XL. О счастье

Нельзя отрицать того, что внешние обстоятельства во многом способствуютсчастью человека: фавор, благоприятная возможность, смерть других, случай,способствующий добродетели. Но главным образом судьба человека находится вего собственных руках. "Faber quisque fortunaesuae"^[19][0], -- сказал поэт. Наиболее же частой внешнейпричиной счастья одного человека является глупость другого, ибо нет другоготакого способа внезапно преуспеть, как воспользовавшись ошибками другихлюдей. "Serpens nisi serpentem comederit non fitdraco"^[19][1]. Открытые и очевидные достоинства вызываютпохвалу; но есть тайные и скрытые достоинства, приносящие счастье, --определенные проявления человеческой натуры, которые не имеют названия.Отчасти они выражаются испанским словом "desinvoltura", т. е. когда в натуречеловека нет упрямства или своенравия и проявления его духа следуют заповоротами колеса фортуны. Так, Ливий, описав Катона Старшего следующимисловами: "In illo viro, tantum robur corporis et animi fuit, ut quocunqueloco natus esset, fortunam sibi facturusvideretur"^[19][2], отметил, что он имел "versatileingenium"^[19][3]. Поэтому, если человек посмотритпристально и внимательно, то он увидит Фортуну; ибо хотя сама она и слепа,однако не является невидимой. Дорога Фортуны подобна Млечному Пути в небе,который есть собрание или средоточение множества мелких звезд, не видимыхпоодиночке, но дающих свет, когда они собраны воедино. Таковы женезначительные и едва различимые свойства или, скорее, способности и нравы,которые делают людей счастливыми. Итальянцы отмечают среди них и такие,которые вряд ли придут в голову. Когда они говорят о ком-либо, кто не можетошибиться, то к его прочим качествам они обязательно добавят, что у негоесть "pocco di matto"^[19][4]. И конечно, не может бытьдвух более счастливых свойств, чем быть немножко глупым и но слишкомчестным. Поэтому-то те, кто чрезвычайно любит свою страну или своих господ,никогда не были счастливы; они и не могут быть таковыми. Ибо когда человекустремляет свои мысли на что-либо лежащее вне его, он уже не волен идтисвоим собственным путем. Скороспелое счастье делает предприимчивым и неугомонным (у французовесть более подходящие слова "entreprenant" или "remuant"); испытанноесчастье делает опытным и умелым. Счастье надо уважать и почитать хотя быиз-за двух его дочерей -- уверенности и репутации. Ведь обе они порождаютудовлетворение: первая -- в самом человеке; вторая -- в других по отношениюк нему. Все мудрые люди, чтобы отвести зависть к своим успехам, достигнутымблагодаря их добродетелям, обычно приписывают эти успехи Провидению иСудьбе, ибо они таким образом могли спокойнее пользоваться своим счастьем и,кроме того, это признак величия человека, если о нем заботятся высшие силы.Поэтому Цезарь сказал своему проводнику в бурю: "Caesarum portas et Fortunameius"^[19][5]. Поэтому Сулла выбрал имя Felix, а неMagnus^[19][6]. Было также замечено, что те, кто открытоприписывают слишком многое своей собственной мудрости и прозорливости, плохокончают. Передают, что Тимофей Афинский, рассказывая народному собранию орезультатах своего правления, часто вставлял в свою речь слова: "И к этомуФортуна не была причастна"; и после этого, чтобы он ни предпринимал, онникогда больше ни в чем не преуспевал, Конечно, есть и такие люди, судьбыкоторых подобны стихам Гомера, которые более гладки и легки, чем стихидругих поэтов, как, к примеру, Плутарх говорил о судьбеТимолеонта^[197], противопоставляя ее судьбе Агесилая илиЭпаминонда. Но что бы там ни говорили, несомненно, многое здесь зависит отсамого человека.