Анализ существующих подходов к описанию
В современной методологии вокруг описания сложилась ситуация с большим числом нерешенных вопросов. Необходим анализ этой ситуации с целью выявления и учета как позитивных, так и негативных моментов, присущих наличным данным, знаниям, представлениям об описании, без чего будет затруднена дальнейшая работа над проблематикой описания. Необходимо также выделить наиболее вероятные плодотворные направления разработки вопроса об описании. Рассмотрим ряд трактовок описания, которые мы обнаружили и которые принадлежат различным отечественным и зарубежным исследователям. Затем попробуем обобщить эти трактовки в определенные подходы к описанию и охарактеризуем некоторые группы трактовок описания еще по одному основанию — «динамическое — статическое».
1) Об описании нередко говорят как о форме отраженияреальности
(см., например, 54, с. 364), или же как о форме выражения знания об объекте (104, с. 1). Эти трактовки описания, взятые сами по себе, являются слишком общими и малоинформативными, требующими своей последующей конкретизации. Они приобретают достаточный вес тогда, когда соединяются с другими, более частными трактовками. Они также не дают возможности отличить описание от других форм познания, так как содержат в себе только родовые признаки описания как формы познания.
2) Одним из наиболее широко распространенных подходов к описанию, как в отечественной, так и в зарубежной методологии, начиная с Милля, является трактовка описания, в которой оно ограничивается только сферой форм и методов лишь эмпирического уровня познания. В нем описание рассматривается, как одно из средств эмпирии (73, с. 335); или, наряду с наблюдением и экспериментом, объявляется особым методом эмпирического уровня познания (63, с. 122); методом познания действительности на чувственно-эмпирическом уровне познания, которому соответствует такая форма знания, как факт (112, с. 73-74). При таком подходе описание считается также способом усвоения опытных данных (104, с. С. 1). Часто при этом описание отождествляется с эмпирической формой знания вообще (91, с. 53), или с эмпирико-теоретическим знанием, с явно выраженным преобладанием эмпирической стороны (50, с. 39). Описание здесь трактуется как первичная форма образа предметов, как некий фотографический негатив реальных предметов (Там же, с. 37).
Мы считаем, что сведение описания лишь к эмпирическому уровню, или преимущественно эмпирическому, к эмпирическому этапу познания, его средствам и методам является ошибочным. Такое сведение описания только к эмпирии происходит потому, что многие исследователи, не видя специфики описания на теоретическом уровне познания, пытаются таким образом избежать смешения описания и объяснения, «растворения» объяснения в описании. Подобные опасения имеют серьезные основания, ибо такая возможность «растворения» объяснения в описании действительно имеется и даже сознательно реализуется, особенно представителями позитивистски ориентированной методологии.
Но данная трактовка описания, точнее, данный вид трактовок описания, чрезмерно сужает проблематику описания, приводит к неоправданным серьезным затруднениям, выражающимся, например, в искусственном, по сути, запутывании вопроса о соотношении описания и объяснения, описания и других форм и методов познания. Поэтому, видя это, ряд других исследователей пытается искать объяснение описанию на теоретическом уровне познания, о чем будет сказано ниже.
Согласно данному подходу, кстати, существует только эмпирическое описание. Поэтому непонятно, почему многие его представители употребляют термин «эмпирическое описание», а не просто «описание», ведь других видов описания для них существовать не должно. Если продолжить развитие подобных положений, то необходимо будет признать, что не может быть никакого описания в таких областях научного познания, как математика, логика, философия и т.д. Если, конечно, не вводить в отношении этих областей какой-то особой «эмпирии». Последнее, кстати, иногда происходит, например, когда результаты, полученные в одной области познания как теоретические, в другой области подвергаются дальнейшим обобщениям и объявляются эмпирическими. Это наводит на мысль, что понятие «эмпирический уровень» употребляется, как минимум, в двух значениях: а) для обозначения того, что выступает в познании в качестве явления и оказывается таким образом исходным пунктом научного познания в целом; б) для обозначения того, что может выступать в качестве исходного уровня исследований для того или иного этапа познания или даже некоторой отдельной его области. В обсуждаемых трактовках пункта 2 описание связывается с «эмпирическим» в его первом значении, хотя при этом некоторые исследователи оперируют, осознанно или неосознанно, понятием «эмпирического» и во втором смысле, внося тем самым дополнительные искусственные затруднения в проблематику описания.
Сказанное выше о данном подходе вынуждает нас считать его, в лучшем случае, как недостаточно разработанный, хотя и привлекающий своей кажущейся простотой.
3) Очень часто делаются попытки разобраться в описании путем привлечения категории «факт». Описание при этом может рассматриваться как система научных фактов (50, с. 43), или как установление факта (134, р. 17); как внелогический способ получения факта в качестве знания (74, с. 167). Описание объявляется формой систематизации знания (50, с. 44), или даже первой формой систематизации знания, оформления знания через его систематизацию (91, с. 46; 90, с. 136).
Путь анализа описания с привлечением категории «факт» многообещающ и потому весьма заманчив. Категория «факт», на первый взгляд, вносит полную ясность в проблематику описания: описание — это факты и способы их переработки. Такой подход вносит как бы большую конкретность в проблематику описания, по сравнению с трактовкой описания через понятие «эмпирического». Но, как и в предыдущем подходе, ясность исчезает, как только мы ставим вопросы, касающиеся описания в теоретических исследованиях. В теоретических исследованиях факты как таковые, как знание о результатах наблюдения и эксперимента, могут вообще отсутствовать или же браться в настолько преобразованном виде, что это делает их практически неузнаваемыми. Значит, и этот подход не в состоянии охватить всей проблематики описания. Более того, в науке, в том числе методологической, имеют место многочисленные несовпадающие трактовки самого понятия «факт». Под фактом может пониматься нечто принадлежащее самой действительности. Фактом нередко называют некоторое знание, чаще всего эмпирическое, — данные наблюдения и эксперимента. Но под фактом может пониматься всякое наличное знание вообще, в том числе и теоретическое. Под фактом может, наконец, пониматься вообще любая наличная данность, объективная или субъективная (см., например, 23). Таким образом, выясняется, что подход к описанию на основе категории «факт», как и предыдущий, оказывается существенно не проработанным. Но мы в своем исследовании не пошли по пути применения данной категории, считая его малоперспективным, не дающим достаточно полного охвата проблематики научного описания.
4) Нередко описание считают функцией науки (87, с. 12; 37, с. 3); тем, что наряду с измерением, наблюдением и экспериментом, является функцией эмпирического уровня познания (87, с. 15-16), или одной из важнейших функций науки преимущественно эмпирического уровня, поскольку описание выражает данные наблюдения и эксперимента, «переводит» их в структуру общественного сознания (48, с. 85).
Этот подход к описанию, как и подход 1), является чрезвычайно общим, фиксирующим, опять же, родовые признаки описания как одного из видов деятельности в науке, или как некоторых ее составляющих. Кроме того, трактовка описания через понятие «функция науки» вызывает возражение в связи со слишком общим значением категории «функция». Если рассматривать описание в самом широком смысле как специфическую изобразительно-констатирующую деятельность, то оно представляет собой не одну, а целый комплекс познавательных функций, их систему. Поэтому мы считаем, что подход к описанию на основе категории «функция науки» не способствует внесению ясности в общую проблематику описания.
5) Существует подход к описанию, который практически отождествляет описание лишь с одной функцией — фиксации. Описание объявляется фиксацией различных признаков некоторого данного объекта (77, с. 40), своеобразным способом фиксации явлений (39, с. 13), особой формой фиксации явлений (там же, с. 5).
Понимание описания как фиксации опытных данных, с одной стороны, является как бы конкретизацией подхода к описанию как к средству эмпирии, вторично сужая понимание описания как эмпирической формы познания. С другой стороны, при более тщательном анализе понятия «фиксация» оказывается, что процедура фиксации вообще не может претендовать на роль ядра описания. Дело в том, что фиксация в том или ином виде имеет место на всех уровнях познания, на любых этапах исследования. Далеко не всякая фиксация относится к описанию. Процедура фиксации представляет собой некоторую чисто техническую процедуру, связанную с тем, что некоторому (любому) фрагменту знания ставится в соответствие некоторая знаковая конструкция. В этом смысле, фиксация не имеет особого гносеологического интереса. Она имеет узко контекстуальную природу и не может выступать конституэнтой крупных блоков познавательной деятельности, к числу которых, по всей совокупности признаков, относится описание.
В данном подходе мы имеем пример сведения описания к одной из познавательных процедур, реализуемых на этапах описания как несамостоятельных, явно вспомогательных. Причем, согласно этому подходу, только на этапах эмпирического исследования. К этому подходу можно отнести и те трактовки описания, в которых оно рассматривается как выделение характеристик объективной реальности на этапе эмпирического познания (17, с. 31); как перечисление ряда признаков предмета, которые более или менее исчерпывающе раскрывают его, включая как существенные, так и несущественные признаки (45, с. 408).
Все подобного рода трактовки описания, а их можно привести гораздо больше, не могут удовлетворить нас, прежде всего, в силу своей очевидной неполноты. Помимо названных процедур, это может быть еще и отбор, упорядочение (классификация), перевод, перенос и т.п.
6) Как говорилось выше, неудовлетворенность некоторых исследователей попытками свести описание исключительно к эмпирии приводит к тому, что они начинают предлагать подходы, в которых делается акцент на непосредственную связь описания с теоретическим уровнем познания. Так, возникает подход, в котором описание анализируется, не в последнюю очередь, с использованием понятия «теория». Согласно этому подходу, описание, вместе с наблюдением и экспериментом, рассматривается, например, в качестве эмпирической части теории (73, с. 347); или же как нечто сопоставимое с классом описательных теорий, как процедура не только эмпирического, но и теоретического уровня познания (7, с. 412-413); как эмпирическая функция теории (93, с. 202); наконец, как познавательная функция теории (21, с. 175).
В данном подходе просматривается установка на более широкий, чем в большинстве ранее рассмотренных, охват проблематики познавательного описания, а именно, через связь с теорией, с теоретическим уровнем познания вообще. Но и этот подход, по нашему мнению, не лишен целого ряда существенных недостатков. Например, если рассматривать описание, а также наблюдение и эксперимент, как часть теории, то они, будучи определенными видами исследовательской деятельности, очень часто отождествляются с различными фрагментами знания, частями теории, как специфических гносеологических образов познаваемых явлений. Теория, в свою очередь, при этом трактуется весьма расширительно, как весь теоретический уровень познания, и даже как познание вообще.
Относительно понимания описания как познавательной функции теории, теоретического познания уместно было бы говорить об описании как функции носителя знания, как о функции исследователя, субъекта познания. С другой стороны, можно сказать, что теория, знание, в свою очередь, могут рассматриваться в качестве функций описания как одного из видов исследовательской деятельности.
7) В методологии, особенно западной, имеет место подход к описанию как к знаковой реальности. Так, нередко описание рассматривают как высказывание, или систему высказываний (54, с. 362). Например, статистическое описание может пониматься как высказывание, которое верно в отношении совокупности объектов (98, с. 153), а вероятностное описание — как высказывание, содержащее квалифицирующий термин «вероятность» или заменяющее его выражение (там же, с. 146). С точки зрения этого подхода, так называемые описания в логике — описательные определения, дескрипции — представляют собой языковые конструкции, играющие роль собственных имен или имен нарицательных (25, с. 147). Описание может рассматриваться как сообщение о некотором данном в наблюдении предмете, позволяющее отличить его от других предметов (93, с. 206); как способ простого воспроизведения на языке науки явлений и закономерностей объективного мира (104, с. 1); как выражение данных наблюдений с помощью языка (естественного или искусственного) (47, с. 18); как отображение данных наблюдений и экспериментов в некоторую знаковую систему (87, с. 16). К этому же подходу относится трактовка описания, а также объяснения, как лингвистических действий (128, р. 4).
Против понимания описания как знаков, знаковых выражений, знаковых действий или деятельности возражать нет особой необходимости, если, конечно, не сводить полностью описание к знакам, что, к сожалению, нередко происходит. Но, думается, что это лишь технический, а потому, опять же, не главный аспект описания. Этот аспект указывает на ряд родовых признаков, характерных практически всем формам познания. Знаковыми являются почти все формы познавательной деятельности людей, поскольку они не могут реализоваться иначе, как при посредстве языка.
Подход к описанию как к языку, или как к знаковой деятельности, ее средствам и результатам (текстам), является едва ли не самым широко распространенным. Но сведение описания, как и других форм познавательной деятельности, к знакам и знаковой деятельности, к высказываниям, предложениям, сообщениям, текстам — грубейшая методологическая ошибка. При этом возникают следующие отрицательные моменты: во-первых, расширение самого языка до процесса функционирования всего наличного знания, накопленного людьми; во-вторых, отождествление различных видов познавательной деятельности, ее этапов, со статическими по своей природе образованиями (знаками, текстами самими по себе). Первое — расширенное понимание языка — с оговорками еще можно было бы принять, учитывая широкое распространение понимания языка как всеобщей формы объективирования опыта (9, с. 45), как главного знакового средства объективации идеальных образов в познании (73, с. 44), как социально-исторического явления, представляющего собой бесконечный процесс получения, формирования, сохранения и преобразования информации (96, с. 201; см. также 80). Что касается второго момента, то подобное отождествление (деятельности и знаков) в методологии недопустимо вообще. Мы, в принципе, не возражаем против употребления термина «описание» для обозначения различных текстов. Но мы категорически возражаем против понимания описания как чисто лингвистической реальности, так такое понимание приводит к ошибке, а именно, к подмене реальных познавательных процессов их лингвистическими заместителями, спутниками, сопровождением.
Свое наиболее последовательное воплощение данный подход к описанию получает в неопозитивизме. В неопозитивистской методологии отождествление с языком, знаками и т.п. имеет место и в отношении описания, и в отношении объяснения. Здесь описание и объяснение, если их вообще различают, представляют собой нечто почти неразделимое; в лучшем случае, объяснение объявляется видом описания (см., например, 133, р. 363; 127, р. 498).
Можно согласиться с тем, что язык является неотъемлемым средством описания наблюдаемых характеристик, средством выделения однопорядкового эмпирического материала (67, с. 35); что система обозначений является существенным компонентом описания (87, с. 202-203); что общественно значимое описание всегда выполняется на каком-либо языке (93, с. 206-207). Но трудно согласиться с пониманием описания как простого отображения новых данных в язык науки, с пониманием описания как результата такого отображения. Если в процессе описания и происходит отображение исходного наличного материала, то это отображение не просто в знаковую систему, а в систему всего наличного знания той области, к которой относится соответствующее исследование. Да, всякое подобное отображение происходит при посредстве языка. Языковая, знаковая деятельность — это тот опорный процесс, на котором основывается, который предполагает, но к которому ни в коем случае не сводится процесс формирования и преобразования знания, как процесс движения идеальных образов в «пространстве» живой психики живого человека, личности.
8). Среди подходов к описанию встречаются и малораспространенные. К их числу относится понимание описания как приема ознакомления с индивидуальными предметами, у которых нельзя найти индивидуального отличия и не представляется возможным определить их через ближайший род и видовое отличие (45, с. 408). Мы упоминаем данный подход скорее для полноты характеристики ситуации, сложившейся вокруг научного описания. Единственное, на что хотелось бы обратить внимание, это понятие «ознакомление». Данное понятие можно связать с тем фактом, что в процессе описания действительно имеет место широкое ознакомление исследователя со всем тем, что, так или иначе, относится к цели и задачам его исследования.
9). Также к числу малораспространенных подходов к описанию относится его трактовка как чисто фактического изложения (122, с. 29), как формы изложения начальных условий (38, с. 225). Понимаемое как простое изложение, описание оказывается чем-то внешним по отношению к реальному процессу научного исследования. С другой стороны, само изложение, как одна из целого ряда функций исследовательской деятельности, активно используется в процессе описания, но далеко не исчерпывает его содержания.
10). Большой интерес представляет подход к научному описанию как к этапу, ступени, стадии познания или отдельного исследования. Этот подход объединяет в себе множество близких, но и отличающихся друг от друга трактовок описания. Здесь дают знать о себе многочисленные различия, связанные с тем, этапом (ступенью, стадией) какого познавательного процесса считается описание: этапом на пути движения мысли к теории, или ступенью восхождения мысли к теории (54, с. 364-365); ступенью всякого научного познания (44, с. 31); выходным пунктом познания, начальным периодом в физике, ботанике, химии и других науках (50, с. 42). Или же описание понимается не только как первая стадия в развитии науки, где еще, так сказать, нет собственно науки, но и «окончательным следствием» развитой формы науки, даже «последней объяснительной науки» (62 – цит. по 104, с. 12-13). При таком подходе описание часто, как и эксперимент, наблюдение, объяснение, предсказание, рассматривается в качестве этапного метода (87, с. 197), этапа эмпирического исследования (там же, с. 196), в качестве метода эмпирического исследования, составляющего первый, начальный этап научного исследования (88, с. 18); а также в качестве стадии процесса конкретного исследования (90, с. 136), стадии научного исследования (97, с. 130; 66, с. 3).
Последний, 10-й, из приведенных подходов, на наш взгляд, является наиболее перспективным, несмотря на то, что он объединяет в себе различные позиции отдельных авторов. Именно на пути развития этого подхода, с учетом того, что есть положительного, заслуживающего внимания в других, лежит наиболее плодотворная разработка проблематики описания. В своем исследовании мы также пришли к пониманию описания как стадийной, этапной формы познания.
Следует обратить внимание на то, что не только последний, но и ряд других подходов, даже большинство из них, характеризуется значительной внутренней неоднородностью, разнообразием объединенных в них трактовок описания. Все трактовки описания, отмеченные в рассмотренных подходах, можно также различить по еще одному важному для нашего исследования параметру, а именно, по тому, понимается научное описание при этом как нечто статическое, или же, как динамическоепо своей природе образование. Поэтому, все трактовки описания можно разбить на две большие группы — «статические» и «динамические». К первой группе — статическим — относятся трактовки описания как знания, фактов, текстов и т.п. Ко второй — динамическим – трактовки описания как процесса, деятельности, стадии процесса, исследования, познания, функции и т.п.
Внутри отдельных подходов следует различать динамические и статические разновидности трактовок описания. Так, например, в рамках подхода к описанию как к чему-то фактуальному, на основе категории «факт», следует различать такие точки зрения: описание как факты, описание как система фактов, с одной стороны, и описание как процесс установления, получения фактов как знания — с другой. Первое следует отнести к статическим трактовкам, второе — к динамическим, или деятельностным, процессуальным.
К числу динамических трактовок описания, помимо вышеуказанной, относятся также следующие: функция науки, фиксация результатов опыта, выделение характеристик объективной реальности, перечисление признаков предметов, функция теории, воспроизведение на языке науки явлений и закономерностей объективного мира, ознакомление с предметами, изложение (если иметь в виду не просто текст, языковое выражение, а процесс их создания), этап на пути движения познания к теории, стадия в развитии науки, этап научного исследования.
К числу статических трактовок описания, помимо названных в связи с фактами относятся: эмпирическая форма знания, эмпирико-теоретическое знание, эмпирическая часть теории, высказывание или совокупность (система) высказываний, предложение, текст, др.
Несамостоятельные, слишком общие трактовки описания, такие как: форма отражения реальности, форма выражения знания об объекте, одно из средств эмпирии и т.п., — могут рассматриваться в качестве смешанных по своей природе. То есть как такие, которые могут конкретизироваться и динамическими, и статическими более частными трактовками. Некоторые исследователи связывают общие трактовки описания как с динамическими, так и со статическими аспектами одновременно, зачастую даже не обращая на это внимание.
Мы в своем исследовании отдаем предпочтение динамическим, процессуальным, деятельностным трактовкам описания. Именно направление анализа описания как процесса, по нашему мнению, является ведущим. Чисто статическое понимание описания является ошибочным, и вот почему. Даже первичное знакомство с проблематикой описания наводит на мысль, что описание в науке является чем-то отличным от того, в отношении чего и какими средствами оно осуществляется. В науке, как и в любой производительной деятельности, следует четко различать сам процесс производства знания, его технологии, с одной стороны, и средства и продукты производства (исходное наличное знание, новое знание) — с другой. В методологии вообще следует четко различать статические формыпознания (ощущения, восприятия, представления, понятия, теории, картина мира, т.е. знания) и динамические формы познания (описание, объяснение, предсказание, а также наблюдение, эксперимент, измерение, моделирование, в отличие от модели). Конечно, реальные процессы познания, исследования есть единство динамических и статических форм. Но именно для лучшего понимания и совершенствования исследовательских процессов необходимо четко различать эти аспекты познания.
Неразличение статических и динамических форм познания является причиной, нередко досадной, многих затруднений и недоразумений при рассмотрении соотношения эмпирического и теоретического уровней познания, соотношения описания и объяснения, описания и теории, описания и предсказания и т.д. Когда, например, описание и объяснение отождествляются со знанием, то описание, как правило, связывают с фактами, эмпирическими утверждениями, в лучшем случае — с эмпирическими законами, а объяснение — с теоретическими законами, теориями. При этом происходит, во-первых, полное отождествление описания и объяснения в тех областях науки, где принципиально трудно различить эмпирическое и теоретическое знание. Такое отождествление мы обнаруживаем у М.Бунге (125, с. 58) в отношении описания так называемого «высшего типа» с объяснением так называемого «низшего типа». Во-вторых, при этом происходит нередко полное отождествление описания и объяснения, следствием чего оказывается понимание объяснения как некоторого вида описания (127, с. 498).
Отождествление описания с эмпирическим знанием, а объяснения — с теоретическим лежит в основе ставшего уже традиционным деления теорий на «описательные» и «объяснительные». Деление теорий по признаку соотношения в них эмпирических и собственно теоретических элементов отмечается и обосновывается многими авторами (см., например, работы Л.Б.Баженова 7 и 8). Против этого деления нет возражений по существу, так как оно отражает объективную закономерность процесса поэтапного формирования и совершенствования научных теорий. Но вот термины «объяснительные» и «описательные» здесь не совсем уместны. Следствием такого словоупотребления является дополнительная искусственная запутанность проблематики описания, выражающаяся в многочисленных попытках, в общем-то, ошибочного анализа описания как статического образования.
Отождествление описания и объяснения с различными формами знания вносит серьезные затруднения в изучение соотношения описания и объяснения как этапных видов познавательной деятельности исследователей. Это связано с некритическим, необоснованным, ошибочным перенесением на описание и объяснение признаков соответствующих форм знания, статических по своей природе. Описанию при этом отказывают в какой-либо логической структуре, либо же сводят структуру описания к структуре предложений, фактов, фактофиксирующих высказываний (см., например, 21, с. 177; 50, с. 37; 87, с. 205). В то же время структуру объяснения связывают со структурой законов, теорий, наделяя таким образом объяснение явно более привлекательным и значимым структурным содержанием, которое, по нашему мнении, вовсе не является структурой собственно объяснения как динамической этапной формы познания.
Отождествление описания с так называемым «сырым», только что полученным эмпирическим знанием приводит к тому, что в реальной практике науки термины «описание», «описательность» и т.п. широко употребляются в некотором негативном оценочном значении, а именно, для характеристики чего-то бессистемного, неорганизованного, хаотического, бесцельного, пассивно-созерцательного, неразвитого, низшего и т.д. Еще в конце Х1Х в. В.И.Ленин применял термин «описательность» в этом смысле к эмпирическим субъективно-социологическим подходам (59, с. 137). Конечно, данное обстоятельство можно разъяснить тем, что не следует смешивать понятие «описание», с одной стороны, и термин «описание» — с другой, поскольку они имеют различные сферы употребления. Но, думается, если бы понятие описания было бы достаточно разработанным, то это существенным образом повлияло бы на употребление термина «описание». Учитывая категориальный статус понятия описания в методологии, сужение произвольного применения термина «описание» позволило бы легко преодолевать многочисленные ненужные затруднения искусственного характера.
Итак, при всей своей недостаточной разработанности, существующие подходы к описанию, охарактеризованные выше, дают достаточно полное представление о современном состоянии проблематики описания (последние двадцать лет мало что изменили) и содержат в себе возможность дальнейшей ее разработки, прежде всего как динамической этапной формы познания. Кстати, тенденция динамических подходов к описанию, и вообще формам познания, характерна именно отечественным исследователям последней трети ХХ в. В зарубежной, западной методологии, где во многом продолжают господствовать, доминировать позитивистские по своему духу подходы, проблема научного описания чаще всего уводится в сферу статики. Наибольшее, чего достигла западная методология в отношении описания, в лице так называемых постпозитивистов, это подход к описанию не просто как к наличному эмпирическому или теоретическому знанию, не просто как к знакам, предложениям, текстам, а как к некоторому процессу употребления вышеперечисленного. Это имеет место, в частности, в работе С.Тулмина и К.Байера (135, р. 141). Так, они пишут: «факт не может быть описан, он может только утверждаться (be stated)»; «описание» не есть слово, синонимичное (parallel) фразе «утверждение факта»: оно относится скорее к типу использования предложения» (там же, р. 198).
Нет необходимости отрицать, что в процессе описания имеет место использование самых разных наличных данных и средств. Но для целостного понимания описания этого явно недостаточно. К тому же, использование наличных данных, знаний характеризует и все другие этапные динамические формы познания, объяснение и предсказание в частности. Если понимать под описанием «использование предложений», то можно вновь столкнуться с отождествлением описания и объяснения, хотя и на некоторой новой основе. Кроме того, С.Тулмин и К.Байер не так уж далеко отходят от установки исключительно на анализ языка науки. Это видно из того, что в их статье речь идет об описании, как только лишь использовании языковых конструкций, предложений.
Мы убеждены, что описание должно быть исследовано именно как динамическая этапная форма научного познания, тесно связанная с деятельностью исследователей.