы восточного испытания. Ферн был более замечательным психическим субъектом, по своей природе весьма склонным к духовности, но испорчен иезуитскими учителями, и притом шестой и седьмой принципы в нем находились в совершенно спящем состоянии, были парализованы. Никакого понятия о том, что правильно и что нет. Короче — безответственный за что-либо, кроме прямых добровольных деяний животного человека. Я бы не стал обременять себя таким субъектом, зная заранее, что он непременно провалится. М. согласился потому, что Главы так хотели. И он считал, что будет хорошо и полезно показать вам моральную силу и цену того, кого вы назвали своим другом. М-р Х. , вы думаете, хотя не обладает тончайшими лучшими чувствами джентльмена, все же является таковым по своим инстинктам так же, как и по рождению. Я не претендую на весьма основательное знание западного кодекса чести. Все же я сомневаюсь, является ли человек, который во время отсутствия владельцев неких частных писем пользуется ключом, добытым из кармана беззаботно брошенной на веранде во время работы жилетки, открывает этим ключом ящик письменного стола, читает частные письма этого лица, делает выписки из них и затем превращает содержимое выписок в орудие своей ненависти и мстительности против написавшего, я сомневаюсь, стали бы даже на Западе рассматривать такого человека как идеал среднего джентльмена. И это, и гораздо больше, я утверждаю, было проделано м-ром Хьюмом. Если бы я вам это сказал в прошлом августе, вы бы никогда мне не поверили. А теперь я в состоянии доказать вам под его собственной подписью. Дважды поймав X. за тем же нечестным занятием, мой Брат М. умышленно написал (или умышленно заставил Дамодара написать) некое письмо Ферну, вложив туда копию письма м-ра X. мне. Знание их содержания должно было выявить, когда настанет время, истинные джентльменские инстинкты и честность того, кто ставит себя так высоко над человечеством. Теперь он попался в собственные сети. Ненависть и неодолимая жажда к оскорблению и очернению в одном письме Олькотту человека, который выше всех своих умалителей, привели м-ра Хьюма к неблагоразумному признанию. Будучи пойман и загнан в угол, он прибегает к голой, наглой лжи.

Я собираюсь после этого предварительного entrec en matiere в необходимых пояснениях ознакомить вас с некоторыми выписками из его частных писем, не предназначенных для ваших глаз, но тем не менее далеко не "конфиденциальных", так как почти в каждом из этих писем м-р Хьюм просит адресата давать их читать другим теософам. Надеюсь, что вы из-за этого не припишете мне "неджентльменских инстинктов". Что касается всех других людей, то так как в нынешнее время общепризнанным джентльменом часто является низкий негодяй, чья благородная внешность прикрывает душу злодея, то пусть они думают обо мне, как хотят. Эти выписки я даю вам, потому что становится совершенно необходимо, чтобы вы были правильно информированы об истинной натуре того, кто теперь проводит свое время в писании писем лондонским теософам и кандидатам в члены с определенной целью настроить каждого мистика Запада против Братства "атеистов, лицемеров и колдунов". Это поможет вам направить свои действия в случае возможных непредвиденных обстоятельств и зла, причиняемого вашим другом и нашим доброжелателем, который, осуждая моего Брата, моего более чем друга, как вора, труса, лгуна и воплощения низости, оскорбляет меня словами сочувственной похвалы, которую, он думает, я способен предательски принять и быть настолько слабоумным, чтобы не оценить ее стоимости. Запомните, что против такого друга следует принимать такие же предосторожности, как против дуэлянта, носящего латы под рубашкой. За ним числится много добрых деяний, но пороков гораздо больше. Первые всегда вызывались чрезмерным самолюбием и воинственностью; и если еще не вырешилось окончательно, что станет той движущей силой, которая определит его следующее рождение, мы можем пророчествовать с полной уверенностью, что ни в коем случае он не станет Адептом ни в этой, ни в следующей жизни. Его "духовным" стремлениям была дана полная возможность развиваться. Он был подвергнут испытанию, как все должны подвергаться, подобно бедному мотыльку, который был опален пламенем свечи в замке Ротней вместе с подобными ему, но победителем в этой борьбе за адепство всегда оказывалось "Я" и только "Я". Его мозговые видения всегда рисовали перед ним изображение нового возродителя человечества вместо "Братьев", чье невежество и черно-магические деяния он обнаружил. Этот новый "Аватар" не живет в Алморах, но в Джекко. И, таким образом, демон тщеславия, тот самый, что погубил Дайянанда, губит нашего "бывшего друга" и подготавливает его к нападению на нас и на Т. О. , к нападению более свирепому, чем Свами. Однако, будущее может само позаботиться о себе. Теперь мне приходится беспокоить вас только вышеуказанными данными. Теперь вы, возможно, понимаете, что заставило меня собирать доказательства о его лживой, коварной натуре в минувшем октябре. Ничто, мой друг, даже деяния, кажущиеся абсурдными и предосудительными, не делаются нами бесцельно.

Первого декабря м-р Хьюм в письме полковнику Олькотту сказал о нас: "Что касается Братьев, я питаю искреннюю привязанность к К. Х. и всегда буду питать таковую, а что касается других, то, несомненно, они очень хорошие люди и действуют соответственно со своими умственными способностями. Но что касается их системы, то я, конечно, придерживаюсь совершенно противоположных взглядов. . . Но это не имеет никакого отношения к экзотерическим практическим целям Теос. Общества, в содействии и достижении которых я могу сердечно сотрудничать с Вашими добрыми Братьями и т. д. "

Восемью днями ранее (22 ноября) он даже написал П. Сриневас Роу, судье С. С. С. в Мадрасе: "Я нахожу, что Братство представляет собою сборище безнравственных эгоистичных людей, не интересующихся, как организация, ничем другим, как только собственным духовным развитием (имейте в виду, что в этом отношении К. Х. является исключением, но он, я полагаю, только единственный), и их система — система обмана, обильно насыщенная колдовством (!), в котором используются призраки, т. е. элементалы, для производства их феноменов. Что касается обмана, то этот человек стал их учеником и дал требуемые ими обеты, вы не можете верить ни одному слову, которое он говорит. . . он будет лгать систематически. Что касается колдовства, то дело в том, что до времени Дзон-ка-па. . . они были сборищем явных мерзких колдунов. . . Каждый ученик раб — раб наиболее отвратительного вида — мошенник в мыслях так же, как в словах и делах. . . Наше Общество является зданием с благородным наружным видом, но оно построено не на вековой скале, а на плывунном песке атеизма. . . Вы свободны употреблять это письмо по своему усмотрению между членами Общества и т. д. "

Девятого числа того же месяца он писал Олькотту о "явном эгоизме Братства, преследующего только цель своего духовного развития".

Восьмого сентября в письме 12 ученикам (к тем самым, на которых он указывает в письме судье Сринавас Роу, как на лгунов, попавших в рабство, после получения от них раздраженного, откровенного совместного ответа на вышеуказанное дипломатическое письмо) он сказал, как вы знаете, что он не ожидал, что какой-нибудь европеец будет читать между строк о его заговоре в письме, помещенном в "Теософе"; но "группа браминов, тончайших умов в мире, не простых браминов, но людей высочайших, благороднейшего воспитания и т. д. " Они "могут быть уверены, что я (он) никогда ничего не скажу, что не будет в пользу Братьев, Общества и его цели. . " (Таким образом выходит, что обвинения в колдовстве и бесчестии идут на пользу азиатским Адептам). В этом самом письме, если вы помните, он добавляет, что это "наиболее действенное оружие для обращения неверующих дома", что он, конечно, надеялся (путем помещения этого письма в "Теософе") "включить нашу дорогую Старую Леди — я не мог включить ее в заговор" и т. д.

При всем его коварстве и дипломатии, он в самом деле, кажется, страдает недостатком памяти. Он не только не включил "дорогую Старую Леди" в заговор в длинном частном письме, написанном ей несколькими числами позже того, как он сказал, что "действительное оружие" было отослано для опубликования (письмо, посланное ею вам, и которое вы потеряли при упаковке в Симле), но он фактически сошел со своего пути, чтобы написать несколько слов пояснений на обратной стороне упомянутого "письма". Оно сохранено Дамодаром так же, как и другие рукописи, и там написано: "Пожалуйста, печатайте это тщательно и без изменений. Оно прекрасно ответит на письмо Девисона и на другие письма из дома". . (Выдержки из этих писем были вложены в его рукопись). "Мы не сможем долго, я боюсь, поддерживать, но намеки, подобные этим, помогут тормозить падение" и т. д.

Выковав, таким образом, наиболее действенное оружие для обращения неверных дома, что касается нашего действительного существования, и вследствие этого не будучи в состоянии это отрицать, какое может быть лучшее противоядие, как не прибавить к заключающимся в нем намекам полное и ясно выраженное обвинение в колдовстве и т. д.

Будучи обвиненным двенадцатью учениками в умышленной фальсификации фактов со ссылкой на "дорогую Старую Леди", которую он, несмотря на все свои утверждения о противном, включил в заговор, он уверяет в письме Субба Роу, что никогда этого не делал, что его письмо, адресованное "мадам", объясняющее ей, почему и по каким причинам это его "письмо" посредством Н. Х. было направлено и отослано ей значительное время спустя после того, как упомянутое обличительное письмо уже печаталось. На это Субба Роу в своем письме, служащем ответом на злостное обвинение в адрес М. , ответил, цитируя те самые слова, которые были написаны на обратной стороне упомянутого письма, тем доказывая ему, как бесполезна дальнейшая ложь. Вы можете судить, какова теперь его любовь к Субба Роу!

Теперь мы приходим к букету. В письме от первого декабря Олькотту (первое цитируемое письмо) он ясно претендует на обладание силами Адепта. "Мне очень жаль, что я не могу телесно присоединиться к вам в Бомбее, но если позволите, я, тем не менее, смогу, возможно, помочь вам там". . . Уже в случае с Ферном он говорит: "Это совершенный хаос, и никто не в состоянии сказать, что от чего происходит и чего нет". И несколько писем по этому самому предмету изобилуют признаниями, что у него нет способностей понять, что происходило в течение "прошедших шести месяцев". Совсем наоборот, казалось бы, так как в одном письме в этот период он описывает себя, как находящегося "духовно не на одном уровне с ним (Ферном), Синнетом и другими". Он не осмелился хвастаться мне о своем духовном ясновидении, но теперь, когда он "порвал навсегда с тибетскими колдунами", его дремлющие адептские способности вдруг развились в чудовищной пропорции. Они, должно быть, с рождения уже были удивительно велики, так как он сообщает Олькотту (в том же письме), что "некоторое количество занятий пранаямой в течение нескольких месяцев (всего шесть недель) было необходимо, чтобы снова обеспечить умение сосредотачиваться. . . Я прошел эту стадию, и — я теперь йог". .

Обвинение, ныне предъявляемое ему, носит настолько серьезный характер, что я никогда бы не потребовал от вас, чтобы вы поверили только на основании одних моих утверждений. Отсюда — размеры этого письма, и последующие улики, пожалуйста, читайте с величайшим вниманием и выводите ваши заключения, базируясь исключительно на приведенных доказательствах.

В своем июльском письме мне он вменяет нам в вину лживое поведение Ферна, его притворные видения и притворные вдохновения от нас. А в письме м-ру Олькотту от 1 декабря он обвиняет М. , моего любимого Брата, якобы действующего "наиболее бесчестным образом", добавляя, что он "никогда не смотрел на него как на джентльмена за то, что он заставил Дамодара. . . послать Ферну копию моего конфиденциального сообщения о нем. . " Это он рассматривает, как "бесчестное нарушение доверия", такое большое, что "М. боялся (!) даже доводить до сведения К. Х. , как он украл и нехорошо употребил мое письмо. К. Х. джентльмен и стал бы с презрением смотреть на такой низкий поступок". Несомненно, я бы так смотрел, если бы это было проделано без моего ведома и если бы это не было абсолютно необходимо в виду ясно предвидимых событий, чтобы заставить м-ра Хьюма выдать себя и таким образом воспрепятствовать влиянию и авторитету его мстительной натуры. Письмо, с которого была снята копия, не было отмечено, как доверительное, и слова — "я готов сказать это Ферну в лицо в любой день" там имеются. Однако, неизмеримое злоупотребление и его истинно святое и джентльменское возмущение по поводу предательства М. сопровождается этими словами признания (Ферн находился в Бомбее, и он опасался справедливого отрицания даже негодяя), весьма поразительного, как вы увидите: "Ферн, я должен отдать ему справедливость, не знает до сегодня, что я об этом знал", т. е. о письме, взятом М. и посланном Ферну через Дамодара. Короче, выясняется, что м-р Хьюм обладал средством прочитать содержание частного письма, адресованного Ферну заказным. Причем письмо это было послано через Хьюма для передачи Ферну и хранилось в выдвижном ящике стола у него дома. Доказательство полное, так как он сам его предъявляет. Но каким же образом? Конечно, или путем прочтения физического содержания письма естественным зрением или же восприятием его астральной сущности трансцендентальной силой. Если с использованием последней, тогда каким коротким насильственным методом была психическая энергия этого "йога", который в прошлом июле "духовно не был на одном уровне с вами самими или даже Ферном", вдруг выращена до полного расцвета и принесения плодов, когда даже нам, тренированным "колдунам", требуется десять или пятнадцать лет на приобретение этих сил? Кроме того, если бы это и другие письма Ферну были просмотрены в "астральном свете" (как он утверждает в своем письме на запрос полковника О. , которое при сем прилагается), как тогда могло случиться, что благодетельный гений Алморах (через посредство которого он приобрел такие огромные способности) мог заставить его списывать содержание слово в слово и помнить только те письма, которые хранились Ферном, в соответствии с категоричными приказаниями М. , в его письменном столе в доме м-ра Хьюма? Как так могло случиться, когда мы вызываем его, пусть он повторит то или иное слово из более важных (для него) писем, посланных моим Братом "ученику на испытания", в которых последнему запрещалось хранить их в Ротней Касле и указывалось тщательно запереть их в письменном столе собственного дома? Эти вопросы, направленные силою М. , возникли в уме Олькотта, и он без обиняков задал их м-ру Хьюму. Будучи учеником М. и уважая его как Отца и как Учителя, он очень правильно поставил этому Censor Elegantiarum прямой вопрос, не он ли сам виновен в этом чрезвычайно "бесчестном" нарушении джентльменского поведения, на которое он жалуется в случае с М. ? (И притом несправедливо, как вы теперь видите, ибо то, что он делал, было мною одобрено, так как это была необходимая составная часть заранее составленного плана, чтобы выявить, кроме истинной натуры м-ра Хьюма, позорное положение, образовавшееся вследствие порочных склонностей, глупых поступков и кармы различных слабых людишек, имея конечную цель добра, как вы обнаружите).

У нас нет джентльменов, во всяком случае теперь в Тибете, которые поднялись бы до стандарта Симлы, хотя у нас много честных и правдивых людей. На поставленный м-ром Олькоттом вопрос пришел ответ настолько смердящий умышленной голой фальшью, глупым тщеславием и настолько жалкий, как попытка оправдаться в единственно возможной теории, что он без ведома владельца читал его частную корреспонденцию, что я попросил М. достать для меня это письмо, чтобы вам прочесть. После прочтения будьте добры вернуть его мне через Дхарбагири Ната, который будет в Мадрасе через неделю.

Я выполнил неприятную и противную задачу, но многое будет достигнуто, если это поможет вам нас лучше познать — будут ли ваши европейские стандарты правильного и неправильного склонять чаши весов в вашем мнении в одну или другую сторону. Возможно, что вы очутитесь в положении К. К. М. , сожалея, что вам приходится или принять, или навсегда отказаться от такого "прискорбного морального парадокса", как я. Никто бы об этом не сожалел больше, чем я, но наши правила оказались мудрыми и благодатными для мира в конце концов, а индивидуальные единицы этого мира оказались настолько безнравственными, что с каждым или с каждой приходится бороться его или ее собственным оружием.

Как дела ни обстоят сейчас, и хотя мы не хотели бы допустить слишком большого промедления, все же кажется желательным, чтобы вы поехали на несколько месяцев домой, скажем, до июня. Но если вы не поедете в Лондон и с помощью К. К. М. не объясните истинного положения и не учредите Общество сами, письма Хьюма наделают слишком много вреда, чтобы потом это обезвредить. Таким образом, ваше временное отсутствие послужит двум хорошим целям: учреждению настоящего теософического оккультного Общества и спасению нескольких многообещающих индивидуумов, дальнейшее продвижение которых сейчас задерживается. Кроме того, ваше отсутствие в Индии не является чистым злом, так как друзья этой страны почувствуют потерю вас и тем более будут готовы к вашему отозванию, особенно, если "Пионер" переменит тон. Часть времени вашего отдыха вы могли бы использовать для того или иного вида теософических писаний. У вас теперь большой запас материалов, и если бы вы умудрились достать экземпляры дидактических материалов, данных м-ру Хьюму, то это была бы своевременная предосторожность. Он очень продуктивный писатель писем, и теперь, когда отбросил все сдерживающее, за ним будет вестись тщательное наблюдение. Припомните пророчество Когана.

Ваш всегда искренне К. Х.

Письмо 103

К. Х. — Синнету

Мой дорогой друг!

Не обвиняйте меня в безразличии или забвении нашей маленькой спекуляции, после того как я сам ее начал. К Когану с такими "мирскими" делами нельзя обращаться каждый день, и в этом мое извинение за неизбежную задержку.

А теперь мне моим почитаемым Владыкой разрешено послать вам меморандум Его точки зрения о возможностях и судьбах известной газеты, относительно которой, о его предвидении было запрошено вашим смиренным другом и его слугою. Придав им деловую форму, я записал его мысли следующим образом:

I. Издание нового журнала в таком виде, как он описан, является желательным и, при надлежащем усилии, весьма возможным.

II. Усилие должно быть сделано вашими мирскими друзьями и каждым индусским теософом, который болеет сердцем за благо своей страны и не очень боится тратить свою энергию и время. Это должно быть сделано посторонними, т. е. теми, кто не принадлежит окончательно к нашему Ордену; что касается нас —

III. Мы можем направлять и руководить их усилиями и всем движением в общих чертах. Хотя мы отделены от вашего мира действия, мы все же не оторваны от него полностью, пока существует Теософическое Общество. Следовательно, несмотря на то, что мы не можем руководить предприятием открыто, и к сведению всех теософов и имеющих к нему отношение, мы можем и будем помогать ему, насколько это будет осуществимо. Фактически мы уже начали это делать. Притом, нам разрешено наградить тех, кто наиболее эффективно помогут осуществить эту великую идею (которая обещает в конечном счете изменить судьбу целой нации, если будет руководима таким человеком как вы).

IV. Предлагая капиталистам, в особенности туземным, рисковать (как они вероятно подумают) такой большой суммой, надо было бы их специально стимулировать. Поэтому мы полагаем, что вам не следовало бы требовать большего вознаграждения, нежели вы получаете теперь, до тех пор, пока вашими усилиями журнал не будет иметь бесспорный успех, что должно случиться и случится, если я на что-нибудь годен. Следовательно, необходимо, чтобы дело на известное время в глазах будущих акционеров было лишено всего нежелательного. Капитал теперь может быть помещен различным образом, чтобы с небольшим риском, или вообще без риска, гарантировать умеренные проценты. Но для обыкновенного спекулянта имеется большой риск в издании нового дорогостоящего журнала, цель которого поддерживать справедливые интересы туземцев в тех слишком частых случаях несправедливости (что вряд ли можно доказать вам при обычных условиях, но что будет доказано), какие всегда происходят, когда страной владеют чужеземные завоеватели. Что касается Индии, то эти случаи имеют тенденцию умножаться, по мере того как при конкурсной системе на должности постепенно все чаще назначаются служащие более низкого социального происхождения, и увеличиваются трения, вызванные эгоистичным возмущением против допущения туземцев на гражданскую службу. Поэтому вам надо было бы предложить капиталистам стимул, что вы будете работать бескорыстно за такое же жалованье, какое сейчас в вашем распоряжении, чтобы сделать их рискованное предприятие более прибыльным нежели обычно, и что вы будете требовать часть прибыли — в установленном вами размере, с малым изменением — лишь тогда, когда эта точка будет достигнута. Я готов предложить себя самого поручителем, что это произойдет скоро.

V. Поэтому мое предложение, соответственное мнению Когана, таково: чтобы вы выразили согласие принять упомянутую вами установленную месячную зарплату (с обычными необходимыми личными путевыми расходами, когда вы путешествуете по делам журнала), пока капитал дает 8 процентов. Из прибыли от 8 до 12 процентов вы получили бы четвертую часть; из всей прибыли свыше 12 процентов — половину.

VI. Конечно, вы должны иметь полный контроль над журналом, с некоторыми оговорками, что это полномочие не может быть передано вашему преемнику без согласия большинства капиталовложителей, и что оно прекращается, если выявится, что журнал использован против тех интересов, для продвижения которых он был основан. Мой почитаемый Коган и мы тоже думаем, что без нескольких таких оговорок глубоко внедренные предрассудки и подозрения заставили бы туземных капиталистов, в особенности раджей, колебаться не из боязни большого риска этого предприятия, но благодаря сомнению в его успешности. Вся англо-европейская общественность теперь потеряла в глазах туземцев свой престиж из-за коммерческих грехов недобросовестных торговых фирм, которые до сих пор нарушали данное капиталистам слово; имеются несколько раджей, которые теперь в мрачном унынии смотрят вслед удаляющейся фигуре сэра Эшли Идена, уходящего с одним карманом, полным никогда не выполненных обещаний, и вторым, нагруженным воспоминанием о нескольких сотнях тысяч рупий, занятых и никогда не возвращенных его друзьям — раджам. В то же время эти оговорки следовало бы так формулировать, чтобы защищать также ваши интересы. Вы со своей стороны должны были бы выдвинуть предложение, добровольное, конечно, чтобы время от времени, в приемлемых сроках, было произведено инспектирование книг и документов с целью проверки отчетов, так как ваша личная неприкосновенность не может быть гарантирована всем вашим служащим. Но это не должно уменьшить ваш авторитет в руководстве журналом во всех его отраслях.

VII. Будет лучше если весь капитал будет внесен до начала издания журнала, так как всегда неприятно и затруднительно требовать дополнительных сумм для покрытия первоначальных убытков. Но надо было бы предусмотреть, чтобы суммы, которые не необходимы немедленно, были сохранены под проценты и чтобы из доходов журнала был основан амортизационный фонд для непредвиденных расходов. Лишний капитал, также как и прибыль, время от времени должен быть распределен.

VIII. Обычные контракты и документы сотоварищества могли бы быть изготовлены с самого начала, но сданы на хранение в обоюдно приемлемые, пользующиеся доверием руки, и характер их содержан в секрете до наступления известного, точно определенного случая. Это показало бы добрую волю с обеих сторон и вселило бы доверие.

IX. Кажется, что никаких замечаний насчет остальных деталей вашей программы не требуется. Поэтому — теперь о чем-нибудь другом.

Два или три дня тому назад следующий разговор или, скорее, выявление независимого мнения было мною услышано и одобрено, что касается мирского рассуждения. Олькотт говорил с несколькими влиятельными теософами, имеющими отношение и интересующимися нашими будущими журнальными операциями. Ваш коллега и брат, добрый и искренний Норендро Бабу из "Mirror", произнес по этому поводу мудрые слова:

"Из нескольких принцев, кого друзья м-ра Синнета имеют в виду в Индии, вероятно, ни на одного нельзя было бы влиять, чтобы он пожертвовал капитал по патриотическим мотивам. Низам желает иметь Берары и надеется, что Англия будет к нему так же щедра, как и Кэтвайо. Холкар желает получить 100 процентов или, по возможности, близко к этой цифре. Кашмир боится "С. and М. Gazette" и алчности, которая уже давно жаждет аннексировать его богатую провинцию (на это мой консервативный и патриотический друг А. П. С. , конечно, возразит); Бенарес ортодоксален и пожертвовал бы обильно, чтобы отменить убой коров (но не быков). Барода — это мальчик с упрямством жеребенка и пока что без ясного представления о жизни. Надлежащими агентами и благоразумными переговорами эти 500000 можно (?) было бы собрать, но нельзя сказать, как быстро (особенно здесь прав тот, кто мало или вообще не надеется на нашу помощь).

Е. П. Б. прислала мне после этого ваше письмо. В случае, если требуется мой совет, я рекомендовал бы:

1) держать ваших хозяев в неизвестности насчет ваших фактических шансов, так чтобы дать вам выбор делать то, что окажется лучшим. Что касается меня, то я признаюсь вам теперь, что у моего лука две тетивы. Когда новый капитал будет собран, даже в случае, если это будет очень скоро, не будет большой разницы, будет ли ваша газета начата этой зимой или позднее, пока вы находитесь во главе "Пионера". Вы были бы у руля до ноября месяца, и тем временем ваши друзья имели бы возможность справиться со своими трудными и деликатными переговорами и могли бы быть поставлены условия, чтобы вы получили надлежащую часть зарплаты, пока вы завершаете свои дела дома, чтобы начать предвиденную работу зимой 1884 года. С другой стороны, если капитал был бы обеспечен вскоре, вы могли бы сдать его под проценты и не делать никаких выплат, пока вы не покинете "Пионер". Конечно, если не форсировать события (так как это является нарушением наших законов, за исключением разрешения Когана), все это пока является неизвестностью и своего рода дилеммой. Все же я могу помочь вашим друзьям, и они поймут это очень скоро, как только они начнут действовать. Нет, если бы я был на вашем месте, я бы не обещал не издавать другого журнала, потому что, во-первых, вы не знаете, что может случиться; и потом, всегда полезно иметь Дамоклов меч висящим над такими головами, как Раттиган и Уолкер. Они напуганы до смерти — говорю вам. Они могут даже сделать так, что для вас было бы приятно и выгодно продолжить руководство "Пионером", увеличивая редакторские полномочия и жалование, так как это они могут себе скорее позволить, нежели если вы будете с ними соревноваться с 500000 за вашей спиной. Что касается целесообразности такого дела, то это покажет время. Я все еще придерживаюсь первоначальной программы, как в настоящее время указано. Вы должны быть полным и единственным хозяином журнала, посвященного интересам моих погруженных во мрак невежества соотечественников. "Индо-британская нация" — это тот пульс, которым я руководствуюсь. Вскоре сообщу больше.

Прилагаю письмо, любезно одолженное мне полковником — хотя посылаю без его ведома. Наш друг бесится наиболее нейоговским образом, и Субба Роу прав в своем мнении о нем. Такие письма и еще худшие будут получены

К. К. М. и С. М. и другими. И это тот же человек, который еще недавно клялся своим честным словом, что он никогда не повредит Обществу, какое бы ни было его мнение о нас лично. Завершение цикла, добрый друг, самые последние усилия. . . Кто победит? Кто-либо из Дуг-па, влиянию которых он теперь полностью подвержен и которых он привлекает любым путем и способом, или. . .

Но довольно!

Искренне ваш К. Х.

Письмо 104

К. Х. — Олькотту

Вам велено отправиться домой на отдых, который вам нужен, поэтому вы должны отклонить все дальнейшие дела, пока не услышите от М. Когда Маха-Коган известит, вам придется отправиться в Пенджаб. Так как завтра отправляется английская почта, вы также могли бы дать м-ру Синнету дружеское предупреждение, чтобы он не удивился, что проект его газеты встречает препятствие за препятствием. Состояние Индии теперь почти приравнимо к большому количеству сухого вещества, в котором тлеют искры. Агитаторы обоих рас прилагают все силы, чтобы раздуть великое пламя. В сумасшедшем фанатизме этого часа навряд ли найдется столько терпения, чтобы трезво подумать о чем-нибудь, и менее всего о чем-либо, похожем на дело, для консервативных людей. Капиталистам более по душе, подобно Холкару, прибирать к рукам свои капиталы, нежели их помещать в акционерные общества. Так как "чудеса" с самого начала исключались, как вы говорите и как известно м-ру Синнету, то я предвижу задержки, разочарования, испытания терпения, но (пока что) не неудачу. Прискорбный результат быстрого карабкания Вишенлала на Гималаи с претензиями на ученичество весьма осложнил дело. И ваш выдающийся корреспондент в Симле еще ухудшил положение. Хотя и не зная об этом, он ускорил безумие Вишенлала и (здесь уже сознательно) составляет заговор и замышляет многими способами ввергнуть нас в побоище, из испарений которого будет виднеться гигантский призрак Джекко. Он уже вам рассказывает, что Синнет доверчивый слабоумный человек, которого можно водить за нос (простите мне, мой достойный друг, мой плохой вкус, который заставил меня дублировать для моего "опекаемого" Синнета то последнее длинное письмо м-ра X. к вам самому, которое вы храните на дне вашего ящика и не хотели, чтобы Е. П. Б. его видела полностью). Для меня его тщательно скопировали, а для вашего вспыльчивого друга он давно приготовил смертельную мину. М-р Синнет теперь в состоянии проверить мое давнишнее предупреждение о том, что он намеревался настроить всех ваших друзей в Лондоне против Общества. Настала очередь для партии Кингсфорд-Мэйтлэнд. Дьявольская злоба, которой пышет его нынешнее письмо, происходит непосредственно от Дуг-па, которые поощряют его тщеславие и ослепляют рассудок. Когда вы откроете письмо М. от 1881г. , вы найдете ключ ко многим тайнам — эту включительно. Хотя вы по природе интуитивны, ученичество все же является для вас полной загадкой, а что касается моего друга Синнета и других, то они едва имеют легкое подозрение о нем. Почему я должен даже теперь (чтобы направить ваши мысли по правильному каналу) напомнить вам о трех случаях душевного заболевания в течение семи месяцев среди "мирских учеников", не говоря уже о том, что один стал вором? М-р Синнет может считать себя счастливым, что его мирское ученичество только в обломках, и что я с таким постоянством обескураживал его желание более близких отношений в качестве принятого ученика. Мало людей, знающих свои врожденные способности, — только тяжелые испытания начального ученичества их развивают. (Запомните эти слова: они имеют глубокое значение).

М. посылает вам через меня эти вазы в качестве привета из дома.

Вам лучше прямо сказать Синнету, что его бывший друг из Симлы — неважно, под чьим влиянием — явно навредил проекту газеты не только у Кашмирского магараджи, но и у многих в Индии. Все, на что он намекает в своем письме к вам, и еще больше того, он уже сделал и готовится делать. Это "письмо — К. Х", и вы можете сказать м-ру Синнету.

K. Х.

Письмо 105

К. Х. — Синнету