Философия познания Древней Стои

Другой эллинистической школой, внесшей заметный вклад в философию познания античности, была школа стоиков, просуществовавшая с конца IV в. до н.э. до конца III в. н.э.История этой школы состоит из трех периодов: Древняя, или Старшая Стоя (конец IV — сер. II в. до н.э.), Средняя Стоя (II—I вв. до н.э.), Новая Стоя (I — III вв.).

Зенон из Кития

Основателем школы стоиков был Зенон из Кития(336/5 — 264/3 гг. до н.э.). Он много писал, был хорошим лектором. Он автор сочи­нений: "Об эллинском воспитании", "О зрении", "О цельном", "О знаках", "Пифагорейские вопросы", "Всеобщие вопросы", "О словах", "Учебник", "Решения", многих других. От них дошли только фрагменты, нередко одни названия.

Стоики собирались в афинском портике (лат. "портикус" по-гречески "стоа"), где до них собирались поэты. Хотя сам Зенон был вражде­бен поэзии, считая, что поэзия более чего-либо другого делает чело­века непригодным для знания.

Клеанф

Преемником Зенона по руководству школой был Клеанф (331/30 — 233/32 гг. до н.э.). Вмолодости он был кулачным бойцом.

Мировоззрение Клеанфа было художественно-философским. Вселенную он считал большим живым существом, душой которого был Бог, а сердцем — Солнце.

Клеанф был автором сочинений: "Об естественной науке Зенона", "О чувстве", "Об искусстве", др.

Хрисипп

Самым плодовитым из древних стоиков был Хрисипп (281/277 — 208/205 до н.э.), написавший 705 свитков по логике и этике. В том числе: "Логические положения", "Пособие по диалектике", "О сложных суждениях", "О суждениях", "О построении слов", "Против отвергающих знаки препинания", "О первичных недоказуемых умозаключениях", "Ответ полагающему, что в "Лжеце" есть как истина, так и ложь" и мн. др. Он — создатель логики этических норм. Диоген Лаэртский писал о Хрисиппе, что многим казалось, "если бы боги занимались диалектикой, они занимались бы ею по Хрисиппу". Он умер в 73 года, по некоторым сведениям — от хохота.

Зенон делил философию на физику, этику и логику. Именно Зенон ввел в обращение термин "логика". Клеанф раз­личал в философии диалектику, риторику, этику, политику, физику и теологию. Хрисипп вернулся к зеноновскому делению и ставил на первое место логику.

Логику стоики сравнивали с оградой для сада, скорлупой для яйца, костями и нервами организма. Для них философии без логики не могло быть, ибо нелепо говорить об "алогичной философии". Логика у них — исследование внешней и внутренней речи. Большое значение стоики придавали слову, речи, вообще знакам, как материальному выражению мысли. При этом внутреннюю речь они понимали как мысли, выраженные внутренними же знаками, а внешнюю — как мысли, выраженные внешними общезначимыми знаками. Внутренняя речь стоиков производна от внеш­ней, а внутренние знаки — от внешних. Думая про себя, человек ду­мает знаками человеческой речи, общезначимого языка.

Логика стоиков распадалась на две части: 1) учение о рассужде­нии в форме непрерывной речи и 2) учение о рассуждении в форме вопросов и ответов. Первым занимается риторика, вторым — диалекти­ка. В другом отношении их логика делилась на: 1) учение об обоз­начаемом и 2) учение об обозначающем, т.е. о словах, предложениях, о знаках вообще (своеобразная семиотика стоиков). Обозначаемым занимается наука о понятиях, суждениях и умозаключениях, т.е. ло­гика в современном понимании слова, в узком смысле. Обозначающим занимается грамматика.

Влогике стоики сыграли вторую по значительности роль после Аристотеля.

Главным принципом правильного мышления у стоиков, как и у Аристотеля, является закон противоречия и закон тождества. Они также, судя по их логическим текстам, знали и молчаливо принимали два дру­гих закона — закон достаточного основания и закон исключенного третьего. Они утверждали, что "ни одна вещь не возникает беспри­чинно, но все возникает на каком-нибудь основании и в силу необ­ходимости". Поэтому, кстати, стоики предпочитали условные суждения категорическим: у последних нет основания. Хрисипп много занимался материальной импликацией, в которой союзом "если..., то..." соединялись простые суждения, в том числе и те, между которыми нет содержательной связи. Все формы умозаключений он сводил к 5: двум модусам условного силлогизма, двум модусам раздели­тельного силлогизма и одному модусу соединительного силлогизма.

Проблему происхождения знания стоики решали как сенсуалисты. Единственный источник знании они видели в ощущении и восприятии объективно существующих тел. Душу новорожденного ребенка стоики уподобляли чистому папирусу (ср. "чистая доска"), который постепенно заполняется знаками благодаря тому, что ребенок воспринимает после рождения окружающей его мир. На основе ощущений и восприятий в памяти образуются представления. Представление слабее восприятия. Далее повторные восприятия похожих тол позволяют выделить повторяющиеся, т.е. существенные признаки тел, и тем самым начинают образовываться понятия. В самом объективном мире понятиям стоиков прямо ничто не соответствует. В мире нет ни идей Платона, ни форм Аристотеля. Т.е. стоики отрицали объективность общего. Они были склонны рассматривать роды и виды всего лишь как субъективные понятия, или же как общие имена, которыми люди обозначают сходные предметы. Стоики были, сказали бы позднее, номиналистами, точнее — номиналистическ­ими сенсуалистами. Имеются, правда, отдельные свидетельства, что стоики все-таки допускали некие "врожденные понятия", "предвосхищения".

Стоики различали естественные, стихийно складывающиеся понятия и понятия искусственные (технические, родовые), образующиеся в ходе рассуждений по нормам диалектики, в форме вопросов и ответов.

Объективный мир стоики рассматривали как познаваемый. По стоикам, "... мы способны и чувствами, и разумом воспринимать и позна­вать внешний мир" (Цицерон). Противостоя скептикам, стоики выдвинули учение о т. н. "схватывающих" ("каталептических") восприятиях, каковые только и могут быть истинной основой понятий. Они исходили из того, что для науки требуются не случайные и стихийные восприятия предметов, а методические и специально организованные наблю­дения. Условием такого восприятия они считали пассивность воспринимающей души, пассивность субъекта, чтобы не допустить в область восприятия ничего своего. Другими условиями таких восприятий являются: нормальное состояние органов чувств, здоровое состояние человека, трезвость, удобное расположение воспринимаемых предметов, неискажающая среда, достаточная длительность восприятия, повторяемость восприятия.

Каталептическое восприятие схватывает не только внешние предметы, но и души. Оно настолько очевидно, что принуждает человека к согласию. Пассивная на стадии восприятия, душа на ступени "суждения восприятия" активная, что проявляется в ее способности оценивать те или иные восприятия как каталептические, или некаталепти­ческие.

В учении стоиков о познании проявляются три момента, связан­ные с их различением обозначаемого, обозначающего и средним между ними. Обозначаемое — тела, предмет физики. Обозначающее — знаки, предмет грамматики, причем, слова трактуются телесно, как и тела. Среднее — это т.н. "лекта", или "высказанное", это представление и понятие об обозначаемом, или смысл слова, знака. При этом смысл слова может не совпадать с представлением или понятием о предмете. В таком случае имеет место заблуждение. Слова у стоиков не являют­ся плодом договора людей. Слова у них обусловлены самой природой вещей, особенно элементы самой ранней, древней лексики. Это мешало стоикам понять разнообразие языков.

Признавая, что объективно существуют только тела, стоики все же допускали и бога,и душу,и логос как мировой разум. В своих конкретно-физических представлениях о природе они не пошли далее традиционных представлений о четырех вещественных стихиях: огне, воздухе, воде и земле. В своем учении о космосе стоики не могли дать адекватного определения времени, совершали подмену, объясняя более неизвестное через менее неизвестное, более неуловимое через менее неуловимое. Они определяли время через пространство: время — "расстояние движения" (Зенон), или — "расстояние космического дви­жения" (Хрисипп).

Стоики допускали как телесное, так и бестелесное, к которому они относили пустоту и время. Для обозначения телесного и бестелес­ного одновременно они использовали понятие "нечто" ("ти").

Среди трех видов движения стоики выделяли т. н. напряжение. Напряжение — это состояние пневмы (смеси воздуха и огня). Оно раз­лично у разных тел, будучи минимальным в неорганической, неживой природе и максимальным у стоического мудреца — идеального человека стоиков. В зависимости от состояния пневмы, стоики различали четыре царства природы (лестница бытия), где человек занимает высшую ступень.

Пневма — не только физическое, но и духовное начало. Возрастание ее напряженности означает рост одушевленности и одухотво­ренности в мире. При этом в мире неорганическом пневма — слепая необходимость и причинность, в растительном — слепая формирующая сила природы, в животном — разумная душа, стремящаяся к объективно разумному.

Согласно стоикам, хотя они и сенсуалистические номиналисты, все же можно говорить о мире и с помощью абстракций, тех же категорий, но, не забывая о том, что объективно никаких родов, соответствующих категориям (понятиям), нет. Абстрактное мышление — это только способ познания конкретного. Категории стоиков субъективны. Категории стоиков образуют последовательность, в которой каждая следующая категория выступает конкретизацией предшествующей. Таких категорий у них четыре: субстанция, качество, состояние и отношение.

Пневму стоики трактовали не просто как смесь огня и воздуха, но и как мировой дух и даже мировой разум. Чем больше в такой смеси огня, тем она разумнее. Наиболее разумен чистый огонь — это и есть бог стоиков. Этому богу-огню стоики поклонялись исключительно духовно. Он для них высший дух и разум. Духовность огня едина с физическим миром. Пневма — разум и логос космоса, огонь — разум бога и сам бог. Как бог, логос содержит в себе семена всех вещей. Бог — огонь стоиков — это некий "сперматический логос", "семя" космо­са, источник "семян" всех вещей. Бог стоиков — это тот же космос, только взятый с его деятельностной, разумной стороны. Т.е. мировоззрение стоиков — это своеобразный теологизированный материализм, или материализированная теология.

Мировоззрение стоиков также теологично. Бог стоиков — чистый огонь — высшая разумная сила, которая все предопределяет, все пред­видит. Цель бога — победа разума над неразумным, средством достиже­ния которой выступает божественное провидение — предопределение всего, вплоть до частностей и мелочей. В мире человека это провиде­ние выступает как разумное предопределение. Причинность у стоиков подчинена цели, вернее, естественная причинность подчинена целевой причинности. Это приводит стоиков к подчинению человека судьбе, хотя бы и разумной, превращает человека в пассивное орудие такой судьбы.

В своей теодицее (оправдании зла в мире, созданном богом) стои­ки опирались на рассуждение о том, что человек не может видеть всей картины космоса, эта картина доступна только богу. Поэтому люди принимают что-то за плохое, а что-то за хорошее, в силу их ограниченности. Кроме того, терпя зло, преодолевая его своим терпе­нием, стоический мудрец упражняется в добродетели. Наконец, чело­век, как существо не только разумное, но и телесное, не свободен от зла как физической необходимости. Тело бунтует против разума, что, в конце концов, приводит к болезни и смерти.

Человека стоики уподобляли космосу. В нем есть все то, что и в мире. Разум человека — часть космического разума. Душа человека — часть космической души. Душа человека состоит из 8 частей: пяти чувств, способности речи, половой (сперматической) способности, наконец, гегемоникона — связи всех предыдущих семи начал души. Семь первых частей души — это направления активности гегемоникона. Душа у стоиков смертна, но некоторые души, с высоким напряже­нием, могут жить некоторое время после смерти тела, но лишь в пределах одного мирового года, до очередного мирового пожара (около 11 тыс. лет). Интересно, что именно такие души стоики объявляют демонами, в которые верит народная мифология. Это души бывших, но умерших телесно мудрецов.

Отказавшись от первичности естественной причинности в пользу телеологии, стоики вскоре отходят от науки, начинают поощрять га­дания, ворожбу, предсказания. Распространилась среди них вера в пророческий дар некоторых людей и в вещие сны.

В этике стоики стремились к воспитанию в себе атараксии и апа­тии, повиновения судьбе. Путь к высшему счастью — эвдаймонии — они и связывали с таким воспитанием. Эвдаймония — результат гармонии воли человека и воли бога как вселенского разума. Но стоическая атараксия и апатия — не депрессия, а самое высшее напряжение пневмы, благодаря которому мудрец, становясь нечувствительным к страданию, достигает высшей концентрации своих сил.

Стоики одними из первых стали разрабатывать проблему челове­ческих страстей. Они требовали подчинения страстей разуму, опре­деляя их как неразумное и даже противное природе, противоестествен­ное движение души. Печаль стоики понимали как неразумное сжатие души. Тревога у них — страх перед неизвестным. Вожделение — это неразумное стремление души, неподобающее достойным лицам. Удовольствие у стоиков — это неразумное возбуждение себя тем, что представляется желанным, но не более.

Согласно стоикам, все живое стремится по природе не к удоволь­ствиям, а к самосохранению. Самосохранение же невозможно без жизни в полном согласии с природой, которая разумна. Поэтому жить в согласии с природой означает жизнь в согласии с разумом. А это и есть долг человека. Долг человека — жить разумно, а значит — бесстрастно.

Из страстей стоики допускали только умеренную радость как не­кое разумное возбуждение души. Стоический мудрец пребывает всегда в умеренно-радостном настроении духа, он предусмотрителен, у него твердая, направляемая разумом воля. Главную ценность стоики видели в понимании того, что есть истинное добро и что есть истинное зло, и что не есть ни то, ни другое. Последнее — это то, что не зависит, от воли человека, будь он даже мудрец. Позиция стоиков здесь — принимать все как оно есть. Это все — безразличное, диафора. Относиться к тому, что не зависит от нас, нужно равнодушно. От нас зависит лишь отношение к различным обстоятельствам.

В своем понятии свободы стоики исходили из положения о том, что свобода состоит в познании необходимости. Но такое понимание свободы, без возможности выбора, приводит стоиков к позиции примирения со всем происходящим, как следствием промысла вселенского бога-разума. Понять это могут только мудрецы. И поэтому они-то только и свободны. А все остальные рабы.

Скептики о познании

Термин "скептицизм" происходит от древнегреческого слова "скеп­сис" — "рассматривание, разглядывание, разбор, колебание". Он обо­значает направление в теории познания, которое методически прово­дит мысль о недостоверности всякого знания. Скептицизм бывает пол­ный и частичный, крайний или умеренный. Полный скептицизм отрицает возможность любого достоверного знания, частичный — возможность достоверного знания о чем-то определенном. Согласно крайнему скеп­тицизму, из двух противоречащих суждений ни одно не достоверно. Собственно, искусство скептика в том и заключается, чтобы для каж­дого суждения найти ему противоположное. Если нужно, то изобрести такое суждение. Умеренный скептицизм нередко называют пробабилиз­мом, от латинского probabilis — "вероятный", "правдоподобный". Понятно, что скептицизм является видом агностицизма.

Эллинистический скептицизм, о котором пойдет здесь речь, имел свою предысторию. Элеаты отвергали достоверность знаний о природе. Ксенофан провозгласил, что "ощущения ложны", что "только мнение — удел всех". Эмпедокл считал, что целое не объемлемо умом. Демок­рит говорил о субъективности вторичных качеств. Скептиками били софисты. Но это был частичный скептицизм. Только в период эллинизма возникает полный скептицизм.

Другое название скептиков — апоретики (от "апоретикос" — сомне­вающийся, колеблющийся). Использовалось также название зететики — склонные к исследованию, пытливые и т.п.

Пирронизм

Родоначальником полного и крайнего скептицизма был Пиррон (360 — 270 гг. до н.э.). Для него скептицизм был не только теоре­тической позицией, но определенным образом жизни, который многие оценивали как чудачество, наподобие выходок киников. Существует легенда о том, как Пиррон ставил в пример своим ученикам поросенка, который во время бури, будучи на корабле, продолжал спокойно есть, короче, был бестревожен, как и подобает истинному мудрецу (ср. притчу о Христе).

Центральным вопросом Пиррона был вопрос о счастье. Для решения проблемы счастья Пиррон считал достаточным выяснить: 1) что такое то, что окружает нас? 2) как мы должны к этому окружающему относи­ться? 3) что должно следовать из должного отношения к окружающему? Относительно первого вопроса Пиррон говорил, что все философы почти во всем противоречили друг другу, доказывая т.о. невозможность знания мира, вещей, его составляющих. Дело доходило до того, что на вопрос: "А не умер ли ты, Пиррон?" — он твердо отвечал: "Не знаю".

Все в мире, согласно Пиррону, относительно, а вещи, образующие его, непознаваемы. Отсюда он выводил требование — полное воздержа­ние от каких-либо суждений (епохэ). Причем, воздерживаться нужно не только от категорических суждений, но даже от проблематических. Следствием епохэ является атараксия (невозмутимость, хладнокровие, спокойствие), как у корабельного поросенка. Такая атараксия — пол­ная противоположность атараксии Эпикура, основанной на знании и просвещении. Секст Эмпирик говорил о Пирроне, что он делает неясным то, что ранее воспринималось вполне ясно и отчетливо.

Правда, по одной из версий, Пиррон воздерживался от суждений то­лько в философии, в других же отношениях он был вполне осмотрите­льным человеком.

Тимон

Ученик Пиррона Тимон из Флиунта (320 — 230 гг. до н.э.) в юно­сти был танцовщиком. Он был не только философом, но и сочинителем комедий, трагедий, а также не всегда благопристойных стихов.

Свое мировоззрение Тимон выразил в сатирических стихах — силлах, от которых сохранились только фрагменты. Так, он описывает логомахию — "битву на словах" между философами, в которой Пиррон побеждает Протагора. Вообще, для Тимона все философы, кроме Пирро­на, — жалкие софисты, философия которых — "зараза пустословия", угодная глупой толпе:

«…Голос шумливой толпы. Это он, невзлюбив молчаливых,

Людям послал пустословья заразу и многих сгубил».

Тимон даже Сократа называет "болтуном", "шутником" и "насмеш­ником". А если Сократ и обучал чему-либо, так это "хитрословью". Досталось и киникуАнтисфену, он — "болтун на все руки". Платон— "самый плоский" и "сладкоголосый болтун". Аристотель— "пышнопустой", мудрость его "нудна". Стоик Зенонизображался Тимоном в виде старухи, которая в темном месте пытается выловить истину-ры­бу. Стоик Клеанф в своих пустых речах уподобляется стенобитной машине. Положительно Тимон отзывается только о Ксенофане Колофонском и Пирроне. Правда, Ксенофана он характеризует как "полузатемненного". Только Пиррон характеризуется безоговорочно положительно, ибо он "раскрыл все обманы". Пиррон разорвал цепи мнимых доказательств, в частности, отбросив, как тщетный, вопрос о том, "откуда и что происходит".

Тимон как бы подводит итог всей истории философии в Греции: как философы ни старались, истину они так и не открыли. Да ее попросту и нет.

Единственным положительным моментом философии скептиков можно считать то, что они остро поставили проблему знания и истины, причем в откровенно антидогматической форме. Т.е. они, пусть и опосредованно, толкали философию на поиски критерия истины, причем, как конкретного знания, так и философского.

Аркесилай.

Аркесилай (315/4 — 241/40 гг. до н. э.) был представителем академического скептицизма. Он был схолархом Академии с 265 но 240 гг. до н. э. Его скептицизм был умеренным.

Аркесилай и его последователи не отрицали возможности объективного знания, но они отрицали возможность полностью достоверного знания. Так, о противоречащих суждениях они говорили, что одно из них более вероятно, чем другое. Аркесилай и его последователи не отрицали жизненные ориентиры, они следовали тому, что для них было наиболее вероятным. Отсюда название этого скептицизма — пробабилизм.

Аркесилай, как и Эпикур, не противопоставлял чувства и разум. Он считал их чем-то единым. Но из этого он делал вывод о том, что разум, обманываемый чувствами, постоянно обманывает нас. Чувства обманывают нас непосредственно, а разум — опосредованно.

Аркесилай допускал возможность истины. Истина всегда и во всем только вероятна. Нет ни абсолютной истины, ни абсолютно достоверного знания. По мнению
А. Н. Чанышева, академический скептицизм — наиболее научен во всей древней гносеологии. Аркесилай считал главным делом философии гносеологическое решение проблемы жизни. Его основной предмет исследования — определение вероятности истинности знания.

Аркесилай различал два вида вероятностных суждений: 1) сужде­ния, опирающиеся на чувство субъективной уверенности (эти суждения ненаучны), 2) суждения, опирающиеся на разумные основания, которые обосновывают их, не делая их абсолютно достоверными.

Карнеад Киренский

Другим представителем академического скептицизма, правда, уже в Новой Академии, был Карнеад Киренский (214/3 — 129/8 гг. до н. э.). Он был философом-оратором, излагал свои взгляды исключительно устно. Был одним из пяти философов, составлявших афинское посольство в Риме, оказавшем огромное просветительское влияние на граждан Рима.

Карнеад объявлял все чувственные данные ложными. Он, в противоположность Эпикуру, считал, что представления о реальном мире столь же неистинны, как и галлюцинации и сновидения. Так, говорил он, разве образ Солнца соответствует его истинным размерам? Поэтому чувства не могут быть критерием истины. Что касается разума, то он самопротиворечив. Замыкаясь в самом себе, разум заходит в тупик. Если же разум опирается на чувственные данные, то он обманчив, как и сами чувства. Нет никакого схватывания, как у стоиков, т. е. "каталепта", а есть только "алепта". И вывод — мудрец должен воздерживаться от суждения.

Карнеад, в то же время, не запрещал высказывать гипотетические суждения. Он, как и Аркесилай, выяснял степени вероятности истин­ности суждений, делал шаг в сторону теории вероятности, как единственно научной теории в области познания. Карнеад различал три рода представлений: 1) просто вероятные, 2) вероятные, но проверенные, 3) вероятные и всесторонне проверенные, т. е. почти несомненные. Под всесторонней проверкой Карнеад имел в виду не эксперимент или наблюдение, а лишь согласованность представлений с другими предс­тавлениями, так же проверенными. Карнеад идет даже дальше: он тре­бует активного исследования того, что могло бы противоречить пред­полагаемой вероятности исходных исследуемых представлений. Можно сделать вывод о том, что представления Карнеада о познании являют­ся наиболее соответствующими духу современной науки. Он вплотную подходит к открытию критерия практики. Он очевидно приближается к принципиально новой оценке эмпирико-экспериментального подхода к исследованию природы.

Карнеад боролся с теологией как частью философии, прежде всего с теологией стоиков, показывая противоречивость их учения о боге. Он отводил довод в пользу религии в виде "согласия всех". Он показал, что такого согласия никогда не было. Карнеад также не приемлет умозаключения от наличия у человека разума к наличию бога. Разум человека у него вовсе не божественен, хотя бы потому, что он может приводить к чудовищным преступлениям. Он четко показал противоре­чивость самого понятия о боге. Именно в связи с критикой Карнеада неоплатоник Плотинпозднее скажет, что бог и везде и нигде, что бог выше мышления и жизни, хотя это приведет его к еще большим противоречиям. Карнеад также обращает внимание на то, что вопрос о существовании бога на каждом шагу подменяется вопросом о том, почему люди веруют в богов. Он четко разделил вопрос о происхожде­нии религии и вопрос об истинности религии.