Уважающий вас кут хуми лап синг

ПИСЬМО 4

Вероятно, получено 5 ноября

Мадам и полковник О. прибыли в наш дом в Аллахабаде 1 декаб­ря 1880 г. Полковник О. поехал в Бенарес третьего числа, мадам присо­единилась к нему одиннадцатого числа. Оба вернулись в Аллахабад двадцатого числа и остались до двадцать восьмого.

Амрита Сарае, 29 октября

К. X. — Синнетту

Я, конечно, не могу возражать против стиля, который вы любезно приняли, обращаясь ко мне по имени, так как это, по вашим словам, результат вашего личного ко мне уважения, которое даже больше, не­жели я успел заслужить. Условности утомленного мира, находящегося вне наших уединенных Ашрамов, нас всегда мало интересуют, и менее всего теперь, когда мы ищем людей, а не церемонимейстеров, ищем пре­данности, а не внешних приличий. Все более и более мертвый форма­лизм завоевывает место, и я действительно счастлив, что нашел нео­жиданного союзника в тех кругах, где до сих пор их не было слишком много, - в высокообразованных классах английского общества. Некото­рого рода кризис навис над нами и теперь должен быть встречен. Я мог бы сказать, два кризиса: один - Общества, другой - Тибета. Ибо, гово­ря вам конфиденциально, Россия постепенно накапливает силы для втор­жения в эту страну под предлогом Китайской войны. Если ей это не удастся, то это будет благодаря нам, и этим мы заслужим, по меньше! мере, вашу благодарность. Как видите, у нас имеются дела поважнее чем думать о малых обществах; все же Теософским Обществом не еле дует пренебрегать. Это дело получило импульс, который без правильного направления может привести к очень нехорошим последствиям. Припомните лавины в ваших любимых Альпах, о которых вы часто думае­те, и вспомните, что вначале их масса мала и поступательное движение невелико. Избитое сравнение, скажете вы, но я не могу придумать луч­шей иллюстрации, когда окидываю взглядом постепенное накопление пу­стячных событий, перерастающее в угрожающий рок для Теософ. Об­щества. Эта картина невольно возникла передо мною на днях, когда я спускался по ущельям Кунь-Луня (вы называете его Каракорумом) и увидел, как сорвалась лавина. Я лично ходил к нашему Главе для пере­дачи важного предложения мистера Хьюма и направлялся к Ладаку по дороге домой. Какие другие размышления могли последовать затем, я не могу сказать. Но как только я начал пользоваться благоговейной тишиной, которая обычно следует за таким катаклизмом, чтобы соста­вить более ясное представление о нынешней ситуации и настроениях «мистиков» Симлы, как был грубо возвращен к действительности. Знако­мый голос, такой же резкий, как голос, приписываемый павлину Сарасвати, который, если верить преданию, отпугнул короля Нагов, кричал по то­кам: «Олькотт опять поднял самого Сатану на ноги!.. Англичане сходят с ума. Кут Хуми, приходи скорей и помоги мне!» - и в своем возбуждении она забыла, что говорит по-английски. Я должен сказать, что телеграм­мы Старой Леди бьют по человеку, как камни из катапульты!

Что я мог сделать, как не прийти? Доказывать через пространство человеку, находящемуся в полном отчаянии, в состоянии морального хаоса, было бесполезно. Так я решил показаться из своего многолетне­го уединения и провести некоторое время с нею, утешая ее, как только мог. Но наш друг не тот, кто мог бы побудить ее ум соблюдать фило­софское смирение Марка Аврелия. Парки никогда не писали, что она будет в состоянии сказать: «Королевское величие в том, чтобы делать добро, когда о тебе говорят плохо». Я приехал на несколько дней, но теперь нахожу, что я сам больше не могу выносить удушающего магне­тизма даже моих собственных соотечественников. Я видел некоторых из наших старых гордых сикхов пьяными и пошатывающимися на мра­морных полах своих священных храмов. Я слышал, как говорящий по-английски вакил поносил Иога-Видью и теософию, как обман и ложь, заявляя, что английская наука освободила их от таких «унизительных суеверий»; он говорил, что оскорблением для Индии является утверж­дение, что грязным йогам и саньясинам известно что-либо о тайнах природы, или что какой-либо живой человек может или когда-либо мог произвести какой-либо феномен! Завтра я отправляюсь домой.

Весьма возможно, что доставка этого письма задержится на не­сколько дней по причинам, не представляющим для вас интереса. Пока что я, однако, протелеграфировал вам свою благодарность за ваше лю­безное согласие с моими желаниями в делах, на которые вы намекнули в своем письме от 24-го числа текущего месяца. Я с удовольствием за­мечаю, что вы не преминули выставить меня перед широкими массами как возможного «сообщника». Это возводит наше число в десятку, я по­лагаю? Но я должен сказать, что ваше обещание было хорошо и с вер­ностью выполнено. Письмо ваше было получено в Амритсаре 27-го числа текущего месяца, в два часа пополудни, я получил его пять ми­нут спустя, находясь за тридцать миль за Роул Пинди; свое согласие я протелеграфировал из Джелума в четыре часа того же дня. Наши спо­собы ускорения доставки и скорых сообщений, как видите, не могут быть презираемы западным миром или даже арийскими, говорящими по-анг­лийски и скептически настроенными вакилами.

Я не мог бы требовать более беспристрастного состояния ума в своем союзнике, чем то, которое начинает устанавливаться у вас. Мой брат, вы уже в значительной степени изменили свое отношение к нам. Что может помешать нашему совершенному взаимопониманию в один из дней!

Предложение м-ра Хьюма было должным образом рассмотрено. Он, несомненно, будет советоваться с вами по результатам, как они из­ложены в моем письме к нему. Отнесется ли он к «нашему образу дей­ствий» так же беспристрастно, как вы, это другой вопрос. Наш Глава разрешил мне переписываться с вами обоими и даже, в случае если Ан­гло-Индийский Филиал будет образован, войти в личный контакт с ним. Теперь все зависит всецело от вас. Больше я не могу сказать. Вы со­вершенно правы, что позиция наших друзей в Англо-Индийском свете материально улучшилась вследствие посещения Симлы; правда и то, хотя ваша скромность не позволяет вам высказать, что за это мы, главным образом, обязаны вам. Но, совершенно оставляя в стороне несчастный инцидент с бомбейскими публикациями, невозможно, чтобы проявилось нечто большее, в лучшем случае, нежели благосклонный нейтралитет, проявляемый вашим народом к нашему. Настолько ничтожны точки кон­такта между этими двумя цивилизациями, что почти можно сказать, что они совсем не соприкасаются. И не соприкоснулись бы, если бы не те несколько чудаков, которым, подобно вам, снятся более лучшие и сме­лые сны, чем остальным; и, пробуждая мышление, они своею восхити­тельною отвагою сближают обе эти цивилизации. Не приходило ли вам

в голову, что выход двух бомбейских публикаций мог если не подверг­нуться влиянию, то, по крайней мере, быть допущен теми, кто мог бы воспрепятствовать этому, ибо они видели необходимость в такой степе­ни возбуждения для создания двойного результата - отвлечения внима­ния от громкого случая с брошью и, возможно, испытания силы вашей личной заинтересованности в оккультизме и теософии? Я не говорю, что это так и было; я только справляюсь, приходила ли вам в голову такая возможность? Я уже постарался, чтобы вас поставили в известность, что если бы подробности из украденного письма были бы прежде помеще­ны в «Пионере», в гораздо более соответствующем месте, где их испо­льзовали бы лучше, то этот документ не стоил бы того, чтобы его ук­расть для «Тайме оф Индия», и поэтому никакие имена в печати не по­явились бы.

Полковник Олькотт, несомненно, «несвоевремен по своим чувствам к английскому народу обоих классов»; тем не менее, он более чем кто-либо своевремен для нас. Ему мы можем доверять во всех обстоятель­ствах, и его верное служение нам обеспечено и при удаче, и при неуда­че. Мой дорогой брат, мой голос - эхо бесстрастной справедливости. Где мы можем найти равную преданность? Он тот, кто никогда не расспра­шивает, но повинуется; кто может совершить бесчисленные ошибки из чрезмерного усердия, но никогда не откажется исправить их хотя бы ценою величайшего самоунижения; кто рассматривает пожертвование удобствами и даже жизнью как нечто, чем можно радостно рискнуть, когда в этом является необходимость; кто будет есть любую пищу или даже обойдется без нее, 21 будет спать на любой кровати, работать в любом месте, брататься с любым отверженным, переносить любые ли­шения ради своего дела. Я признаю, что его связь с Англо-Индийским Филиалом может быть «злом», следовательно, он будет иметь к нему касательства не больше, чем к Лондонскому Филиалу Теос. Общества. Его связь будет чисто номинальной и может стать еще более таковой составлением вашего Устава более тщательно, чем их, и предоставле­нием вашей организации такой самостоятельной системы управления, в которой редко, если вообще когда-либо может понадобиться посторон­нее вмешательство. Но образовать совершенно независимый Англо-Ин­дийский Филиал с теми же общими и частными целями, как и основное Общество, и с теми же закулисными руководителями, означало бы не только нанесение смертельного удара Теософическому Обществу, но так­же возложило бы на нас двойной труд и заботу без малейшего компен­сирующего преимущества, которое можно было бы ощутить. Основное Общество никогда ни в малейшей степени не вмешивалось как в дела Британского Теософического Общества, так и в дела других филиалов, будь то вопросы религии или философии. После того, как основан новый филиал, или созданы условия для его возникновения, Основное Общество дает ему грамоту (теперь оно не может это сделать без нашей санкции и подписи), после чего оно удаляется за кулисы, как сказали бы вы. Его дальнейшие связи с подчиненными филиалами ограничиваются получе­нием от них квартальных отчетов об их деятельности и списков новых членов, а также ратификацией исключения членов из филиала - только в тех случаях, когда об этом обращаются с особой просьбой о посред­ничестве ввиду того, что Основатели имеют непосредственные связи с нами и т. д. Оно никогда не вмешивается иначе в дела филиалов, как только в тех случаях, когда к нему обращаются как к апелляционной инстанции. А так как последнее зависит от вас, то что же мешает ва­шему Обществу быть фактически самостоятельным? Мы по отношению к вам даже более щедры, чем вы, британцы, по отношению к нам. Мы вам не навязываем силою, даже не просим вас санкционировать одного индийского «резидента» в вашем Обществе, чтобы он наблюдал за со­хранением интересов Основной Верховной Власти после того, как мы объявим вашу самостоятельность; мы всецело доверяем вашей лояль­ности и вашему слову. Но если вам теперь так не нравится идея о чис­то номинальном исполнительном верховенстве со стороны полковника Олькотта, человека вашей расы, американца, вы определенно восстали бы против диктата над вами со стороны индуса, чьи привычки и мето­ды принадлежат его народу, и чью расу, несмотря на ваше природное благоволение, вы еще не научились терпеть, уже не говоря об уважении и любви. Хорошенько подумайте прежде, чем просить нашего руковод­ства. Наши лучшие, наиболее ученые и святые адепты произошли из расы «засаленных тибетцев» и пенджабских сингкхов - вы знаете, что лев общеизвестен, как грязное и неприятное животное, несмотря на его силу и отвагу. Можно ли надеяться, что ваши добрые соотечественники с большей легкостью простят нарушение правил поведения нашим инду­сам, чем человеку собственного племени из Америки? Если мои наблю­дения меня не обманывают, я должен сказать, что это сомнительно. Национальные предрассудки способны оставить чьи-либо очки непротер­тыми. Вы говорите: «Как рады были бы мы, если бы этим руководите­лем оказались бы вы сами»,- подразумевая вашего скромного коррес­пондента. Мой добрый брат, уверены ли вы, что приятное впечатление, которое вы можете иметь от нашей переписки, не исчезло бы сразу после того, как вы увидели бы меня? И кто из наших святых воспользовался благом даже того маленького университетского образования и намека­ми на европейские манеры, каковые выпали на мою долю? Вот вам при­мер - я хотел, чтобы мадам Б. выбрала среди двух-трех арийских пенджабцев, изучающих Иога-Видью, и наших прирожденных мистиков одного, которого, без лишней с ним откровенности, я мог бы назначить посредником между вами и нами. Я хотел его отправить к вам с реко­мендательным письмом, чтобы он рассказал вам о йоге и ее практичес­ких следствиях. И этот молодой человек, который чист, как сама чис­тота, чьи устремления и мысли наиболее духовны и благородны, и кто путем только собственных усилий способен проникнуть в области бес­форменных миров, этот молодой человек не годится для гостиной. Объяснив ему, что величайшее благо для его страны могло бы проявить­ся, если бы он помог вам организовать филиал английских мистиков, доказав им на практике, к каким чудесным результатам приводит изу­чение йоги, мадам Б. в очень осторожных и деликатных выражениях просила его сменить его одеяние и тюрбан, прежде чем отправиться в Аллахабад, так как, хотя она и не указала ему причину, они были очень грязны и неопрятны. «Вы должны сказать мистеру Синнетту, - сказала она ему, - что принесли ему письмо от нашего Брата К., с которым он переписывается. Но если он спросит вас что-нибудь о нем или о других Братьях, ответьте ему просто и правдиво, что вам не позволено распро­страняться об этом предмете. Говорите о йоге и покажите ему, облада­ние какими силами вами достигнуто».

Этот молодой человек, который выразил согласие, впоследствии написал следующее любопытное письмо: «Мадам, вы, которая пропове­дуете высшие принципы морали и правдивости и т. д., вы хотите, чтобы я играл роль обманщика. Вы требуете от меня, чтобы я сменил свое оде­яние, рискуя дать ложное представление о моей личности и ввести в заблуждение джентльмена, к которому вы меня посылаете. А что бу­дет, если он спросит меня, знаком ли я лично с Кут Хуми, и я должен молчать и позволять ему думать, что я его знаю? Это была бы безмол­вная ложь, и будучи виноват в ней, я был бы отброшен назад в ужасаю­щий вихрь перевоплощений!» Вот иллюстрация трудностей, при которых протекает наша работа. Не будучи в состоянии послать вам неофита до тех пор, пока вы сами не поклялись в верности нам, нам приходится или не посылать или послать к вам такого, который, в лучшем случае, шо­кирует вас, если сразу не внушит отвращения! Письмо могло быть вру­чено ему моею собственною рукою; ему бы только пришлось обещать придержать свой язык по делам, о которых он ничего не знает и о кото­рых мог бы нечаянно дать вам неправильные представления. Кроме того, пришлось бы заставить себя выглядеть чище. Опять предрассудки и мер­твая буква. Более чем тысячу лет, говорит Мишле, христианские свя­тые никогда не умывались! Как долго еще наши святые будут страшить­ся сменить свое одеяние из-за боязни, что их примут за Мармаликов и неофитов из соперничающих и более чистых сект?

Но эти наши затруднения не должны помешать вам начать рабо­ту. Полковник О. и мадам Б., по-видимому, хотят принять на себя лич­ную ответственность за вас и за мистера Хьюма, если вы сами готовы отвечать за верность любого человека, которого ваша партия может выбрать в качестве лидера А. И. Т. О. Поэтому мы согласны на эту по­пытку. Поле деятельности принадлежит вам, и никому не будет позво­лено вмешиваться в ваши дела, за исключением меня самого от имени нашего Главы, раз вы оказываете мне эту честь, предпочитая меня дру­гим. Но прежде, чем строить дом, составляют план. Предположим, что вы бы составили проект Устава и будущей деятельности администра­ции А. И. Общества, как оно вами намечено, и представили бы ее на рас­смотрение. Если наши Главы проект одобрят, а они, конечно, не явля­ются теми, кто хочет проявить себя, как препятствующие вселенскому продвижению вперед, или задерживать движение к высшей цели, то вы сразу получите Устав. Но сперва они должны увидеть ваш проект, а я должен просить вас помнить, что новому обществу не будет позволено отрываться от Основного Общества, хотя вы вольны править своими де­лами по вашему собственному усмотрению, не боясь ни малейшего вме­шательства со стороны его председателя до тех пор, пока вы не нару­шаете общих правил. И по этому пункту я отсылаю вас к правилу 9. Это первое практическое указание, исходящее от цис- и трансгималайского «пещерного обитателя», которого вы почтили своим доверием.

А теперь о вас лично. Я далек от того, чтобы обескураживать та­кого устремленного человека, как вы, воздвиганием неодолимых барье­ров на пути его продвижения. Мы никогда не хнычем перед неизбежным, но стараемся из наихудшего извлечь наибольшую пользу. И хотя мы не толкаем и не тащим в таинственное царство оккультизма тех, у кого нет охоты, и никогда не уклоняемся от выражения своего мнения свободно и бесстрашно, - мы всегда готовы помочь тем, кто идет к нам, даже агностикам, которые занимают отрицательную позицию «ничего не знать, кроме феноменов, и ничему другому не верить». Это правда, что жена­тый человек не может стать адептом: все же, без усилий, чтобы стать Раджа Йогом, он может приобрести некоторые силы и принести много пользы человечеству и, часто, еще больше пользы, оставаясь в преде­лах своего мира. Поэтому разве мы не должны просить вас ускоренно изменить установившиеся житейские привычки до того, как придет пол­ное понимание и убежденность в необходимости и преимуществе этого, Вы человек, которого можно предоставить личному водительству, и при­том безо всякого риска. Вы приняли достойное решение - время довер­шит остальное. Путей к оккультному знанию более одного. «Много име­ется зерен фимиама, предназначенных для одного и того же алтаря: одно упадет в огонь скорее, другое - позднее, разница во времени - ничто»,-сказал один великий человек, когда его отказались допустить к высше­му посвящению в мистерии. Оттенок жалобы звучит в вашем вопросе, возобновится ли когда-нибудь то видение, которое вы имели в ночь на­кануне пикника. Мне думается, что если бы вы имели видения еженощ­но, вы скоро перестали бы их ценить. Но имеются более важные причи­ны, почему вы не должны быть пресыщены, - это было бы растратой нашей силы. Как только мне или любому из нас можно будет сноситься с вами или посредством снов, или воздействий во время бодрствования, или писем (в подушках или вне их), или личных посещений в астральной форме, - это будет сделано. Но помните, что Симла на 7 000 футов выше, чем Аллахабад, и трудности, которые приходится преодолевать в пос­леднем, огромны. Я воздерживаюсь от ободрения вас, чтобы вы не ожи­дали слишком многого, так как я, подобно вам самому, не люблю обе­щать того, чего я по различным причинам не в состоянии выполнить.

Термин «Всемирное Братство» не есть пустая фраза. Человече­ство в массе своей предъявляет нам высочайшие требования, как я пытался объяснить в своем письме мистеру Хьюму. Это единственное надежное основание мировой нравственности. Если бы это была только мечта, то она, по крайней мере, благородная мечта человечества и цель устремлений истинного адепта.